Meltdown

      Бокуто отличался от Куроо. В его природе был какой-то контроль, отвращение к причинению вреда другим. Это был скорее защитный механизм, чем что-либо еще, способ его нежной натуры обуздать некоторые из его буйных личностей и диких наклонностей. Ни у кого не было сомнений, кто его видел; этот мальчик был альфой. Добрый в душе, но с животным в животе, шагающим до тех пор, пока его нервы не растрепались настолько, чтобы освободить его.       Или пока он не отпустит поводок.       Бокуто было легче убедить, чем Куроо.       Как только дверь щелкнула, Бокуто оказался заперт в замкнутом пространстве с феремонами Цукишимы, и они заполнили его организм, когда он держал руки по бокам. Эффект был немедленным; его зрачки расширились, инстинкты толкали его вперед, а мышцы напрягались, чтобы удержать его на месте. «Цукки?» — выдохнул он, и в его голосе прозвучало рычание, которое он пытался подавить.       — Иди сюда, — повторил Цукишима сквозь стиснутые зубы, глаза его нетерпеливо вспыхнули. — Чего еще ты хочешь? Просто п-пойдем… — Хныканье заглушило оставшуюся часть его предложения, когда он схватился за живот, тяжело дыша.       Бокуто стоял над ним всего мгновение спустя, а затем присел перед ним, протянул руку, чтобы схватить его за запястья, разворачивая его. Цукишима поерзал, рефлекторно выбив ногу и бросив болезненный взгляд на туза. Напряженность в глазах Бокуто быстро успокоила его, а близость альфы успокоила его возбуждение ровно настолько, что он мог встретиться взглядом с другим, не желая того, чтобы его рвало.       — Цукки… — Голос Бокуто был низким, едва сдерживаемым, но дрожь в его руках означала, что он справлялся с сдерживанием лучше, чем Цукишима мог бы ему поверить. — Ты должен быть уверен… — его голос затих, и было ясно, что у Цукишимы не так много времени, чтобы передумать. Каким-то образом он знал, что у него будет больше шансов остановить зажженный фейерверк, чем у него, чтобы остановить Бокуто, как только он начнет.       Был момент приостановки, невесомости, и Цукишима затаил дыхание, серьезно задумавшись на секунду. Как только он нажал «Перейти», не было ни кнопки «Пауза», ни «Стоп», ни, определенно, перемотки назад. Куроо был… внимательным, он был… он все еще трахал Цукишиму, что блондин имел бы полное право удержать против него позже, если бы он того пожелал, но он проявил осторожность в своих действиях. Не было никакой гарантии, что Бокуто поступит так же. Он был более безрассудным, беспечным, слон в посудной лавке.       — Я… — сказал Цукишима, и время продолжилось. Он видел момент, когда Бокуто отпустил — целых две секунды после того, как Цукишима сказал это, как будто колеблясь, все равно подумывая о том, чтобы уйти. Но почему-то Цукишима подозревал, что он смог бы ускользнуть от этой близости, только если бы Цукишима отверг его.              Рот Бокуто врезался в его, грубый и голодный, и от этого его возбуждение вспыхнуло, судороги пронзили его живот и заставили вскрикнуть. Низко зарычав, туз схватил шорты Цукишимы и бесцеремонно стянул их вниз, втягивая запах со стоном.       Мгновенная вспышка паники была подавлена, когда Бокуто уткнулся носом в его скулу, осыпая поцелуями его лицо, пока его пальцы искали эту дырочку, без остановки вдавливая две. Чувствуя, что он инстинктивно сжимается, Цукишима застонал, подергивая бедрами. «Цукки», — вздохнул Бокуто, наклоняясь ближе, достаточно близко, чтобы прижаться носом к его виску и прикусить ухо. Эта привязанность была резким противовесом поспешности и суровости его рук по бедрам и заднице Цукишимы. Это было… головокружительно. Дезориентирующий.       — Б-бокуто-сан, ах… — Цукишима резко вдохнул, когда туз вонзился ему в шею, резко и беспощадно коснувшись его кожи зубами. Тем не менее, почему-то это все же успокаивало, наполняя его тело эндорфинами и снимая напряжение с его конечностей, заставляя его, затаив дыхание, откинуться на стену.       — Ш-ш-ш… — Бокуто что-то бормотал ему в шею, неустанно работая руками, снимая с него шорты и работая, чтобы освободиться от собственных ограничений. — Где тебе это нравится?       Эти слова застали Цукишиму врасплох, и он отпрянул, недоверчиво глядя на спайкер. Взгляд Бокуто был лишен юмора, даже напоминающего игривость, и он сделал белокурый глоток.       — Я… я не знаю, — сказал он, пытаясь казаться надменным, но только звучавшим… застенчивым. Это заставило его скривиться, ненавидя свою природу, но всякое чувство ненависти к самому себе испарилось, когда Бокуто соединил их рты и начал посасывать его нижнюю губу.       