Ничего нового

— Чтобы доказать это тождество, Инна, нужно всего лишь помнить формулу синуса двойного угла. Ту самую, которую мы проходили на прошлом занятии. И которую я сказала выучить наизусть и знать, как «Отче наш!». Напиши ее сбоку отдельно. Щеки Инны стали красными. Почти как обертка шоколадки, как всегда оставленной ею перед уроком на Маринином столе. Дарение сладостей Савчук превратила в некий обязательный ритуал, вроде подношений жрецам в храме. Хорошо, что они жили не в древнем Египте, иначе к Марининым ногам складывали бы каких-нибудь окровавленных барашков. — Ну вот, замечательно, формулу ты знаешь, — взяв себя в руки, Марина максимально смягчила голос. — Что же мешает тебе разложить синус шесть икс в знаменателе? Несчастная девочка не виновата в том, что директора школы бомбит от дурацкого селфи в Лилиной инсте. Ира на нем выглядела слишком юной и милой, а Заславская — нетрезвой и отвратительно веселой. Криво ухмыляясь, она нагло смотрела прямо Марине в глаза. «Отпустила, говоришь?». — Марина Викторовна, а тем, кто сделал, что дальше? — Егор Федотов вытянул свои длинные ноги под партой и откинулся на спинку стула. — Все нечетные номера до двадцать первого, включительно. Класс зашелестел страницами учебников, начались тихие перешептывания. Савчук наконец справилась с заданием и теперь гипнотизировала Марину преданным взглядом: в ее больших голубых глазах как всегда сияла готовность спасти от пожара или пожертвовать почку. — Садись, Инна. — Я могу еще один решить? — умоляющие интонации в голосе точно скрип несмазанных дверных петель заставили Гордину недовольно поморщиться. — Если хочешь, — Марина посмотрела на часы и поняла, что сейчас прозвенит звонок. Но Савчук уже записала на доске условие, и прерывать ее было поздно. Когда за последним выходящим закрылась дверь, девочка все еще боролась с доказательством. — Разность квадратов, Инна, — Марина взяла красный маркер и быстро набросала на доске решение. — Раскладываем на множители и сокращаем. Применяем основное тригонометрическое тождество и получаем единицу. — Ой, я не сообразила, — растерянно пробормотала Савчук и виновато потупилась. — Бывает, — взяв сумку, Марина спрятала туда очки и телефон. — Но тебе стоит больше тренироваться. Тригонометрия — это тот случай, когда количество переходит в качество. — А вы бы не могли… — Савчук с трудом сглотнула, словно слова застряли у нее в горле, — …не могли бы со мной позаниматься дополнительно? После уроков. За деньги, конечно. Голос ее звучал робко. Но на лице отражалось пугающее вдохновение. Марина покачала головой. — Извини. Я не занимаюсь репетиторством. Но тебе действительно не помешает взять частного учителя. В интернете полно объявлений. — Я поищу, — разочарованно промямлила Савчук. — Не стоит запускать, в ЕГЭ много заданий, связанных с тригонометрией. Тебе ведь нужен высокий балл по математике? — Да. Я собираюсь на финансовый. Марина почувствовала себя так, словно участвует в плохой пародии на собственную жизнь. Где-то наверху над ней явно подшучивали. — Значит, старайся. Всего можно добиться трудолюбием. Ну или почти всего. Хотела добавить, чтобы прекратила носить ей подарки, но вместо этого попросила: — Доску вытри, пожалуйста. Может, на этот раз удастся дойти до своего кабинета без конвоя. Она успела сделать всего несколько шагов по коридору, когда услышала за спиной знакомый цокающий звук каблучков. — Марина Викторовна, я вам посылала видео смешное вчера, смотрели? Худенькая невысокая фигурка снова раздражающе замаячила рядом. — Времени не было. Когда-то она рассеянно кивнула на вопрос, можно