***
Иногда Майев было искреннее любопытно, что делает главный узник, когда её нет рядом. Спустя два тысячелетия женщина впервые столкнулась с тем, что ей нечем заняться и лень сводила с ума. Поразительно, как Предатель справляется с обилием времени? Разросшийся орден Стражей функционировал как самостоятельный организм и без прямого вмешательства командира, из-за чего в один прекрасный вечер Песнь Теней внезапно выяснила, что планов на ночь нет. Совсем. Пока она с передовым отрядом ходила в последний поход за очередными демонопоклонниками, её помощницы растащили обязанности и на столе было непривычно пусто. Тренировки проходили в обычном режиме, так что потенциального вмешательства не требовалось, а свежих рекрутов не было, за которыми Майев предпочитала присматривать особенно внимательно. Налаженная жизнь ордена прекрасно обходилась без командира, чего нельзя было сказать о самой Стражнице, внезапно оказавшийся без занятий. В часы усталости жрица лишь позволяла себе мечтать о подобном, но вот она предоставлена сама себе и… Это ужасно. Бросив отчаянный взгляд на поверхность стола в надежде, что на ней внезапно что-то изменится и появится сообщение, требующее вмешательства, в глаза сам собой бросился стоящий рядом короб. Лениво приподняв крышку, жрица осмотрела свитки пергамента с зелёными печатями, после чего пожала плечами и пошла надевать доспехи, чтобы посетить главную клеть под Хиджалом. — Ого, моя маленькая тюремщица, — как только привычное приветствие коснулось ушей эльфийки, та уже по привычке скривилась и тут же пожалела, что пришла. «Как же он меня раньше-то называл… «Тварь»? «Мразь»? Хорошее было время, зачем я тогда всё испортила?» — промелькнуло в голове жрицы, пока она вставала на привычное место перед пылающими глазами. Больше полутора тысяч лет они общались только так: разделённые непреодолимыми решётками, эльфы демонстративно прямо стояли друг перед другом, зеркально скрестив руки на груди. За века движения и смысл сказанного остались неизменны: тюремщица и узник презирали роль и существование друг друга, искреннее считая оппонента причиной собственных проблем. Не было бы Песни Теней — не было бы решёток; не было бы Ярости Бури — не появилась бы тюрьмы. Каждый раз стоя напротив, противники чувствовали, как их взаимно оплетают цепи ненависти и презрения, чтобы, вопреки всему, стать ещё на шаг ближе. Без Майев — не было бы общения, без Иллидана — смысла нынешнего существования. Порочность круга бесила обоих, но менять порядок вещей мужчина и женщина не торопились: узник иногда игнорировал Смотрящих в Ночь или Хранителей Рощи, но тюремщицу — никогда; Стражница всё чаще приходила, зачастую отодвигая даже другие обязательства. Порой Майев казалось, что весь орден рухнет, если именно этот пленник как-то пропадёт, хотя вокруг образовались тяжеловесный комплекс воинского ордена и тюремная система. И то, и другое может и даже уже работает без существования Ярости Бури и прямого вмешательства Песни Теней, но странные мысли не покидали. Они стали началом, но будут ли концом? Стражница опустила руки и медленно приблизилась к решётке. Удивлённый Ярость Бури мигнул зелёными огнями глаз, не торопясь задавать вопросы. Вечно агрессивный узник замолк, напряжённо ожидая продолжения. — Предатель? — в одном обращении оказалось слишком много намешано, чтобы мужчина тут же не напрягся ещё больше. Если у Иллидана и было важное занятие в кромешной тьме, так это зависимость от настроения и поведения тюремщицы. Тональность слов, мерцание глаз под шлемом и даже звуки шагов в тяжёлых латах. Относительно недавно Ярость Бури подслушал, что по самой тюрьме Майев передвигается совершенно неслышно и без обмундирования, таким образом и подловив проштрафившихся. Почему, тогда, к нему всегда приходит в нём? Он уже забыл, как она выглядит без доспехов. Однако стоящая напротив тюремщица излучала что-то новое. Незнакомое. Может быть опасное. Может быть полезное, ведь Майев могло наскучить их общение. Хорошо бы, ведь тогда она уберётся. Навсегда. Скорее бы. Тогда в следующую их встречу он успеет обдумать новое поведение оппонентки и подготовиться. Сам себе Иллидан даже не отдавал отчёт, что «навсегда» и «следующий раз» никак не могут быть связаны друг