Мы слишком долго ходили по лезвию
— Соври мне, скажи, что любви не существует! — Совру. Существует, — режешь холодным тихим. Разлюбили, не отпуская. Глупая — привязываюсь. Молчи. Сейчас молчи, молю. Мы тупая оболочка чувства, что люди звали любовью. Оболочка любви на придуманных раненой душой, головой образах. Зашивая раны прошлый страниц жизни, держали мнимое чувство «рядом». Интересно, сейчас, зло выплевывая слова, что так сильно ранят, ты все ещё помнишь мои интонации? восторженные визги радости девочки Сижу, сосредоточенно черкая стих. Вновь не то. Ты входишь в мою комнату резко, снова не стучась, но уже привыкла. — Малая, идём в кино. — На мультик? — встречаешь мои щенячьи, почти детские, голубые и смеёшься хрипло. — Ну какой мультик, тебе сколько лет, дорогая? — Достаточно, чтобы пойти смотреть мультик. Я тебе серьезно, не готова морально плакать над драмой, ибо проживаю кино также, как и книгу, на детективе засну, а от боевика и ужастика выхода два: меня любо будет беспрерывно трясти, либо мне будет чертовски скучно это смотреть — плохо снят, не реалистичен. Ты усмехаешься и уводишь взгляд в окно, пока я тараторю. — Я знал, что ты заучка, да еще и трусиха, но не так же. Мультик так мультик. Подвизгиваю, влетая в твою широкую спину и ты даже не вздыхаешь от моей гипертактичности, к которой, вроде бы, уже привык. Достаёшь причину моего кашля, зажигая сигарету. Просила же не курить рядом… Убивает равнодушие, а не сигареты. И мультик был грустный, да… умение быть матерью — Кароль, победу поедешь отмечать? — весело спрашиваешь чересчур сильно меня прижимая. Децибелы в комнате превышают мой максимум громкости и я выскакиваю из-под руки. Все в комнате явно ждут моего ответа и от растерянности вначале не могу подобрать слова, отчего теряюсь, тряся головой. Ладони давно расцарапаны в кровь, а дома ждёт смысл жизни. — Нет, простите. Меня ждёт Веня. Мне победу моего артиста отпраздновать важнее с ним, — чеканю каждое слово от усталости и выхожу из общей комнаты. — Когда-то ты перестанешь быть такой правильной? — шепчешь в закрытую дверь. Снова. Снова твоё равнодушие. И уже даже не больно. Ведь важнее твоего мальчика для тебя нет ничего. И ты скучаешь. Ты скучаешь, даже если видела его утром. За своим мудрым, не по годам взрослым мальчиком. Когда он ждёт после трудного дня ты не имеешь права менять сына на неинтересный бар с пустыми людьми. разбитая на ночь в ванной душа Захлопываешь дверь, кажется, разбивая в доме пару окон. Ты ушёл. Ушёл испугавшись ответственности. «Ты сильная же, Кароль. Всегда справлялась одна, ну вот и с ребёнком справишься. Насколько я знаю, денег на аборт тебе всегда хватало» Фраза, брошенная десять минут назад режет сильнее всех ножей на кухне. Ты ушёл. Ничего никогда не обещая, но задушив веру в любовь и ещё детский романтизм собственным безразличием. Тебе все равно. Это мне — нет. Это я любила, это я в мишке искала защиту, поддержку и душу, которую никто не разглядел. Я лежу на полу ванной, задыхаясь от слез, глотая остатки боли. Кажется, ты в гневе поднял на меня руку. Не помню, что было. Отходя от шокового состояния ощупываю тело. Отдергиваю руку, чувствуя кровь. На плече три ножевых. Спасибо, милый. Резко встаю и вглядываюсь в отражение в зеркале. Это не я. Ты не мог меня и нашу любовь превратить в женщину в отражении. Любя так не делают. Или же ты меня никогда не любил? Осознание бьет глухим ударом под сердце. Верно. Не любил. Новый поток слез застилает пеленой глаза. Оседаю, нажимая на синяки. Боль пронизывает тело, но внутри больнее. Это не я. Ты не мог такое сделать со мной. Ты же не тиран из новостной ленты или какой-нибудь убийца. Морально или физически значения уже не имеет. Меня больше нет. Надеюсь, родители позаботятся о сыне.***
И тут не суждено быть хэппи энду, когда ты вспоминаешь старую фразу «Соври мне, скажи, что любви не существ». И ведь соврал. И пусть из памяти вычеркнул «За что же я тебя тогда полюбила… Спасибо за нелюбовь, лучшее из худшего в моей жизни» — из сердца не вычеркнешь, увы. ‘Что нас не убьёт, сделает сильнее’ — так было в сточках Гагариной и старых книгах, в которые она верила? Так. Девочка, которая пела, что последнее, что она сделает — это сдастся, сдалась… как бы это абсурдно не звучало. Сдалась И ты кладёшь на могильную плиту белые розы, которые она любила, но так ни разу и не увидела за несколько лет вашей недолюбви. И даже не плачешь, ведь ты её сломал сам. Клеем её уже не склеишь, ведь игрушки ломаются, вещи теряются, а люди превращаются в облака. А завтра под венец пойдёшь не с ней…