ли ей прислать «кое-что интересное». С тех пор Савчук ежедневно заваливала ее спамом: мемы, клипы, песенки. Марина все это удаляла, не открывая. Но все никак не решалась ее остановить. У влюбленных подростков особенно нежная психика. Любую мелочь воспринимают как трагедию. Она снова подумала о фото в инсте. И о том, что у Иры было очень довольное лицо. Очень. Миновав рекреацию, они дошли до лестницы. Лиля смеха ради когда-то давно кинула ей ссылку на сайт: школьницы, влюбленные в учительниц, кропали романы о своей неземной любви. Морщась от отсутствия логики и чудовищного обилия грамматических ошибок, Марина прочла по диагонали несколько «шедевров» и сделала вывод, что самые коварные места в школе — это лестничные пролеты. Почти в каждом творении ученицы не удерживали равновесие и падали прямо в объятия несчастного объекта своей страсти. И именно это событие становилось поворотным моментом в сюжете — уже через пару абзацев героини занимались сексом, невзирая на сотрясения, поломанные конечности, боль и головокружение. На всякий случай Марина начала спускаться быстрее. Ей хотелось поскорее дойти до своего кабинета, закрыться в нем и никого не слышать. — Там про обезьян приколы, в этом видео, — Инна немного запыхалась, следуя за ней. — У вас очень красивый костюм. Вам идут светлые тона. — Спасибо. Незамысловатый комплимент пробудил в ней нежелательные ассоциации. Такие, от которых хотелось набрать номер и разораться в трубку. Пожалуй, длительное сдерживание истерики гораздо вреднее для женского организма, чем половое воздержание. У двери Савчук тоскливо протянула: «До свиданья». Но Марина не сомневалась, что сегодня они еще несколько раз «как бы случайно» столкнутся в коридоре. В приемной Ермакова пила с Тасей чай. Марина положила на стол перед ними ритуальную шоколадку. — Вы ко мне, Полина Степановна? — спросила она, втайне надеясь, что завуч просто зашла поболтать с секретаршей, работающей в школе, как и Ермакова, с незапамятных времен. — К вам, к вам, — Полина встала, немного охнув, потерла поясницу. — Проклятый радикулит замучил. Уже два анальгина с утра приняла, не помогает. — Сделайте, как я сказала, и все пройдет. Овечья шерсть! Только не забудьте вымочить в соленой воде, — отзывчивая по натуре Тася очень любила давать подробные советы из области народной медицины. В ее присутствии Марина боялась жаловаться даже на головную боль. *** В кабинете Ермакова, отказавшись присесть, сразу перешла к делу: по гимназии ходили нехорошие слухи о романе между новым учителем физики и Оксаной Поляковой из десятого «В». — Что-то там в соцсетях девочка выложила, — Полина Степановна поморщилась то ли от боли, то ли от слова «соцсети». — Говорят о каком-то фото. Но страница у нее вроде закрытая, так что, — она развела руками. Прищурившись сквозь узкие стильные очки, Ермакова выглядела точно как агент ЦРУ. — И откуда такая информация? При упоминании Поляковой в памяти всплыла симпатичная высокая брюнетка с томным взглядом. Кажется, она, Савчук и еще несколько девочек из той же параллели — одна компания. — Сказали, — уклончиво ответила Полина. — Бред какой-то, — зачем-то произнесла она, понимая, что ничего бредового в этом нет. Уж ей ли не знать. — А что если это просто сплетни? — Не знаю, Марина, но это надо пресечь на корню, пока не дошло до скандала. Нам тут только голливудских страстей не хватало. Марина представила себе хэштэг #MeToo рядом с хэштэгом #гимназия45 и похолодела от ужаса. Она не могла допустить, чтобы репутации ее школы был нанесен такой урон. — Я поговорю с Гитченко, — решительно произнесла