На Западе

Колючий мелкий песок скрипит на зубах, но от него не отплеваться: во рту сухо, как в пустыне. Забавно, конечно, сравнивать что-то с пустыней, находясь в ней; конь помер два дня назад, и теперь Люциан рассказывал шутки самому себе, просто чтобы не тронуться умом. Губы растрескались — одна половина от нестерпимой жары, а вторая, демоническая, всегда такой была. Прожить в подобном климате год — то ещё испытание, но Люциан обречён скитаться по бескрайнему Западу целую вечность — подарок от Дьявола. Слишком жарко; даже демоническая плоть тосковала по городской прохладе близ фонтана или внутри таверны. С другой стороны, где жить полукровке, если не на Западе? Нигде в мире нет уже такого разношёрстного пережитка древности: женщины-змеи, минотавры, закованные в рыжую броню кентавры — здесь ютились все, кому не нашлось места среди нормальных людей. Люциан прожил на Западе всю жизнь, и его всё устраивало, за исключением, разве что, скитающегося Дьявола, не пойманного маршалом за долгие годы поисков. Его расплывчатый двухметровый мираж иногда маячил на горизонте, но стоило Люциану устремиться к нему, как тот таял, насмешливо салютируя неудачливому охотнику. У Дьявола было имя, будто бы существо из Преисподней было человеком, но у шерифа язык не поворачивался назвать тварь по имени. Слишком острыми, слишком болезненными были воспоминания о том дне, когда Люциан потерял единственного близкого человека. Дьявол тягуче, издеваясь, будто бы с наслаждением рокотал её имя, насмешливо глядя пустыми глазницами в искажённое порчей лицо её мужа. Переступив через отбеленные до рези в глазах кости, Люциан поправил шляпу, чтобы она закрывала его человеческую половину лица от солнца, и устремился дальше. Где-то там, за горизонтом, процветал великий город Даллас, с портом и выходом к океану. Люциан был там лишь однажды, в те благие времена, когда туда ходили караваны, но сейчас даже Запад загнивал, утопал в своих сюрреалистических проблемах. Места, где магия древних времён сталкивалась с современностью, всегда страдали сильнее всех. Стальные поезда уже разрезали жаркий воздух своими ржавыми кабинами, но поломки случались так часто, что быстрее порой можно было дойти пешком. А ещё поезда привезли с собой чужеземцев, светлокожих, белозубых, с привычкой говорить с их восточным акцентом медленно и пафосно. Люциан достал последнюю сигару из внутреннего кармана, цокнул кремневой зажигалкой, но искра тухла, раз за разом вспыхивая и пропадая. «Чёрт тебя подери», — выругался Люциан, щёлкая с заметным раздражением. Слова еле-еле срывались с сухого языка, но Люциану слишком сильно хотелось закурить, чтобы поберечь силы. «Огоньку? — нависает над ним раскалённый череп, наклоняя пылающие рога к сигаре. — Дёрнешься — и я затяну аркан у тебя на шее». Церемониться с Трешем уже не впервой; Люциан поджигает сигару и зажимает её в губах. Треш выпрямляется, гремя не то костями, не то цепями, не то от жары у Люциана звенит в ушах — без подсказки не разберёшься. Дьявол крутит в пальцах толстое лассо, задумчиво склоняя череп, Люциан выпускает в безоблачное небо серый тяжёлый дым. «Где Сенна?» — спрашивает он без особой надежды услышать ответ; тем временем, проклятые пальцы тянутся за пистолетом и ложатся аккурат на обтёсанную многочисленными касаниями обжигающе горячую рукоять; благо, демонической плоти всё равно на температуру. «Кто? Хм-м… — облачённые в перчатку когтистые пальцы потёрли острый кончик черепа, — не припоминаю такой». Люциан выдернул пистолет и направил монстру прямо меж глазниц. Дьявол дёрнул костлявой рукой, закидывая аркан на шею Люциану. Они смотрели друг на друга; по бараньему черепу невозможно было прочитать эмоции, но маршал впился