Надежда есть худшее из зол, ибо она продлевает страдания — Фридрих Ницше
— Здесь ни слова об убийстве, — замечает Чонгук, изучив газету трижды. — Это же хорошо, нет? Тем более прошло больше трёх недель, за это время произошли другие преступления, повлёкшие смерть. — Но не такие, Юнги, — детектив откладывает газету на кухонный стол. — В интернете тоже ничего. — Я думал, было и так важно держать всё в секрете? Чем меньше знает пресса, тем лучше. — Ты… прав, — хмыкает Чонгук, постукивая пальцем по стакану. — Но всё же это странно. Скажем, начальник округа решил не привлекать к делу излишнее внимание. — Ты даже не занимаешься этим делом, — напоминает ему Юнги. — Пока что нет, — поджимает он губы. — Но я немного покопался. — Конечно же ты покопался. Тебе не нравится, когда ты не можешь что-то контролировать. — Дело не в контроле, — возмущается Чонгук. — Именно в нём, — гнёт свою линию Юнги с мягкой ухмылкой. — Ладно, — признаёт он. — Совсем немного. Суть в том, что я буквально живу ради таких вот дел. — Стрёмных, да? — усмехается Юнги, наматывая пасту на вилку. — Расследование будет проходить быстрее, если ты присоединишься. — Может быть и да, но этот идиот не станет со мной работать. — Я бы хотел познакомиться с этим Тэхёном. Обычно, никто не может устоять перед твоим очарованием. — Нет, ты этого не хочешь. Он невыносимый. Всегда такой хмурый без причины. — Но хотя бы симпатичный? — И всё же его великолепия недостаточно, чтобы перекрыть его характер. — А твой этот Сокджин совсем не хмурый, да? — Только иногда, но не бери в голову, — Чонгук принимается за еду. — И он не мой, так же, как и я не его. — Ты никогда не будешь никому принадлежать, я в курсе, — тарелка Юнги пустеет. — Видишь, ты тоже своего рода волк-одиночка. — О, заткнись, — Чонгук поднимается из-за стола и забирает обе их тарелки. — Я совсем не похож на него. — Ты хочешь раскрыть это дело, так? — Чонгук, естественно, кивает. — Уверен, он хочет того же. Чонгук смеётся, складывая тарелки в посудомоечную машину. — Не очень хорошая общая черта, учитывая, что мы оба детективы. — Тебе стоит работать с ним. — Иди и скажи это ему, — Чонгук опирается на локоть, поглядывая на лучшего друга. — Изначально я и хотел с ним работать, но я никак не ожидал, что он окажется таким мудилой. — Уверен, ты сможешь его переубедить. — И как мне это сделать, м? — повисает недолгая тишина, после которой глаза Чонгука загораются идеей: — Что если… — Нет-нет-нет, — щурится Юнги, подаваясь чуть вперёд. — Я узнаю этот взгляд. — Нужно с ним переспать. Юнги тяжело вздыхает и проводит рукой по тёмным волосам. — Нет, нет и нет, худшая твоя идея. Я никогда… — Ты же хотел, чтобы я его переубедил? — Ну не ценой же своей задницы! — Я, вообще, думал о его заднице. Не собираюсь подставлять свою. — Просто… не делай этого. Пожалуйста? — в ожидании ответа Юнги в очередной раз вздыхает. — Не переживай, старина, — Чонгук ерошит волосы друга, заставляя того гневно заворчать. — Найду менее приятный способ. — Знаешь, не пытайся с ним сработаться. Полагаю, ты сможешь просто убедить кого-то соединить две ваши группы в одну ради этого дела. Тогда не придётся брать твоего неудавшегося приятеля в напарники. — Может быть. Посмотрим. С этими словами детектив уходит в ванную, где быстро чистит зубы. Когда он возвращается на кухню, Юнги всё ещё сидит за столом, но теперь глазами внимательно изучает газету, оставленную Чонгуком ранее. — Знаешь, что спровоцирует СМИ? — спрашивает Юнги, но Чонгук мотает головой, желая услышать ответ. — Ещё одно убийство. С тем же почерком и так далее. Младший не может не усмехнуться, потому что они у них действительно один мозг на двоих. — Будет просто месиво, но, возможно, это было просто одно обособленное убийство? — Ты правда так думаешь? — Юнги смотрит так напряжённо, поэтому Чонгук медлит с ответом. — Ты же знаешь, что нет, но я надеюсь, что ошибаюсь, — он отходит в угол комнаты, где оставил обувь, и снова надевает свои оксфорды. — Куда ты собираешься? — Разнюхивать в одиночестве, конечно же. — В девять вечера? — вскидывает бровь Юнги. — Ночь только начинается, — Чонгук дарит Юнги слабую улыбку и отворачивается. — Не забудь поставить будильник, если не останешься сегодня на ночь. И он уходит.***
