***
Когда Гермиона проснулась, её первой мыслью был внутренний вскрик: «Мои родители!» Она вскочила с кровати. — Рон! Рон?! Она отчаянно огляделась по сторонам, но в комнате никого не было. Именно тогда она заметила, что находится не в том номере отеля, в котором они с Роном остановились в Австралии. Вообще, эта комната показалась Гермионе очень даже знакомой, но ей всё равно потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить её и опознать. Дом на площади Гриммо. Это была комната, которую она делила с Джинни в те недолгие периоды времени, когда они жили в этом доме. Но теперь здесь всё было по-другому. Две односпальные кровати были заменены одной большой, стоящей в центре комнаты. У стены перед окном располагался письменный стол, который, как заметила Гермиона, тоже был новым. Вообще, вся комната была обновлена. Некогда выцветшие обои были заменены свежей краской и чистой, белоснежной лепниной. Кто её обновил? И когда? Гермиона покачала головой. Сейчас было не время думать об отремонтированном доме. Ей нужно было найти Рона и… Гермиона замерла, увидев письмо на прикроватном столике. Осторожно приблизившись к нему, она удивилась ещё сильнее — на конверте её собственным почерком было написано её имя. Она разорвала конверт, а когда просмотрела содержимое, её глаза наполнились слезами. Гермиона мотнула головой, схватила свою волшебную палочку, лежавшую рядом с письмом, и произнесла заклинание, чтобы проверить дату. В воздухе повисли жестокие в своём значении цифры и буквы: «1 августа 2000 года». — Нет, — прошептала она. В отчаянии Гермиона произнесла это заклинание ещё два раза, но дата осталась прежней. Её колени подогнулись, и Гермионе каким-то чудом удалось опуститься на кровать перед тем, как силы окончательно оставили её. Спустя минуту, наполненную бессмысленным разглядыванием потолка, она глубоко вздохнула и снова посмотрела на написанное её почерком письмо. Слова расплывались перед глазами, и Гермиона крепко зажмурилась, изо всех сил стараясь привести мысли хоть в какое-то подобие порядка. Чуть погодя она снова начала читать, на этот раз очень медленно и вдумчиво. «Гермиона. В июне 1998 года, когда ты попыталась восстановить память своим родителям, с тобой произошёл несчастный случай. С твоими родителями всё в порядке, но их память так и не восстановилась. Постарайся не беспокоиться о них. Они счастливы и в безопасности, и это гораздо лучшая судьба, чем то, что могло бы случиться с ними в ряде иных случаев. Из-за того несчастного случая твой разум был повреждён, и ты потеряла способность хранить новые воспоминания дольше, чем один день. Каждую ночь, когда ты спишь, твоя память возвращается к исходному состоянию, тому, которое было у тебя на момент инцидента. Дыши, Гермиона. Вдох… выдох. Вдох… выдох. Не паникуй. Всё не так плохо, как кажется. У тебя есть способы сделать ситуацию более управляемой. Сначала ты пыталась всё записывать, а следующим утром читала свои записи, стараясь не упустить ничего важного, но через несколько месяцев стало ясно, что это не работает так хорошо, как хотелось бы. Каждый день ты проводила целые часы, изучая прошлое, которое не могла вспомнить, вместо того чтобы просто жить своей жизнью. Сейчас эта система доработана, она стала сложнее, но она работает. Ты всё ещё должна тратить время, чтобы изучить то бесчисленное количество заметок, которые ты сделала за прошедшее время, но теперь ты делаешь это уже не каждый день. Теперь ты делаешь это только в конце каждого месяца. Это занимает много времени и всегда довольно болезненно. Ты читаешь досье, которые написала на всех своих друзей, заполняя пробелы с июля 1998 года по настоящее время. После этого ты просматриваешь всё, что произошло за последний месяц, а потом, при необходимости, редактируешь либо это письмо, либо чьё-то досье, либо и то и другое (ты можешь найти их на столе). Затем, с первого числа нового месяца ты начинаешь всё сначала. Как уже упоминалось, у тебя есть записи обо всех самых важных людях в твоей жизни. Читай их каждый день. В конце каждого дня обновляй все досье, данные в которых изменились (например, новая работа, подруга и т.д.), и записывай все примечательные события, которые ты хотела бы запомнить. Кроме того, не забывай делать заметки для себя на следующий день. У тебя есть календарь, где ты можешь отслеживать планы, вещи, над которыми ты хотела бы поработать, или разговоры, которые ты хотела бы продолжить. Я знаю, что это много. Но ты можешь это сделать, Гермиона. Я знаю, тебе страшно идти в новый день без плана, без малейшего понятия, куда ты идёшь, но помни, ты не одна. Вдохни ещё раз, прочитай досье и наслаждайся своим днём как можно больше, а если он выдастся плохим… ну что же, всегда есть завтра. Гермиона». К концу письма сердце Гермионы подпрыгнуло к самому горлу, а глаза вновь наполнились слезами. Неосознанно она подёргала рубашку в том месте, где болела её грудь. Неужели каждым утром ей настолько же плохо, как и сейчас? Как она вообще переносит всё это? Гермиона положила письмо обратно на прикроватный столик и сделала несколько глубоких вдохов. Затем она осторожно пересекла комнату и села за письменный стол. Прямо перед ней лежал большой календарь, открытый на августе двухтысячного года, а на нём покоилась стопка пергамента, на верхнем листе которой было нацарапано слово: «Досье». «Грейнджеры (Уилкинсы). Марта и Пол Грейнджеры живут в Брисбене, Австралия. Они до сих пор думают, что их зовут Венделл и Моника Уилкинс и что у них никогда не было дочери. Несмотря на это, они ведут прекрасную, счастливую жизнь. Они оба дантисты с общей практикой и в настоящее время планируют выйти на пенсию. Недавно они приобрели небольшой коттедж на берегу океана, который сдают в аренду для отдыха. Марта с удовольствием украшает дом и ведёт себя как добрая хозяйка по отношению к своим гостям. Она регулярно приглашает их на чай и с удовольствием слушает рассказы об их родных городах, мысленно составляя список мест, которые она хотела бы посетить вместе с Полом. Пол и Марта живут в маленьком домике в пяти минутах ходьбы от их пляжного коттеджа и каждый вечер гуляют по пляжу. Они стали постоянными посетителями ряда близлежащих ресторанов, активными членами местного сообщества и планируют вместе попутешествовать по миру после того, как выйдут на пенсию». Гермиона положила пергамент на стол и вздохнула. Её родители были счастливы. Они не помнят её, но, видимо, получают от жизни всё, что хотят. Живут на пляже, о чём всегда мечтал её отец, и планируют попутешествовать по миру, о чём мечтала её мама. Интересно, им грустно из-за того, что у них никогда не было детей? Или, возможно, какая-то часть их души всё ещё болит за неё? Ещё раз вздохнув, Гермиона начала читать о своих друзьях. К сожалению, досье не заполняло все пробелы и не отвечало на все вопросы. Например, досье на Рона говорило о том, что они больше не встречаются, но не говорило