* * *
Когда «Бентли» с визгом скрылась за поворотом, на крыше дома с противоположной стороны улицы произошло некое едва заметное движение, и два очень разных силуэта отделились от скрывающей их трубы. — Объекты друг друга не аннигилировали, — с упреком проконстатировал высокий. Он говорил с заметным американским акцентом. — Твоя попытка будет лучш-ше, — огрызнулся второй, низенький. У него тоже была интересная речевая особенность, из-за которой некоторые слова звучали как жужжание. — Нет-нет, я не в претензии, — пошел на попятную американец, — Азирафель всегда был слишком мягким. А что именно вы ему показали? — Морок — это не что, это кому. — Нельзя ли выражаться точнее? — Мы лишь задаем нуж-ж-жный вектор, а дальше люди уж-ж-же сами обосновывают, что именно их больше всего цепляет. — Люди, — со значением произнес американец, поднимая указательный палец, — это же не люди. — У каж-ж-ждого есть свои слабости, — зловеще хмыкнул жужжащий, заставив американца поежиться. Они обменялись еще несколькими репликами и снова вернулись в тень трубы, откуда больше не долетало ни слова.* * *
Азирафель запер дверь и опустился на колени перед разлетевшимися по полу страницами. Он соберет их одну за одной, разгладит и приведет в первоначальный вид. Книга станет почти такой же, как раньше, а он теперь будет умнее и осмотрительнее. В конце концов, отрезвление может быть важной частью непостижимого плана. Возможно, этому миру понадобится ангел, который на своей собственной стороне. Ангел, чьи чувства не подавлены правилами и при этом не затуманены глупой привязанностью к подлому низшему существу. Он будет сильным и свободным. Когда-нибудь, когда иссякнут текущие по щекам слезы, когда рассосется отвратительный ком в горле, когда обрушившаяся пустота перестанет давить на сердце. Просто нужно время, чтобы переварить этот шок, ведь с момента прозрения прошло всего несколько часов. Он бы не поверил, что Кроули мог его предать, вернее, ловко обманывать все это время. Он бы не поверил, если бы не видел собственными глазами. Еще утром он, ничего не подозревая, радовался жизни и предстоящей встрече. Недавно спасенный мир был прекрасен, а погода, без всяких чудес с его стороны, стояла такая солнечная, что он решил пройтись не до ближайшей кондитерской на углу, а до той, что в соседнем квартале. Он как раз сравнивал в уме достоинства эклеров и корзиночек, как на другой стороне улицы показался знакомый силуэт, и губы невольно расплылись в улыбке. Азирафель собрался было окликнуть Кроули, но в уличном шуме тот не услышал бы, а громко кричать было неприлично, поэтому, остановившись на перекрестке, он просто наблюдал за тем, как Кроули легко лавирует в людском потоке, направляясь в сторону бара, на ступеньках которого расположилась развеселая молодежная компания. Судя по несколько экстравагантному виду, эти кавалеры и барышни были поклонниками очередного бибопа. Стоя на светофоре Азирафель, от нечего делать пригляделся к ним получше и вдруг с тревогой отметил, что яркие прически молодых людей слишком напоминают адских зверушек, точь-в-точь таких, что он видел на головах обитателей преисподней. Стоило взгляду зацепиться за эту странность, как одна из девушек громко загоготала, широко разевая рот, в котором оказались острые, не свойственные обычным людям клыки. И теперь Азирафель поражался, как сразу не заметил за ее ярким макияжем жутких волдырей, усыпавших все лицо. Его прошиб холодный пот. Это были демоны, и они почти не скрывались. Привычные к представителям самых экзотических субкультур, лондонцы равнодушно проходили мимо, но наметанный ангельский глаз не мог упустить то, что для непосвященных могло сойти за оригинальные аксессуары и предметы гардероба. Тем временем Кроули подходил к ним все ближе, и Азирафель запаниковал. Он разрывался между тем, чтобы предупредить его чудом, несмотря на толпу, и броситься через дорогу с плотным потоком транспорта. Однако не успел он еще ничего предпринять, как одна из демониц отделилась от компании и поплыла навстречу Кроули, покачивая бедрами. У нее не было явных уродств, даже напротив, она бы прекрасно подошла на роль женщины-вамп в одной из тех лент, что Азирафель как-то видел на заре синематографа. Томно улыбаясь красными как кровь губами и не сводя глаз с его друга, демоница шествовала