Полночь

Да я сжёг все церкви вы молились все напрасно крест перевернут пустота в моих глазах темно Эола знает, все знает. Знает всю подноготную, все документы, цели, желания. Она знает о Венти все. Все и даже больше. Ей опасно держать все дома, но кто придет за ней? Правильно, никто, нет никого, кто работал бы так же хорошо, кто убирал бы людей так же тихо, словно их никогда и не было. Эола вновь держит документы в руках. С фотографии на нее то и дело смотрели разные люди. Каждый из них пал от ее руки, никто еще не ушел живым. Она делает наверняка, проверяет и только потом уходит. Эола хороша в этом. Хороша в том, чтобы раз за разом убивать людей. Её руки по локоть в крови, порой даже буквально. Ей никогда их не отмыть, но пока никто не знает, чем она занимается, все было хорошо. Пока она мило улыбалась Эмбер, все было хорошо. Никто не заподозрит Эолу, пока рядом с ней всеми любимый скаут. И это хорошо. Никто ничего не знает и не должен знать. Пускай они продолжают верить в абсолютную свободу, данную им Архонтом, пускай и дальше шепчутся у нее за спиной о странных исчезновениях людей. И снова Эола стоит над могилой. Она никогда не любила своего дядю, да и родителей тоже, но вот своего так же погибшего учителя просто обожала. Но она покоилась вместе с ними под холодной землей. Эола сжимает меч в руках, стискивает зубы. Она отомстит Венти, свергнет его раз и навсегда, закончит тиранию Архонта свободы. Мондштадт на самом деле никогда не был свободен. Он погряз во лжи и грязи. С первого взгляда все было прекрасно, но Эола знала всю подноготную, весь ужас и страх, который можно пережить в Мондштадте. Она кладет букет Сесилий рядом с могильным камней своего наставника и смахивает пыль. — Я еще отомщу за тебя, дорогой наставник. — с горечью произносит Эола и разворачивается. Пока долг Эолы не будет выполнен, души погибших не упокоятся, а камень не спадет с ее сердца. Ради этого пришлось стать лучшей, обзавестись нужными связями и даже познакомится с самим Архонтом. Только он ничего не подозревает, что даже удивительно на самом деле. Однако, приходилось быть осторожной. О ее целях знали только трупы, погребенные много лет назад. Я проклят, я болен, не видел я счастья практически мёртв, меня ты добей. В переулке около таверны темно и холодно. Сигаретный дым едко щиплет лёгкие, но Дилюк и не против. Это доставляет какое-то эстетическое удовольствие: наблюдать развевающийся на ветру синеватое дымное облако. В таверне же жарко, пыльно и душно, и чтобы нормально думать, там слишком мало кислорода. Опыт работы с Венти приучил его, что все важные слухи и люди стекаются после рабочего дня в таверну, выпивают там, и готовы продать родную мать или сестру ради добавки сидра или вина. Но ему нет нужды лезть в их внутренние распри. Он может быть просто молчаливым барменом за стойкой и внимательно слушать их разговоры, а когда слух зацепится за какую-то фразу, которая покажется интересной, или подозрительной, или всё сразу, Дилюк её уже не отпустит. Он словно отключает все функции организма, оставляя только слух, и слушает. Слушает, пока не надоест, или пока его не окликнет другой клиент. Но обычно к этому моменту вся важная информация у него уже есть, и на утро, когда всех пьяниц можно оставить на Чарльза, он отправляется на встречу с Венти, по пути приветливо со всеми здоровается и фальшиво улыбается, выкладывает Архонта всю добытую информацию, а тот уже пусть сам решает, кто полезен ему и обществу, а кто не очень. Дилюк не вправе это решать; не зря же Венти имеет сердце Бога, а не Дилюк. Если Венти был выбран Селестией для роли Анемо Архонта, значит он лучше. Это же очевидно, и понятно любому дураку. Но были те, кто с этим в корне несогласен. Для Дилюка ключевое слово здесь «были». Кто-то из них в дождь поскользнулся и упал на мосту, разбив голову в кровь. Кто-то упал со стула, ставя книги верхнюю полку шкафа в библиотеке и сломав при этом шею, навсегда оставшись парализованным. Кто-то погиб в пьяной потасовке в таверне, неосторожно получив несколько колото-резанных ран в область живота. Кто-то потерял сознание с соборе во время утренней молитвы, а очнулся погребенный заживо на кладбище за ним и в итоге задохнулся. Дилюк не гнушался никакой работы, он знал, что эти деструктивные и маргинальные личности рано или поздно выйдут из-под контроля и разрушат всё, чем он и любой житель Мондшдата дорожит. А потерять всё ещё раз ему явно не хочется. Дилюк стал ночным обитателем города; днём же он отсиживался на винокурне, спал, ел, литрами пил виноградный