Клетка

Извините автора, у него непрекращающаяся бессонница и глубочайший запой. *** Огромная жирная муха летала по комнате. Пахло дерьмом, и Сержио поморщился от запаха и окружающей обстановки - он чувствовал, что опускается обратно в грязь, из которой так старался выбраться. У него отобрали все: вечно трезвонящий телефон, наличность, дорогие сердцу часы и одежду. О, одежда... Сержио с отвращением наблюдал, как жирный и потный мужчина сворачивал его дорогостоящую шелковую рубашку цвета спелой земляники заскорузлыми толстыми пальцами, из-под которых веками не вычащалась грязь. Тонкая ткань приминалась и пачкалась, обдавалась испарениями изо рта, смешанных с запахом мятной жвачки, и, наконец упакованная, уложилась к пиджаку и джинсам. Вместо привычной одежды Сержио предоставили чистый, но потертый и помятый серый фланелевый костюм, штаны на резинке - никаких молний. Муха, мерзко жужжа и потирая лапками, приземлилась на колени к молодому мужчине рядом. Сержио оценил его на вид и решил, что тот ненадолго - слишком молодой и виноватый взгляд, подбитая скула, но главное - надежда. У него самого надежды не было. - Пиццорно, встать! За мной и без глупостей! - большой и грузный мужик, такой же потный и вонючий, как и упаковщик, повел Сержио за собой по длинному коридору, освещенному дикими белыми лампами, заставляющими желудок сжиматься в комок. Еще минута и он узнает, где пробудет следующие восемь лет. - Джо, был бы ты поаккуратнее, вел бы его в наручниках, - посоветовал сопровождающему охранник, такой же жирный, как и остальные. Неужели они действительно берут на работу, только если ты весишь не меньше двух центнеров и не промок до запаха горького и кислого пота? - Не твое дело, - огрызнулся Джо. - Не ты пострадаешь. Охранник пожал плечами и вернулся к созерцанию собственных ботинок, пыльных, как столовая гора где-то в США. - Твоя камера, залезай. Как раз твое время, через полчаса отбой. Джо отодвинул решетку, затолкал туда своего подопечного и захлопнул дверь, громко лязгая ключами. Когда его шаги удалились, Сержио решился оглянуться. Его встретили три блуждающие пары глаз, оглядывающие и оценивающие. Вся его уверенность и деловитость сразу спрятались в песок головой, а глаза потухли. Он понял только одну вещь: с этого момента он сам за себя. В камере были четыре полки - две снизу и две сверху, раковина, унитаз, шкаф и стол со стулом. Все гладкое, без острых углов и веревок, без лезвий и зеркал, только лишь с намеком на обретенное вдруг временное бессмертие. Двое из заключенных играли в карты, третий читал книгу (в мягкой обложке!), но все оторвались от своих занятий, чтобы поприветствовать гостя. Первым к нему подошел крепкий парень среднего роста с широченной улыбкой: - Я Катберт. Твоя полка вторая справа, - он пожал Сержио руку и указал на верхнюю полку с той стороны, где сидел читающий, - будешь спать рядом с Томом. А это Ален. Худой и высокий голубоглазый паренек вежливо улыбнулся и поднял руку в знаке приветствия. Сержио внутренне усмехнулся и подумал, что такой радушный прием бывает только в психиатрических лечебницах или дома у мамы. - Я Сержио, очень приятно. - Смешно, чувак. Что-что, а приятно тебе вряд ли будет. Но ничего, отбабахаешь свой срок и вылетишь отсюда, как фейерверк, - Катберт, видимо, был очень доволен своей шуткой и разразился хохотом, заливая им все воздушное пространство вокруг себя, - за что ты тут? - Я сбил ребенка, пока пьяный ехал за рулем. Вообще-то, он сам выбежал на дорогу, но... - Да-да, мы знаем. Сюда все попадают невиновными. Но все же попадают, не правда ли? Катберт вернулся к своему месту и взялся за карты, подумал, и отложил их в сторону. - Всегда легче быть невиновным. Но ты здесь, дружище, и надо с этим справляться. Тюрьма не ставит перед собой цель оградить общество от твоего пагубного влияния, она хочет перевоспитать тебя, доказать, что ты можешь быть лучше. И если ты умный, а мне кажется, что ты разумный парень, ты выйдешь отсюда другим и больше никогда сюда не попадешь. Выпить любишь? Сержио передернул плечами. Неужели глаза так выдают его? - Люблю. Частично именно поэтому я здесь. - Ну, вот. А кто пьян да умен - два угодья в нем. Тишина повисла над полутемной камерой. Катберт задумался, Ален рассматривал свои карты, а Том, тот, что будет спать под ним каждую ночь, пока кто-то из них не вылетит отсюда или не сделает глупость, просто разрывал его на части изучающим и пронзительным взглядом. - Отбой! Отбой! - из коридора донеслись звуки оглушающего рупора, висевшего у каждой камеры. В коридоре отключили главные лампы, остался только локальный свет под потолком. Сменились дежурные и стали проходить по камерам и бить дубинками по железным решеткам тех камер, где не успели погасить свет. Ален аккуратно собрал карты и уложил их в картонную коробочку, убрав на верхнюю полку шкафа. Сержио успел заметить, что в шкафу только три сменных костюма и три пижамы, точно такое же количество полотенец и кусочков мыла. Шкаф был разделен на четыре равных отсека, три - заполненных всякой всячиной, и четвертый - пустой - его будущая жизнь. Катберт погасил свет, пока охранники с дубинками не добрались до их камеры, и улегся в койку. В комнате остался только проникающий сквозь прутья свет из коридора да тоненький луч фонарика, освещающий книгу читающего Тома. Сержио забрался на свою полку и лег на бок. Ребра внезапно отдались дикой болью, появившейся после удара о панель управления бентли. Боль напомнила о той жизни, которая осталась за пределами безжизненных молчаливых стен и квадратных окон двадцать на двадцать, жизни, которую он растрачивал на удовольствия, выпивку, женщин, дорогие покупки вещей и людей вокруг себя. Внезапно пришла жалость, впервые испытанная к себе за долгие годы. Сержио натянул на себя посеревшее одеяло и тут же заснул.