Хватит причинять друг другу боль.

Между сиденьями сновали туда-сюда бортпроводницы и закрывали шкафчики для багажа, проверяли, открыты ли иллюминаторы. Инструктаж уже проведён и самолёт готовят к взлёту. Вытянув ноги перед собой, Рейх удовлетворённо прикрыл глаза. Как хорошо, что ему удалось уговорить Союза лететь бизнес-классом, ведь русский не особо любил превышать свой комфорт, ему было привычнее находиться в равных со всеми условиях, в отличие от Рейха. Но на уговоры он всё-таки поддался. Двигатели заревели и самолёт двинулся с места, выезжая на взлётную полосу. Немец почувствовал, как сидевший с ним рядом СССР напрягся. Рейх уже понял, что взлёт для русского — самый стрессовый момент. Если перед посадкой он ещё мог уснуть и очнуться уже на земле, то перед взлётом просто не успевал. Широкие ладони легли на подлокотники, пальцы впились в обивку. Взгляд его застыл уперевшись в одну точку на впереди стоящем кресле. Рейх слегка приподнялся над сидением и оглядел салон. Кроме них в бизнес-классе летели только какая-то парочка, их макушки еле выглядывали над впереди стоящими креслами, но их с воплощениями разделяли целых 5 рядов. Ещё раз оглянувшись вокруг, немец перевёл взгляд на СССР. У того на лице проступили желваки от того, как сильно он стиснул челюсти. – Союз? – шепотом позвал его Рейх. Тот ничего не ответил. Он даже не дёрнулся в его сторону. Тогда Рейх положил свою ладонь поверх союзовской. Его бледная кожа и элегантная кисть контрастировала с будто бы по-крестьянски грубой рукой русского. Но даже на такое действие СССР никак не отреагировал – Знаешь, ты мог бы взять меня прямо здесь и сейчас. Грубо и жёстко. – Рейх прошептал это на столько сладко и тихо, что даже если бы прямо перед ними сидели люди, они бы не услышали. Но Союз услышал. Немец понял это по тому, как расширились зелёные глаза. Русский медленно повернул к нему голову и уставился на него так, будто впервые видел. – Ч-чего? – ему казалось, что с ним говорят на каком-то другом языке, или, может, Рейх перепутал значение слов? Но нет, судя по хитрой улыбке немца и его маленьким хищным клычкам, он имел в виду именно это – Ты чего такое несёшь? – потерянно спросил Союз. – А что? – он провёл аккуратным пальчиком по тыльной стороне широкой ладони, та слегка расслабилась, пальцы перестали до белёсости впиваться в несчастный подлокотник – Неужели ты бы отказался? – Рейх сказал это таким невинным голосом, будто предлагал поесть сладкую вату в парке. Союз крякнул и испуганно оглядел салон. Снова уставился на немца. – Прекрати, – возмущённым шепотом произнёс он и слегка нахмурился. – Мы в общественном месте, как ты можешь такое говорить? – Да ладно тебе, никто даже не заметит. – Рейх смотрел на него хитрыми ледяными глазами, из-за этих голубых линз его взгляд становился будто пронзающим. Союз невнятно мекнул даже не представляя, что ему сказать. Его немца что, подменили в аэропорту? Что это вдруг на него нашло? – Рей, – СССР осёкся и нахмурившись закончил, будто так и планировал – Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? – Ох, я прекрасно понимаю, да и ты тоже, – он лукаво облизнулся и слегка приблизился – Не так ли, сладенький? Казалось, что глаза просто невозможно открыть ещё шире, но Союзу это удалось. Его лицо буквально вытянулось от удивления. Хотя какого удивления, это был настоящий шок. Его рот то открывался, то закрывался, но ни звука из него так и не вылетело. Рейх не смог смотреть на это больше десяти секунд и разразился громким хохотом. Парочка, сидевшая впереди удивлённо обернулась, но ничего больше не сделала. – Видел бы только своё лицо! – утирая слезинки, выступившие на уголках глаз, прохохотал немец – Я думал у тебя сейчас челюсть отвалится! Союз одновременно приподнял и свёл брови. – И что это за цирк одинокого актёра? – недовольно спросил русский. Рейх всё не мог унять хохот и чуть ли им не давился. Обеспокоенная бортпроводница подошла и поинтересовалась всё ли у них в порядке. – Всё