сок и безалкогольный сидр, ухаживал за своими побегами табака, и просто бездельничал. Иногда брал в руки документы, чтобы в сотый раз проверить, всё ли он правильно понял из них, не упустил ли чего. Развившаяся с годами паранойя редко мешала ему работать, делая его дотошным до мелочей, позволяя не оставлять улик и в деталях запоминать праздные разговоры в таверне. Но иногда трещина в его психике, которую он заклеивает различными глупыми хобби и подробностями из жизней других людей даёт брешь, и Дилюк начинает не доверять всем и всему что он видит, возводя сомнения в абсолют. Отвлечься ему может помочь работа, очередная пьяная потасовка в таверне, возможно устроенная им же, пачка сигарет, которая заканчивается со стремительной скоростью, или на худой конец охота на кабанов, а потом разделка их туш. Ничто не должно отвлекать его от работы. Ничто и никто. Потому что на кону стоит сам Мондштадт, люди, которые просто хотят спокойно там жить. Без потрясений. Спокойная размеренная жизнь без всяких там революций, перемен и изменений. И Дилюк их понимает. Все ваши молитвы напрасны простите Топлю как котят я ваших детей Эола бродит по своему дому. Туда-сюда, просто чтобы побыстрее проснуться, размять ноги и быть готовой ко всему на свете. В бледных усталых руках она держит кружку, в которой от кофе осталось ровным счетом ничего, только гуща на дне. Подойдя к столу, не обремененному бумагами, она обнаруживает на нем новый документ. Тяжелый вздох последовал за стуком керамики о стол. Со снимка на нее глядит самый обычный мужчина лет тридцати. Похоже, что он даже являлся рыцарем Ордо Фавониуса, но Эола почти никогда не встречалась с ним, хоть и сама была капитаном. Под изображением было расписано о цели все то же, что и всегда, а причины, как всегда, походили на бред сумасшедшего. — Бред. — говорит Эола, но так или иначе это было ее работой. *** Эола сидит в самом углу. Хоть в таверне и царил полутемок, но там было темнее всего, никто не заглянет к ней и тем более не сядет за один стол. Фамилия Лоуренс хоть и перестала доставлять ей проблем, пьяные люди могли сказать не мало гадких вещей. Вино кончилось уже давно, но она не берет новую порцию, предпочитая оставаться в трезвом уме. Она скучающе наблюдает за своей целью. Простой человек, ничего в нем не было подозрительного, даже лишнего настороженного взгляда не кинул. Эола прекрасно знала, что у него была семья: жена, дочь и вроде даже домашнее животное, но это не имело никакого значения в ее работе. Эола переводит взгляд на бармена. Дилюк являлся ее напарником уже не первый год. Он либо поставлял архонту информацию, которая потом попадала ей в руки, либо занимался такой же грязной работой. В паре они почти никогда не работали, да и поводов не было, обычно все подозреваемые были обычными людьми, но, если выходило так, что у кого-то есть глаз бога, они смотрели по ситуации. Когда нужный человек, чуть пошатываясь встаёт из-за стола, Эола так же поднимается. Прежде чем проскочить за мужчиной на улицу, она подкладывает маленькую записку в карман Дилюка. Она гласила: "Никто из них не виноват." Девушка, конечно, подумала, что записка может показаться слишком подозрительной, тем более зная, что у напарника паранойя, но Эола надеялась на его благоразумие. Запастись его поддержкой было бы отлично, одна она может не справится. Эола ушла из таверны надеясь, что её хозяин хорошенько подумает о словах своего постоянного клиента. Она бесшумно следует за рыцарем. Ночью на улицах почти не было людей. А если мимо кто-то проходили, то это были либо другие пьяницы, либо солдаты, патрулирующие пустынные улицы. Никто не замечал силуэт, который словно тень следовал за своей жертвой. Мужчина заворачивает за угол. Эола тихо налетает на него, обвивая тонкую шею мужчины ремнем. Он успевает только крякнуть, прежде чем у него перехватывает дыхание. В попытке выбраться рыцарь старался извернуться, но она только сильнее душила его, стягивая ремень. Мужчина пытался оттянуть от себя ремень пока руки совсем не ослабли, а воздух в лёгких не кончился. Эола затягивает ремень, стоит так ещё немного, а затем отпускает. Безвольное тело падает на холодную каменную плитку переулка. Эола присаживается на корточки рядом, берет руку, которая посвила как у безвольной куклы и щупает пульс. Его не было. Наклонившись к его груди, она попыталась расслышать сердцебиения, но так и не обнаружив его, потянула тело за ноги. Рядом стояли пыльные мешки, найдут его только утром, если решат заглянуть. Она закидывает труп на мешки, отряхивает