почему. Тем не менее у Гермионы появилось достаточно информации о своих друзьях, чтобы хоть примерно понимать общее положение дел. Она жила вместе с Гарри в доме на площади Гриммо. Гарри, как и Рон, работал аврором. Луна стала магозоологом и недавно начала встречаться с внуком Ньюта Скамандера — Рольфом. Джинни профессионально играла в квиддич и на текущий момент встречалась с товарищем по команде. Невилл получал квалификацию мастера гербологии в Хогвартсе. Тедди два раза в неделю проводил на Гриммо целый день. Гермиона наколдовала стакан воды и, потягивая её, перечитала все досье по второму разу. Исподволь она надеялась почувствовать хоть какое-то ощущение сродства или дежавю. Теоретически она читала эти страницы уже сотни раз, но практически ей казалось, что она видит этот текст впервые. Недовольно поморщившись, она попыталась стряхнуть с себя разочарование, начавшее вить гнездо в её душе. Закончив, Гермиона сложила пергаменты в стопку и передвинула на край стола. Пришло время изучить календарь, и всё бы ничего, но перед ней встала неожиданная проблема — он был пуст. Она даже постучала по нему волшебной палочкой в попытке снять скрывающие текст заклинания, но их не было. Разве это было нормально? Ведь судя по письму, в календаре обязательно должна была быть хоть какая-то информация для неё. Она наклонилась и снова, на сей раз гораздо пристальнее осмотрела большой лист календаря, и только тогда заметила несколько слов, нацарапанных в самом верху. Эти слова тоже были написаны её почерком, но теперь он был более неряшлив, будто бы она писала второпях или в пылу эмоций. «Новый вызов на август 2000 года: жить одним днём». Гермиона нахмурилась и отодвинулась от стола. Это что, какая-то шутка? Разве она и без того не живёт одним днём? Разве это не её проклятие? Пожав плечами, она поднялась на ноги и вышла в коридор, но тут же остановилась, не зная, куда идти дальше. Впрочем, почти сразу же она увидела надпись на стене. Выведенные почерком Гарри золотые буквы складывались в слова: «Твоя ванная», — а рядом с ними была начертана стрелка, указывающая налево. Сердце Гермионы дрогнуло. Гарри. Ей на ум пришли слова из письма самой себе: «Помни, ты не одна». Её вдруг охватило жгучее желание увидеть Гарри, и потому она огляделась по сторонам. Где бы он мог жить? В старой спальне Сириуса? Или, может, он занял хозяйскую спальню? Но прежде чем она приступила к активным поискам, откуда-то снизу послышался звон посуды. Это, должно быть, он. Гермиона сбежала вниз по лестнице, но вдруг остановилась, так и не добравшись до кухни. Готова ли она к этому? Она пригладила волосы. Наверное, она выглядела ужасно, но кого это волновало? Ведь это же был Гарри, который видел её в самых разных ситуациях. Или, может, было бы неплохо прочитать досье на него ещё раз? Она сосредоточилась и попыталась вспомнить прочитанное. «Ты живёшь с ним уже полтора года… Он работает в аврорате… Несмотря на твои постоянные протесты, он продолжает настаивать на том, чтобы научить тебя летать… Он винит себя за то, что не был с тобой в Австралии и не смог предотвратить тот несчастный случай (классический Гарри)». Гермиона перевела дыхание и улыбнулась про себя. Да, это был Гарри. Она знала его очень хорошо. Может даже лучше, чем саму себя. Она сомневалась, что он мог сильно измениться за эти два года. Поэтому она смело вошла на кухню. И тут же остановилась в дверях. Гарри был там, он стоял перед открытой дверцей холодильника и задумчиво обозревал его содержимое. Кухня, как и всё, увиденное ей в этом доме, тоже была отремонтирована. Интересно, сколько времени понадобилось Гарри на то, чтобы привести её в надлежащий вид? А она помогала ему? Гермиона надеялась, что да, поскольку сильно сомневалась, что была способна платить за своё проживание. Не похоже, чтобы в её состоянии она смогла бы удержаться хоть на какой-то работе. И это была, чёрт возьми, весьма гнетущая мысль. Тем временем Гарри так и не сдвинулся с места, и у неё возникло стойкое ощущение, что он стоит так уже долгое время, потерявшийся в своих мыслях и мало осознавая происходящее вокруг. — Привет! — осторожно подала голос Гермиона. Гарри подскочил от неожиданности и повернулся, захлопнув за собой дверцу холодильника. Гермиона смотрела, как он медленно прошёлся по кухне, и с грустью подмечала все изменения в его внешности. Самым заметным отличием была растительность на его лице. Она описала бы её, скорее, как длинную щетину, чем как короткую бороду. В голову Гермионе пришли воспоминания о том времени, проведённом в палатке, когда они искали частички души Волдеморта. Тогда у Гарри не было возможности бриться часто, он весь оброс, и единственное различие между той щетиной и этой заключалось в том, что сейчас она выглядела гораздо опрятнее. Причёска Гарри тоже претерпела свои изменения. Его волосы были коротко острижены с боков, а чёлка была такой же длинной, как и раньше, но теперь она была высоко зачёсана и не касалась его лица. Похоже, теперь он больше не пытался скрыть свой шрам. Хорошо ли это? Удалось ли ему пережить ужасы войны? Она отчаянно надеялась на это. Гарри подошёл поближе и, остановившись всего в паре футов, как-то странно посмотрел на Гермиону. Заглянув в его глаза, она также отметила и его новые очки. Это было ещё одним хорошим изменением. Эта покупка назрела уже очень давно. Заворожённая его новым обликом, она подняла руку и провела ладонью по его щетине на подбородке. Самыми кончиками пальцев она провела по его шраму, который за эти годы растерял всю свою яркость и теперь был бледно-розовым, а не гневно-красным, каким он был в её последних воспоминаниях. Затем Гермиона поправила несколько упавших на его лоб прядей волос. Всё это время Гарри продолжал молча смотреть на неё. Гермиона очнулась и резко отдёрнула руку. — Прости, — внезапно смутившись, пробормотала она. Должно быть, это было странно для него, ведь он видел её только вчера. А она? Она каждое утро вела себя так же? Во всяком случае, она ничего не могла с собой поделать. Пустота, которая начала расти в её груди этим утром, наконец-то уменьшилась до приемлемого размера. Теперь она была с Гарри. Несмотря на то что он выглядел немного по-другому, это был, несомненно, старый добрый Гарри, её лучший друг. Он всё ещё пристально смотрел на неё. Ей показалось, что он пытается что-то сказать ей своим взглядом, но она не понимала, что именно. После ещё нескольких секунд молчания она поняла, что немного ошиблась. Он не говорил, он читал. Он пытался прочитать что-то по её лицу, а она не имела ни малейшего понятия о том, что именно он хочет увидеть в ней. Но наверное, он должен был это знать, верно? — Я… эм… Я ничего не помню, — запинаясь, призналась она. — Я не знаю… Я что-то должна сделать? Я что-то упустила? «Чего ты ждёшь от меня, Гарри?» — мысленно продолжила она, не осмелившись спросить об этом вслух. Взгляд Гарри вдруг смягчился. — Ты пишешь себе записки на