Первое ощущение, когда Ваньинь выныривает из размытых сновидений — пушистые поглаживания убирающего упавшие на лицо волоски бриза. Он открывает глаза, чувствуя себя отдохнувшим. Покрутив головой, замечает, что косы выглядят опрятнее, чем перед сном. В покоях свежо и темно, в открытое окно видны светлячки-звёзды. Он подаётся к ним, к до трепета в груди родному бархатно-чёрному океану, в котором они плавают, но тело обрывает момент своей окаменелостью. Что ж, не всё сразу. А пока можно поразминаться. Заклинатель на пробу двигает руками — локтевые и плечевые сгибы слегка дёргаются, заставляя уголки губ едва заметно дрогнуть: хоть какой-то прогресс. Он тормошит застоявшиеся мышцы, пока не начинает выходить на поламплитуды двигать руками по постели и чуть-чуть отрывать на секунду от перин — пришедшая уже спустя несколько минут работы ломота дополна наливает мышцы, заставляя тут же ронять конечность, но он повторяет раз за разом, только крепче сжимая зубы. Потом принимается вращать кистями, попутно сжимая-разжимая кулаки, что даётся уже куда легче. Он ещё разминает пальцы по отдельности, прежде чем перейти к ногам, которые еле отзываются на сигнал мозга — ими получается лишь слегка шевелить, поэтому Ваньинь довольно скоро возвращается к рукам. За продолжением их разминки его и застаёт деликатный стук в дверь.
— Да.
В предрассветных сумерках показывается величественная фигура Цзян Фэнмяня.
— Доброе утро.
— Доброе. — юноше удаётся поднять голову и самую чуточку переползти по кровати, отталкиваясь руками.
Господин его действия никак не комментирует, однако Ваньинь замечает его лёгкую улыбку краешком губ, не насмешливую — одобрительную.
— Как твоя память?
— Молчит. Но я говорил вчера с целителем — времени у нас должно быть достаточно: он сказал, что не знает, как скоро сможет вернуть «мне» воспоминания и сможет ли вообще.
— Мне он тоже сказал об этом. — кивает мужчина — В трактатах пока о переселении душ я ничего не нашёл, но у меня есть одна идея, от чего можно оттолкнуться в поисках твоего прошлого: твои знания.
Ваньинь чувствует воодушевлённый интерес:
— А что, это может сработать. Боевые навыки я пока продемонстрировать не в состоянии, а вот науки…
Пока солнце не поднимается над горизонтом, Ваньинь объясняет, где какой клан расположен и с какими граничит, сколько есть великих орденов и как они называются, повествует об их истории, взаимоотношениях и традициях, даже вспоминает о муторном этикете; увлечённо раскрывает преимущества и недостатки стратегий ведения войны и тактик, применяемых в различных условиях хода битвы, подробно описывает особенности каждого вида духовного оружия, а после, переключившись на культуру, пересказывает известные литературные произведения, называет их авторов, перечисляет используемые заклинателями мелодии и расписывает, для чего они нужны, а также немного рассказывает о живописи — информация будто сама возникает в голове, стоит подумать о нужной теме, и, похоже, она подробная и многосторонняя. Лишь одно всколыхнувшееся внезапно воспоминание он почти интуитивно утаивает — к человеку рядом его тянет, это уже ясно, и всё равно не стоит забывать: это почти незнакомец. Господин внимательно слушает, изредка кивает, подаёт воды, когда в горле пересыхает, время от времени просит уточнить какую-нибудь деталь и под конец задаёт несколько вопросов, а когда юноша отвечает на последний, заключает, выглядя впечатлённым:
— У тебя блестящее образование, заешь всё, что знал мой наследник. — этот комментарий отчего-то вызывает глубоко внутри детскую радость, которую заклинатель выражает самодовольной полуусмешкой — Не побоюсь предположить, что ты происходишь из знатного рода и, возможно, проходил обучение в Гусу, но, судя по военному уклону твоих знаний, твоей родиной может быть Клан Не или Вэнь, причём я больше склоняюсь к последнему: о мече ты рассказал подробнее, чем о сабле.
Мужчина на минуту уходит в свои мысли, а затем задумчиво произносит:
— Ты говорил, вы с матерью жили вдали от людей — что если вы от чего-то или кого-то сбежали и таким образом прятались?