руки и уходит. Ее работа сделана. «Никто из них не виноват». Что? Что бы это могло значить? Дилюк часто видел Эолу в таверне. Иногда по работе, иногда она заходила просто так. Но сегодня всё было не как обычно. Что-то точно было не так, но никак не понять, что именно, а с этой запиской, подложенной ему в карман, всё стало совсем странным. «Никто из них не виноват». Не виноват в чём? Кто не виноват? Вопросы носились у Дилюка в голове, задавая которые, он надеялся найти всему другое объяснение, а не то, которое первым приходило в голову. Но она не может сомневаться. Эола хороший боец и капитан. Она всегда была верна работе: и в Ордо Фавониус, и на Венти. «Никто из них не виноват». Что если её вера пошатнулась? Но почему? Дилюк решил не оставаться сегодня в городе и, несмотря на поздний час, отправился в своё поместье. Отсутствие личной жизни и куча свободного времени иногда обременяли существование молодого человека, но в этом имелись свои плюсы. За ничего не деланием парень нашёл для себя приемлемое хобби помимо охоты на кабанов. Информация — ключ ко всему. И её у Дилюка было возможно даже слишком много. «Никто из них не виноват». А что если она что-то задумала? Но я не могу просто кинуть ей это в лицо? Или могу?… Приехав далеко заполнись на винокурню, Дилюк сильно обрадовался, что не встретил ни служанок, ни гостей. Прошмыгнув в свой кабинет, он со скоростью света начал копаться в своих бумажках. «Никто из них не виноват». Чего ты хочешь? Объясни мне. «Эола Лоуренс. Да уж, информации не то что кот наплакал. Её крайне мало, катастрофически мало» — действительно, о них с Дилюком в общем доступе было мало что известно, это давало меньше повода для слухов и не слишком сильно выделяло из толпы. Но сейчас это могло сыграть злую шутку с ними обоими. «Никто из них не виноват». Какого чёрта? Заснув прямо за рабочим столом и только под утро, Дилюк продолжал думать о том, что всё это перестало быть любопытным и всё меньше ему нравилось. Он мог бы пойти к Эоле прямо сейчас и потребовать объяснений, но слишком опасался ответа который получит. «Никто из них не виноват». Что мне делать? Никому не доверяй. Ничто не должно отвлекать от работы. Заповеди, составленные им много лет назад. По этим же причинам Дилюк не пьёт алкоголь, даже слабый — не доверяет самому себе. Мало ли что задурманенный мозг может сделать или рассказать. Рисковать было нельзя. Но сквозь параноидальную дрёму он подумал о том, что бокал вина сейчас пришёлся бы кстати. Дилюк надеялся, что не слишком доверился напарнице. *** Конечно, взлом дома действующего капитана Ордо Фавониус плохо скажется на репутации, но сейчас это было неважно — Дилюку нужны быть ответы, и он знал, что здесь они точно есть. Постоянные вопросы «как» и «почему» в конец доконали его, и желание во всем разобраться здесь и сейчас взяло верх. «Кажется, её нет дома…» — Дилюк без труда залез в окно дома на первом этаже, действуя сейчас действительно как Полуночный Герой. Во тьме, стараясь не издавать ни единого звука, он принялся искать что-то, что даст ответ на мучивший его вопрос: Эола ему союзник или враг? Найдя комнату, больше других похожую на кабинет, Дилюк осторожно заходит, прикрывая скрипучую дверь. Медленно подходит к почти пустому столу. На нём стоит чашка с кофейной гущей на дне. В углу лежит папка с какими-то документами. Скорее всего, это и есть её рабочий стол, просто очень хорошо убранный. Взяв в руки папку с края стола, Дилюк не то что бы удивился содержимому. Обычная папка с делами всех тех, кого они с Эллой убили или подставили. Несколько досье. Ничего такого в принципе. Дилюк ненадолго успокаивается, но он уверен, что это ещё не всё. Обойдя стол с другой стороны, он обнаружил, что в нём есть два шкафа. Оба не заперты. Открыл сначала правый из них. Там лежала фотография Эолы с какими-то людьми. Она улыбается, люди тоже, но все лица кроме её перечёркнуты красными крестами. Здесь капитан как будто ещё ребёнок… Подпись на обратной стороне, выведенная нервным размашистым почерком, гласит: Клан Лоуренсов. Избавиться от всех, кроме девчонки. Дилюк прикрыл рот рукой. «Зачем Эоле хранить эту фотографию? И откуда она у неё?» Желание открывать второй ящик улетучилось так же быстро, как появилось желание выкурить три пачки сигарет прямо здесь. Аккуратно приоткрыв левый ящик стола Дилюк нашёл ещё одну папку. Те же дела, что лежат на столе, но все почему-то исписаны… Красивыми, элегантными и ровными буквами. Читая все заметки напарницы, у Дилюка волосы становились дыбом. «Что за…?» Сомнения его