Восточная граница

Отверстия в колдовских печах были пошире, чем в простых русских, но Тихон всё равно трижды головой ударился и выполз на четвереньках, весь в саже. Едва успел вытащить чемодан, прежде чем огонь из зелёного вновь стал рыжим. — Натопчешь — швабру дам, и без этих ваших штучек. — ГалинКонстантинна! — Тихон никогда не был так рад видеть школьную техничку. В том же синем халате, что и всегда, она стояла посреди учительской руки в боки и, казалось, ни на миг не постарела. Так и не вытерев ноги, он подлетел к ней и обнял. За её спиной махнул палочкой. — Держите, — и вручил букетик полевых цветов. Галина Константиновна засмеялась. Через стоптанные резиновые тапочки были хорошо заметны не по нынешней погоде тёплые носки. Сразу вспомнил, как на уроках труда не получалось зачаровать спицы, чтобы получить такую ровную вязку. С табуреткой, правда, выходило не лучше. Самому Тихону в футболке-то жарковато было. Если б не первый день в большом деле, надел бы шорты, а так пришлось в штанах париться. — Вот, что делать надо было, когда я вас с Филипком тут поймала. А вы «заблудились, заблудились»… щеглы! Тихон убирал сажу с одежды и осматривался. Он был в учительской всего пару раз, и то по ночам, так что сложно было сказать изменилось ли что-то. Из-за бревенчатых стен школа казалась застывшей во времени. В детстве Тихон не ценил вещи с историей, а теперь ходил в ту же баню, в которой когда-то парился Достоевский. Разномастные кресла, вытертый ковёр, в шкафах вперемешку документы, учебники и подарки. С верхней полки свешивалась ветка орхидеи. Тихон подхватил чемодан и ткнулся макушкой в люстру. Хрусталь зазвенел, и храпевший на портрете старик дёрнулся. Техничка даже не начала ворчать, они молча вышли в коридор. Галина Константиновна чуть шаркала при ходьбе, Тихон же по красному ковру шёл бесшумно. По краям ковра лениво, будто тоже изнывая от жары, перетекали узоры. Было непривычно находиться в этих стенах без формы, в простой маггловской одежде. Вокруг висели картины в золочёных рамах, почти все пустые или спавшие, только по зелёному лугу нёсся единорог. — Сейчас скажешь, что даже на чай времени нет, дела, дела, — всё же заворчала техничка беззлобно, по привычке. — Знаю я вас, один Костик старуху уважил. Тихон украдкой закатил глаза. Так и дошли до лестницы с резными балясинами. Витраж окна на этом этаже изображал дырку. Тот скосил на Тихона глаза, но кидаться не стал. Класса до четвёртого он его жуть как боялся. Года четыре назад попался такой в Разбегаево. Четырёх магглов сожрал, пока не нашли. Едва пятого успели вытащить. Что будет теперь? Если даже то дело решалось своими питерскими ребятами. Николай Александрович сказал потом, что могли в помощь из Москвы человека прислать, но пока договаривались, ырку нашли. Из витражей ему, выросшему у моря, больше всего нравился водный дракон на втором этаже. Жаль, морские дела вели международники. — Сами не чуете уже, как дымом тянет? Хотя деревянные стены обычно хранили прохладу, магические и подавно, в тереме было душно. И дым чувствовался даже при закрытых окнах. — Да какое там, милок, — она покачала головой. — Держи хоть пирожков в дорогу, — из кармана появился внушительных размеров бумажный кулёк. — Не стоит, ГалинКонстантинна, и спасибо большое. Тихон убрал пирожки в чемодан. Запах от них шёл такой, что слюнки текли. Они вышли не через главные двери, а через чёрный ход, у кухни. Оттуда и сейчас такой аромат шёл, что живот подводило. И выпечка, и борщ, а оставалась-то на лето пара человек: техничка да лесник. Лес казался