Кенвуд знал многих известных жителей, таких как Барак и Мишель Обама, Мухаммед Али, Эдвард Леви и так далее, но также и нескольких маньяков. Самыми печально известными из них, вероятно, являются Натан Леопольд и Ричард Лёб, также известные как Леопольд и Лёб, убийцы Бобби Фрэнкса, 14-летнего невинного мальчика. В то время это было «преступлением века», и двое мужчин думали, что всё сделали идеально. Для Чонгука идеального преступления не существует, даже если виновник невероятно умён, какими были Леопольд и Лёб. Маленькая ошибка всегда таится где-то в углу, под камешком, которого вы случайно не заметили. Он считает, что убийство Дженис Дони принадлежит к такого рода загадкам: разгадать трудно, но не невозможно. Может быть, этот убийца тоже считает, что совершил идеальное преступление, но Чонгук хочет любой ценой доказать, что он ошибается. Кроме того, Кенвуд — фешенебельный район, полный особняков 19 века и очаровательных зелёных насаждений. Солнце давно село, но вокруг всё продолжает сиять, улица также оживлены благодаря множеству фонарей и шумных заполненных ресторанов. Но Чонгук здесь не для этого. Зная адрес, он без колебаний направляется к месту назначения и, оказавшись возле дома, паркуется у тротуара. Он заглушает двигатель и некоторое время остается в машине, расслабляясь в кожаном сидении. Судя по освещенным окнам, она вроде как дома. Это хорошо. Скорее по привычке, чем из необходимости, Чонгук открывает маленький бардачок, встроенный в подлокотник, и достаёт пару мятных леденцов, смакуя их вкус на языке. Он проверяет свой значок и выходит из машины, закрывая дверь и запирая её трижды. Три лучше, чем один. Или два. Три — это хорошо. Район куда более оживленный, чем он думал, и это заставляет Чонгука кое-что переосмыслить. Если такая оживлённость здесь обычное дело, как убийца похитил Дженис? Похоже, он знал её пароль, значит, он близкий родственник? Чувствовала ли Дженис себя непринужденно, когда он подошёл к ней? Или он неожиданно похитил её, подобравшись со спины? К сожалению, в отчёте нет ответов на эти вопросы, но спасибо Сокджину за то, что он хотя бы позволил ему его прочитать. В любом случае, может быть, ему удастся узнать что-то новое. Чонгук идёт по красивой дорожке, усаженной по краям цветами, прямо к дому и останавливается у дверей. Он стучит три раза, но не слишком быстро, чтобы её не напугать. Проходят долгие секунды, возможно, даже целая минута, но в конце концов дверь открывает высокая брюнетка. — Добрый вечер, мадам, — он говорит, параллельно демонстриуя значок. — Я детектив Чон из… — Бюро расследований? — перебивает она и плотно сжимает губы, явно анализируя образ Чонгука. — Всё верно. Вы Линда Бейн? — женщина настороженно кивает. — Извиняюсь за такой поздний визит, но мне нужно задать вам несколько вопросов… — Я знаю, зачем вы здесь, — Чонгук закатывает глаза. Она умрёт, если не будет перебивать его каждые две минуты? — Я уже говорила с вашим коллегой, детективом Кимом, если я правильно помню. Она не ошиблась. — Да, но это было несколько дней назад, и теперь мне нужно кое-что уточнить, — Чонгук смотрит на неё более пристально. — Если вы не против. Она, кажется, всё взвешивает некоторое время, прежде чем отступить, пропуская его в дом. Чонгук кивает в знак благодарности и заходит. Лёгкий запах цитрусовых приятно затекает в нос, как только он оказывается внутри. Аромат неплохой, хотя он не очень любит цитрусовые. Как бы то ни было, трауром здесь не пахнет, но у каждого свой способ пережить утрату. Тем не менее, даже черты лица Линды не выражают печали: ни тёмных мешков под глазами, ни изможденных черт, вообще