Не исцелится тот, кто о бедах своих не расскажет.
— Франц, нам действительно очень жаль, что мы так с тобой поступили, — уже в который раз извинялись близнецы Уизли перед Снейпом-младшим, сидя в гостиной Гриффиндора. — Нам следователо сначала разобраться… — Господи, да забыли уже! — закатил глаза и рассмеялся Франц. — Я не обижаюсь. Ничего страшного. — Но это было эпично, когда ты… — старался подобрать слова Рон. — Их действительно казнят? — Да, — спокойно ответи Франц, прихлебывая из фляжки абсент, после чего взглянул на часы. — Думаю, их уже казнили. Ничего не поделаешь. Такова Конституция моей страны. — А это не слишком жестоко? — спросил Гарри, подозрительно косясь на Франца. Всё-таки не мог он до конца доверять Францу. Фамилия его мешала. — А тебе не кажется, что жестоким было подливать мне в еду яд, который разрывает человеку легкие, заставляя человека захлебнуться в собственной крови? — тут же задал вопрос Франц. — Я считаю, что это было жестоко. Перед моими глазами уже в который раз вся жизнь пролетела… — А были ещё случаи? — поинтересовалась Джинни, ехидно глядя на Гермиону, которая устроилась на коленях у Франца, который сидел в кресле, и обнимала его одной рукой за шею. — Конечно, — поморщился Франц, непроизвольно трогая шею. — Мне было восемь, когда меня чуть не задушили. — Случайно? — спросил Симус. — Нет, конечно, — усмехнулся Франц. — Меня хотели казнить через удушение. Накинули на шею веревку и стали душить. Меня спасла моя стихийная магия. Если бы не она, я бы здесь не сидел. Воцарилось молчание. Казалось, Францу было совершенно легко это рассказывать, но Гермиона слышала, как беспокойно колотилось его сердце в груди. — Может, расскажешь, как ты жил в своей стране? — решил нарушить тягостное молчание Невилл, переглянувшись с Оливером, с которым в последнее время тесно сошёлся. — Расскажи, — поддержала эту идею Гермиона, потрепав Франца по волосам. — Будет интересно послушать про быт и развлечения королевской семьи. Франц улыбнулся. — Несмотря на весь тот ужас, который я испытал во время войны, детство было у меня счастливым. Особенно, — Франц рассмеялся и потёр переносицу, — особенно зимой. Я помню — мне было шесть лет, — как мы ездили на зиму в Скандинавию. Почти все зимы мы проводили там. В Скандинавии невероятно красиво, особенно зимой. В Германии, конечно, тоже, но все же природа Скандинавии невероятно прекрасна и удивительна. Не знаю, видели вы или нет, но я видел очень много викингов. Больше скажу — прародитель моего рода, Ральф Шервуд Райс, был викингом. Поэтому наша империя так тесно связана со странами Скандинавии. Мой брат жил в Скандинавии. Там много целителей, которые помогали ему восстановить здоровье — Фредерик родился очень болезненным ребёнком, можно сказать, практически мертвым. Он очень привязался к своей наставнице, полководцу Скандинавской армии, Лагерте, и решил остаться в Скандинавии до того момента, пока не придёт время поступать в Академию. Дед Ральф поддержал его в этом решении — там Фредерик обучился тактике боя, магии и многому другому. Мы родились зимой. Поэтому было вдвойне приятно проводить это время вместе с братом. Кроме зимы, мы практически не виделись с ним. Сквозное зеркало все же не то, что живое общение. Особенно для близнецов. Франц замолчал, о чём-то задумавшись. Он поднял взгляд на Гермиону, словно что-то спрашивал у неё. Она улыбнулась и кивнула ему. — Думаю, будет лучше показать вам, а не просто рассказать. Фред потянулся, чтобы передать Францу его палочку, но тот покачал головой. Франц что-то пробормотал и взмахнул рукой. Свечи погасли, но вместо них образовалось большое облако. В нем был виден невероятно красивый дворец из камня с различными героями Скандинавской мифологии. — В германо-скандинавской мифологии старшим богом считался Один. Кроме Одина, было ещё двенадцать богов: Тор, Бальдр, Тюр, Хеймдалль, Браги, Хёд, Видар, Вали, Улль, Ньёрд, Фрейр и Локи, — произнёс Франц, взяв палочку и показывая на резные скульптуры. — По легенде, каждого наследника престола Магической Германской империи Райс одарил даром один из Богов, став его покровителем. Ральф говорил, что его одарил Бог Хеймдалль — страж богов и мирового древа, он считается сыном Одина и девяти матерей. «Светлейший из асов, предвидящий будущее подобно ванам». Хеймдалль был стражником и берёг Биврёст на границе Асгарда и Мидгарда от великанов-ётунов. Поэтому Ральф считал его своим покровителем — даром моего