Осмотр

Вот и пришла в Старый Городок долгожданная зима. Белый снег сверкал яркими огоньками, переливаясь в лучах солнца, как тысяча огранённых кристаллов. Ребятня бегала вокруг да около, кидаясь друг в друга снежками и звонко смеясь. Каждый житель был по-своему рад этим холодным денькам, кроме одного хмурого юноши. Эдгар будто вовсе и не обращал внимания на всю эту красоту вокруг себя. Ему не были интересны красные птицы на ветках, похожие на новогодние игрушки, и эти детишки только больше раздражали. Ему нужно было идти работать, а не смотреть на всё это мракобесие вокруг себя, ведь, если он опоздает хоть на минуту, это точно вычтут из зарплаты. Отработав свою смену, Эдгар ещё раз убедился в том, какой же занозой в заднице может быть Грифф. Скупой начальник то и дело отчитывал его за каждый шаг и вдох, из-за чего хотелось зарыться в свой шарф поплотнее и не видеть вокруг себя ничего, кроме кромешной тьмы. Ещё и на отопление в магазине денег пожалел, хотя зимние холода не щадили никого. Даже Колетт, стоя за кассой, то и дело стучала клыками и мёрзла, дрожа, как поломанная стиральная машина. Подругу в беде оставлять не хотелось, тем более всю смену ей удавалось хоть как-то улыбнуть хмурого юношу. — На, — коротко бросил Эдгар и завязал свой священный шарф на её шее. — Ч-чего?! — тут же удивилась Колетт. — Ты правда отдаёшь мне его?! — Я просто очень устал слушать стук твоих зубов… Отдашь мне его завтра. И смотри мне. Если он будет жаловаться на тебя, я больше никогда не буду так щедр. — После продавец застегнул свою куртку и махнул коллеге на прощание, наконец заканчивая работу. Дорога до дома была неблизкой, поэтому Эдгар очень пожалел о своём решении уже через пять минут. Тонкая шея покрылась мурашками, а холодный ветер будто специально врезался прямо в лицо, заставляя щёки краснеть. Даже просто вдохнуть побольше воздуха было трудно, нос закладывало тут же. И вот, последствия прогулок без любимого шарфа были заметны уже на следующий день. Байрон всеми силами старался отогреть своё чудо ночью, крепко обнимая его и укутывая в одеяло. Но чудо всё равно умудрилось заболеть, шмыгая носом и не желая вставать с кровати от слова совсем. Говорил же Байрон, что нужно витаминов больше есть, а Эд не слушался, как маленький ребёнок. За это непослушание, в принципе, он сейчас и поплатился. — Ты ведь заберёшь с магазина мой шарф? Он должен быть у Колетт… — Больной укутался в одеяло поплотнее и громко чихнул, заставляя своего личного доктора дёрнуться от неожиданности. — Конечно заберу! Не оставлю же я тебя в таком состоянии и без товарища. А ты чай давай пей! — Да не буду я его пить… Он слишком горячий, я себе язык обожгу… — Хмурая моська заставила Байрона усмехнуться, после чего он присел рядом с Эдгаром и погладил его по щеке. — Не будешь пить чай, я тебя искускаю. Понял? — Отъебись… «Ну, отъебись так отъебись», — подумал про себя лекарь и тяжко вздохнул. Иногда Байрону казалось, что он не начал встречаться с Эдгаром, а завёл себе злого уличного кота. Этот кот не позволяет себя гладить, постоянно кусается и иногда со злости пакостит, устраивая тот ещё балаган. Но кот был бы не котом, если при должном внимании и ласке хоть иногда не давал бы себя гладить, а после ластился и сам. Те моменты, когда эта наглая морда проявляла ласку в ответ, Байрон всегда будет хранить в своём сердце. И никогда не забудет… Вернув владельцу заветный и любимый шарф, лекарь начал осмотр, чтобы наверняка понять, от чего же нужно лечить больного. Тот был не особо этому рад, так как будто назло всю жизнь боялся врачей. Но судьба, видно, самая талантливая шутница, раз именно ему и подбросила кавалера-врача. Через полчаса мучений Байрон умозаключил, что ничего ужасного Эдгар подцепить не успел и сейчас просто-напросто простыл. Но лечить это дело всё равно нужно было. Склянки звонко стучали друг об друга, когда их ставили на тумбочку, а с заботой сделанный чай так и остыл, оставшись без внимания юнца. — Может, я просто отлежусь и это всё пройдёт? Твои микстуры ужасно горькие… — Некогда миловидное личико тут же скривилось в отвращении, смотря на то, как в этих зелёных склянках переливаются невкусные микстуры. Только вот пощады Эдгар мог не ждать. — Эдгар, тебе уже давно не шесть лет, чтобы вести себя как малыш. Твои жалобные глазки делу не помогут. — Умелые руки уже как по механизму ровно отмеряли нужные грамовки и смешивали лекарства, создавая настоящую «панацею», как её ласково любил называть сам лекарь. Байрон взял ложку этого лекарства и поднёс к губам больного. — Будешь продолжать плакаться или выпьешь всё это как настоящий мужчина? Издёвок Эдгар не оценил, поэтому с самым злым лицом взял и выпил эту концентрацию противной горечи, которую всем сердцем ненавидел. Поморщившись от отвратного вкуса, он прикрыл глаза и повернулся на бок, отворачиваясь от своего горе-врача. Ну что за обиженный бутерброд? На лице Байрона от такого вида пропала лукавая улыбка, ведь ему хотелось заботиться об Эдгаре и делать ему лучше, а не обижать. Он тяжко вздохнул и отложил все свои лекарства куда подальше, чтобы больной о них и не вспоминал. После, лекарь лёг рядом с больным и стал со всей своей лаской поглаживать его по щеке. В глазах мужчины блеснула влюблённость, с которой он всегда оглядывал это прекрасное личико, которое даже злым выглядело мило. От такого взгляда сердце юноши невольно растаял, и он улыбнулся в ответ, расслабляясь в самых ласковых руках. — Эдгар… — тихонько прошептал Байрон. — Хочешь, я покажу тебе кое-что очень глупое? Такое предложение явно заинтересовало Эда, поэтому он легонько кивнул. Внезапно его змеиный кавалер, словно самая настоящая рептилия, растопырил глаза в разные стороны, из-за чего те стали выглядеть до глупого уморительно. По всей комнате раздался громкий смех, которого даже наш глазастик не ожидал! — Почему ты раньше не говорил, что так умеешь?! — всё ещё смеясь, выпрашивал Эдгар и стукнулся макушкой о плечо любимого. — А я ждал особого момента, чтобы взять и услышать твой очаровательный смех! От таких признаний в сердце юноши что-то резко и громко щёлкнуло. Выжидал момента… Чтобы услышать смех… Ну разве это законно так внезапно и сильно смущать молодых парней? Щёки Эдгара тут же стали краснее, чем грудки тех самых птичек, что висели на ветках словно новогодние игрушки, а его бровки вновь скользнули вниз, умилительно хмурясь. — Дурачье ты, Байрон… — Да-да-да, ты уже не раз это… Только вот договорить любимому человеку не позволили, заткнув его хоть и мимолётным, но сладким поцелуем. — А в наказание, я заражу тебя простудой. — злобно захихикав, юнец окончательно убедил своего кавалера в том, насколько же он ему нужен… К О Н Е Ц