ничего. Может быть, она умеет что-то скрывать, может быть, она переживает куда меньше, чем от неё ожидают, может быть, она достаточно сильна, чтобы этого не показывать. Это могло быть всё, что угодно. Люди сложны. — Я всё рассказала вашему коллеге, — Линда закрывает дверь и ведёт плечами, прежде чем провести Чонгука в гостиную. — Я не сомневаюсь в этом, — Чонгук садится за стол вместе с женщиной. — Могу я записать наш разговор? — он не каждый раз спрашивает разрешения, но почему бы в этот раз не сделать исключение. — Как вам угодно. — Спасибо, — Чонгук включает диктофон и кладёт телефон на стол экраном вниз. — Для начала, просто, чтобы убедиться. Вы живёте одна, верно? — Да, — Линда смотрит на него честными глазами, но её мускулы напряжены, подбородок чуть приподнят, а зубы плотно стиснуты. Она осторожна. И она имеет на это право. — Но вы были замужем? — Да, верно, — они развелись три года назад, ему не нужно об этом спрашивать. Даже в первом его вопросе не было необходимости, но у каждого разговора должно быть начало. Он недолго молчит, изучая её лицо. — Кое-что про Дженис. Вы знали пароль от её телефона? — ему нравится вести опрос таким образом, задавая короткие вопросы без прямой связи между ними. — Конечно, — она не из тех, кого легко вывести из равновесия. — Я была бы ужасной подругой, если бы не знала. — Я не знаю пароль своего лучшего друга, но ладно, — губы Линды слегка дёргаются. Бинго. — Скажите, если я ошибаюсь. Вы знали и до сих пор знаете семью Дженис? — она кивает. — Особенно Джоша Дони? — В прошлом я даже встречалась с этим придурком, — Линда плотно сжимает зубы. Чонгук тоже знал об этом — спасибо Сокджину за все советы. — Почему вы не предупредили Дженис, когда они начали встречаться? Если вкратце, Линда познакомилась с Джошем за несколько лет до встречи с Дженис, которая стала её лучшей подругой. Джош и она встречались, когда им было за двадцать, но это не закончилось хорошо. Импульсивно, напившись, Джош ударил Линду во время ссоры. Ссора была достаточно серьёзная. — Я дала ему повод усомниться, и мы просто вели себя так, словно не знаем друг друга. — Но вы всё же рассказали об этом Дженис? — Да, — она вздыхает. — Сначала всё было хорошо, но так ведь всегда? — Чонгук кивает, и она начинает говорить более спокойно. — Однажды ссора зашла слишком далеко, поэтому я всё ей рассказала. Она выслушала, да, но это ведь Дженис, поэтому она просто продолжила жить, как жила. — Подобное повторилось? Такие серьёзные ссоры. — Думаю, да, но она не много об этом говорила. — А потом родился Джеймс, так? — Да, — она мягко улыбается, — замечательный ребёнок, я очень его люблю. Я была его крёстной матерью, — её улыбка мрачнеет. — Я не знала о… том, что делала Дженис. Ваш коллега мне рассказал. Конечно он сказал. Коллега, блин. Скорее чмошник. — Видимо, она хорошо это скрывала. Если она так сильно его любит, могла ли она совершить подобное, чтобы защитить ребёнка? Всё возможно. После очередной паузы Чонгук разыгрывает свой козырь. — Джош не был единственным, кто ругался с Дженис, я ошибаюсь? — Что… — Я говорил с Марком, — её муж. — По его словам вы тоже часто ссорились с Дженис. — Какие друзья не ссорятся? — шипит она. — Так вот, почему вы здесь. Думаете, я её убила. — Разве я такое говорил? — Чонгук усмехается. — Я бы не посмел, мадам. Я всего лишь задаю вопросы, а это, как оказалось, деликатная тема. — Вы утверждаете, что я ссорилась со своей погибшей лучшей подругой, какой реакции вы от меня ждёте? — Чонгук совсем не боится, но она продолжает прожигать его взглядом. Тэхён боялся этого взгляда? Нет, наверное, нет. Волк ведь не испугался бы? — Мне просто нужен ответ, — он сохраняет спокойствие. — Ваши ссоры когда-нибудь заходили слишком далеко? — Возможно, иногда так и происходило без особой причины, — она ещё сильнее сжимает челюсти. — Но не настолько далеко, чтобы снизойти до убийства. — Справедливо, — очередная ухмылка. — Успокойтесь, я