каждый день. Чем бы ты хотела заняться, что запланировала на сегодня, книги, которые ты хотела бы прочесть. А иногда ты пишешь ещё и о том… что хотела бы кому-то сказать, — Гарри положил руку на её плечо и мягко поинтересовался: — Ты разве не читала их сегодня? Гермиона внимательно посмотрела на Гарри и медленно покачала головой. — Эм… Ты говоришь о календаре? Он был пуст. Гарри нахмурился и опустил руку. — Мне это тоже показалось странным, — поспешно добавила она, — и я вижу, что ты такого же мнения. Там была всего одна запись, что-то о личном вызове, о том, чтобы на протяжении всего месяца жить одним днём. — Жить одним днём? — Э-э-э… Да. Гарри мрачно рассмеялся и опустил голову. Снял очки и с силой потёр переносицу. — Прости, но я не понимаю над чем ты смеёшься, — медленно сообщила Гермиона. Она пыталась найти в своём сознании хоть что-нибудь, что могло бы хоть как-то объяснить поведение Гарри, но, увы, ничего не находила. У неё были только вопросы. Чего он от неё ждёт? Что такого она сделала? — Просто я вообще не понимаю, каким образом желание жить одним днём стало личным вызовом? — с горечью ответил он, надевая очки обратно. — Ты уже довольно долго живёшь так со мной. — А ты не знаешь, была ли какая-то причина этого? — осторожно спросила она. — Да, знаю, — тихо выдохнул Гарри. — Всё началось тринадцатого января этого года. Ты можешь просмотреть свои записи, если захочешь. — Оу… — Гермиона снова смутилась и опустила глаза в пол. Наверное, он подумал, что она спрашивает о том, почему она живёт именно с ним. Хотя этот вопрос тоже очень сильно интересовал её. И вообще, какие записи он имеет в виду? Те, которые она должна просматривать раз в месяц? — Я имела в виду причину появления этого вызова, причину, по которой мой календарь пуст, — пояснила она. Гарри вдруг поджал губы и сжал челюсти. Именно так он поступал, когда пытался обуздать свой гнев. — Не знаю, Гермиона, — он снова положил руку на её плечо и тяжело вздохнул. — Мне нужно на работу. Я… Увидимся вечером, хорошего дня. Гарри больше не смотрел на неё, он просто прошёл мимо. Гермиона услышала, как он стремительно прошагал по коридору и вздрогнула от удара захлопнувшейся входной двери. Внезапно она почувствовала себя ужасно одинокой. Она закрыла глаза и зябко обхватила себя руками, из последних сил удерживаясь от того, чтобы не разрыдаться.***
Она ещё несколько минут стояла посреди кухни. Перед её внутренним взором всё ещё стояло искажённое болью лицо Гарри. Гермиона была уверена, что именно она вызвала эту боль, но не имела ни малейшего понятия как. Это был первый раз в её жизни, когда она не понимала, что случилось с Гарри. Ведь раньше, даже когда она ничем не могла ему помочь, она всегда знала, что с ним происходит. И это было действительно ужасно — не знать, с чего начать, чтобы помочь одному из своих ближайших друзей. Как ей с этим жить? Вздохнув, Гермиона решила принять ванну. Долгий приём ванны всегда помогал ей привести мысли в порядок и почувствовать себя лучше, но на этот раз годами проверенный метод не сработал. После ванны, будучи чистой и одетой, Гермиона чувствовала себя ничуть не лучше, чем раньше. Она ещё раз тяжело вздохнула и начала исследовать дом. В её руке, как будто бы она собиралась защищаться от чего-то страшного, была крепко зажата волшебная палочка. Гермиона не знала, было ли в этом доме хоть что-то опасное, но это было не так уж и важно — с палочкой в руке она просто чувствовала себя немного лучше. Кроме Гарри, её палочка была единственной знакомой вещью в этом доме. Гермиона решила осмотреть дом сверху вниз. Сначала она заглянула на чердак. Ремонт там ещё не был закончен, и потому огромное подкрышное пространство было почти полностью пусто, если не считать старых школьных сундуков Гарри и Гермионы, пустой совиной клетки и пары пыльных коробок. Гермиона испытала огромное искушение порыться в своём сундуке, ей было бы очень приятно увидеть знакомые вещи, которые вызвали бы воспоминания о тех временах, которые она ещё могла вспомнить, но затем она решила оставить это на потом. Гермиона чувствовала себя распаренной и чистой после ванны, а на чердаке было темно и очень пыльно. Четвёртый этаж, на котором находились старые спальни Сириуса и Регулуса, был почти таким же, каким она его помнила. Гарри не жил ни в одной из этих спален, и ничего здесь не отремонтировал. Гермиона гадала: оставил ли он всё как было, из-за отсутствия необходимости в дополнительном пространстве или же из уважения к памяти Сириуса? Скорее всего, дело было и в том, и в другом. Гермиона спустилась на третий этаж, где находилась её спальня. Весь этот этаж был отремонтирован, а две другие спальни, которые находились в конце коридора, были объединены в одну большую комнату, похожую на библиотеку. Посреди комнаты стоял большой бежевый диван, рядом с ним расположились два мягких зелёных кресла, а вдоль стен тянулись длинные книжные полки. Гермиона едва не остановилась, дабы проинспектировать их содержимое, но вовремя одёрнула себя и продолжила идти. Она понимала, что стоит ей только присесть и потянуться к полкам, она окажется абсолютно потерянной для внешнего мира и просидит за книгами до самого вечера. Второй этаж, на который она спустилась после посещения библиотеки, тоже был отремонтирован. На нём находилась главная спальня этого дома, и Гермиона поняла, что это была комната Гарри. Она приоткрыла дверь и увидела большую кровать, точно такую же, как и у неё самой, только эта была не заправлена. Гермиона собралась было зайти внутрь, чтобы продолжить своё маленькое исследование, но вспомнив холод в глазах Гарри этим утром, передумала. Она не должна самовольно влезать в его личную жизнь. Ещё одна спальня на этом этаже, в которой некогда спали Гарри и Рон, сейчас была превращена в детскую комнату с нарисованными на стенах драконами. Должно быть, именно здесь ночевал Тедди. Гермиона заметила фотографию на прикроватном столике и присела на корточки, чтобы рассмотреть её получше. Её сердце подпрыгнуло, когда она обнаружила на снимке себя. Они с Гарри и Тедди были в Косом переулке и все вместе ели мороженое за столиком кафе Флориана Фортескью. В последний раз, когда Гермиона видела Косой переулок, большинство магазинов и лавочек в нём были ещё закрыты. Так что она была определённо рада, что жизнь магической Англии всё же вернулась в нормальное русло. Тедди, который оказался весьма симпатичным круглолицым мальчишкой с голубыми волосами, радостно облизывал своё мороженое. Оно давно уже растаяло и стекало по рукам Тедди, но его это, казалось, нисколько не огорчало, а наоборот, веселило ещё больше. Гермиона с фото посмотрела на Гарри и улыбнулась. Гарри же наклонился к ней поближе и что-то прошептал ей на ухо, отчего оба жизнерадостно рассмеялись. Отсмеявшись, Гермиона подняла палочку и наложила на Тедди очищающее заклинание, после чего анимационный цикл на фотографии начинался заново. Гермиона