оправдались. Всё это было не случайно. Записка… фотография… пазл сложился, но Дилюк явно был этому не рад. Со злостью кинув папку в ящик и быстро закрыв его, парень осел на стуле, думая, как ему поступить. «Настучать на Эолу Венти? Нет. Он отправит меня же разобраться с ней», — Дилюк прикрыл глаза и приложил руку к холодному лбу. Они вместе убили столько народу, чтобы не было вот таких вот потрясений, а в итоге потрясением стала сама капитан. Что же это получается, Дилюк доверился не тому человеку? Он не мог и не хотел верить в то, что Эола собирает на их Архонта компромат. Кажется, пришло время разобраться и поговорить. *** Тяжелый день в Ордо Фавониус наконец кончился, но до дома Эола добралась только к ночи. Особняк встретил ее привычной тишиной и одиночеством. У нее не было никого, кто мог бы счастливо встретить ее на пороге дома, даже слуг. Когда все ее родные погибли, наследница распустила слуг и стала жить одна. Многие комнаты покрылись толстыми слоями пыли, но какая разница. Она отпирает дверь, но моментально понимает, что не одна в здании. Обычно дом стоит как тихая крепость, но сейчас что-то дышало внутри и Эола почти чувствовала это. Девушка стягивает каблуки с ног, их постукивание раздавалось бы слишком громко в безмолвных стенах. Эола крепче хватается за ручку меча, который возник у нее в руках по одному мгновению словно из света луны, который едва проникал сквозь шторы. Эола шагает тихо, она похожа на затаившуюся кошку на охоте. Не смотря на тяжесть Песни в руках, девушка все равно легко шла вперед. Даже в темноте она очень хорошо ориентировалась в доме. Девушка приоткрывает дверь в кабинет. Сердце глухо бьется о ребра, когда она видит Дилюка. Нечего пугаться, она же сама подложила бумажку, но почему именно здесь? Скрываться смысла не было. Девушка резко открывает дверь. Она глядит на Дилюка привычным высокомерным взглядом, так присущим ее фамилии. Она бы хотела поговорить на нейтральной территории, но что же поделать, раз уж он решил наведаться к ней. — Господин Дилюк, что вы делаете у меня дома в столь поздний час? — К чему такая манера речи, капитан? — парень прошипел должность Эолы сквозь зубы, от злости даже слегка привстав со своего места. Точнее сказать, не со своего, так как это всё ещё было поместье семьи Лоуренс и оно принадлежало Эоле по праву наследства, но Дилюк уже был не уверен, что девушка его заслужила. — Нервничаешь? Если честно, я тоже. У меня есть к тебе пара вопросов, — Дилюк медленно встал со стула, понимая, что ситуация щекотливая и делать резких движений не стоит, но не сдержал дрожь в руке и почти вырвал бедный ящик с корнями. В ту же секунду по столу заскользила злополучная папка. — Что это и зачем это тебе? Эола закатывает глаза, когда Дилюк вырывает шкафчик. Она глядит с наигранным недовольством. На самом деле ей было все равно, но она продолжает держать маску наследника семьи Лоунренс. Слишком уж она была необходима в нынешнем мире и даже при других аристократах было сложно не показывать свои корни, лишь бы защититься. — Попрошу не портить мебель в доме, — холодно произносит она. Девушка стискивает рукоятку меча, когда видит папку. Там все ее труды, вся жизнь и цели. Она боялась, что все будет зря. Эола резко поднимает взгляд на Дилюка. На лице не дрогнула ни единая мышца, но глаза. В глазах было что-то мутное, неясное. Желание мести? Сожаление? Печаль? Может такая же тоска? Она сама не понимала, что чувствовала сейчас. — Как много ты прочел? — Эола и без того хотела презентовать свой труд ему, но не так. Хотела все объяснить, но, похоже, она может больше не надеется. Дилюк ненадолго задумался. Действительно, что он прочёл? Папка с документами, лежавшая на столе, содержала в себе все когда-либо выполненные им и Эолой дела, там были письма, приказы, обычная папка, ничего особенного, у него самого таких целых архив. Да дело и не в самой папке и документах, а в том, что там написано поверх печатных букв. Написано рукой Эолы… Парень мотнул головой и яростно распахнул глаза. — Достаточно, чтобы усомниться в том, что тебе можно доверять. А самое смешное, что до этого, я верил тебе. У меня не было ни капли сомнения, что ты окажешься… — Дилюк долго подбирал слова, боясь и оскорбить девушку, и недостаточно точно донести свою мысль, — … крысой. Парень с тоской в глазах посмотрел на капитана. Каждое слово, что она говорит нужно ставить под сомнение. А так как у неё в руке блестит её Песнь, ему нужно настроиться на худшее. Эола долго глядит на него, но принимает решение убрать оружие. Оно исчезает, давая