Книжная лавка

Снег падает мягкими хлопьями, дыхание паром выходит изо рта. Белое поле, вдалеке темнеет камень-алтарь — и пустота. Они не спеша идут к камню, и Гарри не нужно идти след в след за Прядильщиком, чтобы понять, куда им. Гарри идёт и не видит, теперь Луна его гладит, ведёт — только тепло её ладони он и чувствует. С каждым шагом всё громче закладывает уши, всё сильнее забывается, кто он сейчас, не говоря уже о том — где. Только Луна, только тепло её руки. Только… Руки… Гарри улыбается, мечтательно и влюблённо, смеётся. Зима — прекрасное время года, всё-всё белое вокруг — красиво. Он ускоряет шаг, обгоняет, чтобы повиснуть на шее, клюнуть поцелуем в щёку, зарыться в мех чужого воротника. — Гарри, время, — говорят ему ласково, но твёрдо, щёлкают по лбу. — Сделаем за чем пришли — и у нас будет всё время мира. Только для нас двоих. — Ну, Блейз, — тянет Гарри и пытается строить глазки, чтобы, не выдержав, прыснуть, вновь повиснуть на руке Блейза, идя рядом. За спиной слышится глухой хлопок, и Гарри недоумённо оглядывается, хмурится. Это маггл не удержался на ногах, свалился непонятно как в снег и сейчас дёргается, пытаясь встать. Блейз рядом хмурится, цедит что-то недовольное на итальянском — Гарри привык уже его различать, пусть ни слова и не понимает почти, — обновляет Империус и каким-то незнакомым заклинанием поднимает маггла на ноги, небрежно встряхивая. Будто кукольник потянул за свой крест, ноги-руки маггла совсем как и у той марионетки — деревянные культяпки. Гарри, вздыхая, отворачивается, осматривает снежное поле. Ему не по душе такое обращение с живым человеком, пусть и сто раз магглом, но ради Блейза, ради их любви он готов был закрыть глаза и на большее. Он уже даже убил во имя них, этот маггл — мелочь-мошка. — Гарри, Гарри! Он моргает, вздрагивает, выныривает будто из вязкой-вязкой воды. Киселя — он пробовал как-то приготовить тот, вычитав рецепт, — гадость редкостная. Оказывается, они уже остановились, немного в стороне от камня. Все смотрят кто куда, только Луна обеспокоенно заглядывает ему в лицо, по ощущениям до крови вцепившись ногтями в руку. Гарри улыбается ей еле-еле, переводит взгляд на парочку, идущую к ним не спеша, держась за руки. — Этот тот самый день? — спрашивает внезапно Нотт. — Да. Тот самый, — нарочно безразлично говорит Гарри. И смотрит. Смотрит, смотрит, смотрит. Не отводя взгляда. Смотрит. Как сперва он сам, Гарри, ложится на камень, недовольно морщится, пытаясь устроиться поудобнее. Как Блейз устраивает безвольного маггла строго под камнем, поглубже запихивает того в снег. Гарри помнил, что ему было щекотно тогда. Блейз читал первую часть ритуала, а он что было силы сдерживал смех. А ещё были туманы, да, точно, они назойливыми мушками вились перед глазами, но он тогда ещё мог отмахиваться от них: барьеры, поставленные совместно Дамблдором, Снейпом и Спраут, держались — благословлённые. Стоило Блейзу закончить читать — медленно и торжественно, будто совсем и не мороз, — Гарри спрыгнул с камня, неловко, чудом не упав лицом в снег. Но только фыркнул, сам накладывая на маггла очередное Империо, заставляя того лезть на камень — а сам лёг на его место. У него-Книжника вновь двоилось в глазах, так и тянуло в воспоминания, в старый-старый свой кошмар. И не было сил сопротивляться, поэтому он только крепче сжал пальцы Луны. И моргнул. Небо было красивым. В белых, танцующих точках — начал падать снег, чистый, такой, такой… свободный. И они с Блейзом скоро будут так же свободны. Осталась всего одна часть последнего ритуала — из более чем пяти в этой цепочке. Гарри улыбался чуть мечтательно, радуясь, что в этом ритуале от него всего и требуется, что молча лежать и не сильно дёргаться. Не то что в прошлый раз… Но об этом не хотелось думать, как бы проклятые туманы не толкали его в ту сторону. И он не думал, просто… наслаждался. Снежинки падали, щекотными каплями таяли на лице. Голос Блейза убаюкивал, и Гарри прикрыл глаза. Но в какой-то миг он не понял, что… Что-то изменилось. Что-то было не так, испуганно — испуганно? — притихли туманы, но Гарри не понимал. «Снег стал по-другому таять», — внезапно отметил. И открыть глаза. Чтобы через миг захотеть обратно те