нечётким, словно находился за грязным окном. В первую секунду Тихон подумал, что это туман. Потом дошло — дым. До сарая с мётлами шли мимо теплиц. Пожухлая, блёклая трава не пружинила под ногами. — Ушла Остроумова? — Да, давно уже, Оля ещё в твоё время собиралась… Ольга Михална. Клянётся, всего одну тепличку на даче оставила, но я-то её знаю! Тут грядочка, там клумба не в счёт, а сто горшков дома — так дома же… В сарае Тихон впервые взял метлу — вернее, деревце, молодое, чтоб ладонью обхватить можно было — из учительской половины. Заметил, что не хватает четырёх, а ведь начальник из Москвы говорил, что группа из шестерых. Выбрал дубок — тонкий, зелёный, листочки от магии подрагивали. Закрутил палочку на ладони, проверил направление. Он так и думал — на густые серые тучи у горизонта. — Не поминайте лихом! — попрощался он с Галиной Константиновной. Обнял её — и стартанул в выбеленное жарой небо, быстро набирая высоту. Ветер сдул со лба кудри. Тут же стало прохладнее, хотя день был в самом разгаре. Николай Александрович, начальник их Александрийского управления, советовал податься на большие дела. Перерос местечковую текучку, говорил. Так и будешь по болотам анцыбалов ловить, что ли. Тихон и сам думал: готов. И подал заявку, месяца два ещё назад. А когда пришло назначение сюда, захотелось отказаться. Тут же вспомнил про все дела незакрытые, про стопку документов недооформленных, про свежий вызов в Мурино. Кому расскажи, что не хотел Мурино бросать ради большого дела, не поверят. Тихон сам себе не поверил, наскоро показал сменившему его парню, Серёже, что где, и отправился домой собирать чемодан. В Питере тоже была жара, за тридцать. По пути написал Филиппу и Диме. Так и не посмотрел, ответили ли, а у школы техника не работала. Не верилось, что всё это было сегодняшним утром. Прошлым вечером лёг позже обычного, смотрел «Эйфорию», а теперь не знал, когда удастся уснуть. Достал бумажку с необходимыми заклинаниями, в сотый раз пробежал глазами. Он знал эти чары, и это успокаивало. Убрал лист обратно. Вокруг, насколько хватало глаз, простирался лес. Густой, непроглядный. В школе ходили слухи, будто там тоже волшебные животные водятся. Туда на спор Ирка Горбачёва пошла. Что на кону стояло, Тихон подзабыл: с каждым рассказом байка обретала всё больший масштаб. Помнил, что Ирка смогла, сбежала из комнаты через окно и вернулась только к завтраку. Несла венок из покрытых росой полевых цветов, как корону, а все провожали её взглядами. Ирка была бойцом, им и осталась: изучала животных, ходила в экспедиции. Недавно фото у водопада Анхель присылала. Вода падала, казалось, с самого неба, а Ирка, раскинув руки, ловила водяную взвесь. Как шептались про Филиппа и Лизку, так и про них с Иркой судачили. Так жалко было, что Ирку он уважал, ценил, верил в неё, восхищался ей — но любил как друга. Дерево тряхнуло, когда он прошёл защитный барьер школы. Грубые, древние нити заклятий чуть не ссадили кожу с левого локтя. Тут же усилились и послеполуденный жар, и запах гари. Тихон никогда не думал, что щит защищает и от такого. Не мастак он в теории чар. Дело мракоборца малое: учи заклятия да колдуй. Обычно хватало самого простого, чуть ли не школьного. Сколько раз радовался, что учился нормально. С Филиппом хотели до барьера дойти, но даже до леса не добирались. То на другие шалости отвлекались, то смеяться начинали и ловили их ещё в коридорах рядом со спальнями. Хорошее было время. Осталось, что вспомнить, какие байки потравить. Так и спасались на тех делах, где жуть брала. Где и песню спеть