Портрет хорош — а оригинал-то скверен! © Михаил Юрьевич Лермонтов
Нанак сидел в кресле, рассматривая комнату. В углу стоял книжный стеллаж с Библиями и Евангелие практически на всех языках мира, напротив находился киот со старинными иконами. Кресло же в комнате было всего одно. Старший брат позвал его не для того, чтобы попить чайку. Это было очевидно. И потому напрягало ещё больше, несмотря на то, что из всех старейшин — представитель христианства был ему самым близким. — Ты ведь знаешь, для чего она это сделала, — Моисей вошёл в комнату, держа в руках Псалтырь. — А также предполагаешь, кто может быть вместе с ней. — Знаю и предполагаю. — Почему же молчишь об этом? — Моисей говорил тихо и спокойно, как и всегда, не изменяя своим привычкам. — Почему, брат? — Потому что обещал её отцу. И я держу своё слово. Если бы не держал - был бы я старейшиной? Была бы моя душа настолько сильна, настолько заполнена, если бы убеждения, данные мной слова и принципы не соблюдались? — Нанак улыбнулся брату. Моисей на это лишь кивнул. — Поступай как знаешь. Поступай по совести. Однако учти: второй раз от твоего сумасшествия я тебя не спасу. Нанак встал с кресла. — Прощаться не буду. — младший старейшина вышел из комнаты, аккуратно закрывая за собой дверь. Второй этаж цитадели служил единственным местом, где старейшины могли побыть в одиночестве. Ажурные медные перила, служившие ограждением, и комнаты с резными дверьми шли кругом по всему этажу. Нанак дотронулся до поручня. Под его пальцами заискрило и ограждение пропало. Лестница, повинуясь этому жесту, двинулась с середины залы, делая полукруг и приставая к открывшейся части этажа. Старейшина одёрнул полы синей накидки, чтобы не оступиться. — Нанак! — но это не помогло. — О Будды! Не упади! — Сиддхартха – тёмноволосый мужчина средних лет – подхватил младшего брата под руку, не давая тому упасть. Представитель сикхизма сделал лёгкий поклон головой, как только твёрдо встал на ноги. — Спасибо, — Нанак улыбнулся и наклонился, чтобы отряхнуть жёлтые шаровары. — Ты был у Моисея? Из-за Бинер? — Да, — легко ответил Нанак, собираясь идти дальше. — Подожди! Нанак никогда бы не признался, что в этот момент проклял всех богов, которых знал. — Скажи, ты ведь сегодня ответственный за камень? — Сиддхартха, — Нанак повернулся к брату. — Зачем тебе это? — Просто скажи, я забыл, чья сегодня очередь. — Нет, не я, — весело продолжил младший старейшина. — Сегодня очередь Дзимму. — А, точно. Спасибо. Нанак, нахмурившись, проводил Сиддхартху взглядом. Он открыл массивные двери цитадели лёгким прикосновением руки, выходя наружу. Вокруг туда-сюда сновали маги различных возрастов: кто-то по делам, кто-то просто прогуливался. Деревянные двухэтажные домишки, раскинувшиеся по двум сторонам вечно оживлённых дорог Столичного грани́те, были увиты различными узорами из дерева. Дети бежали, разнося пыль во все стороны, оживлённо споря, кто же быстрее почувствует и наполнит душу. Нанак невольно улыбнулся, направляясь к району, где живёт семья Бинер. Мимо прошли маги в пышных платьях и рубахах с широкими рукавами с изображением цветов, которые были ещё и в волосах, — из Лавандового граните Аэдеса. Видимо, приехали к кому-то в гости. — А когда подъедут Май и Майя? — Не знаю! Сам понимаешь, в Студенческом сейчас завал. — И чего им в родном Паховом не сиделось? Захотелось, видите ли, в судьи метиться. — Так Майя ж на управляющего землёй в Паховом пошла, чего ты завёлся, Крис? — У меня дети уехали, и мы не видимся уже полгода, а ты ещё спрашиваешь? Невольно подслушав чужой диалог, Нанак смутился, спеша поскорее уйти. Его взгляд наткнулся на сгоревший дом. Он уж было хотел спросить, что произошло, но увидел Парамошинов, разговаривающих с магом-буддистом, которому этот самый и дом принадлежал. Нанак подошёл поближе. — Нет, это вы не понимаете, мухтарам Парамошина! Ваша дочь – не приёмыш Бинеров, чтоб так безответственно колдовать! — афганец (как подумал Нанак), злясь, размахивал руками. Старейшина поморщился, подавляя желание вмешаться. — Вы ведь знаете: то, что разрушено магией из гнева, - не восстановить! — Ничего, новый построите. Не вы ли жену в Ремесленный граните спровадили? Вот и верно, — мать семейства фыркнула, перейдя на еле разборчивое бурчание. — Не понимаю, и почему здесь мужики всем управляют? И это только из-за первого мага, который мужчиной был, только подумать! Буддист ничего не ответил, развернулся и ушёл. Парамошин тяжело вздохнул, обращаясь к жене: — Агафа, дорогая, давай пойдём? Не к чему ссориться. — несмотря на видимое спокойствие, он волновался, даже скорее был напуган. Глаза беспорядочно бегали от цитадели к сгоревшему дому и обратно. — Вов, слушай, я не думаю, что стоит оставлять это просто так... — Извините! — прервал их Нанак, подойдя ближе. — Владимир, Агафоклия Парамошины, прошу ещё раз прощения за то, что вмешался, но могу ли я поинтересоваться, что произошло? — А вы будто не знаете, старейшина! — Агафа, казалось, метала глазами молнии, когда взглянула на Нанака. Представитель сикхизма впервые видел её близко, ведь чаще с этим семейством общался Моисей, поэтому с удивлением отметил, что Ева очень похожа на свою мать, нежели на отца, хотя характер был точно его. Нанак лишь сочувственно посмотрел, более он сделать не мог. Все знали, что девочка ещё слишком молода, чтобы совладать с эмоциями. Магия может стать неконтролируема, особенно магия огня. А это может привести к полному выгоранию души, а после смерти. Сгоревшие до угольков брёвна были точкой невозврата. — Мне жаль, — всё, что он сказал. Слова бесполезны, они никого не вернут. Полные осуждения и отчаяния взгляды были выше его сил. Нанак развернулся и пошёл прочь, не разбирая направления. — Защищай её дальше, предавай нас, магов. Она проклята. Никто не знает, кто она, откуда пришла, хоть нам и утверждают Бинеры, что девчонка будто была русскими в плен взята да из Великобритании увезена, да не верит никто. А даже если и так - что-то с ней не то. Душа её не способна наполниться. Она принесёт беду, смерти и тьму чужими руками. — это было последние, что услышал Нанак. Он чувствует себя как никогда паршиво.***
На берегу реки появились розовые искры, медленно перерастающие в портал. Нанак вышел оттуда, махнув рукой и растворяя магию. Он закрыл глаза и вздохнул, чувствуя, как лёгкие наполняются запахом цветов, поздневесенней травы и прохладной свежестью. Птицы пели то близко, то далеко, перекрикивая бурное течение Венгерки или наоборот, оставляя звучать лишь её и насекомых. Настоящая гармония. Ах да, Гармония и её видение... Он был единственным из представителей, кому было известно о видении. Нанак присел на траву, крутя в руках какую-то веточку. Вестер и Гармония его близкие друзья. Конечно, случилось это лишь потому, что старейшинам нужен был дар миссис Бинер, но Нанак действительно с ними сблизился. Выгода, выгода и ещё раз выгода... Старейшина понимает, что всё это нужно для блага деревни (что, между прочим, может своими размерами сравниться с немаленьким городом), но ему не ясно: почему же все его названные братья так пренебрегают заветами своих вер ради того, что можно получить иным, менее подлым способом? Всё-таки Ной был прав: Нанак слишком наивен в своих представлениях о мире. «Зато единственный, кто действительно следует учениям своего пророка и не зря носит данное ему имя» — в памяти невольно всплыли слова Моисея. Действительно... А как раньше звали Нанака? Он уже и не вспомнит. Старейшина посмотрел на гладь реки. Белые волосы... а когда-то они были чёрными... Магия. У него есть власть. Он способен уничтожать. Уничтожать, даже не задумываясь. Перед глазами эшафот, площадь. Людские тела, растерзанные молниями и бурей, которые были созданы страхом и гневом. Оно было настолько сильно, что разорвало всех на части. Никто не выжил. Больше сотни людей. Нет. Даже не близко к сотне. Больше. Намного больше. Наверное. Он не знает. Он не хочет знать, сколько было жертв. Дети тоже были среди них... Он сделал это испугавшись. Он сделал это неосознанно. Это были эмоции. Он не виноват, ведь так? Да? Он не виноват? Нет. Нет нет нет нет нет нет нет нет. Нет. Он виноват. Виноват. Всё это его вина. Невинные люди были убиты вместе с теми, кто желал ему смерти. Он не сделал благого дела. Не сделал... Он вызвал молнию. Сейчас он умрёт. Наконец это болото вины закончится. Он не может больше тонуть в нём без возможности выбраться. Люди из города смотрят и кричат, что он безумец, сумасшедший, что поделом магу, адскому созданию... Крик...