ей наконец встать прямо. Так будет лучше. Пускай напряжение и искрилось в воздухе, но может это сыграет хоть какую-то роль? Эола была готова к тому, что Дилюк нападет, потому с плеч так и не спадало явное напряжение. Девушка тоже видит это. Видит тоску в чужих глазах. Тошно, неприятно. Что происходит? Эола решает попытать удачу. Пускай даже она верила, что удача — это миф, но в Тейвате было еще не мало загадок, кто знает, может быть именно сегодня она развеет свои сомнения? Эола обходит его, берет в руки папку. — Я надеюсь на твое благоразумие, — она поднимает взгляд на Дилюка. Вглядывается в чужое лицо, но сама не знает, что пытается там найти. Понимание? Сочувствие? Может быть все сразу и ничего одновременно. Слишком сложно. — Ты не знаешь, как погиб клан Лоуренс и... мой наставник. Но есть ли хоть какие-то предположения? Дилюк нелепо усмехнулся. «Убрала меч. Сделай я хоть одно неверное движение, она убьёт меня за свою идею не раздумывая. Ровно как и я», — Дилюк только сейчас понял, к чему всё идёт. — Боюсь даже предположить. Но… думаю, с ними случилось нечто ужасное. Судя по той фотографии… — О, значит ее ты тоже нашел, — Эола открывает шкафчик и берет фотографию в руки, — Как не прилично рыться в чужих вещах, Господин Дилюк. Она проводит рукой по изображению, которому было уже очень много лет, но это было единственной памятью о ее наставнике. Прошло уже очень много лет, но она продолжала помнить, скорбеть. Никто не может утешить ее боль, может быть только холодная кладбищенская земля. Эола резко разворачивается к Дилюку. — Скажи мне, ты никогда не задумывался, к чему может привести правление Венти? Никогда не думал, что мы убиваем невинных людей? Обычные работяги, солдаты... Заслужили они этого? Нет. Никто из них не хотел свергнуть Архонта. Они просто были, работали, жили, заводили семьи, а мы несправедливо забирали их жизни. — Эола стискивает зубы, — Эти люди... на фотографии, были мне семьей, но все они мертвы. А знаешь почему? По тому, что Венти считал, что они угроза для него. — Ты говоришь вещи, которые мне неприятно слышать. Откуда ты знаешь, кто чего хотел, а кто не хотел? — Дилюк нахмурился, — Ты хочешь сказать, что ставишь себя выше Архонта? Выше того, кто создал всё то, что мы сейчас имеем? Если бы не Венти, нас с тобой вообще могло не быть на этом свете. Парень на секунду замолчал. Что движет капитаном? Месть? Или что-то сложнее? Хотя, что может быть сложнее мести? Вопросы, на которые у него нет ответа. — Скажи мне, капитан, — Дилюк посмотрел Эоле прямо в глаза, — если бы твоих близких не убили по Бог знает какой причине, ты бы так же защищала сейчас всех тех, кого мы уничтожили? Или тебе действительно настолько на них не наплевать? Эола хватает Дилюка за грудки, прижимает к столу и только сильнее мнет его одежду в руках. Она злится на него, злится за такую бесповоротную, тупую веру в единую власть архонта. Она никогда не могла назвать Дилюка узколобым, но именно таким он сейчас и казался. — А ради чего тогда он убивает всех подряд?! Хочет сохранить свой трон, вот только он залит кровью! Мой дядя никогда не был приятным человеком, но это не значит, что он должен был умереть! А наставник? Ради какой цели она сейчас покоится под землей!? Скажи мне! Скажи! — истерично кричит она на него. Эола дышит глубоко, смотрит на Дилюка горящим взглядом. — Ставлю, — вздыхает она и улыбается, — Да, ставлю! В чем удовольствие жить в страхе? Покажи мне тех, кто не боится за свою жизнь или за свою семью? Если очередной алкаш улыбается тебе в лицо, это не значит, что все радужно. Ты когда-нибудь вообще задумывался почему в Мондштадте так много пьющих людей? Если нет, то подумай. Эола встряхивает головой, словно пытается убрать лишние мысли. Ее хватка становится только сильнее. — Мне действительно не все равно. Я рыцарь и обязана их защищать, дела о нахождении убийц идут медленно только с моей помощью. Я не беспочвенно обвиняю Венти и ты это прекрасно знаешь. Если бы не он, они были бы живы. Ты же тоже знаешь, как потерять близкого человека, да? Кто знает, может в этом снова виноват наш Архонт, м? Глаза Дилюка полыхнули праведной яростью, не сдержав которую, он резко оттолкнул от себя Эолу и дал ей пощечину. Конечно, это было не по-джентельменски, но Дилюк давно не считал себя таковым. От их аристократического рода остался он один и его фамилия. — Ты ничего не знаешь ни про меня, ни про моего отца! Кто дал тебе право говорить такие вещи?! — до этого старавшийся вести диалог, парень оказался захлестнут ненавистью. — Я горел