в горящие пустые глаза ненавидящим, жестоким взглядом. Дьявол хмыкнул, затягивая аркан; ярко-рыжее лассо начинало поддушивать Люциана. «Без сомнений, ты можешь выстрелить, но тогда у тебя не будет и шанса снова увидеть её», — пророкотал монстр, наклоняясь к Люциану. Маршал опустил пистолет, спрятал его в кобуру и пыхнул дымом прямо в морду Дьяволу. Если бы Треш умел улыбаться, то сейчас бы его лицо украшала блаженная улыбка. Скинув аркан, он глухо просмеялся и рассеялся в тумане из буро-красного дыма. Люциан с досадой выплюнул сигару и побрёл дальше. *** — Полюбуйся, — сипло сказал безымянный сосед по столику в баре, — всё вокруг рыжее или красное, а она надела синее платье на выступление. Люциан впервые поднял взгляд на говорящего. Поджарый мужчина со спущенным на подбородок красным платком не моргая смотрел на диву, игравшую до этого на чудном инструменте. Сейчас был небольшой перерыв, девушка сидела за барной стойкой и раздавала автографы. Маршал снова посмотрел на соседа. На нём была широкополая шляпа, из-под которой выпадали тёмные вьющиеся волосы. Его лицо было не юным, но выразительным. В больших глазах с длинными ресницами плескалась озорная искра, но губы оставались спокойными. На шее висели ярко-жёлтые очки, а облачён мужчина был в оранжевое пончо. — С кем имею честь говорить? — Люциан поправил шляпу, стыдливо пряча демоническую половину лица: всё же многих она пугала. Ему понравилось в этом мрачном баре, и он даже не сразу понял, что здесь даёт концерт какая-то заграничная дива. Сосед посмотрел на него своими хитрыми глазами. Бледное и гладко выбритое лицо выглядело слишком чуждо на фоне местных. — Ты же искал меня, Люциан, — Джин опрокинул в себя шот виски и самым кончиком языка облизнул губы. Изящное движение, быстрое и отточенное. — Есть ли те, кто пришли сюда ради этой выскочки? Кроме меня, разумеется. На Западе слишком редко дают концерты, чтобы я их пропускал. Маршал улыбнулся, хмыкнул, направляя свой взгляд на музыкантшу. Люциан был наслышан о специфичных вкусах и методах Джина. Понятно, почему его так зацепил наряд дивы. — Эта Сона, — с отвращением просипел Джин, — действует мне на нервы своим цветом. Демасийцы ничего не смыслят в красоте, увы; так за что я корю эту глупую девчонку? Сона посмотрела на Джина и, встретив такой внимательный, впивающийся в лицо взгляд, смущённо отвела глаза. Люциан покачал головой и отхлебнул ромового коктейля, который ему настойчиво порекомендовала официантка. Горечь опалила нёбо, но он умолчал об этом. — Есть одно дело для лучшего снайпера на Западе. Зная, что Джин обожает комплименты, Люциан не удержался от лести. Стрелок, тем не менее, не отрывал взгляда от Соны. Она периодически оборачивалась, проверяя, смотрит ли на неё тот странный мужчина. — Что-то, с чем не справился маршал? — насмешливо спросил Джин, улыбаясь одной половинкой рта. — У неё потеют ладони. Видишь, как украдкой она промакивает их платочком? Он такой же синий, как и её платье. Что за пошлость! Люциан сделал ещё глоток обжигающего напитка, проигнорировав замечание наёмника, и сказал: — Мне нужно убить Треша. Тогда Джин впервые перевёл взгляд на него. Его лицо не исказил ужас или непонимание, а скорее досада, он с сочувствием пожал плечами. — Как может демон победить Дьявола? — намекая на своё прозвище, ответил Джин. Не давая Люциану и шанса ответить, Джин поднялся, оставляя на столике крупную купюру. — Прошу меня простить, но леди не будет ждать. Сона удалилась в гримёрку, организованную, видимо, в кухне или в каком-нибудь подсобном помещении, а Джин, выходя за дверь бара, надел очки и натянул на нос платок. *** — Сенна, девочка моя, сколько можно дуться, — Треш провёл когтем по тонкой коже на