Нет мечтаний в наших сердцах

Настало утро – ясное и морозное, а вместе с ним – время заботиться о делах. Но, несмотря на это, многие из гостей – те, что помладше или те, кого не свалишь даже большим количеством вина - до сих пор гуляли по заснеженному саду. Иван бросил на них взгляд из окна моего кабинета. - И почему только все так любят зиму? – Вздохнул он, коснулся стекла и тут же отдернул руку. «Что же, холод тоже обжигает». - Не нужно стричь всех под одну гребенку, Иван. – Сказала я безо всякого, впрочем, раздражения. – Я терпеть не могу это ужасное время года. Мне кажется, что все болезни, которые я только в своей жизни перенесла, стремятся навестить меня одновременно. Иван издал короткий смешок, а потом внезапно смолк: - Интересно, любит ли зиму Тори? – Задумчиво спросил он, разглядывая играющую в снежки молодую пару. – Наверное, да. Я пробежалась взглядом по очередному документу, и окунула перо в чернильницу, чтобы внести исправление: - Почему ты так думаешь? Иван снова бросил взгляд в окно, но, похоже, видел он кое-что совсем иное, чем сад перед Зимним дворцом. Его голос стал размеренным, далеким. - Как-то раз – в самом начале этого века, еще до того, как Латвия стал членом нашей семьи – мне довелось бывать в Ржечи Посполитой в качестве посла, и так вышло, что я застал ее и Польшу во время прогулки. Он был весь в снегу с головы до ног, а она сияла от счастья. – Моя империя тоже улыбнулась, заканчивая этот рассказ. - Думаешь, столь своеобразный вид Польши был делом ее рук? - Учитывая, что он ее толкнул в сугроб как раз в тот миг, когда я выехал из-за поворота – да. Я честно попыталась представить улыбчивую и беззаботную Тори, но безуспешно. - Гм. Иван воспринял это, как знак продолжать описывать ту сцену, что с таким трудом поддавалась моему воображению. Лет сто назад Литва и Польша были счастливой семейной парой, и Ржечь Посполита выступала против моей империи единым фронтом, из чего я могла сделать вывод, что и нелюбовь к Ивану они делили пополам. И в тот день эти двое, видимо, обсуждая что-то важное по пути, чтобы никто не мог их подслушать, забрели слишком далеко. И как это часто бывает у молодых и влюбленных - серьезные разговоры потихоньку сошли на нет. Собственно, в тот день Иван их сначала услышал – точнее их смех – а только потом увидел. Но, несмотря на изначально веселое расположение духа, его они встретили неласково. Польша, первым заметивший Ивана, быстро помог Тори подняться и вышел вперед. Она выглянула из-за спины мужа, напряженно спросившего: - Что тебе здесь нужно, Русия? Она накрыла ладонью ладонь его руки, которой он обнимал Тори за талию, и прижалась к нему ближе. Тот несколько расслабился. - Феликс имеет в виду, что ваше появление довольно неожиданно. Если бы мы знали, что вы прибудете раньше назначенного срока, то этого конфуза можно было бы избежать. Иван улыбнулся в ответ. Ее глаза расширились, и он улыбнулся еще шире. «Что ж, эту-то картину представить несложно». - На самом деле, я тут не по такому уж и важному делу. Но нужно обсудить… - Тут Иван решил сократить свой рассказ. – Ах, впрочем, я уже и не помню, зачем я туда ездил. Я взмахнула рукой: - Это все? Или есть продолжение? Иван кивнул, сдержанно улыбаясь: - Конечно, есть, моя императрица. Тори нашла его предложение приемлемым, Польша же был категорически не согласен. - Извини, но на пару минут придется тебя оставить в одиночестве, - сказал он, схватил Тори за руку и поволок за перелесок. Но даже Ивану с его места был слышен их раздраженный злой спор, хоть суть его он мог понять с трудом — в такую тарабарщину слились торопливые польская и литовская речи. Судя по интонациям с каждой фразой страсти накалялись все сильнее — а потом голос Тори резко оборвался. Подойдя к ним ближе, Иван увидел, что Польша крепко прижимает ее к себе, а она стоит, опустив голову ему на плечо. Эту сцену мне тоже было сложно представить по двум причинам: во-первых, Тори совершенно не походила на особу, дозволяющую относиться к себе подобным образом, и, во-вторых, я не имела ни малейшего представления, как выглядит Польша. Отвлекшись на собственные мысли, я поняла, что Иван замолчал, только тогда, когда до меня донесся треск ломающегося дерева. Иван, все так же стоящий у окна, просто раздавил пальцами край подоконника, за который держался. - Продолжай, Иван. - Попросила я спокойным голосом, видя, как неестественно напряжена его спина. «Сейчас явно не лучший момент его отчитывать». - Вернувшись, они... стали еще... ближе... Конечно, можно было понять, что совсем недавно они ссорились, но в то же время было ясно - это их уже ничуть не волновало. Потом они пригласили меня в дом. - Он умолк, пытаясь вспомнить, что же было дальше. - По пути Польша опять бросил в нее снежок и отбежал подальше. Она что-то крикнула ему всле... - Он осекся на полуслове. - Я...ошибся. - Спустя какое-то время вдруг с неимоверной горечью продолжил Иван, вновь бросая взгляд на пару за окном. - В чем? - Только и могла спросить я. - Я почти не вспоминал о том случае. - Пробормотал он. - Точнее о том, что она тогда сказала... сказала на польском. Смешно. Я долго не понимал смысла, так как все время пытался перевести эти слова с литовского. А она сказала..., - он произнес несколько слов, понять которых я не могла. - И по-польски это...? Иван горько рассмеялся: - «Я ненавижу холод». - Ах, Иван. - Я медленно, с трудом поднялась с кресла. - Эти слова, да еще сказанные почти сто лет назад, совершенно не означ... Он обернулся ко мне, и я умолкла, увидев выражение больших фиолетовых глаз. - Вы не понимаете... как сильно она... мне нужна. Он кашлянул, выравнивая голос, прикрыл глаза, а я сжала его руки в своих, надеясь, что этот жест хоть немного поможет ему почувствовать себя лучше. Моя империя страдала и я была готова на все, чтобы избавить его хотя бы от этой боли. - Я не могу объяснить, но она, как живые цветы посреди зимы....или.... - То, что он не мог подыскать нужное сравнение и выразить свои чувства словами, явно расстроило его еще сильнее. Да, это был не каприз. Чего я и опасалась. Сама по себе такая любовь не проходит, разве что выдирается на раз, с корнем, с кровью. И я мысленно пожелала удачи своим преемникам, зная тихий, но настойчивый нрав моей империи. Мы простояли, сжимая друг другу руки, еще довольно долгое время.