она. — Будем надеяться, что это просто какое-то недоразумение. Конечно, в идеале все просто раздуто из чьей-нибудь глупой шутки или двусмысленной фразы. А про фото — домыслы. Мало ли что дети придумать могут. — Может, лучше мне с ним побеседовать? — на лице Ермаковой появилась добрая улыбка опричника. — Не стоит. Я разберусь. Но нападать на человека только на основании слухов я не собираюсь. Пока у меня нет никаких доказательств. — В любом случае, не мешает ему напомнить, что при общении с учениками надо сохранять дистанцию, — отрезала Ермакова, — побывала я у него на паре уроков. Ведет себя так, будто он их друг-товарищ. Приколы, подколы. Хи-хи, ха-ха. Предмет знает, но методика хромает на обе ноги. Марина нахмурилась: — Методика — дело наживное. Если, не дай бог, это все подтвердится, где посреди года физика искать? — Да и ничего, — Ермакова махнула рукой, — уйду из завучей только на часы. Все равно уже пора, возраст пенсионный. Марина содрогнулась, она никогда не задумывалась над тем, что Полина Степановна может уйти. — Ну уж нет! Такой вариант меня совершенно не устраивает. Вы меня не бросайте, пожалуйста. — Да ты прекрасно справишься. Незаменимых нет. Катюшку вот назначишь вместо меня, или Николая Федоровича. — Есть незаменимые, — Марина упрямо сдвинула брови, — и вы относитесь к их числу. К Ермаковой она испытывала чувство, напоминающее дочернюю любовь. И по-детски эгоистично воспринимала ее как некую константу в своей жизни. — Ладно тебе, — по скуповатой улыбке можно было определить, что Полина растрогалась, — давай, раз уж я доковыляла сюда, вопрос с расписанием кружков решим, а то мы уже неделю откладываем. — Она с кряхтеньем уселась за стол. Закончили они уже когда небо за окном окрасилось в предзакатный нежно-розовый цвет. Ермакова, держась за поясницу, ушла вымачивать овечью шерсть в соленой воде, а Марина, взяв со стола телефон, разблокировала экран. С Татьяной вышло как-то неловко: об обещании написать, что доехала нормально, Марина вспомнила только в воскресенье утром. Лежа рядом со спящей Заславской, она набрала: «Извините, что не написала раньше. Все в порядке. Спасибо еще раз.» Получив в ответ суховатое «Ок.», она не стала продолжать диалог. С тех пор Осецимская не писала. Марину это немного задевало и даже чуть злило. Раздраженно смахнув всплывшее уведомление (Савчук опять прислала картинку), она вошла в чат и написала: «Здравствуйте. Не хотите прогуляться в Харитоновском саду? Примерно через час подойдет?». Никаких: «Как поживаете?», «Чем занимаетесь?», «Как здоровье?», заходить издалека не имело смысла и выглядело скорее глупостью, чем вежливостью. Осецимская ответила не сразу. Марина за это время успела сделать несколько звонков и даже полить вечно увядающую и никак не способную увянуть традесканцию в горшке на подоконнике. «Смогу через полтора, и лучше в парке возле департамента, мне потом еще надо вернуться на работу». Что ж, ей вполне ясно дали понять, что не рассчитывают на романтическое свидание. Фактически между строк читалось, что времени для нее могут выкроить совсем немного. Уже почти готовая дать отбой, Марина заставила себя вернуться в инстаграм и снова посмотреть на фото. «Замечательно, (улыбающийся смайл), буду через полтора часа у центральных ворот». *** Свежий, уже начинающий синеть сумерками, воздух и шуршание пожухшей листвы под ногами удивительным образом бодрили. Все же хорошо, что она предложила прогулку, а не встречу в кафе. Мерзнущие руки Марина спрятала в карманы пальто: перчатки она забыла в машине, а возвращаться за ними было лень. Разговор выходил каким-то сухим