с другом. — Чем ты занимаешься, пока меня нет? Шаг назад. Чем? — Мечтаю о том, как выберусь отсюда. Он всегда говорил и говорит ей правду. Может, это влияние клети, но иначе он не поступал. — И что же тогда будет? — Я попытаюсь тебя убить. Всегда только правду. — А потом? — Потом? — Да, потом. Что будешь делать, когда меня не станет в твоей жизни? Ярость Бури и сам опустил руки. «Потом»… Странное слово, которое в течение тысячелетия им почти не использовалось. Разве у него будет когда-нибудь «потом»? — Зачем ты спрашиваешь? — Мне интересно. — А мне — нет! Она почти всегда выигрывает. Вытаскивает из застенок разума самое сокровенное и растирает в порошок. «Потом» — блик надежды, которая сводит с ума. Тысячи лет не было никакого «потом», но теперь оно резко возникло, чтобы бередить мысли и терзать чувства, всего лишь потому, что: «Ей интересно». Как жестоко. Как больно. Почему она ещё не сдохла в очередном походе в каком-нибудь болоте? Когда она оставит его один на один с тишиной? Без надежды. В покое. Во тьме. — Я тебя раздражаю? — мурчащий тон почти всегда был признаком близкой победы тюремщицы, а потому его внезапное появление ещё больше нервировало. — Да! — Прекрасно. Майев отошла от решётки и встала на привычное место, но руки не скрестила, а прижала одну к груди, чтобы перед пылающим взором мелькнул свет. Узник зачарованно притих, словно заворожённый. Мерцание души было ослепительно. Оно было безумно похоже на тот свет, которым Тиранда спасала разум Иллидана, пока тот бродил во тьме веков первое время пленения. Конечно же, сияние Песни Теней не могло с ним сравниться даже близко, но, тем не менее, казалось родным и важным. Ярость Бури слишком давно не видел свет, а потому понимал, что принимает близко к сердцу душу ненавистной тюремщицы лишь потому, что другого выбора нет. Только ради схожести высших жриц. Только ради того, чтобы можно было представить, как Шелест Ветра снова дарит ему свой свет по тьме. Ради Тиранды. Ради своей мечты. — Ты никогда не вызывала светлячка при мне, — глухо отозвался Иллидан. — С чего вдруг? Ясные глаза под шлемом чуть расширились, но потом странно сощурились. Опыт общения подсказывал пленнику, что сказанное им отчего-то больно кольнуло оппонентку, но он предпочёл не доверять собственным выводам. Нынешняя встреча слишком другая, чтобы мерить её по прошлым меркам. Вместо ответа огонёк жрицы мигнул, но не исчез, а преобразовался в форму огромного филина с большим сияющим хвостом. Птица мягко воспарила к потолку, в один миг преображая опостылевшую клеть. — Хочу присмотреть за тобой, — проигнорировав прошлый вопрос, произнесла Стражница. — Вдруг за тысячи лет мы настолько расслабились, что ты уже придумал, как этим воспользоваться. Объяснения женщины потонули в плавных волнах света. Ярость Бури впервые за много десятков лет не вслушивался в разговор с тюремщицей, а лишь смотрел на мерцающую под потолком птицу. Раздробленные Скверной за многие века, кусочки души обнаруживались заново и дрожали. Иллидану снова было больно из-за действий Майев, но сейчас подобное ощущение казалось сладким. Эльф чуть не брякнул: «спасибо», но вовремя одумался. Не хватало ещё, чтобы противница узнала, что даже в том состоянии, в котором пребывает мужчина, у него ещё есть, что терять. Не без усилия переведя взгляд на то место, где недавно стояла жрица, узник обнаружил, что женщины там уже нет. Как он мог прослушать её уход? Однако почти сразу все мысли снова вернулись к прекрасному образу подруги детства. Утопая в сладких грёзах, бывший эльфийский маг подошёл к краю клети, присел на пол и опёрся спиной на решётки, поджав одну ногу под себя. Подняв голову, Ярость Бури почти как наяву видел мерцание бирюзовых локонов в оперении совы, а кончиками пальцев ощущал нежность лиловой кожи. Впервые за много лет вместе с тишиной пришла не тьма, а утешение.I
27 июня 2022 г. в 11:48
В туннелях под Хиджалом было тихо и прохладно, даже, скорее, промозгло, а туда-сюда бродили сквозняки. Только им и дозволялось бесцельно прогуливаться в темноте, ведь все остальные обитатели тюрьмы себе такого позволить не могли: узники и хотели бы сбежать, но не имели ни малейшей возможности, а их Стражи стояли на посту, чётко исполняя обязанности.