его крик. А его ли? Не важно. А может и важно. Это был Моисей. — Тео! Чёрт тебя побери, клянусь – согрешу, если не остановишься! Тео! Спускайся, несносный мальчишка! Можешь хоть тысячу раз меня проклясть, только, пожалуйста, иди сюда! — Моисей надрывался, чтобы докричаться до Тео. Дело было в том, что мальчишка и сам не заметил, как взбежал на холм. Моисей ненавидел, когда из злости Тео говорил всякие детские проклятия, считал это грехом, а сам сейчас предлагал грешное дело для спасения юноши. Детские... он ведь уже не ребёнок, ему семнадцать. Но какое это имеет значение, если человек, что стал родным, стал семьёй, пытается сейчас остановить его от непоправимого решения? — Я не стану извиняться, наставник Мигель. Прощайте! — Тео поднял руку. Молния ударила в него. Он чувствовал, как от кончиков пальцев медленно, но стремительно, пронзает, обжигает всё тело, ослепляет, не даёт слышать. Вспышка. Он чувствует, как сердце бьётся где-то в горле, а грудь что-то сдавливает. В лёгкие поступает свежий воздух после дождя, но вокруг тепло. Как такое возможно? Тео огляделся. Он в огне, который не обжигает... магия, да. Но вроде поблизости не было магов-мусульман. — Идиот, — Моисей поглядел на своего ученика. — Ты мог умереть, — старейшина сидел около Тео, иногда проводя рукой над телом. — Наставник Мигель... прекратите, вы тратите слишком много магии. В самом деле, как вы используете магию чужих мировоззрений, если ваша душа наполнена иными взглядами? — Кажется, я только что выяснил, что старейшины, наполнившие души до краёв, способны использовать в малых количествах магию воды, земли, огня, воздуха и растений, — Моисей усмехнулся. — А лечение – это так, заклинание. Я, конечно, не конфуционист, но лечить немного могу. — на место усталой усмешке пришла тёплая улыбка. — И да, Тео, пожалуйста, только не зови меня Мигелем перед другими. Знаешь ведь, я теперь назван... — Моисеем, да, по имени пророка христианства в Ветхом Завете, помню. — Тео перевернулся набок, разглядывая свою руку, по которой шли следы от молнии. — Почему Вы не дали мне закончить всё это?.. — Моисей, который на самом деле Мигель, посмотрел на юношу. — Потому что ты молод, силён, у тебя есть большой потенциал. Ты способен стать сильным магом. Нам нужны такие как ты, чтобы найти и воссоздать то место, где все мы должны жить. Для этого понадобится много магии, этот существующий-несуществующий купол утерян вместе с записями первого мага. — Калвера...как там его...Данэля? Помню, Вы рассказывали. — Можешь перейти на «ты»? — Конечно. Они помолчали. — Есть ещё причины, почему ты спас меня? — нарушил тишину ученик. — Тео, моя прошлая семья погибла, когда я был молод. Сейчас их пепел лежит где-то в земле ещё с 1169 под домами в Катании на (хоть мне и не пристало так выражаться) чёртовом острове Сицилия. Ты стал единственным в этом гнусном мире, кто освещает эту жизнь. Ты для меня словно сын или младший брат, а свою семью я люблю. Ты – моя семья. — улыбка Моисея хоть и была усталой, однако всё равно заставляла улыбнуться в ответ. — Тебе идёт белый цвет волос, ну, это так, к слову. — внезапно сказал Моисей. — Чего?! — У тебя волосы побелели от магической молнии. — Чу́дно... — пробурчал Тео, закрывая глаза руками.***