приходилось. Голос у Тихона был, на гитаре научился играть в последних классах. Девчонки на него не особо смотрели, а с гитарой легче стало. А так до сих пор никого и не нашёл. Будто царь в голове велел: «Исхитрись-ка мне добыть То-Чего-Не-Может-Быть!» У горизонта дым стоял стеной. Зрелище так притягивало взгляд, что он едва не пропустил лагерь. Лагерь. Две палатки на длинной, узкой поляне у ручейка, вот и весь лагерь. Кто-то сидел на бревне у костра. За одной из палаток лежали лётные деревца. Четыре. Тихон спустился к ним, заложив широкий вираж, опустил своё рядом и пошёл к бородатому парню, который помешивал в кастрюле что-то деревянным половником. Он был в шортах камуфляжной расцветки и клетчатой рубашке с коротким рукавом. — Витя, — подал он руку, и Тихон узнал одного из Добронравовых. На заросшем лице голубые глаза притягивали взгляд. Добронравовых почему-то никогда не воспринимали всерьёз, как клан, как людей со связями, перед которыми надо три «ку» сделать. Хотя и отец, и сыновья участвовали в горе крупных дел. — Тихон. Наслышан. Не хотелось с порога начинать про былые заслуги. Не интервью же приехал брать, а работать вместе. Виктор застал ещё древнее дело про фабрику волшебной одежды. Был он там на третьих ролях, но был же. Муторное расследование, пока улики собрали, пока всех виновных выявили, больше года прошло. Человек десять внедрили, не меньше. Пару магглов, на тех шмотках помешавшихся, спасти так и не удалось. Тихону больше по душе была история про футболистов и «Феликс Фелицис». Квиддич, конечно, тема, но футбол ничто не заменит. То дело вела женщина, Корикова, и вела блестяще. А потом ей не повезло с маскирующими чарами, и она исчезла на какую-то мелкую бумажную работу. — А я всегда рад новым историям, — улыбнулся он, и Тихон позабыл о его известности. Не меняя дружелюбного тона, Виктор продолжил уже по делу: — Ставь палатку и иди есть, тебе Константина Юрьевича менять через полтора часа. И не шуми — там, — он указал на палатку слева, — Курцын с Богдановым отсыпаются. Заклинания выучил? — Нужный скидывал, — Тихон растерялся. Так-то учил, конечно. — Сил жрёт немеряно, особенно с непривычки. Если что, дай сигнал, поможем. — Красный фейерверк? Или тут магглы близко? — Он самый. Тихон достал из чемодана палатку. Даже с магией поставить её требовало сноровки, но так он обычно и отдыхал: ставил палатку на Куршской косе, со стороны моря, и оставался один на один с природой. Лес там был другой: хвойный, со своим особым густым запахом. И шуршал он от ветра иначе, тише и более скрипуче. Добронравов аж присвистнул, когда палатка воздвиглась за пару секунд. На задание Тихону, конечно, дали казённую. Ярко-жёлтую, с поистёршимися чёрными буквами «Александрийское управление обеспечения магического правопорядка». Тихон подмигнул ему и на четвереньках заполз внутрь. «Где ж этого черти носят», — послышалось от костра. Так тихо, что, наверное, Виктор сказал это самому себе. Уже перебирая в уме инструкции и заклинания, которые прислал Нужный, Тихон не задумался, кого же не хватает. Внутри палатки легко можно было встать в полный рост. Пользовались ей часто, так что внутри пахло свежей бытовой химией. Хотя палатки мракоборцев были типовыми, он проверил обе комнаты (совершенно одинаковые), прежде чем выбрать себе левую. В кухонном шкафу помимо стратегических круп и тушёнки лежали сладости. Тихон приметил упаковку шоколадного печенья и пообещал себе, как вернётся, не забыть пополнить запасы. Его собственная осталась на антресоли в Питере. Обставлена она была не менее спартански. Помешивая