смотрела на это фото и улыбалась про себя. Это было вещественным доказательством того, что Гарри не питал к ней ненависти. Он выглядел примерно так же, как и сегодня утром, а Тедди было около двух лет, так что, должно быть, это фото было сделано совсем недавно. Гермиона прикрыла глаза и попыталась заставить себя вспомнить этот момент. На фото было видно, что она заказала себе шоколадное мороженое, так что Гермиона попыталась вспомнить его вкус и то, как Гарри, как всегда, подшучивал над ней за то, что она сделала такой скучный выбор. Она попыталась вспомнить, как она наверняка пошутила в ответ, что, по крайней мере, не выбрала ванильное. Она попыталась, но ничего не получилось. В голове было пронзительно пусто, а этот яркий момент был потерян для неё безвозвратно. Гермиона смахнула невольные слёзы, поднялась на ноги и продолжила обследовать дом. Спустившись на первый этаж, она быстро прошла в гостиную, которая тоже красовалась свежим ремонтом и обстановкой. Гермиона уже поняла, что Гарри отремонтировал все части дома, которыми активно пользовался, и была приятно удивлена тому, как он умудрился сделать пригодным для жизни этот некогда тёмный и мрачный дом. Вернувшись в коридор, Гермиона пошла дальше. Раньше рядом с гостиной была ещё одна спальня, но сейчас её переделали в кабинет. Осторожно заглянув внутрь, Гермиона увидела на рабочем столе кучу бумаг, исписанных почерком Гарри. Наверное, он здесь работал. Интересно, как часто ему приходится приносить работу домой? Она уже собралась было выйти, как вдруг заметила ещё одну фотографию на краю стола. Гермиона взяла её в руки и улыбнулась узнавая. Это фото было сделано ещё до того несчастного случая. На самом деле, прямо перед ним. Гарри, Рон и Гермиона были в строгих официальных костюмах и чересчур широко улыбались в камеру. Это была та ночь, когда они получили свои ордена Мерлина. Гермиона вспомнила, что это был первый раз после окончания войны, когда они дали волю своим чувствам и наконец-то позволили себе отпраздновать победу. Они все тогда слишком много выпили, и Гермиона на фотографии с видимым трудом держалась на ногах. Она стояла в обнимку с Гарри и Роном. Вот Рон повернулся, чтобы поцеловать её в щёку, а Гарри сделал вид, что его от всего этого тошнит, заставив их всех от души рассмеяться. Гермиона улыбнулась и осторожно поставила фотографию обратно на стол. — Если бы ты только знала, что произойдёт на следующей неделе, — грустно прошептала она своему фотографическому двойнику. И тут ей пришла в голову мысль, что во время всего своего тура по дому она почти не видела фотографий. Фотографии не вывешивались для её же пользы? Неужели ей так трудно было смотреть на события, которых она совсем не помнит? Как только она подумала об этом, она заметила ещё одну фотографию, скрывавшуюся за стопкой книг. Это была ещё одна сценка с участием её, Гарри и Рона, вот только на этот раз она была сделана после аварии. Гарри выглядел примерно так же, как и сегодня утром, а Рон выглядел немного иначе, чем она его помнила. У него не было растительности на лице, как у Гарри, но волосы были уложены почти так же. Гермиона задалась вопросом, это такая аврорская мода или, быть может, просто по-взрослому? Вообще, сценка на фото была удивительной. Все они были в купальных костюмах и стояли на берегу какого-то незнакомого Гермионе озера. Она с радостью отметила, что оба парня, казалось, в полной мере набрали свой вес, потерянный за месяцы походов по лесам во время войны. Гермиона на фото висела на спине Гарри, крепко обхватив его за шею и обвив ногами его талию. Рон же стоял немного в стороне, но наклонился, чтобы попасть в кадр и улыбнулся фотографу. Внезапно Гарри через плечо посмотрел на Гермиону, одарил её шкодливой ухмылкой и сбросил в воду позади себя. Гермиона не растерялась, схватила его за ногу и потащила за собой, а Рон в это время посмотрел на кого-то за камерой насмешливым взглядом. Заворожённая происходящим, Гермиона кончиками пальцев прикоснулась к стеклу рамки и не смогла сдержать улыбки, снова и снова наблюдая за разыгрывающейся сценкой. Они все веселились, им было хорошо, и это было очевидно. Вот только немного странно было смотреть, как именно Гарри привычным движением берёт её на руки, а не Рон. Теперь она, казалось, была гораздо ближе к Гарри, чем к Рону. Что на самом деле имело смысл, поскольку они с Роном больше не были вместе, а Гарри стал её постоянным соседом по дому, которого она видела каждый день. «И забывала каждую ночь», — грустно добавила она про себя. Было довольно странно понимать, что эта сценка на фото, которую она наблюдала, началась точно так же, как сегодня, когда она ничего не помнила и начала свой день с чтения письма самой себе. Вообще-то, это фото являлось хорошим доказательством того, что не все её дни были плохими, не так ли? Или, быть может, такие дни, как на этой фотографии, всё же были редкостью? Может быть, именно поэтому Гарри держал эту фотографию на своём столе? Чтобы смотреть и вспоминать один из немногих хороших дней, который они провели все вместе после того несчастного случая? Гермиона вновь прокрутила в голове свой недавний разговор с Гарри. «Просто я совсем не понимаю, каким образом желание жить одним днём стало личным вызовом? Ты уже довольно долго живёшь так со мной». «А ты не знаешь, была ли какая-то причина этого?» «Да, знаю. Всё началось тринадцатого января этого года. Ты можешь просмотреть свои записи, если захочешь». А стоит ли ей это делать? Просматривать свои записи. Гермиона посмотрела на часы. Было чуть больше одиннадцати. У неё был ещё целый день на то, чтобы «просмотреть свои записи», что бы это ни означало. Она закончит осмотр дома и, быть может, приготовит себе обед, а потом вернётся в библиотеку. Позже она наверняка сможет найти свои записи, из которых узнает, почему Гарри так расстроился из-за неё. Но где-то в глубине души она понимала, что просто-напросто тянет время, так как часть её банально боялась узнать о том, что она могла ему сделать. На первом этаже она заглянула на кухню, которую уже видела раньше, а потом оглядела прихожую. Она была рада увидеть, что портрет матери Сириуса и та ужасная вешалка для зонтиков в виде ноги тролля исчезли. Затем Гермиона спустилась в подвал и обнаружила, что Гарри использует его как своего рода лабораторию для варки зелий. На большом столе в центре комнаты стояли два котла, а на полках вдоль стен были расставленные бесчисленные и рассортированные по алфавиту бутыльки и флакончики с зельями и ингредиентами для них. При ближайшем рассмотрении Гермиона увидела, что все они были снабжены написанными её рукой этикетками с названием ингредиента или зелья и датой покупки или варки. Она была поражена такой педантичностью, но потом с горечью подумала, что этого и следовало ожидать, поскольку после того инцидента у неё явно появилось чересчур много свободного времени. Можно было даже сказать, что у неё