по улице, и Азирафель с ужасом понимал, что ничего не успеет сделать, чтобы предотвратить катастрофу. Однако ничего страшного не произошло. Земля не разверзлась, демоница не нападала, никто из ее подкрепления не попытался даже встать. Азирафель в замешательстве наблюдал, как Кроули расплывается в ответной широкой улыбке и распахивает объятия, чуть не заехав по лицу кому-то из прохожих. Вскоре женщина-вамп под улюлюкание остальных демонов совершенно неприлично впивалась Кроули в губы. На светофоре загорелся зеленый, и толпа повлекла Азирафеля через улицу, он автоматически переставлял ноги, не в силах оторвать глаз от Кроули и развратной демоницы, что повисла у него на плече. Пока он шел, парочка прервала поцелуй и скрылась в недрах бара. Сам не зная зачем, Азирафель приник к затемненной витрине. Кроули со спутницей сидели так, что ему было видно каждое их движение, слышно каждое слово. Он словно сам оказался внутри, и, как зритель в партере, наблюдал за разворачивающейся сценой. Все его внимание сосредоточилось на том, как рука Кроули устроилась на талии демоницы и время от времени соскальзывала на ее обтянутый черной кожей зад. — Ну что, за мое повышение? — Кроули наполнил бокалы. — И за то, что тебя не удалось замочить, в прямом смысле, — добавила женщина-вамп. — Для таких случаев у меня есть прикормленный дрессированный ангел, — похвастался Кроули и знакомым жестом опрокинул в себя содержимое бокала. Азирафель бы предпочел, чтобы его пронзили пылающим мечом, чем выслушивать подобные откровения от того, кого считал по меньшей мере лучшим другом, но по неизвестной причине не мог оторваться от происходящего перед ним действа. — Все же со святой водой был перебор, — продолжал Кроули, растекаясь по сидению в своей неповторимой змеиной манере, — я до последнего не знал, это меня так креативно слили, прости за каламбур, или опять какой-то идиот что-то напутал. — Не ной, пупсик, — демоница игриво погладила Кроули по щеке, — тебе мало, что босс тебя лично наградил и наказал виновных в твоей так называемой казни? Азирафель в оцепенении продолжал смотреть, как Кроули льнет к демонице, наслаждаясь прикосновением, и на то, как она одаривает его благосклонной улыбкой. Казалось, их разговор не имел ни малейшего отношения к тому, что они на самом деле хотели друг другу сказать. Вопреки собственным чувствам, Азирафель вынужден был признать, что они с Кроули очень красивая пара. — Если бы не моя находчивость, никакие награды мне бы уже не помогли, — фыркнул Кроули. — Иногда вся эта конспирация очень некстати, — согласилась демоница, — но ты же знаешь, это такой щекотливый момент. Подумать только, если бы хоть кто-то, кроме посвященных, узнал, что наша сторона катастрофически не готова к битве. — Да-да, я это уже слышал, — томно произнес Кроули, накрывая ее руку своей. — Если бы битва состоялась, мы бы сейчас в лучшем случае сидели бы на Альфе Центавра, а так у нас будет еще сотня-другая лет, чтобы довести до конца наши разработки. Кроули ухмыльнулся. — Подозреваю, что слухи о новом ангельском оружии распускают те, кто запорол «наши разработки». По крайней мере мой тюфяк ничего такого не упоминал. Если бы сердце Азирафеля не было бы уже разбито, то сейчас оно бы точно разлетелось вдребезги. — Может, он тебе не так уж доверяет? — игриво спросила демоница. Кроули фыркнул. — Я профессионал, детка, — с ухмылкой сказал он. — Он был готов за меня жизнь отдать. — И то верно. Как тебе не противно с ангелом? С жирным, лупоглазым ангелом? Я бы не смогла. — Ко всему можно привыкнуть. — Пожал плечами Кроули. — Выпивка у него всегда высший класс. И вообще он забавный. Азирафель почувствовал, как руки сами сжимаются в кулаки. Вот значит. Как. Забавный, жирный тюфяк. — Забавный? Да ты извращенец, Кроули, — девица игриво хлопнула его по плечу. — Не более чем ты, — огрызнулся он, перехватил ее руку и поцеловал тонкие пальцы. — Ты с ним спишь? — Пока удавалось этого избежать, — сказал Кроули, извиваясь так, что его голова оказалась на груди демоницы, — хотя в последнее время у меня ощущение, что он ожидает чего-то большего. — Ну ты уж потерпи как-нибудь, если что, — она погладила его по щеке двумя пальцами с острыми лаково-красными когтями. — Он еще может пригодиться, сам знаешь, полезные связи на дороге не валяются. — Куда