уху, Тихон напевал про неё: «Маленький домик, русская печка, пол деревянный, лавка и свечка». В принципе, где-то так там и было, не считая сделанной под заказ удлинённой кровати. Здесь кровать была обычной. Она резко скрипнула, когда Тихон опустил на неё чемодан, а ведь на нём были облегчающие чары. Когда он сам спать ляжет, та ещё музыка начнётся. Не повезёт его соседу, если тот вообще объявится. Тихон начал раскладывать вещи. Подумал записать себе где-то, чтобы поискать чары против скрипа кровати, когда вернётся обратно в Александринку. Там была собрана громадная библиотека, старейшее отделение в России, как-никак. И бывал в этой библиотеке Тихон редко. Отделение обеспечивало порядок на всём севере европейской части России, и дел хватало. Бывать там удавалось зимой, когда работы было поменьше. Курцын и Богданов. Про Курцына он слышал, что силён как богатырь, деревья с корнем рвать может. Богданова как-то не припоминал, может, из-за простой фамилии. Чтоб такую запомнить, мракоборец должен быть в каждой бочке затычкой, как Петров. А казалось бы, мир магов тесен, а мракоборцев ещё теснее. Интересно, как подбирали команду? Хабенский — талант, каких мало, и один, наверное, с пожаром сладил бы. Добронравов — мракоборец крепкий, опытный, скоро дела возглавлять будет. Он сам собаку съел на бытовухе. С чего группа мракоборцев, а не учёные?.. Пожар же, не нападение тролля какого-то, забредшего с уральских гор. Хотя сколько на Урале троллей осталось, юг весь магглы заселили. Николай Александрович намекал, что дело щекотливое. Со спутниками этими нарушить Международный Статут о Секретности проще простого было. Их задача — восточный рубеж Колдовстворца, и только. Ну да, конечно. Восточная граница школы. И Хабенский, который в обход всех правил помогал детям с не изученными магглами болезнями. Так он и оставит огонь. Было бы разумно отказаться. Желающих-то вагон. А самому в Мурино, в лабиринты двадцатиэтажек, за которыми неба не видно. Закончив с вещами, повторил заклинания. Даже без палочки, от движений пустой ладони по комнате понёсся ветер. За всеми этими делами Тихон совсем забыл, что волновался. Прихватив пирожки, он начал выбираться из палатки. И, конечно же, этот объявился именно тогда, когда он выползал на четвереньках с промасленным кульком в левой руке. Он казался аппликацией: вырезан из центра города и вклеен в глушь. Белоснежные кроссовки, джинсы с отворотами, в заднем кармане которых угадывалась пачка сигарет, и — по такой-то жаре — футболка с длинными рукавами. Чёрный рюкзак висел на левом плече. Он окинул всё вокруг взглядом, не снимая тёмных очков, и Тихон вспомнил, что надо всё-таки выползти из палатки. Про перестать пялиться нечего было и думать. Парень спрыгнул с деревца и лёгким жестом послал его лечь к остальным. За полётом Тихон проследил, молясь, чтобы не отпала челюсть, и стараясь не вертеть головой. Даже если это было позёрство и представление — это, блин, работало. Теперь, когда Тихон встал, он заметил, что новенький был на полголовы его ниже. Угловатый, с острыми скулами. Каштановые волосы, выгоревшие до русых на кончиках, лежали в красивом беспорядке. — В утро не ставить, знаю, — Добронравов за полчаса куда-то растерял всё дружелюбие. — Ещё чего? — Какой ты приветливый, — за тонной сарказма было не разобрать, какой у новенького голос. — Фамильное? Тонкие черты лица, хищная усмешка. Быть не может. Колдографии Олега Янковского висели у Тихона в спальне ещё в Зеленогорске. Может, он и решил пойти в мракоборцы, когда увидел его в газете. А теперь его