не осталось ничего, кроме свободного времени. И некоторую часть этого времени она точно проводила здесь. С первого взгляда было видно, что этой комнатой часто пользовались, и это на самом деле имело смысл — зельеварение казалось одним из немногих занятий, которыми она могла успешно заниматься даже со своим недугом. В этот момент её желудок предательски заурчал, и Гермиона вернулась на кухню. Съев остатки еды и запоздало задумавшись — а не дала ли она маху, съев уже готовое, и не рассердится ли Гарри, вернувшись вечером домой и не найдя свой ужин? — она вернулась в библиотеку. Гермионе потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в системе организации книг в библиотеке, но как только она это сделала, то не смогла не похвалить свою сообразительность. В первом разделе были книги, которые она читала до своего несчастного случая. Это были все те книги, которые она могла взять и начать читать практически с любого места. В следующем разделе стояли книги, которые были в процессе чтения. Там же на полке лежала стопка пергаментов вкупе с пером и чернилами, дабы она могла записывать конспекты прочитанного. Гермионе сейчас не хотелось читать, но стоило ей только откинуться на спинку дивана, как вдруг она заметила кое-что любопытное на нижней полке. Сначала она подумала, что полка пуста, но потом увидела большую папку, из которой торчало множество кусочков пергамента. Гермиона подняла её, отнесла на диван и внимательно рассмотрела. К обложке папки была приклеена записка, написанная её почерком: «Читай только в хорошем настроении! Я серьёзно, Гермиона!» Ну, сейчас она была, конечно, не в лучшем настроении, но ей стало слишком любопытно, чтобы просто отложить папку. Она открыла её и увидела название на первом листе: «Гермиона ищет смысл жизни». Это было неожиданно. Настолько неожиданно, что из глаз Гермионы потекли стремительные слёзы. Она расплакалась и хотела было закрыть папку, но что-то заставило её продолжить. Она сердито вытерла слёзы и раскрыла её на случайной странице. «Теория пятая: поиск мудрости и знаний. Соответствующие философские учения: Платонизм — смысл жизни в том, чтобы достичь высшей формы знания. Легизм — ценно только практическое знание. Сикхизм — стремление уравновесить моральные и духовные ценности стремлением к знанию». Гермиона вернулась к началу папки и увидела, что она записала краткие описания всех основных философских учений, которые изучала. Так же она свела все свои исследования к шести основным теориям о смысле жизни. «Теория первая: реализация своего истинного потенциала. Теория вторая: любовь и улучшение жизни других. Теория третья: стремление оставить после себя лучший мир. Теория четвёртая: наслаждение самой жизнью. Теория пятая: поиск мудрости и знаний. Теория шестая: жизнь не имеет смысла». Гермиона вернулась к разделу о теории под номером пять. На странице, следующей за первоначальным описанием, она перечислила свои школьные предметы и те, которые она планировала изучать по возвращении в Хогвартс. Рядом с каждым предметом она написала либо: «ЖАБА», — и дату, либо: «Невозможно в нынешнем состоянии». Последние такие заметки были сделаны напротив гербологии, древних рун и защиты от тёмных искусств. Она была разочарована, но одновременно и впечатлена тем, что ей удалось получить ЖАБА по зельеварению, заклинаниям, трансфигурации и арифмантике. Может быть, экзаменаторы были снисходительны к ней из-за её состояния? Гермиона вздохнула и закрыла папку. Вот тебе и поиски мудрости и знаний. Как она вообще могла это сделать, если ничего не запоминала? А ещё она надеялась, что эти поиски не привели её к выводу о том, что поиск знаний и есть истинный смысл её жизни. Гермиона уже сама пожалела, что не прислушалась к собственному предупреждению и открыла эту проклятую папку. Она захлопнула её и положила обратно на полку, запихнув в самый дальний угол, чтобы было труднее найти её снова. Она откинулась на спинку дивана и посмотрела в окно. Итак, вот она. Её жизнь. Она казалась… чужой… пустой… одинокой. Её мысли то и дело возвращались к короткому утреннему разговору с Гарри. Она предположила, что это происходило из-за того, что в её мозгу больше не было никаких других воспоминаний, которые могли бы её отвлечь. Немного посидев, Гермиона хотела было пойти к себе в комнату и поискать те записи, о которых говорил Гарри, но так и не нашла в себе сил подняться с дивана. Усталость, апатия, печаль. Всё это были классические признаки депрессии — она читала о них когда-то давно. Депрессия… В ней не было ничего удивительного. Разумеется, Гермиона была подавлена, ведь это была самая печальная и серая жизнь, которую она только могла себе представить. Она была вынуждена постоянно писать записки самой себе, чтобы просто помнить своих друзей, чтобы хоть как-то понимать, что происходит в их жизни. Так как можно было говорить о большем?! Она припомнила одну из прочитанных теорий: «Любовь и улучшение жизни других». Она никак не могла этого сделать. Она, чёрт возьми, даже не помнила жизни этих самых других, так как же она могла их улучшить?! Гермиона снова подумала о Гарри и о том страдальческом выражении на его лице, которое, как она была стопроцентно уверена, было вызвано ею. Почему он так расстроился? Что она ему сделала? «Вспомни, Гермиона! Вспомни! Гарри нужно, чтобы ты вспомнила!» Ничего. — Вспомни! — громко выкрикнула она вслух, и снова ничего, её разум упорно оставался пустым. Гермиона припомнила то письмо, написанное самой себе, которое она прочитала сразу после пробуждения. «Я знаю, тебе страшно идти в новый день без плана, без малейшего понятия, куда ты идёшь, но помни, ты не одна». — Чушь собачья! — припечатала она вслух. Она была одна. Она была совершенно одна.***
Гермиона до самого конца дня так и не сдвинулась с места. Она меланхолично смотрела на темнеющее небо за окном и думала о своей нынешней жизни. Когда её мысли стали совсем уж депрессивными, она попыталась отвлечься перечислением рун. Она вызывала их в своей памяти и пыталась вспомнить все их значения и применения. Несколько часов спустя она услышала приглушенный расстоянием шум откуда-то снизу. Гарри. Он вернулся. Гермиона была не в настроении видеть его, она слишком сильно жалела себя. К несчастью, Гарри сам целенаправленно искал её, и всего через несколько минут она почувствовала, что он стоит в дверях её убежища. — Гермиона? Она промолчала. Она поняла, что её лицо было всё ещё влажным после того, как она проплакала несколько часов кряду. Она смутилась и отвернулась к книжной полке, надеясь, что он просто уйдёт. Ведь он уже нашёл её и убедился, что она жива, верно? Но Гарри не ушёл, да и, если быть честной, она не верила в то, что он сделает это. Он подошёл и просто уселся на диван рядом с ней. — Почему ты сидишь здесь в темноте? — поинтересовался он. В ответ на это она лишь молча пожала плечами. На самом деле в комнате не было совсем уж темно, в окно всё ещё