деда было предвидение, и он, своего рода, был стражником границ нашей большой империи Райс: именно при Ральфе она возвысилась до небывалых высот. — А кто твой покровитель? — с интересом слушая Франца, спросил Рон. — Ральф говорил, что мой покровитель — высший из Богов, Один, — нахмурился Франц, словно ему было неприятно говорить об этом. — Один — Бог в германо-скандинавской мифологии, отец и предводитель асов, сын Бора и Бестлы, внук Бури. Мудрец и шаман, знаток рун и сказов, царь-жрец, колдун-воин, бог войны и победы, покровитель военной аристократии, хозяин Вальхаллы и повелитель валькирий, — Франц замолчал на минуту. — Я не знаю, насколько был прав Ральф. Но я был очень близок с ним, думаю, ему было виднее, кто мой покровитель. По крайней мере, несколько аспектов сходится… — Ладно, давайте без этих сложных слов! — рассмеялся Джордж. — Расскажи лучше, как всё-таки вы проводили время в Скандинавии! Франц улыбнулся и кивнул.***
— Господин Райс-Снейп, уже утро! — послышался за дверью голос моего крёстного, Эдема. — Франциск, вставай! Император Ральф уже ждёт тебя на завтрак! Ответа не последовало. Тогда Эдем решил самостоятельно открыть дверь, чтобы разбудить меня, такого нерадивого и наглого мальчишку, как он любил величать меня. — Франц, встава… — Эдем резко сдернул одеяло и замолчал. Какого было его удивление, когда в постели он обнаружил гору подушек, а не меня. Хотя, я думаю, он уже привык к моей своенравности. — Стеллан! — закричал Эдем. — Мистер Эдем, что прикажете? — пролепетал слабым голосом Стеллан, молодой слуга лет восемнадцати, плененный в семилетнем возрасте в Эстонии, одном из Прибалтийских государств. — Проверь комнату принца Фредерика, живо! — взревел Эдем, глядя горящими глазами на мою постель. — Паршивцы, никакой управы на них нет… Эстонскому слуге хватило двух минут. — Ну? — нетерпеливо спросил Эдем. — Принца Фредерика нет в комнате, — склонив голову, ответил Стеллан. — Кто бы сомневался, — Эдем выбежал из комнаты. — За мной! Эдем прекрасно знал, куда мы с братом и моими кузенами, Хансом, Ларой и Фридрихом, отправились. Но ему нужно было удостовериться в этом. Поэтому он сейчас бежал в конюшню, чтобы посчитать, сколько лошадей не хватает. И все было верно. Не хватало пять лошадей. — Они меня до белого каления доведут, — проскулил Эдем. — Генри, коня! А в это время мы впятером скакали по берегу Балтийского моря. К странам Скандинавии относятся несколько стран: Финляндия, Швеция и Норвегия. Мы находились именно в Швеции. Мы не чувствовали холода: мы уже давно скинули с себя шубы и скакали в одних рубахах на голое тело и лёгких штанах (не считая Лары — она скакала в легком платьице). Мне не передать всей той красоты Швеции и Балтийских вод. Это надо видеть, — Франц вновь взмахнул рукой, показывая холодные воды Балтийского моря. Джинни присмотрелась и увидела несколько лошадей. — Это же вы? — спросила она, пристально смотря на людей: на красивую молодую девушку с длинными темными волосами и большими синими глазами, явно высокого роста, стройную, как осина, и с такой же ровной аристократичной осанкой, как и у Франца; на юношу примерно лет одиннадцати, но достаточно высокого роста с платиновыми волосами и ярко-зелёными глазами, излучавшими весёлый блеск; на мальчика лет семи с каштановыми кудряшками, который несмотря на небольшой рост уверенно смотрелся на коне; и на них, на близнецов… — Это ты! — широко улыбнулись близнецы Уизли, показывая на двух рядом бежавших чёрных коней, на которых сидели мальчики лет семи-восьми. Франц широко улыбнулся и кивнул. В его глазах, несмотря на улыбку, проскользнула ужасная боль. Из этих пятерых живы лишь двое. Франц и Фредерик в детстве были совершенно идентичны. Даже Францу было тяжело сейчас отличить, где он, а где его брат: у Фредерика еще не было этого шрама на глазу. Франц невольно улыбнулся, глядя на себя и брата, смешных, но таких статных детей королевской семьи: смешными казались по-детски кудрявые чёрные волосы, ямочки на щеках и детские счастливые улыбки; статности прибавляла осанка и уверенность в седле. — Итак, — прокашлялся Франц. Поход не мог долго продолжаться. Потому что, уже собираясь подниматься на конях на гору Кебнекайсе, нас окликнули: — Принцесса Лара и принцы Фридрих, Ханс, Франциск и Фредерик, немедленно прекратить подъем на гору и спуститься вниз! — разъяренно взревел Эдем. Эдем — мой крестный отец. Он был воспитателем и наставником моей матери и