Клан Вэнь? Угроза, с которой не под силу справиться двум одарённым заклинателям? Бегство? Ваньинь прислушивается к ощущениям — нечто в подкорке шепчет: «Да».
— В этом есть смысл. — кивает он — У нас будет возможность проверить факты?
— Разве что пособирать слухи, вспомнить, кто погиб при мутных обстоятельствах, чьи тела так и не нашли, и прикинуть по фамильным древам, кого давно не видно и не слышно. Я начну заниматься этим сегодня.
— Хорошо. А как насчёт Цзян Ваньиня?
— Ничего нового. — прямо отвечает Фэнмянь — Признаться, я не знаю, что могу ещё сделать — разве что найти какую-то связь с произошедшим с тобой или вернуть его в это тело и просто спросить. И для того, и для другого нужно время и осведомлённость о тебе.
После недолгих колебаний юноша спрашивает:
— А как по-вашему, в его исчезновении и ранах может быть замешана ваша дочь? Или её мать?
Брови мужчины слегка приподнимаются от такого предположения:
— Я так не думаю. — отвечает он — Яньли никогда не метила на место наследницы трона и обожала диди — у неё попросту не было причин устраивать ему западню. А её мать… Что бы я ни думал о ней и её методах воспитания, я уверен: она любит своих детей, а значит не стала бы вредить им осознанно.
— Вот как? Ну ладно. — в голосе проскальзывает лёгкое разочарование.
С одной стороны, Цзян Фэнмяню, как годами живущему с этими женщинами человеку, конечно, виднее. Но с другой, репутация многое значит, и взгляд того, для кого её не существует, куда менее предвзят. Так или иначе, сбрасывать свои догадки со счетов Ваньинь пока не будет.
— Тебя, должно быть удивила реакция Яньли на мои слова о догадках? — вдруг интересуется господин и после кивка продолжает — Дело в том, что она поняла: я связываю исчезновение Ваньиня с одной неприятной ситуацией, касающейся его косвенно, которую она спровоцировала. Намерения у Яньли были благие, но она переоценила свои силы и свою осведомлённость.
Хм, прояснилось слишком мало, но это очень интересно.
— Буду иметь в виду.
Мужчина кивает.
— Хочешь спросить о чём-нибудь ещё?
— Нууу, — да ладно, Ваньинь всё равно ничего не теряет, заодно со временем можно будет на ложь проверить — чего стоит ждать от вашей жены? В отношении меня, в первую очередь.
Полуулыбка мужчины обретает мрачноватый оттенок:
— Требований всегда и во всём быть лучшим и, как следствие, беспрестанных сравнений с А-Сянем, потому что лучший — он. Она привыкла, что сын не смеет ей возразить и, если пойдёшь наперекор, береги свои уши.
— Хм, только уши?
— Нет: она может отправить стоять на коленях в храме на весь день, выпороть или придумать ещё какое-нибудь наказание подобного рода.
— Поединок?
Глава Ордена с сомнением качает головой:
— Она одна из сильнейших заклинательниц своего поколения.
— Однако, большинство адептов и слуг её не любит. И всё же боится. — добавляет он — Восстанешь — А-Сянь тебя поддержит, Яньли попытается отговорить, но воевать не будет до последнего, большая часть адептов не решится помочь открыто, но будет сочувствовать и прикрывать по мелочи.
— А вы? — Ваньинь смотрит прямо в сиреневые глаза напротив.
Цзян Фэнмянь не отводит взгляд:
— Я пока не достаточно тебе доверяю, чтобы продолжить этот разговор.
Но ты, определённо, против неё, если только не пытаешься сейчас направить меня по ложному следу.
— Что ж, справедливо.
— Тогда я тебя оставлю. Завтра утром приду обсудить новости, хорошо?
— Конечно. До свидания.
— До встречи. — уже шагнув к дверям, мужчина оборачивается — Ах да, если тебе что-то понадобится, скажи об этом целителю или привлекай внимание звоном, если это срочно.
Он кладёт на одеяло, едва ли не вплотную к руке Ваньиня поясной колокольчик и, кажется, сам не понимая зачем, поясняет:
— Он принадлежал Ваньиню.
И, кивнув на прощание, скрывается в коридоре, неясно, услышав ли заторможено полетевшее вслед «спасибо».