и натянутым: погода, новые назначения в департаменте, грядущие проверки. Как будто и не было вовсе никаких откровенных разговоров, а горячий поцелуй — просто плод ее воображения. В черной шляпе с широкими полями и длинном бежевом пальто Осецимская выглядела непривычно экстравагантной и казалась совсем незнакомой. В аллее зажглись фонари. Татьяна взглянула на изящные часы. Красноречивый жест. Впрочем, Марину и саму уже утомила повисающая то и дело в паузах недосказанность. — Мне кажется, я должна еще раз попросить у вас прощения, — произнося эту фразу, Марина вдруг отчетливо поняла, что и вправду вела себя отвратительно. — За свой внезапный отъезд, за то, что не написала сразу, как доехала, хотя обещала. И вообще… — Не хотите присесть? — Татьяна указала на усыпанную листвой скамейку. Сняв перчатки, смахнула листья на землю и уселась, не дожидаясь ответа. Марина опустилась рядом. — Я и не ждала, что вы сразу напишете. И в принципе за выходные я все проанализировала и поняла, что и сама повела себя крайне глупо. Вторглась в вашу жизнь со своим навязчивым вниманием. Поэтому это скорее я должна перед вами извиниться. — Конечно нет, — Марина тряхнула головой, отчего-то ощутив, как к горлу подступает ком, — мне приятно ваше внимание, и оно нисколько не навязчивое, — сейчас она уже и сама не понимала, ложь это или правда, — я же сказала вам: вы мне нравитесь. — Дайте продолжу: но у вас сложные отношения, — красивый, волевой рот Татьяны скривился в усмешке, — и поэтому ничего не имеет значения, да? — Я не знаю, — коченеющими пальцами Марина дотронулась до своих висков, они показались обжигающе-горячими, — если честно, я понятия не имею, что имеет значение. Похоже, все, что я делаю, это бесцельно двигаюсь по окружности, возвращаясь в одну и ту же точку. — Вы удивительная женщина, — Татьяна, не поворачивая головы, смотрела прямо перед собой, — выглядите такой спокойной и самодостаточной. Но при этом о вас хочется позаботиться. Я почему-то думаю, вам не хватает тепла. — Мне давали тепло, — Марина потерла ладони, — и этого оказалось недостаточно. Ну, то есть, я предпочла этому то самое хождение по кругу. Вспомнив печальный, растерянный взгляд Лены, отраженный в зеркале над лобовым стеклом, она поежилась от внезапно пробежавшего по телу виноватого озноба. — Возьмите, — Татьяна протянула перчатки, — у меня руки не мерзнут, я их надеваю только потому, что они удачно сочетаются с шляпой. — Нет, нет, я в порядке, это абсолютно лишнее, — жест показался слишком уж интимным, хотя и трогательным. — Знаете, как я говорила своему сыну в детстве? «Упрямство родилось раньше тебя». Он даже спать умудрялся не вдоль, а поперек кровати. — Татьяна взяла ее руки в свои и надела перчатки. — И не смейте спорить, я ведь старше. — Вы говорили, ваш сын собирался на Новый год приехать, — ее руки оставались в Татьяниных и она не торопилась их убирать, эгоистически наслаждаясь приливом тепла. — Планы изменились, — уголки губ Осецимской слегка опустились, так что стали видны едва заметные морщинки по краям рта, — он отправляется с отцом в Альпы кататься на лыжах, так что… — Мне жаль, — Марина медленно провела большим пальцем по ребру Татьяниной ладони. От кончика мизинца к запястью. Рефлекторно дотронулась до браслета ее часов. — Вы, наверное, расстроены. — Да не особенно. Встречу Новый год с друзьями в Москве. А к сыну полечу летом. Вы бывали в Лондоне? — Нет, — Марина покачала головой. — Но вообще планирую когда-нибудь. — Вам понравится, — Татьяна мечтательно улыбнулась. — Я вообще люблю Англию, особенно уютные приморские городки. Хочется