Светлячок в долине света

Тэнмей осторожно выглянул в узкий проем между ящиками, за которыми они с Хинотамой сумели так удачно спрятаться, когда летающая лодка приземлилась в ангаре. Это было их первое везение. Во второй раз им повезло, когда летающие шиноби, потрепанные недавней стычкой у госпиталя, решили, будто дыра в борту появилась от разлетающихся осколков после взрыва на разбойничьем острове, и не стали проверять внимательней, поспешно и довольно суетливо утащив трех пленниц и безголовое тело своего командира куда-то вглубь темных переходов. Тэнмей, в чем-то, даже понимал такую беспечность врага. Им незачем было беспокоиться об охране лодки и пустого ангара, ведь никто, кроме них, не смог бы самостоятельно забраться так высоко. Способности подчиненных Банбуцу были уникальными: обычные шиноби летать не умели... никто не умел, кроме птиц. Так что ситуация сыграла на руку неучтенным пассажирам. Никто не ожидал, что такое возможно, поэтому двум опытным сенсорам не составило труда избежать ненужного внимания и незамеченными покинуть бронированную лодку. Но на этом их удача закончилась... Старший Хьюга нахмурился, снова вспомнив, насколько близко они были к цели, а еще то нелепое и трагическое стечение обстоятельств, из-за которого они вынуждены были вот уже почти целый день прятаться в темном и пыльном углу ангара, как трусливые мыши. И, что делать дальше, не знал теперь даже он — тот, кого в клане Хьюга называли когда-то Невозмутимым Тэнмеем, у которого в каждом рукаве по запасному плану. Печать сомнений легла тяжким грузом на его плечи и исказила спокойное лицо: это видно было и в нахмуренных бровях с глубоко залегшими тревожными складками, и в стиснутых побелевших губах, и в желваках, играющих на скулах. В этот момент никто не решился бы признать обычно такого сдержанного и рассудительного светлоглазого мужчину невозмутимым. Тэнмей еще раз огляделся, оттягивая неприятный миг принятия решения, покачал головой и пробрался обратно за ящики. Он привычно, за этот бесконечный день, отстегнул флягу с водой и помог своему главе напиться, затем достал последние чистые бинты из подсумка и начал менять повязку на его груди и боку, стараясь не причинить еще больше боли. — И все-таки ты должен был вмешаться, — делая большие паузы между словами, прошептал Хинотама. — Неразумно, — собрав волю в кулак, ответил Тэнмей, лицо его снова казалось пустым и равнодушным. — Ваши раны от тех осколков слишком серьезны. Вы не смогли бы сражаться, а я не смог бы нападать и прикрывать вас одновременно. Бой в замкнутом пространстве, с превосходящими силами противника, да еще и без малейших перспектив самостоятельно спуститься с огромной высоты — без шансов. — Мы бы что-нибудь придумали... — неуверенно, но все так же упрямо, протянул Хинотама. — Мы бы ничего не успели придумать, — возразил Тэнмей. — Но можно же было взять кого-нибудь в заложники? Мы бы пригрозили убить его, и они бы опустили лодку на землю. — Противника нельзя считать глупее себя. Это смертельная ошибка. Лодка летела очень быстро, мы не знали, как ей управлять, нас слишком легко было бы обмануть, пообещав, что угодно, а потом устроить какую-нибудь диверсию — я бы так и поступил на их месте... Да, в крайнем случае, просто разлетелись бы в разные стороны на этих своих крыльях, а мы бы рухнули в море. А еще вспомните командира в черном шлеме. Он не пожалел даже своего помощника разбойника. Стал бы он жалеть кого-то из простых подчиненных? — старший шиноби посмотрел на раненого, отрицательно покачал головой и продолжил: — Нет. Не думаю. Это они могли грозить нам смертью Хиноко-химэ, и мы бы подчинились. Я уже говорил вам: единственная удачная возможность напасть у нас была, когда они сражались на острове с Учиха. С такими сильными союзниками и неожиданным ударом с тыла даже превосходство врага можно было бы свести к минимуму, но этот шанс мы упустили. Чудо, что после взрыва вы вообще смогли забраться внутрь... Если бы я не остался перевязать ваши раны, господин, вы истекли бы кровью. Разве вы забыли, чему я вас учил? Даже смерть шиноби должна идти на пользу. В той ситуации от наших смертей не было бы проку. К тому же в логове разбойников мы так и не узнали, как снимаются эти проклятые ошейники. На корабле женщины были беззащитны, пришлось бы прикрывать еще и их — очень невыгодная, провальная позиция... Зато теперь мы видели, куда унесли Хиноко-химэ и обеих Учиха. Потерпите немного, день уже почти закончился. Судя по тому, о чем болтали стражники, их по очереди должны будут отвести к Банбуцу на допрос, а к