шее, задирая ей голову. — Огонёк мой, он продал тебя. Договор есть договор. Заливаясь смехом, Треш отдёрнул руку, полоснув когтями по коже. Сенна схватилась за шею, из которой фонтаном била кровь, прохрипела что-то, но слова захлебнулись в горле, забулькали в крови; Треш хмыкнул, щёлкнул пальцами, спасая Сенне жизнь в очередной раз. Она свалилась в песок, раз за разом проводя пальцами по фантомному ранению. Её пальцы пытались заложить рану, которой больше не было, но боль оставалась с ней, обжигающе сильная, до помутнения в глазах. Она сидела на коленях, хрипя и рыдая, пока не пришла в себя. Первое, что она увидела, — это высокие сапоги Треша. — Что случилось? — проворковал Дьявол, присаживаясь перед ней на корточки. — Очередной приступ? Снова мучают миражи? Когда ты сдашься, это прекратится. Иллюзии, причиняющие тебе боль, уйдут, я обещаю. Он наступил ей на запястье, оно характерно хрустнуло, и Сенна взвыла вновь. Долгие минуты Треш просто наблюдал за тем, как Сенна в муках трясётся в песке от боли и ненависти. — Я люблю тебя, Сенна, как умеют любить лишь Боги и Дьяволы, — нежно сказал он, проводя когтями по заплетённым в дреды волосам, — когда же ты поймёшь, что вечная жизнь рядом со мной — это благословение… Она встала на ноги, покачиваясь. В глазах плыло, его смазанный силуэт поднялся, возвышаясь на фоне бесцветного песка буро-рыжей грудой брони и цепей. Рокочущий смех резал слух, а когда Треш схватил её за руку, исцеляя снова, Сенна выдернула ладонь и плюнула в гладкий череп. Она терпит уже много лет, и очередная порция унижений никак не повлияла на неё: привыкшая к боли, она, превозмогая себя, посмотрела на запад. Однажды Сенна сбежит от Треша, и он никогда не найдёт её. Он костяшками пальцев без капли отвращения вытирает морду, дёргает черепом в насмешливом вопросительном жесте и громко хмыкает. Пылающие глазницы загораются ярче, когда Треш смотрит на Сенну. Ему была неведома боль, поэтому дёрганья Сенны не вызывают у него ни жалости, ни сострадания, но долгие, долгие века он был так одинок, что смертная игрушка приводила его в восторг своим непостоянством, эмоциональностью и бесконечным стремлением куда-то. Трешу некуда торопиться: он вальяжно в который раз глумливо склоняется над Сенной, и несуществующий рот растягивается в любящей улыбке; как же жаль, что ей не суждено этого узреть. *** Люциан сжал сигару в губах и щёлкнул заправленной зажигалкой. Он думал о Сенне; погружаясь в воспоминания, такие же расплывчатые, как и сизый дым, он не заметил, как к нему подошла шериф Кейтлин — прославленный охранник порядка в Далласе. Она и сейчас была на службе — расчётливый взгляд бледно-синих глаз смотрел с укором и подозрением на полудемоническое лицо Люциана. Значок шерифа на её пиджаке ярко светился, отражая лучи солнца. — В чём дело? — резко спросила Кейтлин; она терпеть не могла, когда её отрывали от дел. — У нас похищение дивы из Демасии. У меня лишь пара минут. Люциан снял шляпу, поклонившись, и поинтересовался: — Я ищу документацию по нападению Дьявола на деревни и караваны в вашем округе, — предостерегая следующий вопрос, Люциан достал из походной сумки свёрнутое письмо от другого шерифа, — у меня есть разрешение на получение этих бумаг. — Дьявола? — нахмурившись спросила Кейтлин, бегло читая разрешение и убеждаясь в достоверности печати. — Ургота? Люциан покачал головой. — Нет, его зовут Треш. Но говорят, что везде его называют по-разному. Отрывая взгляд от письма, Кейтлин посмотрела почти жалостливо: она имела весьма скудное понятие о Дьяволе, о котором говорил Люциан, зато маршал отлично знал об Урготе. Это был второй лидер Далласа, но руководил он приступным миром; шериф Кейтлин долгие годы вела неустанную