идеей так же как и ты. Когда погиб отец, мне не говорили, отчего и почему. Никогда не думала, как я, не являясь рыцарем, смог найти себе прибежище у Архонта под крылом? — Эола тупо уставилась на парня, прижав ладонь к ушибленной щеке, — А я расскажу тебе. Я тоже думал, что отца подставили. Он всегда был таким правильным, примерный семьянин, аристократ, владелец винокурни, привносившей в казну города кучу денег зачёт экспорта. Кому же он мог перейти дорогу не атом месте, что его убили? — Дилюк почти срывался на крик, но резко успокоился. — Я строил теории заговора, отгородился от всего мира, чтобы никто не смог мне помешать. Прийдя к Венти, я намеревался подставить его. Найти документы об отце, и опубликовать их. Но когда я их нашёл, я их сжёг. Дилюк тяжело вздохнул. Воспоминания давались ему трудно, отзываясь ноющей болью в висках и груди. — Отца в пьяной потасовке убили рыцари Ордо Фавониус. А потом эти же рыцари пришли ко мне домой и сказали, что отец погиб при неизвестных обстоятельствах. Венти хотел уберечь меня от большей боли, которую я мог испытать, узнав всё это в юном возрасте. А ты… — Дилюк стрельнул холодными глазами в сторону девушки, — мало того, что ты хочешь разрушить всё, что у нас есть сейчас, но ты хочешь сделать это по сути чужими руками. Опубликуешь документы, и начнётся кровавая баня. Погибнет в сотни раз больше людей, чем мы с тобой убили вместе взятые. А ты останешься стоять на этом пепелище, думая, какая же ты правильная и добрая… Довольно… Слышать тебя больше не хочу…, — обнажив свой меч, Дилюк с воплями кинулся на капитана. Эола отражает удар, но ее откидывает к шкафу. Резкая боль в спине заставляет ее резко выдохнуть и стиснуть зубы. Она неожиданно выпрыгивает в коридор и затаивается в темноте. Кабинет слишком мал, чтобы сражаться в нем, потому девушка приняла решение вывести противника в зал. Там было больше места для размаха. — Ордо Фавониус никогда не были идеальными. Многие рыцари просто дураки, не способные даже от слаймов отбиться. Даже Варка тот еще тупица, но решение оставить на посту Джинн было мудрым. Единственное его правильное решение, — произносит Эола из темноты коридора, — Я понимаю твой гнев на них и оправдывать не буду. Однако то, что ты все сжег исключительно твое решение. — Я не собираюсь выставлять себя хорошей, Мондштадт и без того ненавидит меня за одну только фамилию, но я хочу защитить их. Это мой долг, как рыцаря Ордо Фавониуса. Много ли у нас истинно верующих? Думаешь люди не понимают, к кому ведут ниточки убийств? О, они понимают, но боятся, очень сильно боятся. Она ждала, когда Дилюк покажется из кабинета. Тогда, из темноты, она сможет нанести ему удар. Эола хорошо знала поместье, каждый коридор, комнату, даже самую маленькую подсобку. Но она хотела сражаться честно, на кону ее личная честь и многолетние труды. Дилюк наигранно засмеялся, продолжая оставаться в кабинете, думая, как правильно поступить дальше. Расположение комнат он не знал, и куда свернула Эола тоже не видел. — Ты говоришь, что люди догадываются о том, куда ведут ниточки, при этом обзывая рыцарей Ордо Фавониус дураками, а они составляют почти сорок процентов населения Мондштадта и сами распускают большинство слухов. Смешно, — последнее слово парень почти выплюнул и медленно начал двигаться к двери, крепко держа Погибель в руках; к счастью пол в поместье был сделан как надо и не скрипел. — Это было во-первых. А во-вторых, я же сказал, что не желаю больше слушать твой предательский трёп. И оправдываться тоже не буду. Я верю Венти и буду верить. А то, что делаешь ты — мерзко и подло. Адреналин и гнев сильно притупили чувство сострадания и самоконтроля, поэтому не найдя выхода из засады, Дилюк решил просто и тупо атаковать: собрав элемент пиро на лезвии своего меча, парень как следует размахнулся и запустил огромного огненного феникса прямо в сторону двери. Если Эола стояла по одну из сторон от выхода, её непременно заденет и у него появится шанс выйти. А если не стояла, то это хотя бы отвлечёт её внимание. — Блядство! — Эола, вскрикнув, падает. Она глубоко дышит сквозь зубы. Больно. Очень больно. Эола вытягивает руку и с ужасом видит, как одежда на руке, большая похожая на угольки теперь, прилипла к покрасневшей и слезающей коже. Глубокие ожоги болели так, что из глаз были готовы прыснуть слезы. Оружие со звоном упало рядом. Эола тянется к нему, но стоит схватится за рукоятку, как предательский, но тихий болезненный стон вырвался с побледневших губ. Как же больно. Но она, не смотря на жжение в руке все равно