Грубые руки раздвинули его колени, и Бокуто придвинулся ближе, поддерживая Цукишиму, пока тот не уперся прямо в стену. Быстро приподняв, Бокуто усадил Цукишиму себе на бедра, напугав его настолько, что он попытался схватить другого мальчика за рубашку. «Бокуто-сан», — прошипел он, и его слова стали искажаться, когда Бокуто потянул его бедра вперед и прижал его к члену другого. Придавленный шум, отчасти стон, отчасти стон, закипал в его горле, когда Бокуто толкался вперед, пока его колени не ударились о стену, и задница Цукишимы полностью упала ему на колени.       — М-м-м, хорошо, — простонал Бокуто, касаясь губами ушей Цукишимы, пока он снова не опустил голову и не впился зубами в плечо младшего мальчика. Его бедра уже двигались, сгибались и зарывались в дырку омеги, неглубокие толчки, от которых он едва вытянулся на дюйм. Глубина, которой достиг его член, заставила Цукишиму задыхаться и хныкать, ноги подергивались и извивались, когда он цеплялся за рубашку Бокуто сзади.       Его разум затуманился, статика затуманила его зрение, когда в нем неуклонно пульсировало удовольствие. Каждый удар был непрекращающимся давлением на его простату, каждое минутное движение тянулось внутри него и поджигало его нервы. Покачивая головой, чувствуя, что он отчаянно жаждет оргазма, Цукишима сжал рот вокруг плеча Бокуто и закричал, зажмурившись, пока другой без устали трахал его.       — Как ты мог быть таким безответственным? — прошипел Акааши, еле удерживаясь от бега по коридору.       — Он сказал мне никому не рассказывать, — защищался Куроо, его шаг был настолько длинным, что он заставлял Акааши бегать трусцой, чтобы не отставать, когда он спешил через территорию. — Это было… это его дело… Я чувствовал, что… — Он замолчал, пытаясь сообразить.       — Что это не твое место как альфа, — нахмурившись, пояснил Акааши, — Я знаю. Вы были правы. Но он ошибался. — Как мог Цукишима быть таким беспечным?       Запах тепла становился невыносимым даже для Акааши, и он знал, что они приближаются. Бросив взгляд на Куроо, он задумался — не впервые в своей жизни — каково это — не только ощущать эти феремоны, но и заставлять свое тело так сильно на них реагировать. Акааши посчитал свои счастливые звезды, которые он представил как бета-версию.       Что-то на лице Куроо изменилось, и секунду спустя он почти бежал. «Куроо-сан!» Акааши устремился за ним, надеясь, что они были достаточно далеко от спальных помещений, чтобы их шаги никого не разбудили.       Куроо впереди него распахнул дверь и замер. Напряжение вспыхнуло по его телу, как будто он был наэлектризован, и что-то грозовое появилось на его лице. Глаза расширились, Акааши вложил в него остаток своей энергии, отказавшись от возможности остановиться, и бросился на капитана. Поймав Куроо за руку, он заглянул в шкаф и понял.       Цукишима лежал на спине на земле, почти согнувшись пополам, его ноги были перекинуты через плечи Бокуто, и Бокуто — что и предсказуемо, учитывая положение — был похоронен по рукоять внутри него. Цукишима уткнулся лицом в шею капитана Фукуродани, из него доносились приглушенные вопли и вздохи. Взгляд Бокуто был прикован к Куроо, хотя его бедра никогда не замедлялись, и в его груди началось низкое рычание.       — Куроо-сан! — Акааши дернул его, зная, что не будет возможности вести бой между двумя альфами — особенно бой из-за омеги — достаточно тихо, чтобы не насторожить весь этот проклятый лагерь.       Рычание Куроо нарастало, ярость вспыхивала в его глазах, когда он шагнул вперед. В этом взгляде было собственничество, чувство предательства, что Бокуто взял Цукишиму…       — Куроо-сан… — Голос был задыхающимся и хриплым, но все же резким и резким. Цукисима.       Все трое одновременно посмотрели на него; его глаза были затуманены, волосы влажные от пота и спутаны, шея покрыта укусами (Акааши знал, что Бокуто кусался, и он сочувствовал состоянию Цукишимы). Но в его глазах было достаточно ясности, и рычание Куроо прекратилось.       — Отвали. — Эти золотые глаза сузились, и это было последнее, что они увидели, прежде чем Акааши захлопнул дверь.       — Акааши! — Куроо зарычал. Тем не менее, он не потянулся к двери.       — Ты слышал его, — энергично сказал Акааши, снова дергая Куроо за руку. — Он согласился.       — Это не в счет…       — Это имеет значение не меньше, чем когда ты это сделал, — безжалостно парировал Акааши, и он увидел, как гормональное возмущение исчезло из глаз Куроо в одно мгновение.       Воцарилась тяжелая тишина, нарушаемая только приглушенным криком из туалета. Боль промелькнула на лице Куроо, прежде чем он оторвался от Акааши и бросился по коридору, достаточно далеко, пока звуки не перестали доноситься. Акааши последовал за ним медленнее, остановившись на полпути и оглянувшись на дверь туалета, беспокоясь о губу. Затем, решив, он подошел к Куроо, взял его за руку и дал ему инструкции.       Как только Куроо ушел, Акааши устроился у двери, закрыв глаза, чтобы попытаться приглушить звуки внутри.