остаться там навсегда и ходить в бакалейную лавку в чепце. — Ну почему же в чепце? Полагаю, и в этой шляпе вы отлично впишетесь в пейзаж. Кстати, отличный выбор. Высоким женщинам идут именно такие. «Гриффиндор или Слизерин?» — Марина чуть не вздрогнула от непрошеного воспоминания, вторгнувшегося из далекого прошлого насмешливым звонким голосом. В памяти тут же всплыла другая скамейка, спрятанная в другом сумеречном парке. Марина провела рукой по колену, точно смахивая невидимую соринку. — Да, рост — это, несомненно, плюс, — Татьяна улыбнулась. — Кстати, я была выше всех девочек в классе, и жутко от этого страдала. Мама говорила, будем искать тебе баскетболиста. — И? Ваш муж играет в баскетбол? — О нет! — в тишине прозвучал ее короткий смешок. — Его единственное спортивное увлечение — просмотр бильярдных турниров. Мог часами смотреть, не отрываясь. Иногда мне казалось, он так медитирует, а на самом деле думает о чем-то своем. — Мда, это… — Марина тактично не стала договаривать фразу. — Это почти повод для развода, да, — Татьяна усмехнулась. — И, тем не менее, инициатором была не я. Его самолюбие не пострадало, он красиво и элегантно ушел к двадцатидвухлетней особе. Лист, плавно спланировав на поле ее шляпы, застыл наподобие пера. В голосе Татьяны не было ни капли грусти, но тем не менее в душе у Марины шевельнулось нечто похожее на жалость. — Надеюсь, эта девушка любит бильярд, — она мстительно улыбнулась. Татьяна рассмеялась: — О, я уверена, что она знает расписание всех турниров. Саша сказал мне, когда уходил, что я всегда на своей волне. А ему нужно смотреть в глаза, которые светятся от восхищения. Ну, я думаю, еще важнее, что под ними нет пока морщин. Марина хотела сказать, что и у Татьяны их почти нет, но решила, что это будет выглядеть как вынужденный комплимент и спросила: — Сколько лет вы состояли в браке? — Семнадцать, — в неярком свете фонарей лицо Татьяны выглядело слегка размытым, словно скрытым вуалью, — но на самом деле, он прав — я уже не чувствовала к нему того, что раньше. Да и он изменился с тех пор, как начал делать большие деньги. Очерствел, что ли. Мы чужими как-то очень плавно стали. — Хорошо, что безболезненно… — задумчиво произнесла Марина. — Взаимное угасание чувств — это как легкая смерть. О таком только мечтать можно. — Да, — Осецимская кивнула. — Я и не замечала, работала, сына растила. Саши неделями дома не было. Начала понимать только, когда перестала радоваться его возвращениям. И обнаружила, что меня вполне устраивает, что он большую часть времени проводит в командировках. В последние годы перед разводом мы уже словно тяготились друг другом. Возможно, Татьяна слегка лукавила, стремясь показаться сильной и независимой. А может, и нет. В любом случае, это была правильная стратегия. Марину вряд ли впечатлила бы слезливая история о разбитом мужчиной сердце. Натуралки, всю жизнь положившие на то, чтобы найти правильного МЧ (любимая аббревиатура) и вдруг резко разуверившиеся в мужиках, и решившие, что с бабами им будет лучше и счастливее, ее смешили. Марина улыбнулась, вспомнив, как Рита любила шутить, ТП ищет МЧ. Интересно, с кем она сейчас… Рита. Татьяна смотрела на дорожку, где в свете фонарей длинные тени корявых деревьев наползали друг на друга, рисуя пугающие узоры. — И вам не хотелось никаких других отношений? Ни с кем? — Ну почему же? Хотелось. И после развода я не заперлась в четырех стенах. Были свидания и даже какие-то отношения недолгие, но… я все же поняла, что не ищу еще одного мужчину, — Татьяна улыбнулась с легкой грустью. — А женщину, которая бы вызвала у меня такие же