не захватил с собой наручники, — она этой реплике не обрадовалась, но Чонгук не мог этого не сказать. — Мы сильно увлекались тогда, да. Она хочет добавить что-то ещё, но Чонгук оказывается быстрее: — Но это не значит, что вы её убили, мисс Бейн, я понял. Но всё же. У неё был мотив, если она знала про Джеймса — что не факт, но не суть — она доверяла Дженис и, прежде всего, знала пароль. Она могла бы послать самой себе сообщение, чтобы замести следы, и могла бы позвонить Джошу по той же причине. Всё редко оказывается таким, каким кажется, Чонгук это очень хорошо знает. Она определенно фигурирует в его списке подозреваемых, точка.***
— Спасибо, Харви, — благодарит Чонгук, принимая из рук напарника стаканчик с кофе. Харви Уингер был его партнёром уже почти семь месяцев. Он представляет собой пример хорошего полицейского: чуть больше тридцати, прекрасная внешность, сам дородный, но спортивный, довольно забавный и услужливый. Один из самых хороших парней здесь, в Гаррисоне. Он хочет делать свою работу и не заботится о признании, всегда ставит Чонгука в центр внимания, когда вспышки камер не за горами. Сначала это было немного странно, но Чонгуку не потребовалось много времени, чтобы акклиматизироваться. В конце концов, он всё ещё остаётся жителем Нью-Йорка с блестящими родителями, известными в своей области. Быть в центре внимания должно быть у него в крови. Так что он хороший напарник. Чонгуку мог бы достаться кто-то похуже, намного хуже. Слава Богу или кто-то там ещё, заправляющему на небесах, Тэхёна сегодня нет на месте, потому что на этот раз в ночную смену работают только Чонгук и его команда. Уже почти два часа ночи — время просто мчится, когда этого симпатичного мудилы нет рядом, даже если по той же причине ему иногда бывает скучно. Чонгуку не на кого огрызаться, когда Тэхён вне поля его зрения, или Сокджин. Неважно, сейчас самое главное сконцентрироваться, даже если написание отчетов не всегда этому способствует. К счастью, большую часть времени он проводит в поле, а не за компьютером. Кстати об этом… — Готов идти, Харв? — спрашивает он, допивая кофе. — Я готов, если ты готов, — Харви тут же прекращает работу, откладывая в сторону бумаги. — Ключи у меня. Чонгук кивает и поднимается на ноги. Он хватает свою чёрную куртку, натягивает ее и немного ведёт плечами. На всякий случай он проверяет свой ремень, успокаиваясь, когда чувствует тяжесть своего пистолета. Дай бог здоровья его Беретте 92FS. Они сообщили своему сержанту, что собираются сделать кружок по району, и направились к выходу. Снаружи их уже ждет машина: бело-голубой внедорожник Ford, с надписью «Police» заглавными буквами. Чонгук предпочитает ездить на своем чёрном джипе, но этот тоже потрясающий. — Ты поведёшь? — спрашивает Харви, и, как только Чонгук поднимает руку в знак подтверждения, старший бросает ему ключи, которые тот ловит в воздухе. Разблокировав машину, он садится за внушительных размеров руль и пристегивается. Чон ждёт, пока Харви проделает то же самое, и заводит двигатель, мгновенно разрезая густую темноту ярким светом фар. — Сегодня проверим три участка, да? — Чонгук спрашивает, хотя сам прекрасно знает ответ, для того, чтобы сбить напряжение. Парк Гумбольдт, Парк Вэст Гарфилд и Парк Ист Гарфилд. — Всё верно, — подтверждает Харви и включает рацию. — Давненько мы вместе не патрулировали. — Да не говори! Будучи детективами, они не патрулируют улицы так часто, только в случае острой необходимости. Дежурный офицер сегодня плохо себя чувствовал, остальные были заняты срочными делами, поэтому два детектива предложили свою помощь. Честно говоря, Чонгук больше всего хотел подышать свежим воздухом, поэтому и ухватился за этот шанс. В уютной тишине, иногда прерываемой болтовней, Чонгук едет через район парка Ист Гарфилд. На дороге нет ни одной машины, кроме их джипа; на тротуарах безлюдно, не считая парочки хулиганов, разбегающихся, только завидев Форд. Двое