я денусь, — процедил Кроули, и его другая рука снова сползла с талии девицы пониже. — Вот и молодец, — улыбнулась она и хищно впилась в его губы. Азирафель не стал слушать дальше, он отлип от витрины и решительно направился к двери в заведение. Он им покажет забавного жирного тюфяка! От гнева в нем все клокотало, и огненный меч не материализовался в его руке исключительно по чистой случайности. Он уже подходил к крыльцу, где гоготала демоническая компания, как услышал за спиной женский возглас и удар об асфальт. Что-то несильно стукнуло его по ноге. Азирафель резко обернулся, и тут же бросился на помощь упавшей пожилой леди, из разорванного пакета которой выпрыгивали красные яблоки. К тому времени как Азирафель помог ей их собрать, удостоверился, что она не ушиблась и выслушал благодарности, ни Кроули, ни девицы в баре уже не было, и также бесследно пропала развеселая компания на ступеньках. Он еще некоторое время растерянно потоптался перед темными стеклами, а потом поплелся домой.* * *
«Бентли» с бешеной скоростью неслась по шоссе прочь от Лондона. Включенное на полную громкость радио почти полностью заглушало гитарными рифами непонятные сдавленные звуки с водительского сидения. Они вполне могли показаться рыданиями, но всем известно, что демоны не плачут. Тем, чьи души уже были выжжены дотла в адском огне, больше не о чем плакать. Освобожденные от слабостей, они в состоянии испытывать лишь всепоглощающую злость. Именно от злости Кроули кусал губы, только от гнева перед глазами все расплывалось. Он не помнил, сколько раз он объехал кольцевую и сколько времени кружил по пригородным дорогам. Личный Армагеддон проехал по нему катком, оставив после себя обжигающую пустоту там, где у непроклятых созданий находится душа, и пульсирующую боль в руке, напоминавшую о себе всякий раз, когда он слишком крепко сжимал руль. Он знал, всегда знал, что не ровня ангелу, и то, что его каким-то чудом терпят рядом, явление временное. Как только эфирное существо на миг перестанет витать в облаках и опрометчиво судить о других по себе, ему сразу станет кристально ясно, какое убожество скрывается под демонически стильной внешностью. Жадная, несчастная тварь, пустышка, уже забывающая потерянную суть. Если для Азирафеля человеческие слабости лишь безобидная привычка, позволяющая общаться со смертными, не пугая их своей мощью, то для Кроули его личина — единственное, что у него осталось, маска, тщательно отрепетированная обманка для самого себя, потому что больше он все равно никому не интересен. И если кого из смертных и привлекал его шарм, то это лишь потому, что они слепы и не в состоянии узреть суть. Случилось то, что должно было однажды произойти. То, чего он все эти столетия боялся так, что даже себе не признавался, что боится. И вот он, гребаный час расплаты. Кроули не заметил, как свернул в поросшую травой, неровную колею. Вскоре его окружили темные заросли, а под колесами зачавкала непролазная грязь. «Бентли» пару раз обиженно фыркнула и мотор заглох. — Вот и приехали, — пробормотал Кроули. Небрежным жестом он уронил очки на соседнее сидение и вытер рукавом мокрое лицо. Словно повинуясь его настроению, музыка стихла, оставив его один на один со сгущающимися сумерками. Уже не ощущая ничего, кроме смертельной усталости, Кроули выключил зажигание, уронил голову на руль и закрыл глаза.* * *
Двое двуногих появились на размытой дождями лесной дороге почти одновременно и совершенно внезапно, вспугнув сидящую на ветке старого дерева ворону. Она с карканьем вспорхнула и перелетела на ветку повыше, откуда могла наблюдать, как они с одинаково брезгливыми выражениями на лицах бредут по грязной тропинке. Одежда этой парочки была совершенно непригодна для загородной прогулки в такой сырой и ветреный день. — Дальше я не пойду, — сказал высокий, выпутывая колючку из лацкана светлого щегольского плаща, — там сам черт ногу сломит. Он раздраженно взмахнул рукой, и его заляпанные грязью дорогие ботинки снова заблестели. — А дальше и не надо, — скучным голосом сообщила его миниатюрная спутница, — вон его машина, вся в листьях. Высокий прищурился и закивал: — Теперь вижу. И что он, по-твоему, столько времени делает в этой дыре? — Затаился и продумывает планы мести. Копит яд, — объяснила она тоном учительницы уставшей от тупости