эмоции, как когда-то в юности, я не встречала. Пока не познакомилась с вами. — А какие именно эмоции я у вас вызываю? — вырвалось у Марины нечаянно. Зря, конечно, она спросила. Но ей хотелось знать. Она уже так давно не слышала ничего, кроме протискивающегося сквозь зубы лживо-честного «Ненавижу тебя». На лице у Татьяны некоторое время отражалась внутренняя борьба, как будто она размышляла, следует ли ей быть откровенной. Наконец она глубоко вздохнула и произнесла: — Наверное, прозвучит чересчур сентиментально, но…хочется вас обнять и не отпускать. Это если коротко. А вообще, я легко могу представить себе нас с вами, гуляющими по пляжу какой-нибудь Корниш-Ривьера в Корнуолле. — В чепцах? — Марина звонко рассмеялась, скрадывая неловкость. Так бывает, когда провоцируешь человека на признание, ничего не давая взамен. — И с тремя таксами на поводке, — Татьяна улыбнулась в ответ. — Очень заманчиво звучит, — задумчиво произнесла Марина и, на мгновение прикрыв глаза, представила себе маленькие аккуратные домики, разбросанные по зеленым холмам, и волны, бьющиеся о скалы. Представила, как сидит на большом валуне, держа в руке картонный контейнер с fish and chips. Рядом — Лиля с таким же контейнером, макая чипсы в кетчуп, подставляет смеющееся лицо соленым брызгам. Марина открыла глаза и заморгала, теперь свет фонаря казался чересчур ярким. — Девушка, с которой я жила, очень хотела, чтобы мы съездили с ней на Сахалин. Там прошло ее детство и… — слова неприятно горчили во рту, но Марина продолжила: — В общем, она так романтично об этом рассказывала. И тоже говорила, как мы будем ходить по берегу Тихого океана, — она непроизвольно усмехнулась. — Но не срослось. — Вы давно расстались? — тихий вопрос деликатно застыл в прохладном воздухе. — Больше двух лет назад, — в душе гнусно заныло от чувства вины, старые угрызения совести проснулись, заворочались неприятно колющим комком воспоминаний. — Она узнала, что я ей изменяю, и ушла, — Марина усмехнулась. — Правильно сделала, конечно. Такое нельзя прощать. — Простить можно все. Если любишь… — негромко произнесла Татьяна. — Вы жалеете? О том, что так поступили? — Скорее о том, что не призналась, когда это случилось в первый раз. Хотела, но смалодушничала. А потом уже находила веские причины, чтобы этого не делать. Например, что не могу ей пообещать, что это не повторится. — Марина издала саркастический смешок. — Ничего нового, всегда одна и та же фигня, которую я для красоты называю сложными отношениями. — Может, все не так фатально? Ладонь Осецимской в поддерживающем жесте вдруг воспарила над Марининым коленом, но тут же опустилась на скамейку. — Может. Но пока что я бегаю по кругу. Порочному, разумеется, — с усталой иронией уточнила Марина. — Так что вам стоит держаться от меня подальше. — А если я все же рискну и приближусь? — голос Осецимской слегка дрожал: то ли от холода, то ли от волнения. — Вы пожалеете, что со мной связались, — с обреченной уверенностью прочеканила Марина и добавила. — И я искренне не понимаю, зачем вам это. — После такого интригующего предупреждения уже невозможно остановиться. — Татьяна немного наклонилась вперед. — Я хочу рискнуть. Парадоксально, однако, что слова: «вы пожалеете, что со мной связались» в большинстве случаев воспринимаются как преувеличение или самореклама. Марина мягко улыбнулась и, взяв Татьяну за руку, крепко сжала ее: — Видимо, вас сложно напугать. — Вы угадали. Как насчет того, чтобы в пятницу сходить в кино? — Татьяна испытующе заглянула ей в глаза. — Почему бы и нет. Выберите что-нибудь на ваш вкус. Желательно остросюжетное, чтоб