ее сестёр, Луизы и Леи. Это очень строгий человек, который не терпит, чтобы ему перечили. Отношения с ним у меня были, мягко сказать, не складывались. Я ненавидел подчиняться и хотел, чтобы подчинялись мне. Такого же порядка придерживался и Эдем. Компромисс было найти практически невозможно. Но я люблю Эдема. Если бы не он, меня бы не было в живых… «Он пожертвовал собой ради меня». — Принц Франциск, вы должны меня слушаться! — отчеканил строго мой крестный. Я уже приготовился, чтобы ответить, но меня опередил мой дед, который явно потешался над этой ситуацией: — Ладно тебе, Эдем! Один раз можно! Всё-таки, — он по-старчески улыбнулся и подмигнул мне и Фредерику, — у наших наследников сегодня день рождения! — Идите, поздоровайтесь, — сквозь зубы прорычал Эдем, подталкивая нас к Ральфу. Но я уже бежал к деду и, вместо того, чтобы по правилам этикета, поцеловать руку деда-императора, я кинулся ему на шею с радостным воплем. И он был этому очень рад. Я был любим Ральфом. И я любил его в ответ. Несмотря на то, как поступил он с моей бабушкой, я не мог отказаться от деда. Он был моей поддержкой и опорой. Он учил меня всему, что знал. И именно благодаря ему я стал тем, кем я являюсь теперь. Я благодарен Ральфу за все, что он сделал для меня. И никогда не забуду этого. — Мой орлёнок! — захохотал Ральф, прижимая к себе. — Вон, ещё один летит! — ещё сильнее рассмеялся Ральф, прижимая к себе и Фредерика. Не обижайтесь, но рассказывать ритуал нашего, так скажем, «взросления» — такая себе идея. Может, потом расскажу вам об этих ритуалах, которые проходит каждый ребёнок до шестнадцатилетия… — Почему до шестнадцатилетия? — перебил Гарри. — Совершеннолетие же наступает в семнадцать у магов… — В нашей империи совершеннолетним считается ребёнок, достигший шестнадцатилетнего возраста, — объяснил Франц. — Раньше вообще считался с четырнадцати. — Почему так рано? — нахмурилась Гермиона. — Была высокая смертность среди людей, поэтому старались быстрее повзрослеть. Именно поэтому в моей стране раньше существовала такая штука, — Франц прокашлялся, чувствуя себя слегка неловко, — как гарем. Императоры должны были иметь как минимум две-три жены. Смертность среди людей всех полов и возрастов тогда была невероятно высока. Поэтому и наследников должно было быть как минимум пять. — А сейчас? — подозрительно косясь на Франца, спросила Гермиона. — Расслабься, эту традицию уже давно отменили, — рассмеялся Франц. Он хотел сказать что-то ещё, но тут вход в гостиную Гриффиндора открылся и на пороге показались деканы Гриффиндора и Слизерина. — Мистер Снейп, вам не кажется, что вам уже пора к себе? Уже слишком поздно, — спокойным голосом спросила профессор Макгонагалл, хотя слегка смутилась увиденному, а именно — сидящей на коленях Франца Гермионы, которая тут же спрыгнула на соседнее кресло. — Я могу переночевать в общей спальне? — поморщился Франц. Ночевать одному, честно говоря, после покушения было очень страшно. — Конечно, — пожала плечами заместитель директора. — Идемте. Мы вас с профессором Снейпом, — она метнула взгляд на непроницаемого Северуса, — проводим до башни Когтеврана. Франц вымученно выдохнул и поднялся с кресла, тут же забирая со столика свою волшебную палочку. Быстро попрощавшись с друзьями и смутив всех, включая учителей, поцелуем с Гермионой, Франц направился к выходу, даже не взглянув от отца. Франц обижался на него. Он помнил его слова тогда, в день допроса. Вместо того, чтобы поддержать сына, он набросился на него с оскорблениями, даже не выслушав, почему он ничего не рассказал. Он даже не подумал, что у сына могли быть причины! Особенно было обидно, что тогда, после отравления и выхода из Больничного крыла, отец ничего не сказал ему. Даже не спросил, как Франц чувствовал себя (а чувствовал он себя паршиво — неделю после отравления его рвало кровью, два раза в Больничном крыле он падал в обморок, первые два дня после отравления у него ночью поднималась температура чуть ли не до сорока градусов). А Северус даже не удостаивался спросить, как сын чувствует себя, даже у мадам Помфри. Но было ещё одно. Чего Франц не хотел говорить никому. Кошмары. Ему без конца стали сниться кошмары. Из-за плохого сна он несколько раз засыпал на Истории магии, Трансфигурации. Даже на Зельеварении спал один раз, благо за спиной Рона не было видно его, лежащего лицом на парте за учебником. И теперь, идя вместе с отцом и профессором Макгонагалл, он чувствовал