ученика. — То есть все идет по плану, и наше вмешательство не требуется, — суммировал высокий. — Тогда зачем ты меня вызвала? — Ты просил держать тебя в курсе, — пожала плечами она, и уголок ее рта едва заметно приподнялся. Высокий пробормотал что-то неодобрительное и отступил в сторону, подальше от глубокой лужи. — Ты получила мою записку? — спросил он. Его спутница задумчиво сделала шаг вперед, и, словно невзначай, заляпала его светлые брюки грязной жижей. При этом не только ее собственные туфли, но и сетчатые носки погрузились в воду, но, похоже, что ее это ничуть не смутило. — Дагон сказала, что там какая-то белиберда. Может, сам объяснишь? Высокий раздраженно взмахнул рукой, после чего его брюки очистились, а лужа слегка обмелела, оставив их обоих на пятачке из подсохшей грязи. — Все было предельно ясно. Я написал, что нам необходимо выработать протокол, инновационную стратегию, а также работать с кадрами, чтобы избежать повторения прискорбных ошибок прошлого. — А теперь повтори нормально, ты не у себя на собрании, — закатила глаза дамочка. — Нельзя посылать на Землю кого попало! И я был бы признателен в будущем не иметь дела с этим охламоном. — К Хастуру надо привыкнуть, просто не показ-з-зывай ему, что боишься, и вы сработаетесь. — Я его боюсь?! — возмутился высокий, — я просто ожидаю некоторого профессионализма от... хм... сотрудничающей стороны. От него разит непонятно чем и он чуть не подпалил мне галстук! — Хастур единственный, кто выз-з-звался, — невинно улыбнулась дамочка, — ты мне сам посоветовал устроить внеплановую инвентари-з-з-зацию, чтобы отвлечь подчиненных от несостоявшейся битвы. Так вот теперь все з-з-заняты. — Аттестацию я советовал, — буркнул высокий. — Какая раз-з-зница? Главное, что все при деле, — дамочка снова задумчиво занесла ногу над лужей, но потеряла равновесие и поскользнулась. Высокий в последний момент подхватил ее под локоть. Судя по ошарашенному выражению ее лица, она не ожидала от него подобной галантности, и высокий, заметив это, приосанился и широким жестом осушил лужу, одновременно очистив ее туфли. — Пожалуйста, — вкрадчиво сказал он, воспользовавшись ее замешательством, — в следующий раз если ты занята, будь столь любезна и предупреди, что встреча переносится. — Раз уж ты з-з-завел этот разговор, — сквозь зубы произнесла она, отстраняясь, — то будь любез-з-зен тоже являться лично. У меня от вашего Сандальфона мухи дохнут. — Я постараюсь, — сказал высокий, — не обещаю, но постараюсь. Вскоре на лесной дороге уже не было ни души, и только усилившийся ветер азартно наполнял раскисшую грязь сухими листьями.* * *
Азирафель не так представлял себе новую свободную жизнь. Он мог делать абсолютно что угодно, ни перед кем не отчитываясь, но делать не хотелось вообще ничего, ни есть, ни читать, ни кормить уток. В книгах было слишком много упоминаний о бескорыстной дружбе и любви, читать о которых было больно. Сначала он покончил с художественной литературой, но вскоре оказалось, что даже острые углы в трактате по геометрии напоминают о Кроули, и чтение окончательно утратило всякую привлекательность. С едой были связаны воспоминания об их совместных обедах, отчего у любимых блюд появился привкус предательства и стыда за собственную легковерность. У Азирафеля образовалась прорва свободного времени, которое совершенно нечем было заполнить, кроме горьких мыслей. Он проводил целые дни в неприкаянном ступоре, то хватаясь за книгу, которую откладывал уже через несколько минут, то совершая прогулки до ближайшего магазина деликатесов, лишь для того, чтобы заглянуть в витрину, счесть увиденное отвратительным и вернуться в пыльный магазин, хранилище историй, которые не приносят ничего, кроме неприятных ассоциаций, и где ему совершенно нечем заняться. Спасение пришло неожиданно вместе со скрежетом шин за окном, звуками бьющегося стекла и полицейской сиреной. Азирафель выглянул на улицу и почти на автомате сотворил чудо, чтобы лежащий на дороге ребенок отделался легким испугом и парой незначительных царапин. Это простое действие выдернуло его из унылого оцепенения. Ему даже ненадолго стало стыдно, что он сам не додумался до такого очевидного решения. Он, как ангел, был в ответе за людей, этих прекрасных и хрупких созданий, и если он не мог помочь собственному горю, то