Идеально отлаженная система, безошибочно работающая в течение почти пяти веков.
Пустое тёмное пространство наполнилось гулкими шагами. Смотрящая в Ночь пыталась идти максимально мягко и аккуратно. В какой-то степени у неё получалось лучше многих, но совершенно бесшумно перемещаться, как это делала только командир Стражей, у неё не выходило. Первые столетия Ная пыталась ходить столь же незаметно, но с течением времени попытки оказались вытеснены более насущными делами. Хотя некоторые Смотрящие в Ночь иногда устраивали из этого целую не то игру, не то тренировку: пройти почти так же тихо «как Майев». Особенно старались недавние рекруты.
Лейтенант самих Стражей уже давно смотрела на командира иначе. Уважения Наи от этого не убавилось, даже наоборот, но иногда ей было грустно, что приятный голос Песни Теней начинает хрипеть, а сама женщина — запираться в себе, последнее время всё меньше отделяя собственную сущность от долга.
Правда, исключения всё же были. Как вчера, например.
Нарочито громко хлопнув дверью помещений, которые отводились главе ордена, Ная не без озорных искорок в глазах наблюдала за тем, как Песнь Теней недовольно приподняла голову с рук и скривилась, когда поняла, кто является причиной шума. Даже не попытавшись поприветствовать помощницу или хотя бы сделать вид, что поднимается со стула перед столом, женщина уронила тяжелую — и скорее всего сильно гудящую — голову обратно на руки, явно пытаясь вернуться в мир спасительной полудрёмы.
Максимально громко передвинув второй стул так, чтобы ножки мебели нещадным звуком раздирали уши присутствующим, Ная плюхнулась в него, продолжая коварно смотреть на будущую собеседницу.
— Знаешь, когда меня схватят прихвостни демонов или любые другие наши злопыхатели, и захотят узнать от твоей правой руки, в чём, собственно, слабость несгибаемой Песни Теней, я честно скажу, что ты не умеешь пить… И меня тут же убьют, потому что никто не поверит, что знаменитая и суровая Майев, высшая жрица Элуны, вообще может этим заниматься.
Вместо ответа Стражница чуть передвинула голову, чтобы из-за рук стали видны полные усталости мутные глаза с залёгшими под ними синяками. Ная попыталась скрыть улыбку, но выходило не очень.
— Плохо выглядишь, — хихикнула Смотрящая в Ночь.
Вместо ответа хозяйка комнаты состроила гримасу.
— Я тебя испортила, — кисло заметила Песнь Теней, наблюдая за озорными огнями в глазах лейтенанта. — Куда делась та милая, тихая девочка, которую я помню?
— Выросла под твоим чутким руководством… Ну, и чувством юмора, конечно, — хмыкнула Ная.
При остальных участниках ордена Майев никогда не показала бы, как болит её голова на следующую ночь после весёлых дней, а Смотрящая в Ночь — что позволяет себе ироничную улыбку в адрес командира. Однако, лицом к лицу границы субординации размывались с течением времени всё больше, из-за чего женщины не смотрели друг на друга, как подчинённая на главу.
— Могла бы и не поддаваться руководству, — буркнула Майев.
— …Или чувству юмора. Однако, прошлое не воротишь, — глубокомысленно заметила Ная, продолжая иронично посматривать на болеющую собеседницу.
Не желая проигрывать словесную дуэль, Песнь Теней наугад бухнула руку на стол, пошарила ею, а после того, как наткнулась на какой-то свиток, скорее всего очередной рапорт, победоносно подняла добычу у себя над головой, которая всё ещё была тяжелая и неподъёмная.
— Ты ничего не понимаешь. Вот… Я просто глубоко задумалась об этом. Очень важный отчёт! — хрипло сообщила жрица.
Вместо ответа собеседница бросила разве что взгляд на свёрнутый пергамент и почти тут же начала давиться от подавляемого смеха. Смутно понимая, что что-то идёт не так, Майев вздёрнула бровь, вопросительно глядя на помощницу. Всё также без слов, Ная многозначительно кивнула в сторону свитка над макушкой Стражницы. Песнь Теней наконец подняла голову — как же при этом зашумело в ушах! — и почти сразу сконфуженно прикусила губу.