***
Валяться без дела скучно, но Ваньинь не хочет злоупотреблять гостеприимством хозяина Пристани Лотоса, поэтому занимает себя мыслями и разрабатыванием тела. Чувство гордости за себя зарождается внутри, когда пришедший целитель, с улыбкой объявляет ему, что процесс восстановления ускорился, и укрепляется, когда под вечер удаётся подняться на локтях, а потом даже распрямить руки, выходя в сидячее положение на несколько мгновений, пока локти не подкашиваются. Вся расползающаяся от кожи до костей ломота с ноющей болью в нескольких шрамах стоят того, под конец дня они начинают ощущаться даже приятно. А ещё появляется трепещущее чувство, словно после каждого падения на перины из мышц вымывает окаменелость холодный ключ, берущий начало в груди, там, где раньше концентрировалась переполненность духовной энергией.
Заклинатель засыпает с немного утомлённой улыбкой: скоро он будет готов действовать в полную силу.
***
Ваньинь резко просыпается среди ночи, сам не понимая от чего, но кожей чувствуя угрозу. Он сразу рефлекторно возвращает своему дыханию сонную размеренность, пока мозг сосредотачивается на ощущениях — чужое присутствие. Ци щекочет кончики пальцев, заклинатель, стараясь сохранять расслабленное выражение лица, чуть приподнимает веки, вглядываясь в темноту из-под ресниц, чтобы увидеть уже знакомое розово-фиолетовое пятно. Проклятье. Юноша еле удерживает духовную энергию от выброса: сейчас, стеснённый параличом и толком не разобравшийся с физическими возможностями нового тела, он слишком мало может противопоставить одной из сильнейших заклинательниц своего поколения.
На миг пятно закрывает какой-то тёмный прямоугольник, а в следующий момент на Ваньиня с размаху падает тяжёлая колючая ткань, погребая под сбой всё, кроме головы — тотчас становится до тошноты жарко. А царапнувшие мимоходом непомерно отросшими ногтями руки ещё и придавливают одеяло у плеч, отрезая воздуху доступ к за минуту успевшему покрыться испариной телу. Гули! Неужели не ясно, что, если человеку холодно, он сам укутается?! И ведь приходится лежать, не дёргаясь, ещё несколько тянущихся с улиточной скоростью минут, пока пятно топчется в комнате, а потом столько же выжидать, проверяя: точно ли оно ушло. И только убедившись в этом, он сбрасывает наконец прямо на пол дурацкую тряпку, радуясь, что в достаточной степени вернул подвижность.
Ласковые поглаживания ветра за несколько секунд мягко остужают свалившееся на кровать тело, и, засыпая, Ваньинь чувствует себя умиротворённым.
***
Когда он разрабатывает мышцы с утра, ломит их уже куда меньше, да ещё и ноги наконец начинают нормально сгибаться, а в недосидячем положении удаётся продержаться, наверное, с полминуты. Уставший, но вполне довольный результатом Ваньинь полулежит, опираясь на предплечья, и всматривается в индиговое небо. Восстанавливающая мощь плещет в груди, и это напоминает о ночном визите его врага. Мельком отметив, что не в меру тёплого одеяла на полу уже нет, заклинатель прислушивается к всколыхнувшейся при беспокойной мысли духовной энергии — он ничего не разрушит, если потренируется с ней? Пожалуй, не должен бы: прошлая спонтанная атака, насколько он помнит, комнату оставила в целости. С другой стороны, лучше всё же дождаться хозяина дома и спросить позволения на радикальные эксперименты, а пока попробовать что-нибудь непременно безопасное. Он расслабляется и направляет небольшой поток в ладонь, мгновение — и кисть окутывает голубовато-фиолетовое мерцание. Удерживая ци так, отправляет ещё немного к другой руке, затем принимается переливать из одной в другую, в обе стороны. Она точно свежий горный поток ласкает меридианы, на удивление легко поддаваясь на манипуляции заклинателя. Утонув в даримых ей ощущениях, юноша не сразу слышит уже знакомый стук:
— Войдите.
Увидев, чем занят гость, Фэнмянь улыбается, почти только одними глазами.
— Вижу, духовная энергия слушается тебя. — выговаривает он и, замявшись на миг, спрашивает — Тебе легко даётся управление ей? Ядро… не отторгается?