себя некомфортно. Ему было страшно засыпать. — Спокойной ночи, мистер Снейп, — слегка улыбнувшись, произнесла декан Гриффиндора. — Спокойной ночи, профессор, — фальшиво улыбнулся ей в ответ Франц. Профессор Макгонагалл кивнула Северусу и удалилась. Между Снейпами воцарилось тягостное молчание. — Ничего не хочешь сказать? — вскинув брови, спросил наконец Северус. — Мне нечего тебе сказать, — ровным безразличным голосом ответил Франц, сложив руки на груди. — Франц, я уже тебе говорил, что если тебя что-то беспокоит… — уже в который раз говорил эти слова Северус. Но Франц на этот раз перебил его, а не просто кивнул и ушёл. И лучше бы он кивнул и ушёл, а не ответил. — Я не могу тебе доверять, — усталым голосом ответил Франц. — Я устал. Я больше не могу вымаливать твоей милости — я уже понял, что это бесполезно. Что я ни сделаю, все не так. Я пытаюсь защитить свою семью, но вместо слов благодарности или слов поддержки я получаю лишь пинок под зад и кучу оскорблений в свою сторону, — Франц поморщился от подступивших слез. — Когда я общаюсь с тобой, я чувствую себя так, словно меня окунули с головой в кучу дерьма. Мне тяжело общаться с тобой, я не привык, что со мной так обращаются. Ты не можешь понять меня, а я не могу понять тебя… — Франц, — умоляюще произнёс Северус. — Мне кажется, что тебе было бы легче, если бы я умер от отравления, — перебил его Франц, чувствуя, как горло сдавливают рыдания. — Ты большую часть времени делаешь вид, что меня не существует, так что изменилось бы, если бы я умер? Ничего. Прости, но… — Франц прикрыл глаза, чувствуя, как тяжело ему это сказать, — возможно, нам лучше не общаться, вообще. Извини… Я… — его голос дрогнул, — я лучше пойду… И Франц быстро скрылся из виду. Северусу хотелось вернуть его, накричать на него. Обнять его. Как он вообще мог подумать, что он не нужен ему? Хотя сам в душе осознавал, что Франц с легкостью мог так подумать. Всю жизнь живя в семье, где он получал любовь со стороны мамы, бабушки, деда и, прости господи, отчима, Франц ощущает себя теперь ненужным. И он, Северус, должен был заполнить эту пустоту в нем. А он только усугубил ситуацию. Северус бессильно оперся плечом об стену, прикрыв глаза. В его голове продолжали навязчиво крутиться слова Франца: «Когда я общаюсь с тобой, я чувствую себя так, словно меня окунули с головой в кучу дерьма».***
Франц, Оливер и Уильям заснули примерно в полночь. Но Оливеру и Уильямсу пришлось проснуться от криков спустя час. Взглянув сонными глазами на Франца, они ужаснулись, вжавшись в стену. Франц тяжело стонал и временами кричал во сне, на пределе выгибая спину, словно его пытают. Его лицо было все красное и мокрое от пота, на шее и руках, которые со всей силы сжимали одеяло, выступили вены, губы были искусаны в кровь. — Попробуй его разбудить, я за деканом, — взяв себя в руки, начал соображать Уильям, накидывая на себя мантию. Как только Оливер подошел к Францу и уже хотел взять его за плечо, Франц надрывно закричал, выгнув спину и впившись руками в постель. — На него кто-то насылает кошмары, — произнёс Оливер, твёрдо убежденный в этом. Уильям кивнул и скрылся.***
— Профессор Флитвик! — колотился в дверь апартаментов декана, кричал Уильям. — ПРОФЕССОР ФЛИТВИК!!! — Мистер Ганновер, немедленно прекратите кричать! — Уильям зажмурился от голоса профессора Снейпа. — Что у вас случилось? — обеспокоено спросил профессор Флитвик. — Вы весь дрожите… — Франц… — трясясь всем телом, ответил Уильям. — Кто-то насылает на него проклятие, а мы не можем разбудить его… — Ганновер, что у вас происходит в комнате?! — прибежал староста, закутавшись в мантию. — Кто у вас кричит в комнате, как потерпевший?! Всех перебудили! Профессора в ужасе переглянулись друг с другом и тут же бросились в башню Когтеврана.***
— Нет… — скулил Франц, метался по постели, весь мокрый насквозь. — Пустите меня… Я не хочу… Франц на пределе вновь выгнулся, едва не ломая себе кости. Он перевернулся на бок, схватив подушку рукой со всей силы, и студенты в ужасе услышали, как она разорвалась. Но более всего их напугало следующее: Франц уткнулся в подушку лицом и завопил в неё так, словно его резали на живую. От крика Франца его магия сработала на полую катушку: свечи полыхнули и едва не сожгли всю комнату, а стекла окон треснули. — Как он? — влетел в комнату профессор Снейп, садясь рядом с сыном и беря его за руку. Он ужаснулся: Франц весь горел, как огонь. Он был весь красный и