Доверие

Джереми просыпается от шороха рядом. Открывать глаза не хочется, но он делает небольшое усилие и зевает, подслеповато вглядываясь непривыкшим взглядом в темноту. На кровати в паре шагов от него сгорбившись сидит тёмная фигура. —Жан?–сонно бормочет Джереми. Фигура крупно вздрагивает и поднимает на него свой взгляд. Даже при одном только слабом свете луны за окном Джереми видит, как по щекам Жана текут дорожки слёз. —Джереми? Жан опускает голову и сжимает руками простынь. Его голос звучит виновато: —Я...прости, просто...не хотел тебя будить, правда. Ты...ты можешь продолжать спать. Я сейчас в ванну схожу и вернусь. Он старается говорить ровно, но нотки подступающей истерики всё равно прорываются наружу. Джереми приходит в себя окончательно и пытается сдержать вертящееся на языке «Боже, Жан...» Потому что Жан не любит, когда к нему проявляют жалость, даже если это не жалость, а беспокойство. Джереми и так с горем пополам выбил те крупицы доверия, что есть между ними сейчас. Одно неосторожное слово—и Жан, словно испуганный уличный котёнок, нашипит на него и убежит подальше. Нельзя. Так что Джереми как можно тише набирает в лёгкие воздух, аккуратно поднимается с кровати и подходит к нему. Мнётся немного, кивает на место рядом с ним и шепчет: —Можно? Жан сейчас больше всего похож на испуганного, измученного котёнка. Он смотрит с опасением и быстро вытирает мокрые щёки, но всё же нерешительно кивает. Джереми про себя вздыхает с явным облегчением и расслабляет плечи. Он присаживается на край кровати, оставив Жану достаточное количество пространства между ними, медленно подносит свои ладони к чужим напряжённым рукам, давая Жану время отстраниться, и, не встретив сопротивления, нежно кладёт свои ладони поверх, чуть сжимая. Глаза у Жана широко распахнуты, зрачки расширены, челюсть, как и почти всё тело, напряжена, а дыхание всё ещё сбито, но его руки уже не так сильно сжимают простынь. Джереми поглаживает их большим пальцем и выдыхает, глядя Жану в глаза: —Теперь всё хорошо. Я рядом. И я буду рядом столько, сколько ты захочешь. Жан крупно вздрагивает, отводит взгляд и тихо шмыгает носом, но руки из чужой хватки не выдёргивает. —Я рядом. Ещё раз на грани шёпота повторяет Джереми, и Жан не выдерживает. С подбородка одна за одной стекают слёзы. Жан дёргает одну руку на себя, и Джереми покорно расслабляет хватку. Он пытается вытереть мокрое лицо ладонью, но в итоге только ещё больше растирает слёзы по коже. —Putain¹...–тихо выдыхает Жан и прибавляет, когда слёзы не останавливаются,–да что за чёрт! Джереми протягивает руку и прикасается ею к чужой щеке. Жан замирает, позволяя ему использовать вместо ладони рукава ночной рубашки. Прочитав во взгляде Жана стыд, Джереми обеспокоенно произносит: —Тебе не должно быть стыдно за то, что ты испытываешь эмоции,–Жан дёргается от этих слов, но всё же остаётся на месте.–В этом нет ничего постыдного. Если для тебя это важно, то я никому не расскажу об этом случае. Моро чуть расслабляется и кивает, а потом отводит взгляд и напряжённо произносит: —В Гнезде было не принято показывать эмоции. Рико называл слёзы «проявлением слабости». За это...наказывали,–он морщится от неприятных воспоминаний.–Когда я был ребёнком, держать всё в себе было довольно трудно, но ко всему со временем привыкаешь. Джереми не выдерживает. От этого нервного, но безумно личного признания всё внутри сжимается в непреодолимой тяге сделать для Жана всё, что угодно, лишь бы тому стало легче. Джереми дёргается вперёд и заключает Моро в объятья, желая успокоить. Жан почти мгновенно дёргается и толкает его в грудь, вскакивая с кровати. Джереми заваливается назад и падает на матрас, подставляя локти. Он немного дезориентирован, но довольно быстро приходит в себя и поднимается. Нокс открывает рот, чтобы извиниться, но Жан судорожно шепчет, изредка всхлипывая: —Нет, пожалуйста, не надо... Нет, только не... Только не... Джереми совершенно не знает, что делать в такой ситуации, поэтому он произносит только: —Жан, их больше нет. Они тебя не тронут. А у самого голос уже начинает подрагивать от волнения. Чёрт, он снова сделал что-то не так. Жан всё ещё продолжает судорожно бормотать просьбу не трогать его, иногда переходя на французский. Но со временем его взгляд становится более осмысленным, и он переводит его на застывшего Джереми. Жан полузадушенно хрипит, а затем начинает в панике шептать: —О...о боже, Джереми! Прости! Прости, я...я не хотел! Я только...я только... Джереми выставляет ладони вперёд, выдавливает из себя успокаивающую улыбку и как можно спокойнее уверяет: —Всё хорошо, Жан. Ты не сделал ничего плохого. Мне надо было держать себя в руках. Так что, это ты меня прости. Жан пару раз открывает и закрывает рот, затем раздосадованно вздыхает и забирается обратно на кровать, обхватывая руками колени. Он устало устраивает на них голову, закрывает глаза и подрагивающим голосом шепчет: —Я безнадёжен. Я даже на прикосновения реагирую так, будто мне на кожу кипяток выливают. Зачем ты меня вообще в команду взял? Кому я тут нужен? —Ты не безнадёжен,–уверенно говорит Джереми. Руки чешутся от желания снова прижать Жана к себе или хотя бы успокаивающе сжать его плечо, но Джереми предусмотрительно запихивает их поглубже в карманы пижамных штанов. —Ты не безнадёжен,–повторяет он.