вполне мог посвятить себя облегчению страданий вверенного ему человечества. Что может быть лучше, чем дарить благодать всем, кому он пожелает, без необходимости оправдываться и отчитываться? С этого дня Азирафель часами бродил по городу, обходя район за районом, благословляя всех, кто, по его мнению, в этом нуждался. Он возвращался домой при свете фонарей, чтобы до утра восстанавливать истраченные силы, а на следующий день снова браться за дело. Каждый день, без выходных и праздников. Теперь он был занят и слишком вымотан, чтобы переживать о предательстве Кроули. Самоназначенная терапия постепенно стала давать плоды, и как-то в конце особенно напряженного дня он даже с удовольствием выпил какао — верный знак того, что выздоровление не за горами. Еще пара-тройка столетий, и он и думать забудет о коварном демоне.* * *
В одном из магазинов Сохо было довольно людно. То ли прохожих привлекли плакаты об осенней распродаже, то ли внезапный ливень заставил их заскочить в ближайшую открытую дверь, и теперь они пережидали непогоду и от нечего делать слонялись между стеллажами, все трогали и задавали праздные вопросы. Забегавшиеся продавцы едва успевали проконсультировать всех желающих, и абсолютно никто не обращал внимания на высокого мужчину в шикарном светлом костюме, который с удивлением и совершенно детским восторгом на лице попеременно подносил к носу то похожий на пирожное кусок крафтового мыла, то лавандовую бомбочку для ванной. Его занятие прервала низенькая покупательница в черном. Она словно невзначай прошла мимо, с отвращением разглядывая разноцветные упаковки, и со всей силы наступила ему на ногу. Он подскочил на месте и уставился на нее диким взглядом человека, которого резко разбудили. — Ты еще более дурац-з-зкого мез-з-зта не мог подыскать? — прожужжала она, глядя в расширившиеся зрачки глаз необычного лилового оттенка. К чести разбуженного, он довольно быстро пришел в себя и сразу же напустил на себя менторский вид. — Во-первых, это близко к объекту наблюдения, — наставительно сказал он, — во-вторых, наплыв смертных обеспечивает секретность, а еще здесь сухо и благоухает. Вот понюхай, — он попытался подсунуть ей под нос кусок мыла, но она отмела его руку жестом, которым обычно отгоняют мух. — Тогда перейдем к делу, — нейтральным тоном произнес он, — предполагаю, что объекты так и не станут пытаться друг друга уничтожить, раз уж этого до сих пор не произошло. Очевидно, что ваш метод иллюзорного воздействия неэффективен. — Неэффективен? — фыркнула дамочка. — Да у нас благодаря этому мороку три круга на самообслуживании! Грешники сами друг друга рвут на клочки. Она задумчиво зачерпнула пальцем темную глинообразную субстанцию из баночки с надписью «скраб» и отправила ее в рот. — Возможно, он не действует на ангелов, — предположил высокий. — Хочешь, на тебе испробуем? — на этот раз она зачерпнула глину горстью и отправила в рот, оставив на губах и подбородке черные разводы. — Не волнуйтесь, мы это оплатим, — неестественно сладким голосом заверил высокий двух девушек у соседнего стеллажа, которые почему-то ошеломленно смотрели на его спутницу, шушукаясь и переглядываясь. — Не надо на мне ничего пробовать, и ешь аккуратнее, ты привлекаешь внимание, — не разжимая губ, прошипел он своей даме. Та пожала плечами и вытерла рот рукавом. — Короче, твоя очередь действовать, — сказала она. — Мы обещали оставить их в покое, — он с раздражением щелкнул пальцами, после чего разглядывающие их девушки заинтересовались чем-то в дальнем углу магазина. — Ну и что? Мы тож-ж-же. — Нам не положено обманывать! — То есть я правильно понимаю, что ты решил не пачкать руки, а заодно не навлекать на себя их гнев в случае провала? Мало ли на что они теперь способны, верно? — она невозмутимо поднесла наполовину опустевшую баночку ко рту и вылизала ее почерневшим языком, после чего уронила на пол и зафутболила под прилавок. — У нас регламент! — возмутился высокий. В этот момент послышалось тихое жужжание вроде того, что издает накалившаяся лампочка, а в следующую секунду он дернулся, ойкнул и схватился за место пониже спины. — Регламент? — она поджала губы и покачала головой. — Ты говорила, что твои мухи не кусаются! — Я соврала. Ничего личного, у нас так принято, — она развернулась и, сшибив локтем горку стильных баночек, направилась к двери.* * *