не уснуть. В последний раз в кино она ходила в июне на… как ни старалась, не могла вспомнить ни названия фильма, ни сюжета, в памяти сохранились только прикосновения теплых, пахнущих попкорном и колой губ и смутное ощущение, что там играл Брэд Питт. *** Как только за строго представившей ее классу Ермаковой закрылась дверь, она осталась один на один с тридцатью десятиклассниками. Тридцать пар глаз уставились на нее с любопытством, оценивая ее внешние данные. Ее это не смущало. После двухлетней закалки, которую Марина прошла сразу после универа в школе на окраине города, ей уже ничего не было страшно. Часы и классное руководство в гимназии она получила, благодаря тому, что некая Вера Николаевна устроила свою личную жизнь, укатив то ли в Испанию, то ли в Италию в середине первой четверти. Марину еще летом пригласили на освобождающееся место, поэтому, еще находясь в отпуске, она уволилась. Почти с нежностью оглядев прилично одетых, воспитанно молчащих гимназистов, Гордина произнесла: — Перед тем, как мы начнем урок, давайте уделим немного времени некоторым важным правилам. Договоримся еще на берегу. Опаздывать на математику можно, при условии, что вы готовы сразу отвечать у доски. Прогуливать тоже можно, при условии, что вы готовы будете сдать мне пропущенную тему. Она сделала паузу и, с удовольствием вслушавшись в настороженное молчание, продолжила: — С завтрашнего дня вы заводите отдельную тетрадь для домашних работ. В день, когда у нас урок, вы кладете мне ее на стол в восемь утра. Вне зависимости от того, какой по счету у вас математика. Трижды невыполненное домашнее задание — это неудовлетворительная оценка, — Марина снова ненадолго прервалась, выжидая, пока ее слова поглубже просочатся в заблокированные половыми гормонами мозги. Затем тем же ровным, спокойным голосом добавила:  — Классный руководитель — не наседка, а ученики — не цыплята. Я надеюсь на то, что вы уже взрослые. И что мне не придется звонить вашим родителям по поводу пропусков или конфликтов с учителями. Думаю, мы поняли друг друга. А сейчас, если у вас нет вопросов, начнем урок. Познакомимся по ходу. Взяв мел, она размашистым почерком записала на доске тему. — Можно вопрос? Марина обернулась: на задней парте кто-то поднял руку. — Очень коротко, пожалуйста. — А зачем вы так сразу начали с негатива? Как насчет положительной мотивации? — вставшая из-за парты девушка, насмешливо улыбнувшись, тряхнула густыми пепельными волосами. — Это гимназия, а не исправительная колония. Вот Вера Николаевна, которая до вас преподавала, умела найти к нам подход так, что нам хотелось учиться без угроз. Класс одобрительно загудел. Марина почувствовала, как кровь частыми настойчивыми толчками начинает биться в виски. — Это очень справедливое замечание, — ответила Марина вкрадчивым тоном. — Действительно, стоило начать с чего-то более позитивного, например, с контрольного среза знаний. И поскольку у нас еще есть, — она мельком взглянула на часы, — целых двадцать минут, предлагаю не тратить время. Достаем листочки. Тема пройдена вами несколько уроков назад с Верой Николаевной, так что я уверена — хорошие отметки станут для вас прекрасным стимулом. Послышался ропот, вздохи и возгласы «А может, не надо». Быстро пролистнув учебник, она выбрала три устрашающих своей длиной иррациональных уравнения и записала их на доске. Та же самая девица с задней парты вдруг снова взметнула руку. — Что-то еще? — Марина насмешливо взглянула на нее. — А давайте так. Если я правильно решу это у доски за десять минут, вы не станете выставлять плохие оценки в журнал. В лукавой