проникал тусклый сумеречный свет. — В подвале находится зельеварня, — продолжал он. — Ты видела? — Да, видела, — голос Гермионы был слегка хриплым от долгого молчания. — Ох, чёрт! — раздосадовано пробормотал Гарри. — Ты же не знаешь. Ты же говорила мне, что твой календарь пуст, но я как-то упустил этот момент из виду. Прости, Гермиона. Обычно по вторникам ты варишь разнообразные целебные зелья и жертвуешь их больнице Святого Мунго. В лаборатории есть инструкции на этот счёт, но, думаю, ты не знала, что их нужно искать. Гермиона опустила голову, скрывая выступившие на глазах слёзы. — Это… Это очень мило с моей стороны, — медленно заметила она, изо всех сил стараясь не допустить предательской дрожи в голосе. Гарри придвинулся поближе и осторожно взял её за руку. — Гермиона, — мягко позвал он, — как давно ты здесь сидишь? Она снова молча пожала плечами, не отрывая взгляда от своих сцепленных на коленях кистей. — Я провела здесь большую часть дня. Кстати, прекрасная комната. Гарри нежно сжал её руку. — Мы сделали её вместе. Ты нарисовала план, выбрала цвета, и мы вместе занимались ею в течении нескольких недель. Поскольку тут живём только мы с тобой, мне определённо не нужен дом с восемью спальнями, и мы превратили две из них в эту библиотеку, а третью — в кабинет. Правда, в этом доме всё ещё осталось целых пять спален, но даже так жить стало немного проще. Гермиона подняла глаза и, наконец, повернулась к Гарри. — Сколько раз ты мне об этом рассказывал? — надтреснутым голосом поинтересовалась она. Его ответный взгляд был полон искренней печали и беспокойства. — Больше, чем один. Его слова, казалось, прорвали в ней некую плотину, до того момента успешно сдерживавшую бурлившие в ней чувства. Она склонила голову и бурно разрыдалась. Она попыталась забрать свою руку у Гарри, чтобы спрятать лицо в ладонях, но он сжал её и просто притянул к себе. Он крепко обнял Гермиону, а она, уткнувшись головой в его плечо, продолжала безудержно оплакивать свою судьбу. Гермиона всё плакала, а Гарри нежно гладил её по волосам и мягко шептал утешительные слова. — Ты в порядке, Гермиона. Я уверяю тебя, ты в порядке. Я знаю, это кажется немного самоуверенным, но я обещаю тебе, что и в будущем с тобой тоже всё будет в порядке. Гермиона плакала долго, но всё же постепенно успокаивалась. Когда же она, наконец, взяла себя в руки, то устало откинулась на спинку дивана и начала вытирать лицо ладонями. Гарри взял свою волшебную палочку, сотворил платок и протянул его ей. Почему она сама не подумала об этом? Хороша ли она теперь в магии? У Гермионы не было ответа ещё и на этот вопрос, ведь сегодня она почти не пользовалась магией. Гермиона вспомнила свой список ЖАБА, который она видела ранее. Судя по всему, она как-то умудрилась сдать экзамены по чарам и трансфигурации, так что она определённо должна быть хороша в заклинаниях. Как такое вообще было возможно? Похоже, список фактов о себе, которых она не знала, был воистину бесконечен. Тем временем Гарри осторожно приподнял её подбородок так, чтобы она посмотрела на него. — Прости, мне не следовало оставлять тебя в таком состоянии сегодня утром. За эти два года мы с тобой узнали, что первые несколько часов нового дня имеют для тебя решающее значение. Именно они определяют разницу между хорошим, продуктивным днём и плохим, когда ты подавлена и жалеешь себя. Я прошу прощения. Я просто был немного не в себе. Гермиона кивнула, продолжая вытирать глаза платком. — Ты был расстроен из-за меня. Из-за чего-то, что я сделала. Гарри вздохнул и откинул голову на спинку дивана, затем потёр подбородок рукой и уставился в потолок рассеянным взглядом. — Да, — в конце концов признался он. — Мы… Вчера вечером мы с тобой поссорились. — И вместо того, чтобы сделать заметку о ссоре и прочитать её сегодня утром, я позволила себе забыть, — понятливо пробормотала Гермиона. — Неудивительно, что ты разозлился. Это действительно довольно скверный способ увильнуть от спора. Мне жаль. Гарри кивнул, а потом повернул голову, чтобы посмотреть на неё. — Я прощаю тебя. — Ты слишком великодушен. — Ты уже говорила мне об этом раньше, — с лёгкой улыбкой на устах заметил он. — Да, — мрачно усмехнулась она. — Я помню этот разговор. Он произошёл как раз перед тем несчастным случаем. Ты должен был поехать с нами в Австралию, но в это же время заболел Тедди. Ты отказался от поездки, а я… — она поёжилась от неприятных воспоминаний и обессиленно уронила голову на руки. — Мне очень жаль, Гарри. Я была совершенно не в себе. — Тем не менее твои доводы были очень логичны, — покачал он головой и с улыбкой добавил: — И я тебя простил. — Разумеется. — Тогда не будем снова ворошить прошлое, — заключил Гарри, легонько подпихнув её плечом. — Снова? — нахмурилась она. Он ничего не ответил, а Гермиона, немного помолчав, вновь подняла самую важную на данный момент тему. — Так из-за чего мы вчера поссорились? — поинтересовалась она. Гарри тяжело вздохнул и сокрушённо покачал головой. — Я пообещал себе, что не буду рассказывать тебе о том, что ты предпочитаешь скрывать даже от самой себя. — Так вот почему ты сказал мне проверить мои записи, — пробормотала она. — Они у меня в столе? Гарри согласно кивнул и решил сменить тему. — Ты голодна? Сам я уже перекусил с парой коллег, но не забыл прихватить кое-что и для тебя. — Нет, я не хочу есть, но спасибо. И, кстати, твой вопрос напомнил мне, что в обед я доела всю еду, которая у тебя была. Надеюсь, ничего страшного? Или, может, ты хотел сохранить её на потом, а я… — Разумеется, всё в порядке! — перебил он её. — Это твой дом, угощайся чем хочешь. На самом деле, надо бы записать для тебя ещё и это. В любом случае, нам срочно нужно как-то тебя подбодрить. Может, посмотрим телевизор? Гарри встал, но Гермиона так и осталась сидеть на диване. Между ними действительно было всё в порядке? Вот так вот просто? Примирение вышло каким-то слишком лёгким. Тем временем Гарри посмотрел на неё сверху вниз и усмехнулся. — Давай, вставай. Тебе это явно нужно, так что мы сделаем это так или иначе, — уговаривал он, а потом добавил с отчётливым вызовом в голосе: — И даже если ты будешь упорствовать, я на руках перетащу тебя вниз и всё равно добьюсь своего. Гермиона вспомнила увиденную на столе в кабинете фотографию. Ту самую, где все они были в одних купальных костюмах, а он без видимых усилий таскал её на своей спине. И, наверное, из-за проведённого в одиночестве, наполненного унынием дня, она очень сильно захотела почувствовать вокруг себя его руки. Именно поэтому она капризно выпятила губу и вызывающе скрестила руки на груди. Гарри на это только закатил глаза, а потом наклонился и подхватил её на руки. — Как же с тобой трудно, — беззлобно проворчал он. Она ещё плотнее крестила руки на груди и попыталась было сохранить надутый вид, но всё было тщетно — сквозь её игру то и дело пробивалась весёлая улыбка. Когда Гарри добрался до лестницы, Гермиона