He was a gangster, she did paintings

Рифа тушит сигарету об банку из-под кофе. И закуривает ещё одну. Она сидит в коридоре, через стенку от стреляющего телевизора, и дымит прямо в маленькой тёмной квартирке, пока в соседней комнате Штырь прорабатывает план их новой операции, ходя туда и обратно вокруг стола. Цель была маленькой: серенькая глухонемая художница, живущая в снятой однушке где-то у окраины Питера. Рисует свои маленькие картинки, выставляется в одних галереях с бесталанным сыном какого-то богача, который её и заказал. Всё просто. Вроде бы просто. Почему Штырь до сих пор не получил деньги за её голову, почему он даже и не вздумал ещё пытаться саму эту голову получить – другой вопрос. Они обсмотрели все маршруты, по которым маленькая мышка ходила – ничего новенького или даже хотя бы немного интересного. Художественная академия (к старым учителям), ближайшая булочная (за молоком и батоном), бакалея, галерея, в которой выставляется (сама носит им в пакетах картины), багетная мастерская (сама носит им в тубусах холсты). Никаких театров, кино и стадионов. Никаких клубов, квартирников и чужих дач. Никаких друзей, никаких врагов (кроме, пожалуй, того золотого мальчика, для которого за деньги отцу приходится выколачивать место в галерее). Ни-че-го. Дома – только рисует картины, читает книги или готовит. У неё нет даже телевизора. – Напомни мне, почему мы её ещё не убили? – бросает она куда-то через плечо, за спину, зная, что Штырь услышит. Сейчас глубокая ночь, в дрянной стиралке – Рифины юбка и платье, и барабан из-за них скачет так, что им приходится включать канал с дешёвым порно для того только, чтобы заглушить стук. Рифа слышит, как напарник останавливается в своём шагании туда-сюда, и только глубже затягивается. Между миссиями можно позволить себе и траву, раз время позволяет. – Кого? – Ну эту… мышку, – она только глубже вжимается в стену, когда слышит, что Штырь подходит ближе, – художницу. Они смотрят друг другу в глаза, и Рифа почему-то начинает бояться. Он какой-то слишком рослый для своих лет, и Рифа припоминает, что хотя она и сбежала от родителей, которых грозились расстрелять из-за неудачной попытки эмиграции, его забрали насильно из его родного табора. У него смуглая кожа, тёмные глаза, тёмно-русые волосы. Под жалким светом ночника в комнате он в своих грязных галифе напоминает гигантского фавна или сатира, каких Рифа видела в книжках в младших классах – с их кудрями и козлиными ногами. Он нависает над ней, как шкаф, и Рифе неспокойно – так, как ей не было неспокойно даже перед своими "клиентами", перед которыми ей приходилось ещё и оголяться, прежде чем убить. Её нож сейчас привычно лежит под рукой в замшевом сапоге, пистолет – на полу, рядом с банкой, и она невольно тянет к нему руку. – Я уже пытался. Завтра за ней смотришь ты. Он наклоняется и уносит банку с окурками на балкон вместе с пистолетом. Рифа только приглаживает жёсткие испорченные химией ярко-розовые волосы, потому что – Штырь? Осёкся? С такой простой целью? Это звучит просто невозможным. Да и к тому же, не означает ли это, что мышка теперь знает, что её заказали? Что она расскажет об этом ментам? Правда, кто такой поверит… Почему он так, чёрт возьми, спокоен? *** Наступает их так называемое "время слежки", когда они просто наблюдают за её окнами с крыши соседней пятиэтажки. Она живёт на четвёртом этаже, поэтому Рифа просто поудобнее ложится на живот и достаёт из рюкзака бинокль. Тут же лежит и пистолет, и нож, и всякие женские штучки для отвлечения внимания, и когда мышка в очередной раз за неделю заходит в комнату с холстом, Рифа даже думает убить её сама, раз Штырь каким-то образом осёкся раньше, но решает отказаться от этой идеи, раз из них двоих Штырь всё-таки главный. Сегодня облачно, солнце прячется за тучами, и мышка поворачивает закрытый тканью холст к окну и подтаскивает его поближе. Она придвигает к нему табуретку, снимает ткань, и – Рифа чуть не роняет бинокль вниз на все эти этажи. Хорошо, что он висит у неё на шее на ленте. Она настраивает окуляры на высокую чёткость и неуютно отползает подальше от края крыши. С холста на неё смотрит Штырь – карандашный набросок, робкие мазки краски поверх – бежевый, коричневый, чёрный. Его крупные кудри, золотая серёжка в левом ухе, волевой подбородок. Глаза, как будто светящиеся изнутри. Такой знакомый изгиб губ. Вечно чуть нахмуренные брови. Всё подмечено до мельчайших деталей. Рифа потуже перевязывает непослушные волосы резинкой и решает убить её завтра. *** – Штырь! – она распахивает дверь в его комнату (ту, что с телевизором) с ноги, но его уже нет на месте. Его берцы и кожаная куртка также отсутствуют в прихожей. Рифа бесцельно ищет его пистолет или хотя бы ружьё по шкафам. – Чёрт бы тебя побрал. Известно, где он – должен быть у мышки, должен уже ворваться к ней в квартиру и пристрелить её, но что-то подсказывает Рифе, что он снова этого не сделает. Она потуже затягивает пояс на юбке, надевает курточку не до бедра, пятернёй расчёсывает жёсткие розовые волосы – и выбегает из их убежища, захлопывая дверь.