мокрый. — Чем дольше, тем хуже, — схватив себя за голову, ответил Оливер. — Он весь горит, кричит, словно его убивают… Оливер не мог договорить — Франц сжал руку, едва не сломав руку отца, и заорал в подушку, судорожно трясясь. — Пошли вон!!! — взревел Северус, отчего всех студентов, включая Оливера и Уильяма, сдуло как ветром. — Франц, ты меня слышишь? — Помогите… — дрожащим голосом прошептал Франц. — Они меня… они убьют меня… — Франц, это всего лишь иллюзия, это кошмар, — держа одной рукой Франца за руку, а другой — гладя его по мокрым волосам, ответил Северус. — Успокойся, тебя никто не тронет… Я рядом. Франц немного утих, продолжая метаться по постели и скулить, выгибаясь. Профессор Снейп решил, что, пока не поздно, нужно быстро влить в него «Сон без сновидений», чтобы отвести кошмар. На удивление, Франц позволил ему это сделать. Но вместо того, чтобы уснуть крепким спокойным сном, он открыл глаза, беспокойно разглядывая комнату. — Как ты? — все ещё продолжая держать сына за руку, спросил Северус. — Голова лопнет сейчас, — обреченно выдохнул Франц. — Поджилки трясутся… — Идём ко мне, — помогая Францу подняться, произнёс Северус. — Переночуешь у меня… Осторожно! — Не ори, — заскулил Франц, придерживаясь рукой за стену, беря мантию и набрасывая на себя. — Так, подожди… — Что случилось? — обеспокоено спросил Северус, глядя, как Франц тяжело выдохнул, прикрыл рот рукой. — Тошнит? — Да, — выдохнул Франц. — Все, отлегло. Идём… Да я сам! После этих слов Франц, сделав два шага, едва не упал. Благо, отец успел его подхватить. — Не капризничай, — попытался усмехнуться Северус. — Твои мозги нет желания ни у кого собирать. — Ошибаешься, — в ответ протянул Франц, все же принимая помощь. — На сбор моих останков очередь стоит. — Франц, — нарочито грозно произнёс Северус, кидая на Франца недовольный взгляд. — Все, молчу, — закатил глаза Франц, после чего понял, что это делать не стоило — голова раскалывалась.***
Франц долго отбивался, но все же ему пришлось согласиться с отцом и лечь в постель. Причиной этому было то, что его вырвало прямо на ковёр. Северус тяжело вздохнул, ничего не сказав, и молча повёл Франца к себе в комнату. Сейчас был третий час ночи. Францу стало немного полегче (по крайней мере, его больше не рвало, голова болела уже не сильно). Спать ему особенно не хотелось. Он лежал в постели и что-то подчеркивал в книге. Рядом на тумбе стояли пустые флаконы зелий, которые Францу пришлось выпить, чтобы ему стало полегче. Дверь скрипнула, и Франц, подняв глаза, увидел отца. — Как себя чувствуешь? — присаживаясь на кресло рядом с постелью, спросил он. — Не выворачивает, и то хорошо, — поджал губы Франц. — Правда, есть непреодолимое желание дать кому-нибудь такого конкретного леща… — Франц, неужели ты опять думаешь о Малфое? — поморщился Северус. — Твоя агрессия ни к чему хорошему не приведёт. — Зато мне на душе легче станет! — насупился Франц, агрессивно перелистнув страницу. — Потом что-нибудь придумаю, безопасное. Чтобы Люциус не каркал на меня потом, опять… — В смысле «опять»? — без капли злости спросил Северус. — Ну, — протянул Франц. — Была там одна история, давно было. Мы были в лагере для «элитных детей» в Люксембурге, — стал рассказывать Франц. — Там был и Малфой. Собственно, мы там и познакомились, я, Фредерик и Драко. Он слишком много о себе возомнил, хотя по рангу был достаточно низок: в том лагере были дети министров, президентов, родственники королевским семей, претенденты на престол (хотя бы я и Марлена, дочь принцессы Королевства Марокко). А Драко кто? — обычный богатый чистокровный волшебник с родовитой семьей. Ничего более. Многих студентов Люксембурга это раздражало, и мы компанией из моей школы (я, Фредерик, Марлена, Чарли и Кристиан) решили подшутить над ним. После физической подготовки (там было их несколько, в тот день была лёгкая атлетика, сдавали экзамен по бегу) мы отправились в душевые. И пока Драко намывал свою шевелюру мы в крысу сперли его униформу и спрятали в женской раздевалке с помощью Марлены. В итоге Драко пришлось абсолютно голому искать свою одежду по всей Академии Люксембурга, — Северус не сдержали и невольно усмехнулся. — Мне кажется, такого позора в жизни семьи Малфоев ещё никогда не было. Подумать только — единственный наследник Люциуса Малфоя бегал голый по школе и искал свою одежду! Ну, и ясен пень, Люциус нас по головке за этой не погладил, — Франц заложив закладку в книге и почесал неловко