поднимается на ноги и крепче хватается за Песнь. Как бы больно не было сейчас, она не может сдаться. — Можешь не слушать, мне все равно. Я останусь при своем мнении, — Эола дышит тяжело, но стоит прямо, готовая в любую секунду кинутся на противника. Услышав звук падающего оружия, Дилюк понял, что попал прямо в яблочко. Стремительным рывком он выскочил из кабинета. Пламя ему было ни по чем, а вот капитану досталось. Эола стояла в коридоре и с болезненным выражением лица крепко держала Песнь. Не долго думая, Дилюк снова напал на неё. Нападать было легче, чем защищаться; Эола отступала, отражая его удары. Если он погибнет, то хотя бы назло ей сожжет всё поместье до тла, поэтому иногда вместе с ударами своего меча посылал потоки огня. Продолжая отступать и нападать, они с капитаном оказались в просторной комнате, чем то прохожей на зал. Скорее всего, это он и был. Дилюк плотоядно скалил зубы. — Кажется, вы немного устали, капитан? — Господин Дилюк, не будьте так самоуверен. Эола правда устала отбиваться от атак Дилюка, но не могла просто так сдаться. Зал давал ей шанс наконец размахнуться и самой пойти в атаку. Каждый ее удар был похож на грациозный танец, способный подарить смерть. В ее руках Песнь покрывается льдом, вытягивается и словно серебряное сверкает в тусклом свете луны. Она размахивается им как следует, выпуская на противника волну льда, такого холодного, что он был способен обжигать кожу не хуже настоящего огня. Эола не стала ждать реакции, а моментально вновь кинулась на противника с серией ударов, а в конце последовал особенно сильный. Полупрозрачный, ледяной меч вытянулся за ее спиной и ударился о пол. Это был взрыв чистой физической энергии, способный убить врага моментально. Даже шкафы вокруг дрогнули от него. Эола тоже почувствовала этот удар, но он никогда не накосил ей вреда, а вот врагам поблизости — да. Может она и не была сильна в том, чтобы владеть собственной стихией, но ее физической силе могли позавидовать многие. «Её коронный приём, Сумеречный меч, как она его называет» — ударной волной Дилюка отбросило обратно в коридор, по которому он проскользил ещё какое-то время, своим мечом царапая пол в попытке затормозить. От холода онемели руки и ноги, от рубашки почти не осталось живого места, а грудь и шея покрылась глубокими ранами. Парень тяжело дышал, изо рта у него было видно дыхание, а температура в комнате опустилась до каких-то запредельно низких отметок. Огонь, который Дилюк посеял, превратился в синий дым. Не став терять время, пока дым рассеивается, Дилюк быстрыми, но слегка скованными от холода движениями, вернулся ближе к залу. Из-за дыма не хватало кислорода, а холод сжимал легкие будто в тиски. Но Дилюк не думал просто так сдаваться. В зале много места, но совершенно некуда спрятаться, поэтому если он выпустит феникса ещё раз, Эоле точно придётся не сладко. Встав прямо в проходе, не особо целившись, Дилюк вложил в удар всю оставшуюся у него энергию; огненный феникс снёс всё, что видел на пути, грациозно вылетев в окно и оставив зал без одной стены. Увы нас всех ждёт печальный финал предал свою душу и тело агонии Эоле казалось, что она наконец победила, потому осторожно пошла к проходу, где видела Дилюка в последний раз. Холод не тронул ее, но от дыма было тяжело дышать. Она кашляет, отмахивается, глаза начинало щипать, но проверить все равно надо было. Но это было ошибкой. Фатальной ошибкой. Только подойдя к коридору, в нем показался раненый силуэт Дилюка, а за ним вспышка — Феникс. Эола успевает подставить меч, но он бесполезен. Тело обжигает, кажется, что огонь сейчас поглотит ее, но вместо этого выкидывает на улицу следом за стеной. Девушка содрогается, болезненно стонет. Больно. Больно. Как же больно. Нет больше ничего кроме боли. Соленые слезы скатываются по лицу, покрасневшему от пламени, от чего стало еще хуже. Все тело ныло, а каждое движение отдавалось невыносимой болью. Эола дышит часто, даже слишком, но это никак не помогает ей избавится от чувств, будто с нее живьем снимают кожу прямо сейчас. Кожа действительно начала отслаиваться, а на и без того поврежденной руке и вовсе почернела. Нет смысла даже тянутся к мечу, она едва ли может вдохнуть. Сражаться нет сил. Больше и не будет. Это конец. Финал ее жалкой жизни. Она ничего так и не добилась, а от этого еще хуже. Горечь на языке кажется слишком отчетливой. Смотря прямо в глаза капитану и занося меч для своего последнего удара, Дилюк не увидел никаких эмоций. Наверно, Эола просто не успела ничего почувствовать или подумать. Но, осторожно