***

После того, как Иван покинул мои апартаменты, я решила отыскать Тори. Цель моей беседы против обыкновения была мне еще не совсем ясна, я лишь понимала, что она необходима. Войдя в ее комнату, я обнаружила в ней совершеннейший беспорядок. Казалось, тут бушевал ураган. На столике перед зеркалом были разбросаны украшения из янтаря. Платья и шляпки валялись прямо на полу, а в коробку с лентами, похоже, попал артиллерийский снаряд. Во всем этом цветастом навале я едва не проглядела Тори, сидевшую в углу на подоконнике, и больше похожую на ворох из муслиновой ткани, чем на человека. Волосы ее были распушены, несколько прядей падали на лицо. Она спала, что-то прижимая к груди. - Тори, - позвала я. Она не пошевелилась. Пришлось ее потеребить за плечо, но она лишь что-то пробормотала, но так и не проснулась. - Ну, что же, видимо, иного пути нет, - проворчала я, сталкивая ее с подоконника на пол. Она проснулась с таким диким криком, что в комнату ворвались несколько охранников. Я мрачно сделала им знак уйти, а пришедшая в себя и совершенно смущенная Тори, вскочила на ноги. - Простите, Ваше императорское Величество. Я вздохнула. «Двести девяносто восемь». Не обращая внимания на ее извинения, я подняла оброненную ею вещицу. Две тонкие пластины из отполированного дерева, соединенные вместе. Диптих. Я не стала спрашивать разрешения, а просто открыла его, так что Тори ничего не оставалось, как молча на все это смотреть. Как я и предполагала, внутри оказалось два портрета – Литвы и, верно, Польши. - Феликс заказал его к нашему столетнему юбилею. Его написали в 1669. Это была довольно удачная работа, судя по тому, как великолепно художник изобразил Тори, словно бросавшую насмешливый взгляд из-под чуть опушенных ресниц на изображенного рядом Польшу. Тот, впрочем, вскинув одну бровь, отвечал тем же. Оба они всем видом словно давали понять, что им по силам покорить весь мир. «Что ж, они и впрямь когда-то были очень сильны». - Мы так часто ссорились…незадолго до конца. Я понимала, к чему все идет, но у меня не было сил ему помешать. Но… - Она вздохнула, обводя рамку портрета Польши кончиком пальца. – Он любил меня. И я люблю его. - Любишь? – Чуть удивленно переспросила я. – Наверное, ты хотела сказать «любила»? «Все же русский язык для нее – неродной». Она взглянула на меня прямо: - Я все еще люблю его. Порой он мог быть совершенно невыносим, но ведь у меня самой есть недостатки. Он называл меня… - Она осеклась, и начала пятиться прочь. – Простите, что трачу ваше время на выслушивание моей пустопорожней болтовни. Вы ведь пришли сюда по делу. Будь я моложе или несколько хуже воспитана, я бы на нее просто закричала. - Как он называл тебя, Тори? Виктория? Как-то иначе обыгрывал значение твоего имени? – Спросила я, пытаясь не выдать своего любопытства и разочарования. - Райвис называл меня Viktute, - с улыбкой ответила она. Я чуть не вышла из себя «Я не о Райвисе тебя спрашиваю!», но сдержалась. - А Феликс? Феликс называл меня Saulė. - Saulė. – Повторила я незнакомое слово. - Верно, Saulė. – Она вышла из тени, и свет из окна озарил ее; янтарное ожерелье у нее на шее заискрилось золотыми огнями, такие же блики заиграли в волосах. – Он говорил, что оно подходит мне как никакое иное. И верно в этом и есть причина, по которой Русию влечет ко мне. На моем языке это значит «солнце». Теперь вы понимаете? – Повторила она мои же собственные слова, сказанные накануне. - Да. – Коротко сказала я. Что же, в ней и впрямь можно видеть источник тепла и света посреди студеной зимы. Но столь же отлично я знала, как холодна может быть она сама. И что Иван, пытаясь согреться, лишь сильнее замерзнет. - Моя императрица…. – Начала она, я взглянула на нее, прекрасно отмечая ее колебание и внутреннюю борьбу. «Стало быть, наш счет закончился на цифре 298». - Да, Тори? – Я вернула ей диптих, и она взглянула на него снова – но в этот раз только на свой портрет. - Ничего. Это больше не имеет значения. Я бросила взгляд на девушку, изображенную на портрете. Она была счастлива, горда и влюблена. - Нет. – Сказала я. – Не имеет. ПС: Пока в данном переводе ставлю точку, но сам фанфик еще не закончен – по словам автора, будет еще одна глава. Будем ждать-с.