было бы в порядке, если бы у меня была возможность вытолкать этого клоуна за борт прямо сейчас. – недовольно буркнул Союз. – Стакан водички принесите, пожалуйста. – пытаясь побороть остатки смеха, сказал Рейх. Менее чем через минуту он уже пытался утопить свою смешинку в стакане с водой. Допив, он выдвинул столик и поставил на него пустой стаканчик. – Вообще-то до набора высоты нельзя выдвигать столики. – недовольно сообщил Союз, всё ещё ожидая объяснений. Рейх удовлетворённо усмехнулся и вскинул бровь. – Значит, мой план всё-таки сработал. – он победно сверкнул клыками. – Какой ещё план? – СССР нахмурился сильнее. – Посмотри в окошко, дам тебе горошка. Союз недоверчиво перевёл взгляд к иллюминатору и тихонько присвистнул. За тройным стеклом простирались поля и города, такие маленькие, будто бы в них жили не люди, а муравьи. Самолёт взлетел. Набрал высоту. А Союз даже не заметил. Даже толком испугаться не успел. – Никогда так больше не делай. – вымученно произнёс он и откинулся на спинку кресла. – Как скажешь, сладенький. – Рейх прикрыл рукой рот, стараясь снова не разразиться хохотом, пока Союз недовольно бурчал. *** – Что на ужин, сладенький? – Ты, если я ещё хоть раз услышу это слово из твоих уст. – СССР стоял в цветастом фартуке и нарезал овощи для салата. На плите уже тушилось мясо, а в кашеварке доготавливался рис. – Ужин? Тебе так не нравится это слово? – Рейх подошёл и взглянул на столешницу из-за спины. Своими тонкими руками он обхватил широкий союзовский стан и прижался щекой в районе лопаток. – Чего это вдруг на тебя такие нежности напали? – приподнял одну бровь русский. – Ты не понимаешь, это хитрый план, – невозмутимо протянул Рейх. – И в чём же его хитрость? – А вот в том. – Рейх встал на носочки, приподнял голову и поцеловал Союза аккурат за ухом. По шее русского покатились мурашки. Немец отступил и хитро улыбнулся. – И что, это всё? – СССР обернулся и нахмурился – Ах ты, хитрый чёрт! Стащил всё-таки? – Тихо спиздил и ушёл, называется - нашёл! – воскликнул Рейх и откусил кусочек от сворованного огурца. – Ты говорил, что не голодный, – беззлобно буркнул Союз и вернулся к готовке – А теперь вот дошёл до воровства огурцов. – Не голодный, – кивнул Рейх – но огурчик ещё никому не мешал. А вот как ты с самого утра ничего не съел, я не понимаю. Даже в самолёте не перекусил! Там ведь давали обед. – Да мне это… Как-то домашняя еда больше по вкусу. – пожал плечами Союз. Так и протекали их вечера, дни, недели, и незаметно подступил февраль. Своими колкими когтистыми лапами хватал за нос и щёки мороз, снега валило всё больше и больше. Судя по прогнозам синоптиков это будет самая снежная неделя за всю зиму, специальные машины для очистки дорог еле поспевали что-то сделать, дворники усердно работали лопатами. Рейх поёжился от холода, когда голые ступни коснулись прохладного кафеля на кухне. Сварив себе чашку крепкого кофе и сделав черничный чай Союзу, он с ногами забрался на стул и укутался в принесённый им же плед. Через пару минут на пороге появился широко зевающий СССР. Он медленно переступал с ноги на ногу и, неуклюже наложив себе овсянки, уселся за стол. Кажется, он даже не обратил внимание на то, что свет на кухне выключен, а единственное освещение идёт от фонаря за окном, да и те лучи слегка затуманивает метель. Рейху нравилось рано вставать и завтракать в темноте. Хоть какие-то плюсы в морозной российской зиме. Немец вытянул ноги и положил их на колени Союза. Тот, кажется, только сейчас заметил укутанного в плед Рейха. Русский мягко улыбнулся и прикрыл глаза. Совсем, видимо, не выспался. – Чего без носков? Простынешь ведь. Помнишь, как осенью простыл? Если не хочешь ещё раз в бреду валяться и греться как чайник, носки на ноги, а лучше ещё и тапки. – Может мне ещё шапку дома носить? Или сразу пуховик? – усмехнулся немец. – Можно и пуховик. – кивнул Союз. Забавная забота у этого русского. Такая неуклюжая, но честная. И даже милая. Но немец никогда в этом не