голову. — Крика, конечно, было… — Представляю, — хмыкнул Северус, но все же улыбнулся. Он скосил взгляд на книгу в руках у сына: — Что это за книга? — Это? — Франц взглянул на обложку. — Фёдор Михайлович Достоевский, его роман «Бесы», — Франц вновь раскрыл книгу. — Это ведь маггловская литература? — приподняв бровь, спросил Северус. — У тебя какое-то неприятие к магглам? — усмехнулся Франц. — Нет, — закатил глаза Северус. — Просто ни разу не видел за все года преподавания здесь маггловскую книгу в руках у кого-либо здесь. — Теперь видел, — скользя взглядом по строкам, ответил Франц. — «Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи». — Что? — нахмурился от неожиданности Северус. — «Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи», — повторил Франц. — В книге написано. Почитай на досуге. Советую начать с «Преступления и наказания». — Мы с тобой будем разговаривать о книжках или поговорим о более серьезных вещах? — немного раздраженно спросил Северус. — Например, о чем? — захлопнув книгу, спросил достаточно громко Франц. — Я не хочу говорить о том, что мне снилось. Я не хочу это вспоминать! — Не кричи, — поморщился Северус. — Франц, тебе нужно об этом рассказать… — Зачем? — допытывался Франц. — Чем ты мне поможешь? Я уже ясно выразился, что я не доверяю тебе… — Ты можешь объяснить мне, почему?! — взревел Северус. — Что я сделал, что ты сомневаешься во мне?! — Потому что мне кажется странным, что мой родной отец вместо того, чтобы поддержать меня в сложной ситуации ещё сильнее усугубляет положение! — в ответ закричал Франц. — Я не сказал тебе о Фредерике потому, что хотел защитить и тебя, и его! Если бы они узнали о том, что ты знаешь, они стали бы играть на наших эмоциях, и тогда бы мы все сдохли!!! — Франц замолчал, переводя дыхание. — Ты действительно не понимаешь этого или просто косишь под дурачка? — Франц, я твой отец, и ты обязан мне говорить обо всем, что происходит в твоей жизни… — начал Северус, но Франц вновь перебил его: — Я тебе ничего не обязан! — отчеканил холодно Франц. — Обязаны по закону родители детям, а дети родителям ничего не обязаны, по крайней мере, до своего совершеннолетия! Я буду тебе что-то обязан только тогда, когда ты не сможешь убрать за собой дерьмо, и я в этот момент буду о тебе заботиться, а пока изволь заботиться обо мне! Между ними воцарилось молчание. Каждый из Снейпов обдумывался сказанное. И Северус подловил себя на мысли, что Франц действительно прав. — Тем, что мы без конца ругаемся и доказываем свою позицию, не принимая во внимание позицию другого, мы ничего не добьёмся, — выдохнул Северус. — Неужели дошло… — тихо прошептал Франц. — Не ёрничай! — слегка повысил голос Северус. — Я понимаю, мы оба очень упёртые. Но нам надо попытаться найти общий язык, потому что иначе, рано или поздно, мы разругаемся так, что от Хогвартса не останется и следа, и даже Темный Лорд не нужен будет! — Это точно, — протянул Франц. — О, круто! Мы впервые в чём-то сошлись! Я в шоке! Северус не смог сдержать улыбки и покачал головой. — Я всегда задавался вопросом, кто более всего занимался твоим воспитанием? — сощурился отец. — Да, у тебя есть много черт характера как от меня, так и от матери, но в тебе есть то, чего нет ни в одном из нас. Франц поднял глаза на отца. Отец впервые спросил его о том, что было до него. — Как и у любого богатого наследника, у меня действительно был человек, который занимался моим воспитанием, — принялся рассказывать Франц. — У меня была няня, Фредерика. Насколько мне известно, она была пленена в Румынии задолго до моего и брата рождения. Как только я родился, она стала нянчить меня. Она очень образованная и мудрая женщина. Я всегда мог спросить у неё совета, зная, что она поможет мне и поддержит. Да, мама тоже была готова мне всегда помочь, но что-то ей было стыдно рассказать. Помимо Фредерики у меня был крестный отец, Эдем. Он был пленён в Хорватии примерно в одно время с Фредериком. Он верой и правдой служил моему деду, воспитывал его детей, в числе которых была и моя мама. Моя мама стала для него очень близким человеком, как и он для нее. Поэтому ни для кого не стало удивлением, когда мама изъявила желание, чтобы именно Эдем стал моим крёстным отцом. С ним у меня отношения складывались достаточно тяжело. У нас у обоих был ужасный характер — мы не любили подчиняться друг другу: я — ему (а я в некоторые моменты был обязан это делать — я же младше), а он — мне (он