борьбу против паукообразного жуткого главаря огромной группы головорезов и специалистов по взрывчатке. — Делайте, что хотите, — махнула рукой Кейтлин на полицейский участок, — покажите это письмо старшему офицеру, она вас пропустит. Люциан кивнул, чувствуя благодарность к тому, что шериф не расспрашивает его о целях и причинах. По пути к участку Люциан всё больше погружался в мысли о Сенне. Одна его половина хотела отпустить её, смириться с тем, что её не вернуть, но другая настойчиво хотела спасти жену из плена. Что может человек против Дьявола? Офицер скучающе кивнула, даже не удосужившись поприветствовать маршала. Как Люциан и ожидал, почти вся документация отсылала к Урготу. Он долгие часы копался в бумагах, уже даже не читая: в глазах расплывались и текст, и наброски, и даты. — Маршал, — полушёпотом обратилась к нему офицер, — иногда некому помочь нам при свете солнца, но в полутьме появляются новые союзники. Люциан кивнул и вышел прочь. *** Сона открыла глаза, но не смогла их протереть от песка — пришлось смаргивать. Стояла глубокая ночь: луна ярко освещала небольшой оазис, в котором находилась девушка. Неподалёку от неё бил источник, вода мягко и тихо журчала. Сона приподнялась, чувствуя, что её руки за спиной связаны крепко, но верёвка добротная, не царапающая руки и ноги. Её туфли для выступлений были полны песка, при каждом движении песчинки вонзались в кожу, как маленькие иглы. Превозмогая боль, Сона осмотрелась. Несколько зеленеющих кустиков, парочка кривых деревцев… Лишь опустив взгляд она увидела спящую лошадь. Это было необыкновенной красоты животное с блестящей шерстью и мощными ногами. На её мускулистых белых боках были рассыпаны серые мелкие пятнышки. Судя по всему, за могучей спиной лошади горел костёр, скрытый от взгляда Соны. Неловко путаясь в длинной юбке, она встала во весь рост и увидела своего вора. Джин сидел, откинувшись на ствол пальмы, и смотрел вверх, на усыпанное звёздами небо. Он снял пончо, оставшись в лёгкой белой рубашке и коричневых холщовых штанах. Его поза была красивой, лёгкой, утончённой, подчёркивала его стройную фигуру и необычный острый профиль лица. Сона, пытаясь оглядеться и увидеть свой инструмент, запуталась в связанных ногах и ничком рухнула в песок. Её похититель поднялся. Она слышала, как медленно приближаются его шаги; замерев от страха, Сона не смела поднять головы. Он присел перед ней на корточки, приподнял за плечи, помогая стать на колени. На его загорелом лице ярче всех остальных черт были глаза. Его зрачки сливались с радужкой, образуя два тёмных провала, две бездонных тьмы; Сона сглотнула. Он одним выстрелом убил её телохранителя, даже не смотря тому в лицо. Пальцы, которые нажали на курок (левая рука или правая?), сейчас держат её за плечи, он смотрит ей в глаза, его выражение безразличное к её судьбе и такое надменное, что хочется расплакаться. Сона слышала истории о монстрах, населявших эту древнюю землю, но не ожидала встретиться с ними так скоро. Мужчина улыбается спокойно и терпеливо. — Ваше молчание угнетает меня.— Такой вкрадчивый голос Сона слышала впервые. Он гипнотически завораживал. Она облизала губы и вырвалась из слабой хватки, отклонившись назад. Её похититель печально опустил руки и отвёл взгляд; в его вздохе чувствовалась искренняя печаль. Он плавно поднялся на ноги, возвысившись над Соной и замерев, как статуя древнего бога. Только каштановые волосы, колышимые прохладным пустынным ветром, выдавали в нём жизнь. Этот взгляд в баре. Два тёмных блестящих глаза из угла. Плотно сжатые губы. Пальцы, держащие стопку. Рука, направляющая пистолет. Вдох застрял у неё в груди, сдавило горло. Похититель гордо, как отверженный бог, взирал на горизонт.