крепко обняла его за шею. Она не хотела, чтобы её уронили. В конце концов, она сильно сомневалась, что сильный удар по голове сможет улучшить её состояние. Или они уже пробовали это? А что вообще они пробовали? Гермиона была уверена, что они с самого начала регулярно посещали больницу Святого Мунго. Она собралась было поинтересоваться у Гарри, но потом решила оставить этот вопрос. Ведь Гарри наверняка уже смертельно надоело бесконечно отвечать ей на одни и те же вопросы. Она выяснит это позже, когда, наконец, доберётся до своих записей. Когда они уже спустились к подножию лестничного пролёта, Гермиона уловила запах Гарри, и её вдруг охватило острое ощущение чего-то знакомого, чего-то родного. Она прижалась к нему ещё чуть ближе и попыталась как можно более незаметно вдохнуть его запах ещё раз. Она знала его. Она откуда-то помнила его, но эта память не относилась к памяти до несчастного случая. Этот запах, казалось, состоял из смеси мыла, городского воздуха и чего-то истинно мужского, чего-то, что она не смогла достоверно определить. Это был очень приятный аромат и, что самое интересное, он погрузил её в ошеломляющее своей остротой ощущение безопасности. Будучи довольно наблюдательным человеком, Гарри сразу же заметил, как Гермиона обнюхивает его. Опустив её на диван в гостиной и отступив назад, он ухмыльнулся. — Тебе настолько понравился мой мужской, мускусный запах, что не можешь надышаться? — поддразнил он её. Гермиона покраснела и открыла было рот, дабы возразить, но он лениво махнул рукой и отошёл к другому концу дивана. Её ноги были вытянуты перед ним, но прежде, чем она успела поджать их к груди, Гарри поднял их, уселся, а затем положил к себе на колени. — Ты ведь узнаёшь его, да? — поинтересовался он. Гермиона рассеянно кивнула. На какое-то мгновение она потеряла нить разговора, всё её внимание занимала ситуация, в которой она оказалась, а именно тот факт, что её ноги сейчас покоились на его коленях. Почему он не сел куда-то ещё, кроме дивана? И почему он не позволил ей убрать ноги со своего места? — Всё в порядке. Я понял, — тем временем продолжал Гарри. — Ты не должна смущаться. Смущаться? О чём он вообще? Ах, да, точно, она же его нюхала! Гермиона снова покраснела. — Признаюсь, это было прекрасное ощущение. Это… Это нормально? Я начинаю вспоминать события после аварии? Гарри снял одеяло со спинки дивана и бросил его ей. — Сложно сказать, — наконец, ответил он. — Это только твой разум не помнит последних двух лет, но твоё тело помнит всё. Всё, что связано с чувствами и ощущениями: запахи, вкусы, музыка, даже заклинания, которым ты научилась с тех пор. Всё это ты можешь вспомнить в любой момент, но только если отключишь свой мозг, что, как ты понимаешь, для тебя довольно трудно. Взяв со стола пульт управления, Гарри направил его на телевизор. — Есть один ситком с очень прилипчивой песенкой, под которую можно подпевать. Посмотрим, смогу ли я его найти. Пока Гарри переключал каналы, она накрылась одеялом. Одна его рука лежала на её лодыжках, и он рассеянно поднял руку, чтобы натянуть одеяло на оставшуюся часть её ног, после чего положил руку обратно, так и не оторвавшись от экрана. Всё это было проделано им настолько рефлекторно, что Гермиона уверенно заключила, что они с Гарри были очень близки. Вообще, в этом не было ничего удивительного, поскольку они оба были очень любящими людьми. С самого детства она часто обнимала его, иногда держала за руку или клала голову ему на плечо. Сейчас эта близость казалась ей чуть странноватой, потому что ближе к концу войны, после возвращения Рона Гарри несколько отстранился от неё. Она подозревала, что это случилось из-за того, что каждое их прикосновение вызывало полный ревности взгляд Рона. Очевидно, сейчас с этим было покончено, чему она была безмерно рада, поскольку ревность Рона всегда была надоедливой и абсолютно необоснованной. Гермиона снова вспомнила фотографию, которую видела на столе Гарри. Судя по всему, Рона не волновало, что Гарри таскал на себе Гермиону. Более того, он выглядел довольным. Интересно, была ли эта близость между ней и Гарри чем-то таким, чему она удивлялась каждый день? Или, может, она стала более явной только сегодня, поскольку они начали этот день со ссоры? Гарри так и не смог найти то шоу, которое искал, а потому включил ещё один ситком, который, по его словам, они оба любили ненавидеть. Гермиона молча кивнула. Было странно слышать, как он свободно перечислял все эти истины о её жизни. И ещё более странным было то, что она безропотно принимала их за чистую монету. Не то чтобы у неё был какой-то другой выбор. К тому же, это был Гарри. Он бы никогда не стал ей лгать. Всё-таки ей очень повезло, что ещё до того несчастного случая в её жизни был человек, которому она могла столь безоговорочно доверять. Она не могла себе представить, что это могло бы сработать с кем-то другим. Следующие полчаса они смотрели шоу, а во время рекламы шутили о глупых выходках персонажей. Правда, Гермиона больше следила не за происходящим на экране, а за Гарри, то и дело украдкой поглядывая на него. Всякий раз, когда он замечал, что она смотрит на него, он слегка улыбался ей, прежде чем вновь обратить своё внимание на телевизор. Когда же это случилось в третий раз, он отключил звук и повернулся к ней. — Ты как-то странно на меня смотришь. Не хочешь рассказать? — Я не знаю. Ты улыбаешься мне, и мне это нравится. На самом деле я провела большую часть дня убеждая себя, что ты ненавидишь меня. Лицо Гарри виновато вытянулось. — Прости. Мне очень жаль, что я так плохо начал твой день. — Зная тебя, я уверена, что у тебя была на то очень веская причина, — улыбнулась она, игриво подтолкнув его ногой. Гарри молча пожал плечами. Он снова поднял пульт, но вместо того, чтобы включить звук, выключил телевизор. Затем он спихнул её ноги со своих колен и поднялся с дивана. — Да ладно! — протянул он, заметив, что Гермиона и не думает двигаться с места. — Или ты снова заставишь меня носить тебя по дому? Она покачала головой и всё-таки тоже встала с дивана. С помощью волшебной палочки она аккуратно сложила одеяло и водрузила его на место. Она порадовалась, насколько легко и естественно у неё это получилось. Гарри же одобрительно кивнул ей и указал в сторону коридора. Она безропотно последовала за ним на третий этаж и подумала было, что они пойдут в библиотеку, но нет, вместо этого Гарри направился к двери в её спальню. Он замер в коридоре и подождал, пока она войдёт первой. Взмахом волшебной палочки включив свет, Гермиона посмотрела на Гарри. Он же пересёк комнату и остановился в нескольких футах от её стола. — Можно? — спросил он, указывая на стол. — Конечно. Не то чтобы там было на что смотреть. Как она и рассказывала ему, календарь был огорчительно пуст. Гарри подошёл к столу и внимательно изучил календарь. Гермиона тоже подошла к нему и принялась наблюдать. Он закусил губу, и ей стало интересно, на