ночи, думаю, вернут обратно в камеру. Когда окончательно стемнеет, станет проще пробраться на тюремный этаж незамеченными. Мы освободим пленниц, и Сакура-химэ вас вылечит... — Ты же видишь, я уже не жилец, и не продержусь до ночи. Я всего лишь досадная обуза. — Хинотама тяжело раскашлялся, изо всех сил зажимая рот рукавом, чтобы не шуметь. Костяшки судорожно сжатых пальцев его побелели, лоб усыпали бисеринки холодного пота. — Поступи разумно. Сделай, что должен, и спаси Хиноко. Это мой приказ как главы... последний приказ... — Простите, господин, но я вынужден ослушаться, — спокойно и просто ответил Тэнмей. — Пока вы живы, будет жить наш клан, вы умрете — умрут все. — Старший шиноби похлопал себя по брови, указывая на печать, но пальцы его так и не коснулись зеленых линий, будто боясь обжечься. Хинотама глухо рассмеялся. — Неужели ты тоже веришь в эту сказочку, Тэнмей? А я всегда думал, что ты умнее... В детстве мне казалось, что шиноби лучше и правильнее тебя и на свете-то нет! Еще бы — юный гений, восходящее солнце клана... Младший Хьюга поморщился, пережидая очередной приступ боли. Он задумчиво поглядел куда-то в сторону и неожиданно признался: — Я так рад был, когда вечно занятый отец назначил тебя мне в наставники, ни на что больше не обращал внимания... — В голосе младшего Хьюга послышалась застарелая обида и горечь. — Что ж, детям простительно не замечать интриг и подлости взрослых: ни того, что на старших братьев у отца, почему-то, всегда было время, и он тренировал их лично, ни всей той грязи и мерзкого шушуканья советников по углам, что с паршивой овцы хоть шерсти клок, что старый ублюдок на всякий случай выводит ненужного сына из-под их влияния, что назначил в наставники и защитники не кого-то опытного и более достойного — из них самих, а послушного клейменого мальчишку, всего на семь лет старше, что растит такого же преданного пса на благо семьи... Хинотама замолчал, избегая смотреть Тэнмею в глаза, и тоскливо усмехнулся. — Ничего не замечал, понимаешь?.. Просто радовался, маленький дурак, гордился и восхищался тобой, искал твоего одобрения, пытался подражать во всем, любил больше родных братьев... Не знаю, зачем, но до сих пор храню ту игрушку, которую ты мне смастерил. — Хинотама стянул с шеи спрятанный в складках одежды мешочек на кожаном шнурке и достал маленькую пластинку-медальон из медово-желтого самшита с двумя петельками по бокам, на одной стороне тонкими изящными штрихами была нарисована летящая птица, на другой — запертая клетка. Младший шиноби задумчиво потянул за правую и левую петлю, игрушка раскрутилась волчком, и оба рисунка внезапно слились в один — птицу в клетке. — Хех... — хмыкнул он, — похоже, близость смерти делает меня слишком болтливым и сентиментальным... Тэнмей растерянно и недоверчиво глядел на своего главу, не ожидая такого признания и не решаясь задать тревожащий вопрос. — Все ложь, — сердито отрезал Хинотама. — Когда стал старше, заметил, наконец, то, чего не видел до этого: дом старшей семьи прогнил и смердит ненавистью и ложью... А этой зимой подслушал весьма занимательный разговор отца с моим старшим братом. Его наставления наследнику. И знаешь, что я понял? Что вся наша жизнь — это одна большая ложь. Прапрадед придумал страшную сказочку о неминуемой смерти без поддержки печати после очередного восстания младшей ветви, чтобы окончательно подчинить таких, как ты. Прадед каленым железом выжег последние воспоминания о том, что когда-то было правдой, а дед... Дед слишком часто говорил, что страх за жизнь — отличная узда и кнут даже для самой упрямой скотины... Догадаешься сам, кто в этой сказочке настоящая скотина, а, Тэнмей? Скулы старшего шиноби побелели от ярости, челюсть окаменела. — Вот так... Уже хорошо... — Младший Хьюга закашлялся и дрожащей рукой утер кровь в уголке губ. — Может, не такой уж я и дурак, правда? Раз сумел не единожды проследить за самим Железным Кулаком и всей его дрянной семейкой. А знаешь, что еще я видел? Вашу встречу с Хиноко в лесу за рекой. Вы были слишком безрассудны. Ты́ был безрассуден! Хинотама впервые посмотрел Тэнмею в глаза. Взгляд его был жестким и негодующим. — Как думаешь, что сделал бы отец, если бы узнал о том, что презренная грязь испачкала драгоценную яшму? Сколько бы времени прошло, прежде чем тебя бы поймали, оскопили и живьем закопали в землю, а Хиноко утопили в той самой реке с камнем на шее? Сестренка слишком добрая и наивная... совсем как я в детстве... Надеялась, верно, что наш отец тоже добрый, сжалится над вами и позволит ей перейти в младшую ветвь