Всё ещё стараясь скрывать смех, Смотрящая в Ночь откинулась на спинку стула и закинула ногу на ногу, при этом как бы случайно носком ботинка приподнимая крышку стоящего рядом со столом короба, которая тут же оголила почти полностью забитое пергаментами пространство с характерными зелёными печатями, где лишь один из свитков выглядел открытыми.
Точно таких же печатей, как и у рапорта в руках командира Стражей.
— М-да… — наигранно-глубокомысленно покачала головой Ная, коварно сощуривая глаза. — И правда, са-амый важный отчёт твоей жизни.
— Кхем.
Майев ещё больше сконфузилась, ведь выпутаться из сложившейся ситуации вряд ли получится. И угораздило же её схватить именно этот пергамент! Однако, всё ещё не желая сдаваться, Майев наконец приподнялась над столом, — О, Элуна! За что так давит за ушами! — и упрямо раскрыла рапорт, сломав заветную зелёную печать.
— Ну, знаешь… Мало ли… — продолжала упорствовать Стражница, после чего поспешно прикрыла лицо листком, из-за края которого подглядывали мерцающие глаза.
— Хочешь, я поиграю в ясновидца и расскажу, что там? — улыбнулась Ная. — Он скучает, но сам того не замечает… Ого, да я не только провидица, но ещё и менестрель! Сколько же талантов во мне умирает в этих туннелях.
— Если сейчас продолжишь в том же духе, я в тебе сама кого-нибудь убью, — хмуро буркнула Майев, недовольно пытаясь разобрать плавающие перед глазами буквы.
Сама Стражница понимала, что, в принципе, зрение можно не напрягать, ведь помощница права; всё отчёты о главном узнике тюрьмы под Хиджалом были однообразно похожи: «Ярости Бури плохо… Бла-бла-бла… Он страдает… Бла-бла… Снова мечется по клети и опять начинает терять границы реальности… Госпожа Майев, пожалуйста, помогите!» Можно было бы уже за столько веков привыкнуть и ограничиться последней строчкой, но, в суеверном страхе перед командиром, ответственные лейтенанты упорно и упрямо каждый раз расписывали одни и тем же симптомы пленника с завидными усидчивостью и терпением. Куда только эти благодетели деваются на каждой тренировке — не ясно.
Ползти на растерзание к Предателю желания не было: голова болит, горло жжёт, а во рту и без оскорблений мальчишки противный привкус. К тому же, пленник снова начнёт орать, а громкие звуки в нынешнем состоянии Майев были нежелательны. Если в её ужасном настроении Стражница перегнёт палку, то последствия могут стать непоправимы. Да, Песнь Теней послушно отыгрывала роль тренировочного манекена для ярости и злости узника, но сама себя контролировала. Разум юноши был ещё слишком ранимым после непрерывного блуждания во тьме, а потому лишней агрессией его можно было опрокинуть обратно.
Каждый раз балансировать на тонкой грани между собственными ощущениями от полученных оскорблений и сочувствия к запертому пленнику было непросто. Разрываясь между долгом и нежеланием, Песнь Теней не без осадка на душе отложила встречу с Иллиданом до следующей ночи.
Когда же она наступила, все прошлые доводы были отринуты, а совесть холодными когтями впилась в душу. Как Стражница посмела пренебречь долгом и заставила обречённую душу метаться во тьме?
Ответ, тем не менее, пришёл почти мгновенно:
— Давно не виделись, мразь, — шикнули на женщину прямо с порога.
«А, ну да. Поэтому и не хотела», — тяжело вздохнула про себя Майев и, обречённо опустив плечи, двинулась в сторону клети.
— И правда давно, Предатель, — в тон узнику ответила эльфийка, после чего встала перед огненным взором, скрестив руки на груди.
От опаляющих глаз зелёного пламени жрице вдруг стало не по себе. Только сейчас Песнь Теней поняла, что, гонимая совестью, она в запале примчалась слишком поспешно, впервые за всё время забыв надеть латную амуницию. Такого Стражница никогда себе не позволяла, хотя в стенах тюрьмы перемещалась без неё. Вопрос был даже не в безопасности или внезапном нападении со стороны пленника, а в статусе и играемых ролях. Ярость Бури всегда должен был осознавать, кто и почему перед ним стоит.
