...Большое видится на расстоянье

— Володь, ты знал, что я… — Да, знаю, — Маяковский нагло перебил визави, вновь целуя белую тонкую шею, даже ехидно улыбнулся. Вопрос был очевиден, возможно, мужчине так казалось. Скорее, там бы прозвучало что-то наподобие: ты знал, что я люблю тебя? Или: знал, что ты мне безумно дорог? За день можно услышать уйму ласковых слов, просьб, признаний и неоднократно повторяющихся вопросов. Влюблённость — восхитительное время, когда взгляды на мир меняются, сердце сбивается с комфортного ритма, а мысли отдаляются от реальности. Но они влюблены по-разному: один, точно дитя, заигрывает, ревнует к каждой и к каждому, а другой — настоящий романтик, не вспыльчив, не ревнив, действительно идеальный мужчина, такого только искать и ловить! Широкогруд, высок, прекрасен — Вот, что нужно мне для счастья! Изящны руки, а касанья Сводили разум мой с ума… Взъерошь мне волос, прочь ненастья, Желанья нет забыть тебя! ¹ — Серёж, ты глуп, раз не видишь любви моей, — продолжая обнимать возлюбленного, шептал Владимир, — твоя красота меня заводит, ты великолепен… Почти женственная, лёгкая красота Есенина взаправду очаровывала, а нежная улыбка на мгновение сражала наповал. Глазки голубые, красив, точно василёк. Маяковский берёг то, что у него есть, Серёжу любил больше грузинского вина, а Есенин говорил: ты и села моего дороже. На часах без четверти одиннадцать. После долгих ласк, объятий, поцелуев (не подумай более, уважаемый читатель) влюблённые, наслаждаясь друг другом, дремали. Только Володя притворялся, что спал… наблюдал за забавным, однако милым личиком, и пусть он малость конфузился, но глядел как заворожённый. — Серёжа… Мой Серёженька, — хрипло, приглушенно басил Маяковский, притрагиваясь к оголённым плечам, оглаживая руки, — сможешь ли ты полюбить меня, как любишь алкоголь и женщин? Утро всегда хорошеет, когда просыпаешься в родных объятиях любимого человека, особенно, если он доставил тебе уйму удовольствия вчерашней ночью. Есенин проснулся, Владимир ещё спал. Серёже он напоминал большого хищника, скорее тигра, безобидного и даже полного нежности. Васильковые глазки вглядывались в очертания лица, мимолётно пролетали мысли: как же красив этот мужчина, другого такого не найти! Есенин выкарабкался из объятий, почувствовал струйки холода, но залезть обратно – плохая идея, будить тигра не хотелось. Побрёл он на кухню заварить кофе или подумать о здоровом завтраке. Нерасчёсанные кудри блестели от падающих лучей солнца; белая маечка, подаренная Маяковским, свисала чуть выше колен, вид получался слегка вызывающим. К тому времени, пока Серёжа чем-то занимался на кухне, хищник уже проснулся и был готов выйти на охоту. Рубашка Володи расстёгнута так, что широкая грудь его особенно выделялась, шорты чуть спущены. — Почему не спишь в такую рань? — Владимир потянулся на месте, зевнул. — Само получилось. Как спалось? — Сергей прильнул, приобнял мужчину, словно назойливый кот, вновь наслаждаясь его подтянутым телом и ласкаясь. — Замечательно, лучше и быть не могло! — Володя замешкался. — Серёж, мне нужно будет отлучиться, совсем ненадолго, к вечеру я буду свободен. — И что это за срочное дело? — Потом, всё потом… Есенин отстранился, вопросительно оглядел его и с большим недовольством отрезал: — К своей Брик собираешься? Хорошо, я тебя понял, только с очередными ласками к ней будешь обращаться! Сергей стал собирать свои вещи, одеваться, причитая: «Я не намерен… не намерен это терпеть…» Маяковский молчал, ждал его ухода, сожалея, но ничего поделать не мог, не сообщил — усугубил ситуацию. Он остался один. С Лилей встречаться не хотелось, хоть и встреча была обязательна. Владимир присел в раздумьях: время до встречи имелось… Есенин кривился от горечи алкоголя, тихонько плакал от разбитых чувств. На сей раз женщины оставили его без внимания, проходили мимо, не заглядывались, похоже, не узнавали именитого женолюба. Серёжа в пьяном состоянии грубил дамам, в лицо бросал пошлости. Стопка за стопкой, бутылка за бутылкой, и Есенин пьян до потери сознания. Не привык он к такому малому вниманию, совсем ошалел и стал флиртовать с каждой встречной, как это выглядело: — Miss, прошу любить и жаловать, ваш почтенный друг Сергей Есенин! — девушка побаивалась, убегала от него, и он вновь уходил восвояси. День кончился, время пролетело быстро; Серёжа гулял: то заваливался на скамейки и напевал что-то под нос, то бродил по улицам в поисках музы, а домой не собирался; прохлада освежала мужчину, он постепенно приходил в свой разум да мыслил трезво. Маяковский ждал возлюбленного около подъезда. — Серёж, давай поговорим, прошу, мне правда есть, что сказать, ты только выслушай. — Владимир тянул к нему руки, пытался придерживать. — Ах, пусти меня, волчара! — Есенин замахнулся и отвесил грубую, полную злости пощёчину. — Ой-ой, — он подбежал к нему, стал поглаживать щеку, — ну-у, извини, родной, вот и моя любовь к тебе! Твою мне уже посчастливилось увидеть. Сергей расхохотался немного истерически. Волосы мокрые: вспотел; одежда растрёпана, помята. Васильковые глаза пылали злостью, страхом. Он еле держался на ногах, подрагивал… Маяковский униженный стоял, щека его горела, а чувства гасли. Гасла и влюблённость, и надежда… Есенин, покачиваясь, обошёл товарища и направился к себе. Серёжа не думал о нём, он стал его постепенно забывать. ¹ Стихотворение автора фанфика