интонации промелькнуло что-то знакомое. Возникшее с начала этого диалога странное ощущение, что где-то она уже слышала эту интонацию, усилилось. Но вспоминать было некогда. — А если ошибешься? Как там у мушкетеров «Один за всех…». — Заславская, ты серьезно? — вдруг выкрикнула девочка в очках, сидящая за первой партой. — Это не смешно! Ты понятия не имеешь, как их решать. — И мы все тоже, — пробасил высокий парень с едва пробивающимися темными усиками. — Давайте честно признаем, что Вера нифига с нас не требовала и мы нифига не знаем. — Вы все такие зануды, — девушка пожала плечами, — это могло быть весело — Марина Викторовна поставила бы меня на место, показательно проучила. И на радостях всем бы все простила. Заславская. Ну конечно. В памяти сразу всплыл образ девочки с растрепанными волосами. Как же она сразу ее не узнала? Лицо ведь даже не настолько изменилось. Лёнина сестра… кажется, Лиля. Да, определенно, ее звали Лилей. Совпадение показалось почти мистичным. — Это, конечно, любопытная теория. Но…я и так всем все прощаю, — Марина взяла в руки мел, не выказывая никаких эмоций. — Давайте учиться решать иррациональные уравнения. *** После урока она, конечно, осталась. Усевшись прямо на парту перед учительским столом, прищурилась: — Я сразу вас узнала. А вы меня? — Нет. Не узнала, пока не назвали твою фамилию. Хотя конечно, когда ты начала нагло блефовать, что-то знакомое промелькнуло… Такая проникновенная речь, — Марина с иронией приподняла бровь, — но с демагогией ты перестаралась. Тоньше надо было. В дверь просунулась вихрастая голова. Вместе с ней в кабинет ворвались крики и визги беснующихся на перемене детишек. — А можно сумку оставить? — Подожди в коридоре! — раздраженно сказала Марина. Дверь со стуком захлопнулась, в классе опять наступила благословенная тишина. — Мне просто было интересно проверить. — Проверить что? — Марина приподняла бровь. — Правильно ли я вас запомнила, — в серых глазах мелькнула лукавая искра, — в детстве многое воспринимаешь иначе. Лучше, наверное, сразу очертить границы дозволенного. — Больше меня проверять не советую. Попробуешь еще раз, я отреагирую куда жестче. Несмотря на то, что мы знакомы. — Я больше так не буду, — Лиля скромно опустила глаза и тихо добавила, — извините. Марина вдруг вспомнила, что у нее очень странная мать, а отец ушел из семьи. Ей стало совестно. — Как Леня? — спросила она, стремясь загладить эту свою резкость. — Я слышала, они с женой уехали в Москву? Произнося «жена» вместо «Оля» она испытала странное удовлетворение — Филатова заслуживала обезличивания. — Да, — Заславская наклонила голову, непослушная челка прикрыла брови, — у них дочь родилась. Ли-и-изонька, — с отвращением протянула она. — Двух еще нет, но уже довольно противная, — она улыбнулась. — Все дети — отстой. — Ты была довольно милым ребенком, — Марина прикусила губу. — Я и сейчас милый ребенок, вы разве не заметили? — она небрежным движением поправила челку. Лиля Заславская, разумеется, не утратила ни капли того своего необычного дерзкого обаяния, но теперь еще и превратилась в стройную длинноногую девицу, чуть выше Марины ростом. — Иди на урок, — усмехнулась Марина, — а то опоздаешь. Вместе с прозвучавшим в этот момент звонком в класс вихрем влетел тот самый нетерпеливый семиклассник с большой спортивной сумкой. Следом за ним потянулись остальные, вспотевшие после беготни. — Я на следующей перемене зайду! — соскочив с парты, Лиля закинула за спину красный рюкзак. — Чтобы вам было не очень скучно. Марина кивнула, смутно предчувствуя, что скучно ей в ближайшие два года точно не будет.