Однако Майев ошиблась и тут же почувствовала, что оплошность не прошла незамеченной. Одинокий мужчина увидел перед собой не тюремщика, а женщину, и соответствующие мысли и желания почти сразу одолели жадный разум. Да, чувства Ярости Бури к подруге детства, — Тиранде Шелест Ветра, — всё ещё были живы в душе, но сейчас физическое влечение почти полностью задавило духовную составляющую. Песнь Теней буквально чувствовала, по какой именно части её тела ползёт голодный взгляд, то и дело останавливаясь там, где ему быть не положено.
«Он — одинокий узник. Мальчик и сам не хотел бы так себя вести», — напомнила себе жрица, но желания сбежать разумные мысли никак не подавили.
— Слышала, ты снова кричишь, — попыталась начать разговор эльфийка, стараясь выглядеть максимально спокойно, даже равнодушно.
Столь привычных оскорбительных ответов не последовало. Ярость Бури прижался всем телом к решётке, из-за чего Песнь Теней невольно начала вспоминать последние новости от Хранителей Рощи, и не было ли у них каких-либо нареканий по работоспособности клети Предателя. В теории, причин для беспокойства не существовало — удивительная камера и решётки были созданы специально под находящегося в них эльфа, но Майев всё равно внутренне содрогнулась. Никто и никогда не позволял себе так смотреть на неё.
— Какая же ты зрелая, — от полученного сомнительного комплимента Стражнице стало не по себе.
В один момент «мальчик» исчез безвозвратно, навсегда утонув во тьме пролетевших веков. Ярость Бури по любым меркам калдорай перешагнул порог юношества, о чём сейчас остро напомнил. Спустя столько лет разница в возрасте, и без того номинальная, пропала, а выстроенные эмоциональные отношения Майев к узнику, как к заблудшему молодому эльфу, резко лопнули.
— Следи за языком, Предатель, — запоздало шикнула Стражница. — Зрелый возраст пришёл ко мне вместе с мудростью, а к тебе — в полном одиночестве.
Попытка изменить значение слова «зрелый», судя по блуждающим взглядам, успеха не возымела. Однако собеседник наконец-то соизволил поддержать диалог.
— Ошибаешься: года прошли мимо тебя, ведь ты всё такая же молодая и сочная.
Первая похвала из уст Ярости Бури за последние пять веков оказалась куда как более оскорбительной, чем предыдущие ругательства и выражения.
— Не замечал… Ты всегда была такой молодой?.. Мягкой… Маленькой…
— Замолчи, — наконец не выдержала Песнь Теней, едва сдерживаясь от того, чтобы резко развернуться и выскочить из клети.
Разумеется, показывать слабость было ни в коем случае нельзя, а находиться один на один впервые за всё время стало… Душно. Холодное подземелье ощущалось неприятно жарким от острых чувств стеснения и стыда. Причём последнее было из-за поведения собеседника. Сам Иллидан позже не обрадуется своим же словам, а потому стоило остановить его поток неосознанных фраз, пока тонкая грань уважения и авторитета не размылась под напором страсти и одиночества.
— Маленькая… — всё так же блуждая взглядом по фигуре, оценивающе прошептал мужчина.
— Я же сказала — замолчать. А если уж язык за зубами не держится, то советую помнить своё место, Иллидан, — высокомерно заметила Стражница. — Я — твоя тюремщица, поэтому выбирай выражения.
— Моя маленькая тюремщица, — почти ласково произнёс Ярость Бури.
— Хватит!
Происходящее всё больше стало напоминать бредовый сон. Наорать и оскорбить узника Стражнице было тяжело, ведь она сама была виновата в происходящем, но и выслушивать подобное было противно и… Липко. Когда Ярость Бури бранился и выражался — снисхождения не было, но его ласки и одиночество были слишком жалкими, чтобы над этим всерьёз насмехаться. Жрица Элуны не могла себе позволить подобного, тем более та, кто обладает её Даром.
Внезапно за спиной послышался глухой цокот копыт. Глубокий мудрый голос, до этого момента ни разу не раздававшийся в пределах самой клети, как-то непривычно наполнил пространство.
— Иллидан Ярость Бури, помни своё место и отойди от решётки, иначе мне придётся зачаровать и её, — лицо Хранителя Рощи Калифакса было размеренным и спокойным, наполняя каждую черту небывалым благородством.
