Профессиональная попаданка: Государственный алхимик

      Мы сидели и молчали, начинался новый день. После завтрака мы расположились в гостиной втроём — Франкен, я и Хоэнхайм. С того момента прошло не меньше часа, а мы так и сидели в гробовой тишине, переглядываясь друг с другом. За окном был слышен щебет птиц. Поначалу и с кухни доносился шум — пока завтракали Катрина и Харай, и она потом мыла посуду, но затем там всё стихло. Ржали лошади во дворе. Было слышно, как тикали часы на втором этаже. Наконец Хоэнхайм вздохнул.              — Вы осуществили попытку человеческого преобразования, — он не спросил, он утверждал это. — И вы были в Ксерксе.              — Откуда вы знаете? — сипло спросила я. Он говорил так, что отрицать не было никакого смысла.              — Это сложно с ходу объяснить, — отозвался Хоэнхайм. — Вы нашли в Ксерксе круг преобразования?              — Да, — кивнул Франкен. — Даже два.              — Вы разобрались с ними? — он подался вперёд.              — Я не уверена, что могла бы их воспроизвести, но их назначение мы поняли, — нахмурилась я. — Вроде бы.              — Тогда вы знаете, что произошло в Ксерксе пятьсот лет назад, — Хоэнхайм глубоко вздохнул. — Знаете, что после этого пришло в Аместрис.              — Вы о гомункуле с философским камнем? — уточнил Франкен. — Вы тоже разобрали те круги?              — Не совсем, — протянул наш гость. — Я не разбирал их, я… Как бы это лучше выразиться? Скорее в каком-то смысле использовал их.              — Простите, что? — я вытаращилась на него.              — Попыток создать гомункула было произведено довольно много, — вздохнул он. — Однако именно с моей кровью прошло успешно. Король и его алхимики думали, что созданное таким образом существо будет обладать невероятным знанием и сможет дать ему бессмертие. И…              — Простите, что перебиваю — мне нужно это осознать, — сжал переносицу Франкен. — Вы присутствовали при уничтожении Ксеркса, верно?              — Да, — как будто чуть увереннее произнёс Хоэнхайм. — И если позволите, я расскажу об этом вкратце. Гомункул мог существовать только в стеклянной колбе, а ему очень хотелось иметь тело. Которое способно было бы носить его по земле, куда ему захочется. На тот момент алхимия не могла дать ему этого — развитие науки было недостаточным. Человеческое преобразование тогда было куда более недостижимым граалем, чем сейчас.              — Прошу прощения, но бесконечность не имеет степеней сравнения, — влезла я. — Оно невозможно в принципе. Никогда.              — Я имею в виду, что теперь человеку известен полностью состав тела человека, хотя по сути вы правы, — кивнул он. — Так вот, ему нужно было тело. Не имея представления о том, какую плату за тело нужно отдать, оно хотело найти квинтэссенцию алхимии — философский камень. С его помощью можно было сделать что угодно. Он соблазнил короля бессмертием и с некоторой моей помощью разработал круг преобразования, а затем провёл его.              — Вышло? — в общем-то, зная ответ, спросила я.              — Да, — тяжело вздохнул Хоэнхайм. — Оно обмануло короля, и философский камень был создан во мне. Бессмертие получил я. И оно.              — Это кое-что объясняет, — кивнул Франкен и посмотрел на меня. — Твоё ощущение.              — Да, — я нахмурилась. — Точно.              — Я понимаю, в это сложно поверить… — продолжил Хоэнхайм.              — Никаких сложностей, — мотнул головой «брат». — Как я понимаю, вы о нас довольно много знаете, хотя и не понимаю, откуда и почему. А ваш рассказ сходится с теми выводами, которые мы сделали в развалинах. Вопрос не в том, верим мы вам или нет. Вопрос в том, зачем вы рассказали об этом и чего хотите от нас.              Хоэнхайм озадаченно нахмурился, переводя взгляд с меня на Франкена и обратно. Это продолжалось несколько долгих минут.              — Мне казалось, вы не так легковерны, — наконец произнёс он.              — Вы знаете плату, которую мы отдали за познание Истины? — мрачно поинтересовался Франкен. Хоэнхайм кивнул. — Из-за этого мы можем чувствовать и вашу, так сказать, особенность. Потому вопросы остались те же.              — Я хотел обратиться к вам за помощью, — Хоэнхайм глубоко вздохнул. — Оно создаёт круг преобразования размером во всю страну. Хотя ему понадобится ещё года два-три, но оно делает это. Я смогу обратить его преобразование, но боюсь, потребуется не только это.              — Вы хотите втянуть нас в сражение? — догадалась я.              — Именно так, — он кивнул. — Я понимаю, что прошу многого, но с такой просьбой к любому не подойдёшь. Оно называет себя Отцом. И оно породило, насколько мне известно, других гомункулов, основой жизни которых является философский камень.              — Это очень неудобные противники, — поморщился Франкен. — Их придётся убивать множество раз, прежде чем они умрут.              — Твой любимый тип противника, не? — криво усмехнулась я. — Сколько таких противников? Когда мы должны быть готовы?              — Противников не более десяти, — отозвался Хоэнхайм. — Если считать Отца — семь или восемь. А вот со сроками я пока не уверен. Сложно что-либо сказать.              — То есть, на всякий случай, надо быть готовыми в любой момент, — кивнул Франкен. — Связаться с нами несложно, — он указал на телефон. — Вот только это военная связь, так что нужна какая-то кодовая фраза.              — Что-то такое, что прослушка примет за наши обычные переговоры, — согласилась я.              — Думаете, вас прослушивают? — удивился Хоэнхайм. — Судя по тому, что я о вас слышал, высшее руководство очень к вам расположено. Зачем им прослушивать вас?              — Я бы прослушивал, — честно признал Франкен. — Можете считать это паранойей, но я считаю, что лучше всегда предполагать, что за тобой следят. Тем более, если для таких подозрений есть основания.              — Если вы не сможете посетить нас лично, нужно будет передать сообщение, — я задумчиво свела брови. — Скажем, что у вас рецидив Varicella.       — Разве у неё бывает? — изогнул бровь Франкен.              — Крайне редко. Но в этом-то и весь смысл, — хмыкнула я.              — Рецидив Varicella? — повторил Хоэнхайм, достав маленькую записную книжечку. — Ваши пациенты ведь обычно и имена оставляют?              — Конечно, — кивнула я.              — Я представлюсь как Винс Хенкель, — нахмурился он. — Если вас всё же слушают, моё имя не должно звучать.              На этом странный человек нас покинул. Почему паранойя на тему прослушки всплыла и болталась как г… цветок в проруби? Потому что нельзя делать такой огромный круг преобразования без участия руководства страны. К тому же, было нетрудно догадаться о причастности высших эшелонов хотя бы просто по форме Аместриса. После того, как Хоэнхайм ушёл, мы развернули карту и немного порисовали. Картинка выходила, прямо скажем, буэ. Если считать за внешний круг границу страны, то прямо на ней находилось пять городов, так или иначе из-за разного рода провокаций оказывавшиеся втянуты в кровавые конфликты за последние шестнадцать лет. Это как раз с того момента, как в кресло фюрера попал Кинг Бредли. Города эти, считая крепость Бриггс, образовывали правильный пятиугольник. Большой. Должен был быть ещё и маленький. В число его вершин входил Ишвар. Краски сгущались.              Мои мысли сплелись в такое месиво, как змеиная свадьба: какой-то шевелящийся жуткий моток. Выглядело всё это, мягко говоря, плохо. Жалкие потуги припомнить канон привели к мучительной мигрени, а разобраться с текущими соображениями у меня просто не было шансов.              — Что делать будем? — спросила я куда-то в потолок.              — Ничего, что выдало бы нашу осведомлённость, — вздохнул Франкен. — Хотя я понимаю, что смерть здесь может вернуть нас по домам, не хотелось бы проверять эту теорию на практике.              — Тогда нам стоит просто продолжить работу, — кивнула я. — Как будто этой беседы не было.              — Да… — протянул он. — Нам нужны решения по пространственной алхимии и по альтернативным материалам для автоброни. И я хочу плотнее заняться киборгом. О, и искусственными органами. Это будет интересно.              — Это будет интересно… — медленно повторила я, затем поморщилась и встряхнула головой. — Тогда нечего просиживать штаны! Пообедаем и в библиотеку.              Ехать туда мы решили в военной форме. Во-первых, она у нас теперь была, и на ней даже были погоны подполковника, что давало определённые преференции. Во-вторых, в Центральном городе было так много военных, что в форме было проще простого затеряться в толпе. От лошадей и повозок после поездки мы оба несколько устали, так что Франкен вывел с заднего двора свой шедевр автопрома.              На самом деле, перерыв в работе над пространственной алхимией пошёл на пользу. Вроде книги были те же самые и с тем же самым текстом, однако форма круга и набор символов стали прорисовываться чётче. Вот только у меня возникла одна небольшая проблема. Если быть точнее, способ пространственной алхимии, который я так стремилась отыскать, позволял применять эту самую алхимию на расстоянии при наличии двух одинаковых кругов преобразования, начерченных одним алхимиком. Иными словами, это позволяло переносить в пространстве преобразование, но не объекты. Осознав, что я насчитала такое, я издала рёв раненой гиены и рухнула на стол. Франкенштейн вытащил из-под моего лица лист бумаги.              — Что с тобой? — спросил он, и я заставила себя оторвать лицо от стола.              — Вся моя работа — один сплошной поворот не туда, — поджав губы, произнесла я. — Что ты достал из-под моего лица?              — Расчёты. Много формул и цифр, — отозвался Франкен, взглянув на лист.              — А, там… Короче, смотри.              Я взяла два листа бумаги и нарисовала на них одинаковый элементарный круг преобразования. Он предполагал только изменение формы объекта, и расположила круги на разных концах стола. Потом взяла ещё один лист бумаги и основательно смяла его, оставив на одном из кругов, а сама подошла к другому. Преобразование я применила там, где находилась, а сработало оно на втором круге.              — Это же потрясающе, — произнёс он, взяв в руки расправленный лист. — Это действительно пространственная алхимия. Ты только что опровергла половину постулатов, описанных в этих книгах, — он кивнул на талмуды на столе.              — Может быть, — сокрушённо отозвалась я. — Только это не то, что нам надо, от слова совсем.              — Это то, что надо мне, — раздался голос у меня за спиной, и я с перепугу аж подпрыгнула и развернулась.              — Кто вы? — спросил Франкен, подходя ко мне.              У стеллажа стоял мужчина в форме. У него было суровое, решительное лицо, длинные тёмные волосы собраны в хвост, и только одна прядка выбивалась и свисала со лба. Он оттолкнулся от стеллажа и неторопливо, вразвалку двинулся к нам. Я отступила на шаг назад, за плечо Франкенштейна.              — Вы служите армии, вам не понять, — произнёс он. — Вы не знаете, что хочет сделать фюрер. Не понимаете, как важно остановить его как можно скорее.              — Как будто он что-то решает, — не подумав, пискнула я. Мужчина остановился.              — Что вы имеете в виду? — нахмурился он.              — Это не то место, где стоило бы обсуждать подобные темы, — максимально ровным тоном произнёс Франкен. — Я бы предпочёл говорить о таких вещах не здесь.              — А вы, случайно, не Ледяной алхимик? — снова влезла я. — Ваше лицо кажется мне знакомым. Как будто я зашивала вам осколочное на груди… Или это были не вы?              — Доктор Фреди? — он отступил на шаг. — Почему вы?..              — А, так я не ошиблась, — я вздохнула. — Так что вам нужно?              — Я…              — Вы дезертировали? — нахмурилась я.              — Оставил службу, — отозвался он.              — Успели натворить что-то, за что вас могла бы искать военная полиция? — я сделала шаг вперёд.              — Нет, — он отвернулся. — У меня только одна цель. И я готов отдать ради неё жизнь. Ваш принцип переноса преобразования необходим мне для этого.              — Что ж, как я уже сказал, здесь не лучшее место для разговоров — мы всё-таки в библиотеке, которая, к тому же, скоро закроется, — Франкен тронул меня за плечо. — Мы можем поговорить у нас. Хотя прежде я бы хотел услышать ваше имя.              — Исаак МакДугал, во время службы — Ледяной алхимик, — назвался он.              — С сестрой, как я понимаю, вы знакомы, — хмыкнул «брат». — Я Франкен Штейн, Восстанавливающий алхимик.              Пока они разговаривали, я собрала все записи в папку и убрала её в портфель. Ещё несколько минут у нас ушло на то, чтобы расставить книги на место, и, видимо, чтобы не терять нас из виду, Исаак в этом тоже участвовал. Домой мы ехали в очередном странном молчании. Сегодня вообще был день странного молчания. Хотя машина как раз-таки была идеальным местом для тайных переговоров.              Когда оказалось, что Исааку негде остановиться, моя первая мысль была о том, что мы устроили у себя какой-то постоялый двор. Однако бывший государственный алхимик определённо был неплохим бойцом, а наш противник не только численно превосходил нас, но ещё и был гораздо сильнее. Так что союзники бы не помешали.              Мы не поделились друг с другом тем, каким образом узнали о том, что ждало Аместрис. Да и какая разница, из каких источников информация, если она совпадает и верна? Исаак полагал, что откроет нам глаза длинным рассказом о преступлениях армии, но был весьма удивлён, когда мы прибавили ещё парочку в его список. Ещё он думал, что у него есть хороший план того, как разобраться с Бредли, однако Франкен разбил этот самый план в два хода и предложил действовать совсем иначе. И я подумала, что уж мы-то его научим плохому.              — Док, — обратился к мне Исаак. — Почему вы всё-таки оказались в армии? Вы ведь там были. Вы всё своими глазами видели.              — Да, видела, — кивнула я. — Но для этого есть только одна причина — деньги.              — Поверить не могу, что вас купили, — он откинулся на спинку.              — Потому что её никто и не покупал — она же не вещь, — поморщился Франкен. — А ты бы так мощно подробности не обрезала, а то можно подумать, что деньги первопричина.              — Ну, по сути… — протянула я.              — По сути, нас интересовали возможности, — прервал он меня. — Библиотека, пациенты, исследования. Без поддержки армии это…              — Вы…              — Просто есть хочу каждый день, — я поджала губы. — И если армия даёт возможность работать с пациентами и не думать об этом — хорошо. Мне это подходит.              — Вы понимаете, скольких они убили? — Исаак опустил голову.              — А вы понимаете, скольких мы сможем спасти, используя армейские ресурсы? — фыркнула я. — Я не хочу спорить об этом. Точка, — я глубоко вздохнула. — К тому же, я считаю, что сражаться с таким противником лучше изнутри. Или вы думаете, вся армия состоит из кровожадных идиотов?              — Что? — его глаза озадаченно округлились.              — Не только вы умеете два и два складывать, — произнёс Франкен. — Не только вы были в Ишваре.              Исаак умолк. Довольно надолго. Я даже успела сходить за кофе, пока он размышлял. Вообще, мне показалось, что он из тех людей, которые предпочитают самые топорные решения. Чем проще, тем лучше. Чем меньше переменных, меньше ходов, меньше хитростей, тем надёжнее. Ну, не могу полностью спорить с этой мыслью, потому что чем сложнее план, тем больше шансов, что будет лажа. Однако нормальный сложный план имеет определённую гибкость, так что может справиться с тем, что что-то пошло не так. Простой план — нет.              — И что вы предлагаете делать? — спросил он.              — Другой разговор, — улыбнулся Франкен. У меня от этой его улыбки по спине холодок пробежал. — Как вы ушли из армии?              — Подал в отставку, — отозвался Исаак.              — Для восстановления вам нужно будет сдавать экзамен повторно? — «брат» положил подбородок на переплетённые пальцы.              — Насколько я знаю, нет, потому что я занимался военной карьерой, — он мотнул головой. — Но к чему все эти вопросы?              — Если вы будете действовать в одиночку и как бы из ниоткуда, вас будут считать преступником, независимо от того, насколько благим будет ваш поступок, — Франкенштейн говорил спокойно и вкрадчиво. И очень убедительно. — К тому же, если вы исключите текущего фюрера, это лишь вызовет непродолжительную смуту, а работа продолжится и с его заменой. С другой стороны, если вы присоединитесь к внутреннему перевороту и он увенчается успехом, вы станете героем. Хотя сделать нужно будет то же самое.              — Так вы предлагаете мне вернуться на службу? — мрачно спросил Исаак. — Снова стать армейским псом?              — Именно так, — кивнул «брат». — Поезжайте в Восточный город. Вы ведь сможете попасть под начало генерал-лейтенанта Груммана?              — Да, я там и служил раньше, — кивнул он.              — Вот и прекрасно. Будьте там, — Франкен прикрыл глаза, будто прикидывая что-то в уме. — Придёт время, и мы с вами сможем разобраться с истинными врагами государства. Только не надо торопиться.              Исаак поднялся, отвесил поклон, щёлкнув каблуками, и ушёл в гостевую комнату. Я под шумок тоже смылась. Появление этого алхимика оборвало нашу беседу, а мне просто нечего было сказать на тему того, что сделать, чтобы Франкенштейн мог вернуться домой. В своей спальне мне было не спрятаться, так что я пробралась сначала на чердак — совершенно пустой, потому что хлама мы ещё не накопили, а затем через слуховое окно вылезла на крышу. Она была двускатной и не очень крутой. Я улеглась на ней, оказавшись лицом на запад. Догадаться об этом было несложно — я видела весьма красивый розово-фиолетовый закат. Солнце садилось, и ему было глубоко плевать на проблемы таких песчинок мироздания, как мы.              — У тебя с головой всё хорошо? — спросил Франкен. Я вздрогнула, но не подскочила, а так и осталась лежать.              — Много лет в этом сомневаюсь, — я повернулась к слуховому окну, из которого торчала его голова. — Но мозгоправы считают, что я нормальная.              — Видимо, ты им не рассказывала, что ходишь смотреть закаты на крышу, — он выбрался из окна и подошёл ко мне. Через пару секунд улёгся рядом. — Что это тебя понесло?              — Я хочу задать тебе тот же вопрос, — кисло отозвалась я. — Я подумала, что ты вряд ли пойдёшь искать меня сюда.              — А я подумал, что именно так ты и подумаешь, и потому тебя быстро нашёл, — хмыкнул Франкен. — Зачем тебе понадобилось прятаться?              — Потому что я нашла совсем не то, что надо было, — совсем сникла я.              — Ну, я предполагал, что ты придёшь к этому результату. Ещё в декабре, — он говорил абсолютно спокойно и как будто даже с улыбкой.              — Не мог сразу сказать? — еле сдержалась, чтобы не подскочить, я. — Столько времени на продолговатый овощ знает что…              — Не мог, — посерьёзнел он. — Я пытался, но не мог. Однако потом понял, что эта твоя работа не бесполезна для нашей цели. Ведь нам с тобой тело переносить и не надо.              — В смысле, не надо? — сначала не поняла я, а потом как поняла… — А. Да. Точно. Тело и не надо…              Мы досмотрели закат — это как кино, только закат — а затем, неловко корячась, забрались обратно на чердак. Посовещавшись пару минут, мы решили устроить из этого пустого помещения склад. Почему-то эта светлая мысль прежде нам в голову не приходила, и все наши препараты и ингредиенты ютились в тесной кладовке на первом этаже, да кое-что хранилось в лаборатории в подвале. А тут была дискотека, футбольное поле и теннисный корт. И пустота. А значит, нам были нужны стеллажи и ящики. А значит, у нас была работа для плотников из общины. Свет на чердаке, кстати, был — лампа накаливания свисала на проводе со стыка сводов. Однако, если ставить стеллажи, надо было делать какую-то разводку, иначе ничего будет не найти. Мы решили потратить завтрашнее утро на проект, а затем навестить общину. Там наверняка скопилось дел за время нашего отсутствия.