ведь, если так смотреть, мой раб, и должен исполнять желания кронпринца). Но мы любили друг друга. Он многому меня научил: ездить на лошади, привил любовь к учебе наравне с Фредерикой (она научила меня читать), учил со мной языки (мой первый иностранный язык был французский). К сожалению, Эдема больше нет в живых. Во время междоусобицы он погиб, защищая меня и моего брата. Франц остановит свой рассказ и опустил взгляд. Северус увидел, что он взял один из кулонов, теребя его в руке. — Этот полумесяц принадлежит ему, — тихо произнёс Франц. — Эдем умер на руках моей тёти, Луизы. Уже умирая, он снял кулон с шеи и протянул его мне. — Osoba je prisiljena trpjeti smrt, inače neće naći mir.* С этими словами Эдем умер, — Франц вновь посмотрев на кулон-полумесяц и произнёс: — С того самого дня я не снимал его ни разу. Прошло уже почти восемь лет с этого момента. Дабы прервать тяжелое молчание, Франц продолжил рассказ: — Но помимо Фредерики и Эдема у меня была ещё одна воспитательница. Это женщина — легенда Магической Германской империи Райс. Женщина, которая от безвольной рабыни прошла путь до Великого полководца Магической Германской империи Райс. До неё не было ни одного полководца женского пола. Ее силе воли можно завидовать, а ее умом лишь восхищаться. Не зря Ральф дал мне ее в наставники. Великая и ужасная Госпожа Хюррем Бахтейжар. Рабыня, перед которой склоняли головы даже настоящие Госпожи. И даже я в своё время. Хюррем Бахтейжар — не настоящие имя и фамилия. Она попала в плен, когда ей было шестнадцать. Мы не знаем о ее происхождении ничего: ни ее настоящее имя, ни место рождения, ни национальность. Ничего не известно. До нас она служила в Польше и Прибалтийских государствах. В плен же ее захватили скандинавы. Там же она и обрела свою силу и власть. Кто бы мог подумать, что рабыня станет королевой Польского царства? Моя мать была недовольна идеей деда Ральфа отдать меня на военное воспитание Хюррем Бахтейжар. Но Ральф был непреклонен, и ей пришлось согласиться. Благодаря Хюррем я развил многое в себе: военное дело, различные способы боя и защиты. Она занималась со мной построением планов для военных походов. А ещё, — Франц невольно улыбнулся, вспоминая прежнюю жизнь, — у Хюррем был своеобразный бзик. У меня — бзик на чистоту (потому что у меня аллергия на пыль), а у неё — на ровную осанку. «Не сутулься, Франциск Ральф Северус Райс-Снейп! У тебя высокий рост, ты выглядишь ужасно нелепо, согнувшись в три погибели! Как может будущий император иметь такую поганую осанку?!» Но мне было ужасно неловко распрямлять спину — я уже в семь лет был огромного роста, я был выше своего кузена Фридриха (а он старше меня на четыре года!). Мне казалось, что я выгляжу, как придурок какой-то (за такие словечки она меня тоже ругала, хотя сама не гнушалась нецензурной лексики в общении с армией). Но в процессе общения с ней я все же преодолел свою, так скажем, стеснительность относительно своего роста. Франц замолчал и посмотрел на отца. Он невольно слабо улыбнулся, видя заинтересованность отца. Впервые в жизни они сидели и разговаривали по душам. Решив испытать удачу, Франц решил пошутить (хотя то, что он сказал, было чистой правдой): — Я хочу тебя сразу уведомить, — Северус Снейп нахмурился, слегка заволновавшись. — Я ненавижу носить шапку зимой и, собственно, не ношу ее никогда. Даже под Круциатусом ты не заставишь меня ее напялить! Северус не сдержался и громко рассмеялся. — Я уже думал, ты меня дедом сделать собрался! — облегченно выдохнул Северус. — Не, детей делать рано, — поморщился Франц. — Лет через десять, вот тогда уже поговорим, — Франц грустно отвёл взгляд в окно, на полную Луну. — Мама говорила, что из меня получится хороший отец. — И она права, — Франц удивлённо посмотрел на отца. — Расскажи что-нибудь ещё о себе. Все равно уже не уснём. Франц усмехнулся и задумался. Тут его словно осенило: — А ты никогда не замечал, какой я пишу рукой? Северус нахмурился: — Правой… — а потом запнулся. — Я амбидекстр, — гордо заявил Франц. — Я пишу и правой, и левой. Вот такая я многогранная личность! Вообще, мне удобнее левой пишу, но правой почерк лучше. Меня раздражает, когда что-то не так, как мне надо… — Я заметил твой своеобразный перфекционизм, — усмехнулся Северус, ловя себя на мысли, что впервые за столько лет искреннее улыбнулся. Так прошёл почти час. Северус Снейп с удовольствием слушал сейчас своего сына, который так живо рассказывал о