детективов не обращают на них внимания, торговцы наркотиками вовсе не являются их главной заботой, но всё равно забавно видеть, как они разбегаются словно крысы. — Проверим парк в конце, — предлагает Харви, и Чонгук соглашается. Гарфилд-парк находится в пределах парка Ист Гарфилд, но, если хорошо присмотреться, он находится в самой середине на пересечении трёх областей, как бы в центре треугольника. Прогулявшись по Ист Гарфилду добрых десять минут — за исключением осмотра парка — Чонгук направляется в парк Гумбольдт, где располагается логово большого, страшного, одинокого волка, также известного как симпатичный мудила, он же детектив Ким. Именно этого проклятого придурка. Интересно, он сейчас спит? Вероятно. Или, может быть, он смотрит телевизор, страдая от бессонницы. Нет, у него, вероятно, даже его нет. Улицы здесь более оживлённые. Большинство фонарей исправно работают, а несколько баров всё ещё открыты, став убежищем для местных и не только. Пуэрториканские мелодии затекают в салон авто через приоткрытые окна и доходят до ушей детективов, заставляя Чонгука постукивать пальцами по рулю. Тут же с балконов свисают пуэрториканские флаги, и люди в баре, кажется, развлекаются, танцуют прямо под ними или просто наблюдают за тем, как это делают другие, с тёплой улыбкой на губах. Каково это — бездумно отрываться в баре? Чонгук чувствует, что не был там уже целую вечность. — Я бы тоже сейчас с радостью там оказался, — говорит Харви, глядя в том же направлении. — Мы обязательно туда сходим. — Обязательно, брат. Двое мужчин стукаются кулаками, но вскоре снова сосредотачиваются на деле. Жизнь в районе парка Гумбольдт сегодня тоже протекает довольно гладко, что немного странно, но Чонгук не жалуется. В данный момент его тело кажется немного напряжённым, и мысль о возможном преследовании преступника не очаровывает его так сильно, как обычно. Проходит несколько минут, но в округе всё по-прежнему тихо. — Насчёт этого ужасного убийства… — начинает Харви, не отрывая глаз от окна. — Думаешь, убийца снова даст о себе знать? Язык Чонгука проникает между его приоткрытыми губами, детектив в полном отражении. Он не поменял своего мнения с тех пор, как обсудил его с Юнги. — Думаю, да. Я надеюсь, что он этого не сделает, но я думаю, что да. Хотя прошло уже три недели, так что, возможно, он исчез. Интересуясь и занимаясь подобными делами, Чонгук прекрасно знает, что так думать глупо, но почему бы и нет? Он хотел бы хоть раз ошибиться. Но в то же время его всепоглощающее любопытство умирает от желания сталкиваться с как можно большим количеством подобных случаев. — Ну, полагаю, поживём — увидим. Чонгук предполагает то же самое. Сегодня действительно тихо. Это его и настораживает. У Чикаго много граней, но также и много настроений. Пока что оно расслабленное, даже если расслабление и Чонгук совершенно друг другу не подходят. — Это странно. — Что именно? — Чонгук отвечает, не глядя на Харви, сосредоточившись на дороге, но он знает, что за этим последует. — Такая тишина. Знаю, мы давно не патрулировали, но эти районы не могли за это время так измениться. — Патруль ещё не закончен, — изгибает бровь Чонгук. — Тебе точно хочется побегать за кем-то сейчас? — Не особо, но у меня есть плохое предчувствие. Ах, предчувствие. Неприятная штука. Чонгук мычит, направляясь в Вэст Гарфилд. Даже в темноте он может различить грязь, покрывающую большинство тротуаров и разбросанные заброшенные участки, поросшие высокой травой, с разрушенными домами. Опять же, вероятно, они могут наткнуться на парочку дилеров, но ничего интересного или по-настоящему стоящего. Что за досадный патруль. Может быть, показатели этого года будут лучше предыдущих — он ещё не работал тут, но годовые отчеты существуют не просто так. Руки Чонгука крепче сжимают руль, когда он замедляет машину возле знакомого места. Три недели назад здесь нашли тело Дженис Дони. Чонгук останавливает машину, глядя на жалкую