внук стоит на расстоянии вытянутой руки. Откидывает с лица длиннющую чёлку. Его внук, по молодости запоровший дело с вампирами, не умеющий работать в команде и категорически — подчиняться. Вытянувший вместо Петрова дело о самоотправляющихся сообщениях. — Твоя смена через пять часов. Сосед и палатка — вот, — Добронравов кивнул в его сторону. Янковский тут же повернулся, так резко, что лямка рюкзака сползла с плеча. Он поправил её уже на ходу. — Охуеть, — только и смог сказать Тихон. Одно это слово почему-то смыло с Янковского всё ехидство. Он остановился перед Тихоном, вздёрнул подбородок. Изменилась улыбка: уголками губ, едва-едва, как у Моны Лизы. Был в этой улыбке какой-то вызов. — Ваня, — точёные скулы, чётко очерченные губы. Он протянул руку, и из-под рукава показался край красной нитки, повязанной вокруг запястья. Рукопожатие было обычным, только рука показалась прохладной. Должно быть, из-за полёта, это он уже согрелся в палатке. — Твоя комната правая. Пирожок? — он приподнял бумажный кулёк. — Нет. Спасибо. По-кошачьи текучим движением Иван Янковский сложился чуть не втрое и одним шагом оказался в палатке. — Ухи? — как ни в чём не бывало спросил Добронравов. — Пирожков? — в тон ему ответил Тихон. Их с Янковским тёрки он твёрдо собрался игнорировать, поэтому завёл разговор о делах. Уха оказалась дико вкусной. Из замороженной рыбы такую не сваришь. — До Енисея летал ловить? — Не в этой же лужице, — Виктор кивнул на ручей. Не то что перепрыгнуть — перешагнуть можно было. — И ловил не я, Богданов. — Не любишь? — Дежурил, а так-то люблю. Редко когда удаётся. — Жиза. Закончив есть, Тихон вернулся в палатку. Подошёл к правой двери, стукнул в неё. Хлипкий кусок дсп, крашеный под дуб, задребезжал. Он спросил: — Пойдём покурим? Аллергия у Янковского была вроде только на Добронравова. Он надеялся. Тихон не любил разборки в команде. А кто любил? — Давай, — ответ был приглушён символической дверью, но сразу после Янковский вышел и первым пролез на поляну всё тем же одним шагом. Тихон через проход прополз на корточках. В лицо ударил закатный свет, он прищурился. Прямо перед носом была рука. Тихон ухватился за неё и поднялся. Добронравова у костра уже не было. Кастрюля с ухой, закрытая крышкой, висела над красными углями. Янковский пошёл к ручью. Тихон нагнал его в два шага. — Александринка, значит. Питер. Давно там? — Лет десять. Иван смерил его долгим взглядом, едва не навернувшись на какой-то кочке. Тихон едва успел придержать его за плечо. Ещё одна странная, кривоватая улыбка. Глаза у него были тёмно-карие, почти чёрные. — Я хотел спросить, как ты эту погоду терпишь. — Что-то на московском. Ваня повторил на английском. Хорошо так, с тянущим американским акцентом. Тихон заржал ещё на середине фразы. Вдоль ручья трава была выше, а земля чуть чавкала. Они пошли вдоль воды, на ходу доставая сигареты. Янковский щёлкнул зажигалкой, Тихон обратил внимание на длинные, тонкие пальцы. Свою сигарету он запалил от волшебной палочки. — Я из Калининграда. Из-под Калининграда. Там не лучше. — Там хоть море. — Холоднющее. Тихон улыбался. Может, это был волшебный эффект наполненного ухой желудка, но было хорошо. Спокойно. До смешного быстро истлели сигареты, а они продолжали говорить ни о чём серьёзном. Шавуха и сибирский заповедник с драконами, предрассудки про волшебные палочки, жаль, что доставку нельзя ускорить с помощью магии… — Тихон! — раздался голос Добронравова. — Пересменка, пошли. — Тихон, значит, — первым начиная путь к лагерю, пробормотал Янковский. Из головы вылетело, что он