своей жизни. Отец был рад, что у Франца настолько интересная, насыщенная жизнь, что у него много друзей, да и вообще в жизни у него все, практически, замечательно. Неожиданно за окном на небе засияла молния, послышался гром и полил дождь. Франц ностальгически посмотрел в окно и неожиданно для себя произнёс: — Когда мы эвакуировались на кораблях скандинавских викингов, шел такой же дождь, — Северус пристально следил за эмоциями сына. — Мы сидели в своей каюте, вернее, мама сидела, а мы с Фредериком лежали у неё на коленях. Я до сих пор помню колыбельную, которую она нам пела. Между ними вновь воцарилось молчание. Но оно прервалось женским знакомым голосом. Голосом Сюзанны Райс. Франц взмахнул рукой, и словно неоткуда полились звуки волн, а затем такой родной женский голос:Эту песнь, что тебе я сложил, должен ты петь живущим. Песнь о Солнце правдивее всех песен, известных тебе Замечательный совет Был адресован тебе во сне, Но ты боялся правды; Ни один человек не был создан настолько мудрым, Чтобы услышать легенду о Песни Солнца Пора нам расстаться, но встретимся снова с тобой мы в судный день. Господи, дай усопшим покой, живым — свою милость! Замечательный совет Был адресован тебе во сне, Но ты боялся правды; Ни один человек не был создан настолько мудрым, Чтобы услышать легенду о Песни Солнца Замечательный совет Был адресован тебе во сне, Но ты боялся правды; Ни один человек не был создан настолько мудрым, Чтобы услышать легенду о Песни Солнца Эту песнь, что тебе я сложил, должен ты петь живущим. Песнь о Солнце правдивее всех песен, известных тебе.*
Франц искоса посмотрел на отца. Тот смотрел в окно, о чём-то тяжело задумавшись. Попытавшись влезть в его мысли, Франц не смог — отец поставил блок. — Я помню эту колыбельную, — наконец, ответил Северус, отчего Франц удивлённо вытаращил на его глаза. — Твоя мама пела тебе ее, когда ты только родился. Франц грустно улыбнулся, после чего невольно зевнул. Его начинал одолевать сон. — Ложись, тебе надо отдохнуть, — накрывая Франца одеялом, произнёс Северус. — Если что-то случится, зови меня. — Хорошо, — сонно выдохнул Франц, укладываясь удобнее на подушку. — Спокойной ночи, Франц, — улыбнулся Северус и направился к двери, перед этим взмахнув палочкой и погасив этим свет. Он замер на пороге, уже выйдя из комнаты, и зажмурился, плотно сжав челюсти. Причиной этому было услышанное им: — Спокойной ночи, папа. Это был первый раз, когда Франц впервые назвал Северуса отцом.***
Франц уснул сразу, как только за отцом закрылась дверь. Теперь ему не снились кошмары. Ему снился дворец. Дворец империи Райс. Его дворец. Франц шел по коридору. На его руках были те самые три кольца, три подвески на шее… Когда Франц прошёл мимо зеркала, он остановился. Франц видел себя, облаченного в императорский белый военный мундир, который, на удивление, смотрелся на нем невероятно органично. А на его голове, где были шикарно уложены его чернявые волнистые волосы, была роскошная, из белого золота, с вставленными в неё темно-синими сапфирами, императорская корона. Но даже не это так удивило Франца. Позади него стояло двое человек. Франц улыбнулся, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. Позади него стояли мама и дед Ральф. Они дотронулись до его плеч, улыбаясь в ответ. После этого немого разговора Франц двинулся по коридору. И в голове заиграл красивый женский голос, чуть тверже, чем у матери. Это был голос Хюррем Бахтейжар. Ее колыбельная, которую она пела детям-наследникам во время осады дворца.Ой у гаю, при Дунаю Соловей щебече Він свою всю пташину До гніздечка кличе Ох-тьох-тьох і тьох-тьох-тьох Соловей щебече Він свою всю пташину До гніздечка кличе Ой у гаю, при Дунаю Там музика грає Бас гуде, скрипка плаче Милий мій гуляє Ох-тьох-тьох і тьох-тьох-тьох Там музика грає Бас гуде, скрипка плаче Милий мій гуляє Ой у гаю, при Дунаю Тужу самотою Плачу, тужу, ще й ридаю Милий за тобою Ох-тьох-тьох і тьох-тьох-тьох Соловей щебече Він свою всю пташину До гніздечка кличе Ох-тьох-тьох і тьох-тьох-тьох Там музика грає Бас гуде, скрипка плаче Милий мій гуляє.
«Что значит вернуться? — раздался голос Ральфа в голове. — Куда человек возвращается? Где то место, куда он возвращается? И можно ли вернуться назад, возможно ли это вообще?..» Франц оказался у дверей, ведущих на главный двор императорского дворца, где его уже ждали. Франц задержал дыхание и резко выдохнул, открывая двери. «Вернуться — значит победить».