стену. Надпись «REMEMBER» практически стёрлась со стены, но буквы всё ещё можно было разобрать. Чёрт возьми, он просто обязан раскрыть это убийство. Его так легко не победить. Сейчас место кажется вполне обычным. Даже и не скажешь, что три недели назад прямо здесь лежал труп. Убийство действительно было странным. Даже провокационным. Наверное, подобного рода убийства самые страшные. В любом случае, глядя на пустое место преступления, он не получит нужных ему ответов, поэтому Чонгук ускоряется. Здесь никому не нужна их помощь, поэтому они быстро добираются до последнего места. Гарфилд Парк вырисовывается перед ними, как только Чонгук останавливает машину и глушит двигатель. Детективы выходят молча, тишину нарушают лишь два хлопка дверей. Они направляются к одному из входов, когда Чонгук внезапно замирает прямо посреди дороги. Что-то не так. Предчувствие — штука непростая, да? Так вот у него охереть какое предчувствие, что что-то не так. Красный флаг, краснее проклятой лужи крови, будто бы мелькает перед его глазами. Пульс учащается, и он ощущает покалывание на кончиках пальцев; даже его тело чувствует это. — Что-то не так, — произносит Чонгук, бросая взгляд на Харви. Его партнер не отрицает, он тоже это чувствует. Они кивают друг другу и снова начинают осторожно двигаться вперёд, полуосвещенные старыми фонарями. Дурное предчувствие у одного — ладно, но сразу у обоих? Ох, чувак. Они вот-вот собираются войти в парк, но крик заставляет их остановиться вновь, а затем со всех ног сорваться вперёд. Теперь им пора поторопиться. Кажется, что трава исчезает под их ногами, когда они устремляются к источнику крика. Чонгук замедляется, замечая вдалеке два силуэта в капюшонах. Он кладёт руку на свою беретту, готовый вытащить её в любой момент. — Полиция! Не двигаться! — предупреждает Чонгук, как только тени оборачиваются на них. Он слышит короткое: «Дерьмо!» после чего две фигуры срываются с места, разделяясь. — Ты следуй за правым! — бросает Чонгук Харви, который тут же повинуется. И затем Чонгук пускается в забег всей своей жизни, активно помогая себе руками. Каждое движение заставляет ветер сильнее бить в лицо, и глаза наполняются слезами. — Я же сказал, не двигаться! — кричит он мужчине, с головы которого спал капюшон. Ох, если он поймает его… а он его поймает. Его ноги не были готовы к такому, и поэтому внезапно ему кажется, что они сделаны из проклятого железа. Чонгук при этом не сбавляет обороты. Этот глупый идиот ни за что не сбежит от него. Поэтому он, игнорируя боль, бежит за ним, преследуя человека, словно бешеная собака. Он даже не знает, какого хрена тот вообще начал убегать. Чонгук не хочет стрелять, поэтому ускоряется настолько, насколько позволяют ему ноги. Расстояние между ними начинает сокращаться, что значительно мотивирует Чонгука. — Стой! — выкрикивает он в последний раз, но, предсказуемо, его не слушают. Ладненько. Чонгук издает громкий стон, когда ещё чуть ускоряясь, отчего мышцы его ног и рук начинают гореть только сильнее. Подозреваемый бог знает в чём опасно приближается к выходу. У детектива нет другого выбора, кроме как выжать все оставшиеся силы на то, чтобы наброситься на человека, повалив его на землю. Они оба перекатываются на несколько метров, скользнув вниз по небольшому холмику, покрытому влажной травой, смешанной с грязью. В какой-то момент их переплетённые тела останавливаются, и Чонгук прижимает чернокожего мужчину к земле. — Когда я говорю «стой», ты, блять, останавливаешься! — шипит полицейский, стараясь выровнять дыхание и усмирить небольшое головокружение. Он чувствует, как бешено колотится сердце мужчины бьется под его ладонью. — Это не мы! — глаза мужчины бешено сверкают. — Мы не совершали такого дерьма, мужик! — Я тебе не мужик, — поправляет его Чонгук, надавливая левым коленом на живот мужчины, чтобы теперь свободными руками обыскать его. Оружия нет. — П-простите, — запинается он, запыхавшись, и