что он смотрит, потому как на странице календаря была написана только одна строчка. Словно отвечая её мыслям, Гарри перевернул страницу календаря, под которой обнаружилось несколько отметин как от воды. Они явно были от слёз. Утром она этого не заметила. Итак, она плакала, когда писала заметку о «личном вызове». Гермиона была уверена, что для Гарри этот факт имел какой-то особый, пока непонятный ей смысл. — Где?.. — спросил было он, но тут же осёкся. — Что? — переспросила она. — Где что? Гарри покачал головой, глубоко вздохнул и сел за стол. Взяв перо и обмакнув его в чернила, он объявил: — Я признаю, что ты бросила себе личный вызов, но, поскольку он относится только к тебе, а не ко мне, я собираюсь немного его подкорректировать. Ты же не против? — Эм… — Гермиона пожала плечами. — Ну ладно. Она смотрела, как Гарри пишет в календаре на месте для второго августа: «Гарри приготовит блинчики (так волнующе!)» Для следующего дня он написал: «Посещение приюта для животных вместе с Луной». — Луна? — спросила Гермиона, читая из-за его плеча. — Каждый второй четверг ты посещаешь с ней приют для животных. И теперь у тебя есть уже две вещи, которых ты можешь с нетерпением ждать. Кроме этого, у тебя на этот месяц есть ещё несколько запланированных дел, но, думаю, с ними можно разобраться и потом. — Конечно, — Гермиона всё ещё думала о Луне. — Значит, каждый второй четверг я провожу с Луной? А у остальных наших друзей тоже есть свой повторяющийся день в календаре? А ты, похоже, возишься со мной каждое утро. Всё это похоже на постоянную смену нянек. И кто ведёт основное расписание? Ты? Гарри нахмурился и покачал головой, после чего вышел из-за стола, подошёл к Гермионе и положил руки ей на плечи. — Никто с тобой не нянчится, не надо так, — с тяжёлым вздохом сказал он. Его тон был печальным, но в нём проскакивали нотки раздражения, словно бы он уже не раз говорил ей об этом раньше. Как вообще он умудряется жить с ней? И, да, это был ещё один из тех вопросов, повторение которых точно когда-нибудь сведёт её с ума. Словно бы почувствовав её мысленные самоистязания, Гарри обнял Гермиону и мягко прижал к себе. — Я знаю, что у тебя был дерьмовый день, и это, в первую очередь, моя вина. Но это как раз один из тех случаев, когда хорошо осознавать, что завтра ты забудешь об этом. Когда он отстранился, то выглядел задумчивым и, казалось, хотел сказать больше, но передумал. Он отпустил её руки и повернулся к двери. — Я сожалею о том, что сделала, — поспешно сказала Гермиона в его спину. — Всё нормально. Правда. А сейчас я пойду, чтобы не мешать тебе, — Гарри указал на её стол. Гермиона заёрзала на месте. Он уходил, и ей казалось, что вместе с ним уходит и большая часть её самой. Ведь сегодня до самого конца дня, когда они вместе пошли смотреть телевизор, она ни разу не чувствовала себя такой полноценной, как сейчас. И вот теперь она снова останется одна. — Ты в порядке? — спросил он, остановившись на пороге. — Эм… Да. Я просто… — она бросила растерянный взгляд на свой стол. — Что мне делать? — Просто запиши то, что ты хочешь запомнить о сегодняшнем дне в своём… — Гарри запнулся. Он вернулся в комнату и с любопытством осмотрел её стол. Затем взгляд Гарри скользнул по заставленной книгами полке. Гермиона тоже заинтересовалась ею, но не стала их просматривать, сделав себе мысленную пометку заняться этим позже. Тем временем всё-таки Гарри нашёл то, что искал. Он взял большой чёрный блокнот в кожаном переплёте и, быстро пролистав, положил его на стол. — Обычно ты записываешь свои мысли о сегодняшнем дне в этот блокнот. Я не совсем понимаю, как всё это впишется в твоё желание жить одним днём, и так как ты не оставила себе абсолютно никаких инструкций о том, как справиться с этим вызовом, — Гарри явно пытался скрыть горечь в своём голосе, но Гермиона всё равно уловила её, — то я рекомендую тебе просто записать самые запоминающиеся моменты этого дня. Если хочешь, можешь записать всё это в ту часть, которая скрывает написанное. Этот последний комментарий не содержал никакого смысла для Гермионы, но она всё равно кивнула, так как ненавидела это чувство незнания чего-то, которое доминировало над ней в течении всего дня. И скорее всего, оно доминировало над ней не только сегодня, а все последние два года. — Хорошо, спасибо, — кивнула Гермиона. — Слушай, ты как-то упоминал мои заметки о произошедшем ранее. Я, наверное, должна их проверить. Где они? Гарри опустил голову и тяжело вздохнул. — Я уверен, ты уже прочитала об этом в своём письме, но ты не проверяешь свои записи до конца каждого месяца. Гермиона кивнула, шагнула к столу, но вдруг остановилась. Гарри, казалось, почувствовал её беспокойство и вернулся обратно в комнату. Он взял её за руку и тихо предложил: — Если хочешь, я могу составить тебе компанию, пока ты пишешь, и посижу с тобой, пока ты не уснёшь. Она хотела этого. Она очень этого хотела. И меньше всего ей сейчас хотелось, чтобы единственный человек, заставляющий её чувствовать себя нормальной и полноценной, покинул её комнату. Но, конечно же, у Гарри была и своя жизнь. У него был длинный рабочий день, и, возможно, он хотел ещё посмотреть телевизор, почитать что-нибудь, позвонить друзьям или заняться почтой. Она не могла позволить ему до ночи просидеть у её постели и поглаживать ей спинку, пока она не уснёт. Нет, она взрослая женщина и должна уметь держать себя в руках. Так что Гермиона сжала его руку и нехотя отпустила. — Я в порядке, спасибо. Гарри, похоже, ни на йоту не поверил ей, но всё же кивнул и направился к двери. — Как ты это терпишь? — не удержавшись, выпалила она, когда Гарри уже вышел в коридор. Он обернулся и ответил растерянным взглядом. — Я имею ввиду все эти повторы одного и того же. Постоянные ответы на одни и те же вопросы, постоянная осторожность при разговорах на темы, которые могут меня расстроить. Это, должно быть, сводит тебя с ума! Гарри вновь вернулся в комнату и остановился перед Гермионой. — Ты моя лучшая подруга, и мне с тобой приятно общаться. Это повторяется? Да, иногда бывает, а ещё у нас с тобой иногда бывают действительно отличные моменты, и позже, когда они вдруг повторяются, я чувствую себя счастливым. Не измученным, не раздражённым или сошедшим с ума, а счастливым! Гарри говорил так горячо, а его взгляд был столь выразительным, что Гермиона поняла — он говорит искренне, от чистого сердца. И напряжение в её груди, о котором она до тех пор даже не подозревала, наконец-то немного ослабло. Тем временем Гарри улыбнулся и заговорщицки добавил: — И, да, этот разговор каждый раз убивает меня точно так же, как и в первый. Гермиона рассмеялась. Конечно же, она уже поднимала эту тему раньше, и его реакция оказалась идеальной. Гарри поднял руку и нежно погладил её по щеке. — Завтра будет лучше, — шепнул он. — Я обещаю. Гермиона кивнула и заставила себя улыбнуться, наблюдая, как он выходит из комнаты и тихо закрывает за собою дверь.