Нет мечтаний в наших сердцах

Я говорила уже не раз и готова повторить вновь – «Я терпеть не могу балы». Я находила их скучными еще в юности, а теперь, когда жизнь моя перевалила за шесть с половиной десятков – они еще и напоминали мне о том, что для меня уже наступила осень, пусть и золотая. И что для тех, кому суждено жить в новом столетии – румяных статных юношей и разодетых в пух и прах, словно райские птицы, барышень, для которых эти вечера были величайшей радостью – я уже дряхлый закостенелый осколок прошлого. В этом пестром радостном окружении я особенно остро ощущала, что мои молодость и красота остались давно позади. Но у правителей не спрашивают, чего они хотят. Кроме того, сегодня случай был особый. Тот, чьего прихода я ждала, появился примерно полчаса спустя после начала праздника. Иван Брагинский – воплощение моей империи – как и предполагалось, явился не один, а в сопровождении девушки – духа земель (я так и не смогла понять природу этих созданий) отошедших России в ходе окончательного упразднения Ржечи Посполитой. Санкт-Петербург встретил ее морозной и ясной погодой раннего ноября. Надо сказать, Литва несколько задержалась в пути из-за рано наступившей зимы, чем заставила Ивана изрядно поволноваться. По крайней мере, иной причины, по которой эти две последние недели он - стоило ему только погрузиться в собственные мысли - начинал нервно и нетерпеливо ходить по комнате – я придумать так и не смогла. Но сегодня утром эта долгожданная гостья все же прибыла - как раз к празднику, посвященному нашей победе над ее домом. Я пристально наблюдала за ней с самого их появления в зале, и она тоже смотрела на меня, не отрывая взгляда. Интересно… она явно волнуется, но столь же явно не испытывает страха. Ее волосы были уложены в высокую прическу, но не завиты, как это требовалось по моде, зато, судя по блеску – явно были украшены драгоценностями, причем не из дешевых. Бело-синее платье, покрой мне знаком, но портной подошел к делу изобретательно, на шее – кулон с крупным рубином. О приходе Ивана не объявили – страны не имеют при дворе официальных титулов и должностей, но самого их присутствия было достаточно, чтобы привлечь всеобщее внимание, а по всей зале пробежаться шепоту, различимому даже сквозь музыку. Признаюсь, наблюдала за всем этим действом с иронией. Людское море расступилось, когда Иван и девушка направились ко мне. Иван почтительно склонился, а его спутница (к моему удивлению) изящно присела в глубоком реверансе. Когда ее голова склонилась, то я убедилась, что в ее прическу действительно были вплетены рубины. Выпрямляясь, она пробежалась по ним рукой, чтобы убедиться, что они на месте. Стало быть, этот убор для нее непривычен. - Матушка-царица, - одними губами произнес Иван, так что только я могла это заметить. Он улыбался, его глаза сияли, и их взгляд то и дело возвращался к стоявшей рядом покоренной стране. И уже громко произнес: - Ваше императорское величество, позвольте представить вам Литву. Рекомая особа, стоявшая до того совершенно неподвижно, при этих словах снова присела, но уже в книксене. Глаза у нее оказались зелеными, как ее же поля, о которых всегда с такой нежностью говорил Иван. Рубины вновь блеснули – причем как-то подозрительно знакомо. Я нахмурилась. - Подойди ко мне, дитя мое, дай рассмотреть тебя получше. Ей это обращение, похоже, пришлось не по душе – но она подчинилась. С некоторым усилием поднявшись с трона, я медленно обошла ее кругом. Хороша. Очень хороша. И бесспорно останется столь же привлекательной и без пудры, румян и прочих ухищрений, к которым мне приходилось прибегать с каждым днем все сильнее – хоть с каждым днем от них было все меньше толка. - У тебя есть обычное имя, девочка? - Спросила я, рассматривая рубины в ее волосах. Не из моей ли собственной шкатулки с драгоценностями они взяты? - Виктория Лоринайте. Иван резко ткнул ее локтем в бок. Она вздрогнула и выдохнула сквозь стиснутые зубы: - … Ваше императорское величество. Хоть на глазах у нее выступили слезы, она метнула на Ивана откровенно свирепый взгляд - он ответил виноватым – и, положив одну из своих маленьких рук в белых перчатках на этот бок, принялась его легко разминать. После чего вновь выпрямилась и расправила плечи. Подозреваю, удар Ивана пришелся на незажившую еще полностью рану. - Виктория Лоринайская. – Произнесла я, подчеркивая русифицированное окончание ее фамилии. Она скрипнула зубами, и сухо отметила: - Вы можете называть меня Тори, если так будет угодно Вашему императорскому величеству. Я покачала головой. - Имя «Победа» тебе вряд ли подходит. Иван холодно рассмеялся, а она вспыхнула до корней волос. Отсмеявшись, Иван посмотрел на нее с любопытством, чуть прищурившись: - Подозреваю, что Польша называл вас иначе. Тори побелела так, что это было заметно и под румянами. - Фел… Польша придумал много нелепых прозвищ… - Голос ее прозвучал намного тоньше и выше. Иван нахмурился, но прежде чем он успел что-то сказать, я тяжело опустилась на трон и поманила девушку ближе: - Встань подле меня, Тори. Иван дернулся было следом, но я остановила его: - А ты cтупай-ка танцевать. Он поклонился и развернулся, чтобы уйти, но перед тем обернулся, чтобы послать Тори нежную улыбку. Она нелепо и демонстративно отвернулась, задирая нос. И своего добилась – Иван явно расстроился, но подчиняясь указанию, учтиво пригласил к танцу одну из моих фрейлин. Ну-с, так что же мы имеем? Иван был одержим идеей захвата Великого княжества Литовского, ее холодность по отношению к нему его изрядно раздражала, он сопровождал ее на бал, позволив получить к нему роскошный наряд и … - Откуда у тебя эти драгоценности, Тори? Она посмотрела на меня расширившимися глазами: - Русия сказал мне их надеть… они такие красивые. «..и утащил драгоценности у собственной государыни, чтобы отдать этой девице, явно не страдающей по отношению к нему от избытка благодарности». Моя империя влюбилась в покоренную им страну. Отлично. Просто превосходно. Кто-то видит воплощение закономерности, неизменности и неизбежности в восходе и заходе солнца. А я - в том, что мой дурачок способен преподносить такие сюрпризы, которых не дождешься больше ни от кого.