так и не представился. — Можно Тихон Игоревич. Был порыв протянуть руку, но по примятой траве они шли гуськом. — Иван Филиппович — нельзя. — Всё ещё Ваня, значит, — Тихон хлопнул его по плечу. Не удержался всё же. Янковский, казалось, весь состоял из острых углов, но руки сами тянулись. Стоило бы ущипнуть себя и проснуться. На поляне с Добронравовым был незнакомый парень. Рыжий, крепкий. Богданов, догадался Тихон. Простое лицо такое, десять раз увидишь — не запомнишь. — Антон, — представился тот и по очереди пожал им с Ваней руки. — Сейчас вместе к Константину Юрьевичу пойдём, разговор есть. Курцын! Ром, выбирайся! На четвереньках, как и Тихон, из палатки выполз Курцын. Полосатая майка открывала вид на все мышцы, которые только можно было накачать. На щеке была полоса от подушки, волосы топорщились во все стороны. — Ну, пошли, — хрипловато согласился он и первым пошёл за ручей, вглубь леса. Каждая веточка, на которую он наступал, хрустела громче обычного. Хотелось украдкой бросить на Янковского ещё один взгляд. *** Константин Юрьевич, усатый, с жёсткой щетиной, старше своих газетных колдографий, прислонился к широкому стволу. Они стояли посреди деревьев, над ними шуршали от ветра плотные кроны. В полутьме Хабенский выглядел сурово. — Здравствуйте. КонстантинЮрьч, — первым делом обратился он к Тихону. Как будто он мог не знать. — Тихон, — представился он и пожал протянутую руку. Хабенский перевёл взгляд. — Иван, — спокойно подал руку Янковский. — Слышал про твоё дело с сообщениями. Хвалю, — прозвучало дежурно, как первое «спасибо» Вани ему. Хабенский командным голосом обратился ко всей группе: — На пути пожара деревня Ольхово. Связь там поганая, слишком близко к школе. Дороги и того хуже. И речка, в которой и котёнок не утонет. Есть вероятность, что огонь сам успокоится и речку не перейдёт. И мы пойдём её повышать. Если справимся — Михалков расскажет, что это его заслуга. Если нет — нам троим, — Хабенский указал на себя, Богданова и Тихона, — палочки переломают. Остальным меньше, но тоже перепадёт. Пойдёмте? Тихон чувствовал, что вопрос в первую очередь задан был им с Богдановым. Подумал о белом здании с колоннами, ставшем вторым домом, о шутках на совещаниях. Обыденностью было, что с каждого задания можно не вернуться. Но вернуться магглом? — Я с вами, — ответил он. — И я. В худшем случае Вотсап барахлить перестанет, — усмехнулся Богданов. И едва слышно вздохнул. — За мальца не переживай, — Хабенский хлопнул его по плечу. Троица «неприкасаемых» кивнула. Ясно было, что при любом исходе Янковского спасёт фамилия, Добронравова — работоспособнотсь, а Курцына… дуракам везёт. Виктор казался пристыженным. Курцын то ли косил под дурачка, то ли и правда не понимал, о чём речь. Ваня стоял, бледный, почти светящийся в полутьме. Питер был усеян статуями, и Янковский был бы из них самой красивой. — Тогда к лагерю, собираться и на передовую. Тихон, пару часов тут побудь, последи за заклятиями и усиль напоследок. — Есть. Хабенский внимательно, как легилимент, заглянул Тихону в глаза и добавил вполголоса: — Я просил питерских по старой памяти послать кого надо. Помнят ребята. И с полуулыбкой пошёл к лагерю, чуть припадая на левую ногу. Над лесом стояла плотная завеса чар, Тихон не нашёл в ней ни единой спущенной нити. А в школе, помнится, не поверил, когда завуч говорила, что магию видно. Говорила она это, держа Тихона с Димой за уши, после того как обошла заклятие — подножку, поэтому и запомнилось. А теперь сам видел следы сильных чар. Хруст шагов удалялся, и вокруг сгущалась тишина.