Небеса, так оно могло не подчиниться чужой душе?! Хотя, что сейчас-то переживать: уже крупно повезло. Улыбка Ваньиня делается шире:
— Напротив: оно словно… любит меня. — звучит странно, и всё же это самое точное, что приходит в голову.
Мужчина заслоняет взгляд веерами ресниц, но Ваньинь успевает заметить проступившую из его глубин печаль.
— Я хотел спросить: могу ли начать упражняться с духовной энергией? — нарушает тишину он.
— Почему нет. Только, пожалуйста, без резких выбросов. И, кстати, доброе утро.
— Да, доброе. Есть какие-нибудь новости?
— Да, хотя по-прежнему ничего нельзя сказать наверняка: я полагаю, ты впал в то же состояние, что и Ваньинь, возможно, примерно в одно время с ним. Твоя душа находилась за гранью, но стремилась вернуться в мир живых, и либо связь Ваньиня с этим телом разорвалась окончательно, а ты занял свободное место, вероятно, потому что нашёл это тело раньше, чем своё, либо каждый из вас приметил тело другого, и вы как бы внегласно поменялись ими. Быть может, вы с ним похожи внешне.
— Хм, а можно мне зеркало?
— Минуту.
Ваньинь поднимается на локтях, осторожно распрямляет руки, пытается отползти к стене и едва удерживает равновесие на полпути, понимая: продолжит двигаться — как пить дать упадёт. Он бросает взгляд на господина. Эх, неловко, конечно, но этот человек не из тех, кто станет насмехаться, так что:
— Эм, простите, а вы не могли бы помочь мне опереться на стену?
Мужчина неожиданно замирает на месте, размыкает губы, снова сжимает их и наконец выговаривает:
— Да, конечно, сейчас.
Он медленно, как будто ступает по шаткому навесному мостику без перил над пропастью, приближается к юноше, склоняется над ним, встав коленями на покрывало — несколько соскользнувших с плеча прядей шелковисто оглаживают щёку, оставляя после себя лёгкий аромат зимнего утра, — заносит руку, чтобы приобнять за лопатки, как вдруг в последний момент отдёргивает её и неловко подхватывает вокруг плеч — Ваньинь вскидывает на него удивлённый взгляд, но понимает, что задавать вопросы излишне: либо сам расскажет, либо откажется говорить. Поэтому просто доползает до опоры. Какое-то время Фэнмянь отводит глаза в неловком молчании, но в конце концов спрашивает:
— Дать тебе одеяло подложить под спину?
— Да, спасибо.
Плечи мужчины почти неуловимо расслабляются. Он протягивает гостю свёрнутую в несколько раз тёплую ткань, к слову, лёгкую и гладкую, и зеркало. Тот всматривается в отражение — несколько резкие точёные черты внутри стекла кажутся своими, а глаза, такие же сиреневые как у господина, заставляют радостно улыбнуться: красота.
Хм, а ведь ни на лице, ни на кистях рук ни следа от порезов или ожогов — всё надёжно спрятано под одеждами.
— В том числе поэтому я и допускаю, что первые травмы А-Чэн получил ещё здесь: расположение как бы намекает, что наносившему их, кем бы он ни был, было важно сохранить всё в тайне.
Упс, кажется, Ваньинь сам не заметил, что сказал это вслух. На минуту-другую воцаряется молчание, а после Цзян Фэнмянь напоминает про сходство.
Юноша ещё раз окидывает своё отражение внимательным взглядом: чужеродно смотрится только причёска, и та лишь из-за своей формы.
— Да, мне думается, это тело очень похоже на моё. — кивает юноша, возвращая зеркало.
— А как насчёт возраста? Мы ведь, кажется, совсем о нём забыли.
— Ну, я ощущаю себя молодым, может, лет на семнадцать-двадцать. А сколько этому телу, кстати?
— Через четыре месяца будет пятнадцать. — Глава Цзян задумывается ненадолго — Пожалуй, это всё, что нам стоило обсудить. Думаю, вскоре ты уже сможешь присоединиться к нашему расследованию.
— Надеюсь. — противно всё-таки пропускать нечто явно важное и, тем более, безумно интересное.
— И, Ваньинь, — Фэнмянь оборачивается, уже стоя у двери, — спасибо, что не стал спрашивать.
Он не знает, что сказать, да и надо ли, поэтому просто на мгновение склоняет голову.