Чонгук чуть ослабляет хватку. — Ты нахера убегал? — А вы не видели это дерьмо? — его всё ещё блестящие глаза расширяются. — Сумасшедшая херня. Просто ад. — Ад? — Чонгук хмурится. — Говори яснее! — Мёртвый чувак! Чёрт, чёрт, чёрт! — Что? — глаза Чонгука также расширяются в удивлении. Какого чёрта здесь происходит? — Ладно, успокойся. Чем вы тут занимались? Дурь толкали? — Только и всего, да, — кивает тот. — Могу показать, если надо. — Да, да. Сейчас ты пойдёшь со мной, понял? Я не видел тело, о котором ты говоришь, и, если ты говоришь правду, я вызову подкрепление, — Чонгук пристально смотрит на мужчину, который слушает его крайне внимательно. — Мне нет дела до твоей травки, кокса или чего-то там ещё. Не моя специализация, но ты будешь нужен мне в качестве свидетеля. Согласен? — Ага, — кивает мужчина, и его глаза блестят уже гораздо слабее. — Как тебя зовут? — Олли, сэр, — теперь он кажется Чонгуку куда моложе, чем он изначально думал. — Ладно, Олли. Выкинешь что-то идиотское, и я тебя пристрелю. Ясно? — Чонгук усмехается, когда Олли кивает. Он ему верит, поднимается сам и помогает подняться Олли. Дилер кажется действительно готовым к сотрудничеству, не пытается опередить Чонгука и даже держится рядом с ним, поэтому он оставляет его в покое. — Что с твоим дружком? — Не дружком, он просто постоянный клиент. — Понятно, — отвечает Чонгук на пути к тому месту, откуда они начали бежать. Интересно, Харви поймал клиента? — Мы часто здесь встречаемся, — добавляет Олли, явно расслабившись. — По ночам тут никого нет. — Никого, кроме дилеров и трупов, очевидно. Олли прочищает горло, но не решается ничего добавить. Когда возвращаются, из-за ряда деревьев как раз появляются два мужских силуэта. — Если у меня клиент, то у тебя, должно быть, дилер? — спрашивает Харви. Он выглядит так же дерьмово, как и Чонгук — вся их одежда и руки покрыты грязью. — Точно, — эти двое хотя бы не стали им врать. — Так, где тело? Чонгук поворачивается к Олли, который указывает рукой на небольшой участок, скрытый деревьями. Чёрт. — Присмотри за этими двумя, Харв, — его напарник кивает, и Чонгук приближается к указанному месту, едва не отступая назад, как перед открытием ящика Пандоры. Пахнет смертью и немножко гарью. Чонгук морщится, подходя ближе, а затем… Затем он его видит. Вот же блядство. — Харви! — повышает он голос, не медля. — Вызови подкрепление. У нас труп. Получив подтверждение, детектив делает осторожный шаг вперёд и немного наклоняется. Это совсем не красивое зрелище, и он быстро понимает, откуда этот едкий запах гари. Прямо перед его глазами лежит то, что раньше было мужчиной, голым, не считая нижнего белья. Тонкого луча света, исходящего от расположенного неподалёку фонаря, явно недостаточно, чтобы разглядеть должным образом все детали, поэтому Чонгук достает компактный фонарик — он всегда носит его с собой, когда патрулирует ночью. Ему не очень-то хочется видеть мельчайшие подробности, но кто-то должен это сделать, поэтому он наводит включённый фонарик на труп. И снова, блядство. Во-первых, этому человеку явно перерезали горло лезвием или чем-то похожим. Рана чистая, но, черт возьми, это единственная чистая часть на нём. Остальные части тела покрыты следами ожогов, Чонгук бы сказал, от паяльника. На половине его головы, также покрытой ожогами, волосы были сожжены до тла. Подобные отметины есть везде: на щеках, плечах, животе, руках и даже ногах, но это почти ничто по сравнению с тем, какой ужас царит на груди мужчины. «REMEMBER?» написано лоскутами обожжённой плоти. Чонгук чувствует, что его вот-вот вывернет, ощущая в горле кислоту желчи. Он знает, что его не стошнит, но он так чертовски к этому близок, что ощущения почти идентичны реальной тошноте. Вид этой резни перед глазами — одно, но совсем другое — её значение. Память Чонгука проясняется и… Нет-нет-нет, не может быть. Но всё же. Он же хотел участвовать в этом деле, да? Что ж, он, блять, тоже помнит.