признается. – Может не поедешь? – спросил Рейх глядя на пургу за окном, представляя как колючие снежинки кусают лицо любого, кто осмелится выглянуть на улицу в такую непогоду. – Не могу, сегодня я должен принимать последние зачёты у курсантов, – вздохнул Союз отпивая горячий чай и закусывая баранкой с маком – Да и вечером нужно будет отвезти машину в ремонт, что-то она странно дребезжит, я уже договорился с механиком. Рейх ничего не ответил. Он закинул голову назад, прикрыл глаза, почесал пятку об чужую ногу. Улыбка проскользнула на его лице. Союз сказал, что, когда ему сдадут последние зачёты, будет что-то вроде выходных, скорее всего его не будут дёргать на работу весь оставшийся февраль. Можно будет куда-нибудь съездить, отдохнуть по-человечески, а то совсем они его загоняли. – Тогда завтра отсыпаемся? – спросил немец. – Готов дрыхнуть хоть три дня без передышки! – Союз улыбнулся и снова зевнул. Рейх улыбнулся в ответ, но улыбка его скорее была жалостливой. Вот уж правда, три дня проспит. Тёмные круги залегли под зелёными, слегка потускневшими глазами. Совсем отдыха ему не дают, черти. СССР взглянул на настенные часы и ойкнул. Быстро допив чай, он вскочил, аккуратно переложив немцевы ноги на ещё тёплый стул, вымыл посуду и метнулся в спальню переодеться. Уже в одном сапоге, ушанке на голове и застёгнутой шинели он на одной ноге допрыгал до кухни, остановившись у порога. – Рейх, я обед забыл, достань, пожалуйста, из холодильника, там на второй полке два контейнера стоят. Немец выполнил просьбу и, сложив контейнеры в бумажный пакет, протянул Союзу. Тот на секунду замер, заглядевшись на острое бледное плечо, испещрённое тонкими венками, на выпирающую ключицу, на кожу цвета сгущённого молока, такую же сладкую и нежную. Казалось, что любое его касание заставит эту нежную кожу покрыться мурашками, хотя, так и было. Тонкий шрам, пересекающий плечо и тянущийся к горлу, обрывался всего в трёх сантиметрах от артерии. Кажется, Рейх говорил, что это от покушения. Кончик этого шрама перекрывало красное пятнышко, ещё одно чуть выше и ярче, новее. Его, союзовская работа. Рейх приподнял уголки губ и накинул на оголившийся участок тела мягкий плед. – Иди, потом рассмотришь, когда вернёшься. – он коснулся его губ своими и вложил в руки пакетик. День протекал, как и любой другой день без Союза – размеренно, спокойно, предсказуемо. Рейх играл на пианино, периодически записывая что-то на пустом нотном листе, читал, рассматривал фигурки в кабинете Союза, который он только недавно перестал запирать, перечитывал свои дневники и делал в них новые пометки, записывая мысли, которые посещали его после прочитанного, листал новости в телефоне. Сегодня чаще всего попадались новости из разряда “на Ленинском проспекте произошла авария, таксист столкнулся с BMW, скорее всего причина случившегося - плохая видимость из-за снегопада, оба водителя госпитализированы в тяжёлом состоянии”. И на каждую такую новость у Рейха была только одна реакция: “der dumme russische Fahrer und der dumme russische Winter.” А ещё тревога. Просматривая видео с места происшествия, он каждый раз боялся узнать в одной из машин союзовскую. Немец сидел за кружкой ароматного травяного чая и на этот раз уже в тёплых носках. Если Союз вернётся и застанет его опять босиком, наверняка заставит надеть те ужасно колючие, шерстяные, уродливые носки. Ну уж нет, спасибо. Вот только, Союза всё не было. На часах уже было одиннадцать, за окном снова темень, ну хотя бы непогода немного улеглась. Наверное, договор о ремонте затянулся, да и возвращаться ему нужно на общественном транспорте, если машину пришлось оставить, вот и припаздывает. Рейх отрицал, что успокаивает себя такими мыслями. Зачем успокаивать того, кто не волнуется и не переживает ни за кого? Рейх просто… просто думает вот и всё. Когда глупые мысли совсем уже заполонили голову, он отправился в постель и долго-долго засыпал. Но когда проснулся, место рядом с ним осталось холодным и нетронутым.