— Готов? — Моисей стоял на пороге шатра, который Тео создал с помощью заклинания. — К чему? — К новой жизни. Возможно, тебе она будет понраву больше, чем мне. — Погоди-ка... — Тео обернулся к наставнику. Кажется, уже бывшему. — Ты дал благословение на... — На то, чтобы ты стал старейшиной. — юноша не знал, что и говорить. Эмоции настолько овладели им, что он чуть не сбил с ног Моисея, кидаясь на него с объятьями. — Спасибо! Спасибо, Мигель! — Ну тише-тише. Главное, — Моисей отстранил Тео от себя. — чтобы ты не пожалел об этом. Ну, вперёд! Ах-Мес улыбнулся юноше, протягивая клинок с духами Яви и Нави. Тео надрезал ладонь, а после воткнул его в пень перед собой, держа двумя руками. — Клянёшься следовать принципам и совести? — Клянусь. — Клянёшься не использовать силы во вред магии? — Клянусь. — Клянёшься следовать заветам своей веры и не оспаривать чужие? — Клянусь. — Итак, — Ах-Мес положил свою руку на ладони Тео. — так как ты не придерживался всё это время определённого вероисповедания мы посоветовались с Моисеем, восьмым старейшиной, и твой наставник рассказал, что твои взгляды схожи с сикхизмом. Готов ли ты носить имя пророка Гуру Нанака Дэва – основателя сикхизма и первого сикхиского гуру из Десяти гуру сикхов? — Готов. — Отныне твоё имя Нанак. Встречайте, — обратился старший из старейшин к немногочисленным магам вокруг на поляне. — одиннадцатый старейшина, представитель сикхизма – Нанак! Со всех сторон послышались крики и одобрительные возгласы. Тео...нет... Нанак посмотрел на своего бывшего наставника. Моисей сдержанно улыбался, но было видно: он горд своим учеником. Теперь его братом. Нанак зевнул. Солнце было ещё высоко, а размеренные звуки природы убаюкивали. Он прилёг на траву, закинув руки за голову, и закрыл глаза.***
— Даже на окраине города шумно... — мужчина азиатской наружности снял шляпу, сжимая в руке свиток. — Руку разожмите, Индра. — Извините за излишние эмоции, Фрейда. Просто эта девчонка принесёт всем нам, магам, много бед, если её не остановить. А ещё и эта harami-bastard капитанша армии. МадАр чуд! — выругался Индра сквозь зубы. — Успокойтесь. Нам ещё предстоит долгий путь до Старой Руссы, если не повезёт перехватить их раньше. — молодая еврейка отряхнула юбку, улыбнувшись коллеге.***
Когда Нанак проснулся уже алел закат. Река, будто успокоившись после тяжёлого нагруженного дня, спокойно и размеренно текла, не издавая никакого шума. Рыбы, которых великое множество в Венгерке, больше не плескались. Трава приятно щекотала нос перевернувшегося на бок во сне представителя, покачиваясь от лёгкого ветра. Птицы тихонько свистели, будто боясь кому-то помешать. Наверное, это было самое трепетное и великолепное мгновение в жизни Нанака. Старейшина медленно поднялся, не желая разбивать хрупкие секунды спокойствия в полной волнений жизни. Тихо взмахнув рукой, он открыл портал. Нанак вышел на порог цитадели. Войдя в здание, он направился к за́ле, где находится лестница на второй этаж. Подойдя к заколдованной лестнице, старейшина положил на неё руку и прочёл длинное, запутанное заклинание. Лестница исчезла, открывая спуск вниз. Как только Нанак прошёл по ступеням, она появилась вновь, закрывая под собой спуск. У него было пятнадцать минут до прихода Дзимму. Чёрный камень, возвышавшийся посреди тёмной комнаты, в которой горели три одинокие свечи в канделябрах, внезапно вспыхнул и стал похож на чистый хрусталь. Вокруг стало светло. Внутри него показался белый силуэт, сжимавший плечи молодого на вид блондина. Будто кровью пропитанная накидка на плечах была скреплена со стороны груди золотыми застёжками. Глаза были усталы и стеклянны, хотя где-то в глубине души всё-таки и плескалась надежда. Даже спустя столько лет... Силуэт говорил с насмешкой: —...столько всего можно прокомментировать. Чего стоит та же девчонка с именем Жизнь, что теперь несёт лишь Смерть. Это буквально её собственное отражение, зеркало. Всё ещё она, но наоборот! — Прямо как ты. — подал голос парень. Когтистые ладони сжались. Изображение исчезло, всё вновь погрузилось во мрак. Нанак подошёл к камню и долго всматривался в него. Он бы подумал, что это иллюзия, если бы не знал наверняка, что именно породило этот источник вечной жизни старейшин. — Вы так глупо попались в ловушку. Надеюсь, что вступив на похожий путь, они не изберут тоже самое. Из Мюото никогда не возвращаются. Нанак покинул подвал. К сожалению, его надежды, как и убеждение о безвременье — ложны.