–Ты имеешь полное право так реагировать. Поверь, я ещё ни разу не пожалел, что взял тебя к нам в команду. И, ну...ты нужен команде.–он запинается,–Ты нужен мне. Джереми отводит взгляд от удивленного лица Жана и чувствует, как кончики ушей начинают пылать. Ему немного страшно, но он послушно ждёт реакции на своё признание. —Джереми, ты...–неуверенно начинает Жан, и Джереми заставляет себя посмотреть на него,–ты правда так считаешь, или ты сказал мне это, только чтобы подбодрить? В его глазах недоверие, волнение, настороженность и совсем немного надежды, которая, однако, сияет ярче всех. Джереми чувствует, как эти искорки распаляют что-то внутри него, и медленно кивает. Глаза Жана расширяются, а его губы складываются в ровную «о». Джереми кивает ещё раз, уже более уверенно, и подкрепляет кивок словами: —Да, я абсолютно точно так считаю. Они оба почти не дышат, смотря друг на друга. Джереми кажется, что прошла вечность. Но тут Жан срывается с места, за мгновение оказывается рядом и сжимает его в отчаянных объятьях. Время снова продолжает свой ход, сердце заходится в бешеном ритме, звонко стуча о грудную клетку, и Джереми чувствует, как сердце Жана вторит ему. Внутри наконец развязывается узел напряжения, и Джереми выдыхает удивлённое «Ох!» Когда Жан вновь отскакивает от него, становится почти физически холодно. —Merde! Прости, это как-то само собой получилось. Джереми непонимающе хмурится: —Тебе было неприятно? Жан удивлённо округляет глаза. —Что?! Нет! Я просто подумал, что это было слишком резко, и ты не готов, ведь я оттолкнул тебя тогда, и... Джереми закрывает его рот ладонью, и Моро замолкает. —Всё в порядке, Жан. Мне понравилось. Главное, чтобы тебе не было некомфортно. Жан отводит взгляд, выдыхает, возвращает взгляд обратно на Джереми и смущённо, но уверенно бормочет: —Мне тоже понравилось. Когда это не неожиданно для меня, то это даже приятно. И,–запинка,–это ведь ты. —Ох,–удивлённо произносит Джереми.–Тогда...всё хорошо? Жан кивает. Джереми кивает в ответ, скорее себе, чем Жану, и уже более нерешительно спрашивает: —Тогда, эм...мы можем сделать так ещё раз? Жан нервно перебирает сцепленные в замок пальцы, расцепляет их и аккуратно подползает к Джереми. Он осторожно кладёт руки ему на плечи и, после того, как Джереми также осторожно кладёт свои Жану на талию, притягивает его ближе. Эти объятья длятся значительно дольше и чувствуются волнительнее. Жан расслабляется только через минуту и укладывает голову Джереми на плечо. Обниматься, сидя на кровати, немного неудобно, потому что их колени повёрнуты вбок, и ноги затекают. Жан думает ещё минуту, прежде чем поднять голову с чужого плеча, неуверенно перебросить ногу через бёдра Джереми и сесть к нему на колени. Джереми удивлённо хлопает глазами. Жан покрывается румянцем. —Ты не против? Джереми приходит в себя и быстро кивает, краснея скулами. Если бы на месте Нокса был кто-то другой, Жан посчитал бы своё положение унизительным, но сейчас ему уютно и тепло, а ещё безопасно. Впервые за огромное количество времени, Жан чувствует себя по-настоящему защищённым. —Жан? —Ммм? Он не утруждает себя тем, чтобы вновь отнять свою голову от чужого плеча, но Джереми это, видимо, вполне устраивает, потому что он продолжает гладить Жана по спине и говорит: —Может, поспим сегодня вместе? Жан отстраняется, глядя Джереми в глаза. —Ты уверен? Я ведь буду тебе мешать. Не факт, что кошмары не придут снова. Джереми отрицательно качает головой. —Не будешь. А даже если так—то, что ты рядом, вполне будет это компенсировать. И улыбается так, как умеет только он—ярко и солнечно. Жан неуверенно улыбается в ответ, тихо надеясь, что его улыбка сейчас выглядит нормально. —Хорошо. Только можно на твоей кровати? Не хочу сегодня возвращаться в свою. —Без проблем. Джереми кладёт ладонь на скулу Жана и поглаживает, потом вопросительно косится на его губы и выдыхает: —Можно? Жан отвечает мгновенно: —Тебе—да. И поддаётся вперёд. В этот момент его надломленный мир разлетается на тысячи маленьких кусочков и мгновенно склеивается воедино. Старые трещины начинают медленно исчезать, оставляя после себя лишь небольшие неровности в качестве памяти. Жан счастлив и больше не хочет бежать от прошлого. Сейчас ему хочется оставить его позади и оставаться с Джереми как можно дольше. Они засыпают в обнимку. Перед тем как улечься, Джереми прикасается губами к его лбу, виску, чмокает Жана в нос и переплетает их пальцы. —Спокойно ночи, золотце. —Спокойной,–на грани сна бормочет Жан в ответ. Рядом с Джереми кошмары обходят его стороной, и Жан спит спокойно, пока Нокс мерно сопит ему в шею. Да, пожалуй, довериться Джереми было отличным решением.