выпрыгнув из зала через огромную брешь в стене и выйдя к ней во двор, Дилюк точно знал, что она чувствует: боль. Больше ничего. Эола лежала на голой земле и корчилась от боли. Дилюку тоже было не сладко, раны на шее сильно ныли, руки, особенно пальцы, всё ещё плохо слушались после холодной взбучки от капитана. Дилюк достал из ножен на бедре кинжал с гравировкой его имени, присел рядом с Эолой на корточки и болезненно прокашлялся. — Вам есть что сказать напоследок, капитан? — Мне нечего вам сказать, Господин Дилюк, — Эола говорит тихо, громче было слишком больно, губы стягивало, а горло жгло, — Я горела тем, чтобы отомстить ему, побороться за жизнь наставника, но проиграла. Не выполнила свой долг, доверилась не тому и теперь не смогу даже отнести цветы ей на могилу. Эола поднимает взгляд к нему. Звездный небосклон весь сверкал. Прекрасная летняя ночь. Больше ей не придется мучится, убивать. Она наконец свободна и это не лживая свобода, данная им Архонтом, а, пожалуй, настоящая, такая, какую она и искала. С трудом она поднимает фотографию на уровень своих глаз. От нее почти ничего не осталось, лишь строгий силуэт наставника. — Я погибаю, но, пожалуй, с честью. Я достойно сражалась за свои идеалы, — Эола переводит усталый взгляд на Дилюка, — Когда-нибудь мы еще встретимся, и я обязательно возьму реванш. rest in peace покойтесь с миром сгнили ваши тела Парню стало горько на душе и тоскливо. Но долг есть долг. Он нахмурился, сел на колени рядом с девушкой и над её обожженной грудью занёс кинжал, целясь прямо в сердце. Перерезать горло бывшему напарнику ему точно не хотелось. — Именем Барбатоса, Архонта ветра и правителя Мондштадта, капитан разведывательного отряда рыцарей Ордо Фавониус Эола Лоуренс приговаривается к смерти за измену государству, — Дилюк замахнулся и со всей силы вбил кинжал девушке в сердце. Эола издала последний в своей жизни болезненный хрип, широко распахнутые глаза её потускнели, а на губах застыл последний вздох. Дилюк упал на спину рядом с девушкой и окинул взглядом территорию вокруг. Небольшое поместье, которое сейчас больше было похоже на куски досок сложенные вместе в произвольном порядке, небольшой сад, пруд и раскидистое дерево рядом с ним. — Красиво… — парень широко раскинул руки и прикрыл глаза, — Как же я устал… *** Дилюк снова стоит в переулке около таверны и нервно курит. Как будто ничего и не изменилось, но на самом деле изменилось всё, изменился и он сам. Трудно поверить, но за убийство напарника ему вручили медаль, Венти публично выступил, сказав что она «за вклад в развитие города». Дилюк собственноручно сжёг древнейшее поместье, а ему дают медаль «за вклад в развитие города». Наглая ложь. Дилюк стоял на сцене, широко улыбался, искренне. Был рад помочь устранить ещё один недоброжелательный элемент, как было указано в документах всех тех, кого они с Эолой убили. Он стоял там, на него смотрели сотни глаз, но не с благодарностью, а с застывшим ужасом во взгляде и с выражением презрения на лице, но тем не менее широкой улыбкой. Дилюка словно окатило холодной водой. Они знают. Они всё знают. Неужели всё то, во что он столько лет верил — ложь? Невозможно. Он не должен сомневаться, он должен верить Венти. Но что если ему он тоже соврал? Как врал всем… Как продолжает врать. Сколько ещё людей на него работают? Сколько ещё людей так же сильно верят ему, как верил Дилюк? Венти сказал, что назначит ему нового напарника, так будет удобнее работать. Кому удобнее? Дилюк предпочёл бы больше в жизни ни с кем не работать, чтобы больше не испытывать такого разочарования и нескончаемой боли. Но его мнение Венти не интересует. Он тоже пешка. Как были они, как была она. Пешки для него. Почему снова напарник? Дилюк заподозрил Эолу и убил её. Напарник… будет подозревать Дилюка? Следить за ним? Искать компромат на него? Затем убьёт и получит медаль?… Вечный круг. Никому нельзя верить. Поток мыслей захлестнул Дилюка, отчего тот в приступе паники подавится сигаретным дымом и начал кромок кашлять. Вернувшись в таверну, он постарался сосредоточится на работе, это единственное, что могло его отвлечь от мыслей о лжи, в которой он жил. Его глаза нервно бегали туда-сюда при разговоре с рыцарями Ордо Фавониус, выражал соболезнования, порой даже искренние. Потому что он ошибся. И его ошибка стала для кого-то фатальной. Никому нельзя верить. Если любой может оказаться недоброжелательным элементом, каким стала Эола, почему таким элементом не может стать Дилюк? Рано или поздно за ним тоже пошлют кого-нибудь. Или уже послали?