Меня зовут Огнеяр, мне едва исполнилось двенадцать, но я не знаю, что такое детство. Я не знаю, каким оно должно быть. Я читал про него в книгах, видел у друзей, когда матери со школы их встречали, обнимали и выслушивали «как прошел день», а мне звонила бабушка с просьбой не идти домой и заодно забрать сестру из сада. Истиславе шесть. Она не знает, что люди умеют жить по-другому, что когда-то мать улыбалась и умела любить. Что когда-то она была такой же, как и остальные.

девочка росла. кудрявые пшеничные волосы сменялись на короткие розовые, а после — на постоянный рыжий. как цвет души. девочка росла. огромные ясные голубые глаза стали зелёными. иногда всё равно, где стоять потерянной: на тропинке ночью в три, перед Колизеем в Риме в шесть, перед итоговым собеседованием или в актовом зале на чужом последнем звонке на впервые надетых каблуках.

я не футурист, у меня и стихи юные, с восемнадцатого года и без рифмы, я их не вспомню. знаешь, тут как у Арбениной смех на повторе и в самый дальний, защищеный уголок души. тебя сохранить...

Хрупкий мир, едва не сожжённый дотла, спасён мальчишескими рисунками с солнышком на уголке и девочкой, что верит только рассветам.

Выходя, ты всё-таки оглядываешься. Она сидит за столом, эмоционально жестикулирует, что-то рассказывая Ольге Ивановне, но ты впервые понимаешь, что не хотела бы услышать, о чем они говорят. Что, чем больше ты здесь проводишь времени, тем сильнее ты будешь скучать.