закрыть, не видеть, не видеть, не видеть!.. По камню стекала, падала прямо на него — его лицо — густая кровь. Капли-капли-капли, через какое-то время уже ручьи, и Гарри боялся и глаза закрыть, и рот открыть, и пошевелиться — собьёт ритуал, Блейз! А голос Блейза всё звучал и звучал, но с каждым звуком всё более хриплый, натужный. Бле!.. Гарри привела в сознание резкая боль, казалось, он разом отбил себе всё тело… Не казалось, с оглушающей ясностью понял он, приоткрыв один глаз — второй почему-то не открывался — и мутным взглядом оглядывая изменившийся пейзаж. Снег горел, ноздри забивал железный запах крови и вонь гари, мельтешили перед глазами какие-то красные фигурки, неведомым монстром ломающиеся на раз-два. Он попытался дёрнуться, но боль ослепила, оглушила… Он не дол!.. Гарри хрипло дышал, вновь вырвавшись из воспоминаний, прикусив губу, смотрел, как умирают авроры в попытках усмирить призванное им с Блейзом чудовище. Пробуждённое ото сна. Чудовище хохотало и рычало, хватало магов и играючи отрывало им конечности — забавлялось. Оно даже не сильно сопротивлялось — сейчас Гарри это понимал ясно как никогда — веселилось. А наигравшись, ушло само, оставив чёрную от гари и крови землю с издевательски-редкими белыми проплешинами снега. А ещё трупы, трупы, трупы — даже если некоторые были ещё живы, спасти из раненых смогли лишь пятерых, Гарри точно помнил все страшные цифры того дня. Семь выживших авроров — из двадцати, бывших на поляне. Из них трое лишь были ранены — все остались калеками, а остальные четверо обошлись крайней степенью истощения. И двое подростков-дебилов, заваривших всю кашу. Он с Блейзом. Три сломанных ребра, открытый перелом голени, отбитые внутренние органы — Гарри затормозил об дерево, когда энергия пробуждённого монстра шутя откинула его от запечатывающего камня. Блейз стоял дальше, но и откинуло его не так сильно — огонь оставил шрам на его лице, а падение всего лишь наградило парой трещин. Легко отделались. — Это было давно, Гарри, — негромко отметила Луна, прикоснулась второй рукой к его плечу — еле-еле, деликатно. — Но это было. — Что хоть ритуалом сделать-то пытались? — встрял Нотт, задумчиво считая что-то на пальцах. — Это ведь не первый был? Цепочка? — Да. Увеличение внутреннего резерва. И посвящение разума. Два в одном — сплошная выгода. — Тебе-то куда ещё силы? — фыркнул Нотт, смотря внимательным, на мгновение остро-больным, взглядом. — Блейзу. — Идиоты. — Да. Повисла тишина, липкая, естественная. Мир постепенно вновь расползался, кровавыми маками устилая путь. Это было лишь первое воспоминание, но… — Нам пора идти, — прервал молчание Прядильщик. — Если не хотим и сами стать цветами. — Это ведь не самое болезненное твоё воспоминание? — вдруг шепнула ему Луна, и Гарри вздрогнул. — Нет. — Плохо. То чудовище нас видело — заметил? — К сожалению. Будь внимательна. И держись рядом, Луна. Я… — Конечно, милый, — хмыкнула она, чуть боднула головой его плечо. — Больше не отпущу. Когда мир вновь стал расплываться, когда Прядильщик чуть изменил ритм шага, Гарри напружинился почти инстинктивно. Следующее воспоминание… Чьё?.. С макового поля они попали в мрачные коридоры какого-то заброшенного замка. Это было явно не его, и Гарри задумчиво качнул головой, скосил взгляд на Луну — судя по всему, и не её. Нотт? Тот весь потемнел лицом, но шёл молча, изо всех сил стараясь держать бесстрастный вид. Вот только подрагивающие руки его выдавали. Остановились они, подчиняясь движению трости Прядильщика, только войдя в зал. Пустой, неуютный. Его не спасали даже несколько кресел, раскиданных в одном углу, и ковры, застеленные там же. Слишком много пустого пространства, слишком стёсанным и грязным выглядит камень: на полу, на стенах. В этот раз никто не приходил специально в этот зал, людские фигурки просто будто проявлялись на креслах, уже посреди разговора. Сначала негромкий неразборчивый шум, всё громче и громче, пока не стали понятны отдельные слова. Предложения. Гарри внезапно уловил своё имя, вслушался… И с неожиданной острой болью узнал в одном из собеседников Блейза, пусть со своего места видел только тонкие пальцы, играющие бокалом с вином. Конечно же с вином, Блейз любой воде предпочитал его: «Это просто сок, Гарри, просто сок. Попробуй же, какой вкусный, ну». Гарри помнил, как не нравились ему тогда сухие вина, как неприятно кисло-терпко те растекались по рту, надолго иллюзией вкуса оставались на кончике языка. Но он пил и улыбался, ластился. — Ты ведь сам с Поттером встречаешься, что думаешь? — голос Нотта с временем почти не изменился, только и растерял где-то манерные нотки избалованного сына своих родителей. — Гарри… Он как щенок, понимаешь? Кучиоло такой, знаешь: маленький, милый и глупый.  — И что, жалко бросить такого всего хорошего? — сочился насмешкой голос Нотта. — Ты знаешь… Да. Жалко. Мой же. Тем более, — Блейз дёрнул бокалом, — никто не отменяет прочих выгод. — И каких же это? — И всё-то тебе скажи, Тео. Потом узнаешь. Блейз с Ноттом переключились на обсуждение каких-то школьных моментов — шестой курс, значит, как-то отстранённо понял Гарри — но он всё никак не мог вместить в голову этот разговор. Смотрел пустым взглядом куда-то выше кресел и просто пытался понять — почему? Почему… так. Щенок? О, да. Гарри внезапно почувствовал, что задыхается, буквально захлебывается истерическим смехом, сползает на пол, не в силах продолжать стоять. Он смеялся и смеялся, чувствовал, как пекут глаза, но слёз не было. Были только объятия Луны и тонкий запах георгины. Он не имел ни малейшего понятия, что болезненного было в этом воспоминании для Нотта, ему и дела не было до него. Но в самом Гарри что-то с хрустом ломалось, что-то старое-старое, давно похороненное под толстым слоем пыли… Чего только раньше это «что-то» не выкинул, дурак-Книжник?! …и как постель?.. сладкий, тугой — послушный… помани… мама одобрила… гриффиндорец… Гарри продолжал что-то улавливать краем уха, и с каждым новым словом, пусть даже вырванном из контекста, вновь и вновь что-то хрустело внутри. Туманы беспомощно метались, рисовали изящные ловцы снов, что плела для Гарри мадам Спраут, но что толку от этих ловцов, когда кошмар на яву, а не во сне? Как зал старого замка сменился белой палатой, Гарри и не заметил, просто в какой-то момент до него дошло, что голоса Блейза больше нет. Нет. Нет. Зато была негромкая речь Дамблдора, Гарри узнал эти оттенки, привычку всегда смягчать интонационно окончание слова, будто слышал их в последний раз вчера, а не чуть ли не столетие назад. Всё ещё не пытаясь встать, пусть смех давно уже замолк и диафрагму больше не рвало на части, он оглянулся, удивлённо моргнул. На больничной койке лежал он сам, бледный и безучастный. Рядом действительно был Дамблдор, сидел на стуле, не иначе, как чудом, там помещаясь, но почему-то не трансфигурируя тот по своему обыкновению. — Гарри, тебя никто не винит — запомни это. Ты ребёнок, и виноваты лишь мы, взрослые, за то, что не поняли, не объяснили… Гарри почти смиренно понимает, что это его воспоминания, его боль — очередная. Но, зная точно, что будет дальше, ему… почти не больно. Что-то изменилось, изменилось навсегда. — Блейз?.. — шепчет тот шестнадцатилетний мальчик на больничной койке, которым он был когда-то. — К сожалению, миссис Забини приняла решение забрать сына на домашнее обучение. Но ведь остается почта, я уверен… Он-подросток не слушает дальше, не слышит. Не хочет слышать, бледнеет ещё больше, будто есть куда. Дамблдор берёт его за руку, что-то говорит, строго и ласково одновременно. Гарри-Книжник несильно улыбается на эту сцену, смотря не на себя-идиота, а на профессора Дамблдора, такого… Настоящего.  — Гарри? — тянет его за рукав Луна, в который раз уже заглядывает в лицо. — Всё хорошо. — Он ей улыбается, вновь окидывает взглядом больничную палату. — Всё хорошо. Негромко стучит трость Прядильщика, и они наконец-то идут дальше, прямо в стену, и та расплывается перед ними — совсем не барьер перед платформой девять и три четверти. Вновь маковое поле, вновь минута за минутой пути. Мёртвая тишина, и только звук мягкого удара наконечника трости Прядильщика реален.  Т-т-т… Следующее воспоминание приводит их в роскошный тронный зал, весь увитый цветами. Вокруг призраки-призраки-призраки, но все тени, ни одной фигуры не разобрать. Гарри крепче сжимает руку Луны, подносит к губам и целует её кулак. Вместе — они справятся.