клана. Но ты же не такой наивный, да? Должен был понимать, чем все закончится? Спокойствие и уверенность окончательно покинули Тэнмея, он виновато опустил голову под осуждающим взглядом Хинотамы. — Старшая ветвь всегда идет в рост, без развилок и пустоцветов. — Вера в собственную правоту придала раненому сил, голос его чуть окреп. — Возможно, когда-нибудь, у второго моего брата появился бы шанс создать собственную семью, если бы умер наследник и не оставил детей. Слишком много условий, слишком призрачная надежда, но хотя бы такая... а у последышей, вроде нас с Хиноко, никакого будущего не могло быть в принципе. Мы не имеем права любить и желать, мы должны прожить великодушно дарованную нам жизнь на благо клана и умереть на благо клана... Скованные правилами, вечно одинокие цепные псы старшей семьи, а еще докучливые, никому не нужные приживалки у собственной родни, и прав у нас даже меньше, чем у таких, как ты. Единственным выходом для бедняжки было бы использовать все свое женское обаяние по назначению и окрутить наследника. Такие браки не очень приветствуются, сам знаешь, — слишком близкое родство, но все бы получилось... Стоило ей захотеть. Вот только она не захотела — променяла алмаз на кусок грязи... Хинотама сжал кулаки, так что деревянный медальон тихо скрипнул. — Из-за тебя ее жизнь оказалась в опасности. Ты отнял у единственного дорогого для меня человека шанс хоть на какое-то счастье, семью и детей, и за это я тебя возненавидел... Но сейчас это уже не имеет значения, все слишком изменилось. Возможно, с тобой сестра все-таки станет счастливой. Так что сделай то, о чем втайне мечтал... все вы... Теперь ты знаешь правду, тебе не нужно больше так отчаянно и упрямо спасать ненавистного дурака и неумеху. Дальше ты пойдешь один... а я... я помогу тебе принять этот выбор... мой преданный и слишком верный Тэнмей... Наклонись-ка ближе. Тэнмей помедлил немного, но все же подчинился. Слабая рука почти невесомо коснулась его лба, зеленая печать под окровавленными пальцами побледнела и исчезла. И вместе с ней исчезло и то чувство угрозы и неприятной тяжести, которые сковывали Тэнмея с трехлетнего возраста. Но даже такое слабое действие, казалось, окончательно подорвало силы Хинотамы. Он устало откинулся головой на мешок под собой и прикрыл глаза, дыхание его было хриплым и неровным. — Птицам — не место в клетке, — вдруг с усилием прошептал раненый, кулак его разжался, и он протянул Тэнмею испачканную кровью игрушку. — Птицы должны летать. Ты говорил мне об этом в детстве... но мои цепи слишком тяжелы... я не смел верить. Найди и спаси Хиноко. Вернитесь свободными людьми... и освободите Хьюга от рабства. Тебя любят в клане и уважают... рядом с тобой ее... не тронут. Все получится. Запомни... птицы должны летать... Речь юного главы начала путаться все сильнее: — Чтобы пришел новый день... звезды должны уснуть... и покинуть небо. Такой вот... досадный... порядок вещей. Хинотама падет... как звезда... и наступит... новый рассвет. Тэнмей... станет зарей... нового мира... для Хьюга... Я... верю... — Младший шиноби раскашлялся, в уголках посиневших, обметанных лихорадкой губ снова появилась кровь, вот только вытереть ее у него уже не было сил. Тэнмей молча смотрел на мучения своего главы, затем решительно отложил медальон в сторону и потянулся вперед. Пальцы его со скоростью молнии заплясали на чужом теле, выбивая невероятно сложный и непостижимый в своей красоте узор по тенкецу, раненый захлебнулся от боли в последний раз и окончательно затих, голова его бессильно свесилась на грудь. — ...летать, — тихо повторил Тэнмей и невидящими глазами поглядел вверх, сквозь тонкую щель между краем ящика, за которым они прятались, и далеким проемом ангара — туда, где высоко в небе беззаботно мерцали и подмигивали первые звезды... Шиноби глубоко вздохнул, чувствуя на губах соленый морской ветер, аккуратно спрятал в мешочек игрушку с испачканным кровью силуэтом птицы и надел на шею — клеткой к сердцу, а потом огляделся по сторонам активированным бьякуганом. Убедившись, что ангар по-прежнему пуст, и их все еще не обнаружили, Тэнмей осторожно подхватил на плечо тело упрямого, пылкого и такого доверчивого мальчика, которого все эти годы, несмотря ни на что, любил и берег, как родного, и медленно поднялся. Он неуверенно провел свободной рукой по виску, так и не решившись коснуться места, где совсем недавно зеленела крестообразная печать подчинения, задумчиво кивнул, словно подводя итог мысленному спору с самим собой, и отправился дальше — в темноту и холод Города Тысячи Лиц...