Стоящие в клети эльфы обомлели. Никто до Майев не позволял себе обращаться к узнику, ведь его брат-близнец, а по совместительству Верховный друид, Малфурион Ярость Бури запретил общаться с пленником. Все долгие годы Песнь Теней, по сути, напрямую нарушала приказ Шан’до, но никого, кроме самой себя, под недовольство негласного лидера ночных эльфов подставлять не хотела. Поэтому выступление Хранителя Рощи, сына самого Кенария, учителя Малфуриона, для неё было чуть ли не большим шоком, чем для Иллидана, кто за пять сотен лет никакого другого голоса просто не слышал.
Пока представители калдорай пытались осознать произошедшее, каждый со своей точки зрения, высоченная фигура Калифакса перекрыла силуэт Майев. Хранители Рощи представляли собой полуэльфов и полуоленей, так что невысокая Стражница полностью скрылась от жадных глаз одинокого мужчины.
— Мне нужно поговорить с тобой, Песнь Теней, — обратился к командиру Стражей сын Кенария, после чего повернул рогатую голову в сторону Ярости Бури. — А тебе пора возвращаться во тьму, из которой тебя незаслуженно спасают. Твоё наказание ещё не кончилось.
— Оно никогда не кончится! — взревел Иллидан, с силой мотнув решётки, но почти сразу перестал их трясти, пытаясь рассмотреть за Хранителем Рощи женщину. — Эй, стой… Подожди… Моя маленькая тюремщица, вернись.
Вопреки мольбам, Майев пущенной из лука стрелой выскочила из главной клети тюрьмы под Хиджалом, игнорируя настойчивый зов. Когда-то ей казалось, что уходить под постоянные проклятья в спину — неприятно, но прошлый опыт мерк в сравнении с тем мерзким чувством, из-за которого буквально чесалось всё тело.
Недалеко от стен тюрьмы в пещере находилось озеро с кристально прозрачной водой. Почти все мысли Песни Теней целиком и полностью перенеслись туда, рисуя перед мысленным взором картину того, как эльфийка окунётся в прохладные воды, чтобы не вылезать из них ещё пару часов.
— Тебе не стоило приходить к нему, — голос над головой безжалостно вырвал женщину из навязчивых мыслей.
— Ах, что? — недовольно нахмурилась Стражница. — Да, Калифакс, ты прав. Нельзя было приходить без брони. Как же глупо…
— Постарайся в следующий раз появиться максимально нескоро, — твёрдо продолжил сын Кенария.
— О чём ты? Но… Он же вернётся в кошмары, — ошарашенно остановилась посреди коридора жрица. — Разве можно…
— Он обязан забыть всё, что пережил сегодня, — твёрдо заявил Хранитель Рощи. — Единственная возможность — это погрузить его обратно во тьму. Иначе ваши взаимоотношения никогда не станут прежними.
— Почему тебя так заботят наши отношения? — сощурилась командир Стражей. — Конечно, мне было противно то, что было сегодня, но разве мои минутные недовольства стоят того, чтобы…
— Да, Песнь Теней, стоят, — собеседник, наконец, тоже остановился и развернулся в сторону эльфийки. — Запомни, Майев: не приходи, пока я сам не отправлю весть о необходимости твоего присутствия и никогда больше не ошибайся так, как сегодня.
Женщина скрестила руки на груди, но спорить не захотела. Не в последнюю очередь магия клети держалась на плетениях именно Калифакса, а тот факт, что Верховный друид до сих пор не узнал о её проступке, указывал на молчание полуэльфа.
Скрепя сердце Стражница кивнула Хранителю Рощи в знак согласия и поспешила вернуться к себе.
В следующий раз, когда тюремщица и узник снова встретились, Иллидан, тем не менее, пару раз назвал её «моей маленькой тюремщицей». Правда, по контексту произнесения было похоже, что Ярость Бури и сам не до конца помнил почему так делает. Однако каждый раз от подобного обращения по позвоночнику Майев ползли противные мурашки, напоминающие навязчивые лапки насекомых, а внимательный собеседник, нацеленный на нахождение слабого места оппонентки, тут же это подмечал. Липкое звание прицепилось к Песни Теней, неприятно раздражая слух, но, тем не менее, женщина продолжала приходить с течением веков всё чаще и чаще. Но никогда больше она не появлялась под палящим взором пламенных глаз без заветной брони.