Демоны могут спать сколько угодно, а обессилевшие и отвергнутые демоны — практически бесконечно, если, конечно, им не мешать. Кроули проснулся, когда сухой лист влетел через неплотно закрытое окно и пощекотал ухо. Он разлепил веки и несколько минут бездумно пялился на пробивающиеся сквозь заросшее лобовое стекло лучи солнца, прежде чем вспомнил, почему в груди такая ноющая пустота. Да, его раскусили. Его прогнали. Так ему и надо. Он щелкнул пальцами, чтобы откатить «Бентли» из засохшей грязи и скривился. Ожог на руке стал шрамом, но все еще ощущался. Однако, на качестве чуда это не отразилось: в дожде листьев и древесного мусора машина вырвалась из ловушки. Орать на обнаглевшие деревья Кроули не стал, в конце концов это он вторгся на их территорию, к тому же листья предохраняли его убежище от солнца и любопытных взглядов, если бы кто-либо додумался забраться в такую глушь. Он полностью открыл окно и вдохнул прохладный воздух. Судя по запаху прелых листьев, стояла ранняя осень. Должно быть, прошло не более пары месяцев, и сон пошел на пользу. Горе и отчаяние уступили место тупой ноющей боли и мрачной отстраненности. Примерно с теми же чувствами он просыпался после грандиозного запоя в честь испанской инквизиции, минус похмелье, плюс шрам на ладони. Ничего страшного. Бывало и хуже, например, в первые дни после падения. Но об этом думать было нельзя, об этом вообще лучше не думать. Кроули сделал глубокий вдох и привычно затолкал воспоминания в самый дальний угол сознания. Ему предстояло почистить машину, вернуться в город и постепенно учиться жить с тем, что осталось. Подумаешь, очередная потеря, ничего нового. Было странно вновь вернуться на знакомые лондонские улицы, странно знать, что все в этом мире по-прежнему, что его не поглотила пылающая лава, которая выжгла ему нутро, странно ползти в потоке машин, не злясь на криворуких водителей и безучастно застревать в вечерней пробке. Все равно торопиться некуда и незачем. Впереди вечность. Унылая, одинокая вечность. Сквозь темные стекла очков Кроули оцепенело и отрешенно глядел сквозь занятых своими делами прохожих, пока его взгляд не привлекла вывеска на противоположной стороне улицы. Это было то самое заведение, где он напивался после пожара в книжном магазине. Лучше нельзя было и придумать. Он припарковался на автобусной остановке, вошел в зал, сел за тот же самый столик и заказал то же, что и тогда. И здесь за несколько месяцев ничего не изменилось. Стоило почувствовать во рту обжигающий вкус виски, как воображение тотчас же услужливо подкинуло вариант, в котором Азирафель так и не воскрес, а все события на авиабазе и все последующее привиделись в пьяном бреду. Чем больше пустела бутылка, тем больше путались варианты действительности, хотя по большому счету было все равно. Недостойному демону по-любому быть в проигрыше, и некого винить кроме себя. Когда тысячи лет старательно пытаешься внушить кому-то важному и дорогому, что ты не такой, как другие павшие, начинаешь верить в это сам. Как же приятно было обманываться в том, что ад — это просто место, где сидит бывшее начальство, а не состояние его проклятой души. Как наивно было верить, что Азирафелю никогда не откроется его истинная омерзительная сущность и что, возможно, когда-нибудь удастся заслужить и нечто большее, чем приятельские отношения. Когда уровень виски в бутылке приблизился ко дну, вариант с концом света стал казаться пугающе реальным. Уже ощущая неизбежное приближение паники, Кроули заставил себя протрезветь. Бутылка послушно наполнилась, а мысли прояснились. Слава кому-нибудь, конец света все же не состоялся, Азирафель жив, а значит не все потеряно. За это стоило выпить. Он затаится, дождется подходящего момента и снова спасет ангела, или его книги, или этот дурацкий мир, или все сразу, и тогда тот сменит гнев на милость, простит ему все несовершенство, и они снова станут друзьями. За это стоило выпить двойную порцию. Любой в этом мире отдал бы руку за такого заботливого друга, как Кроули, но не любой заслуживает такого везения. Если во время первого раунда Кроули с каждым глотком виски все больше опускался на дно, то теперь его все больше несло совершенно в противоположную сторону. Произошедшее было просто какой-то дичью. Ангел никогда и ни с кем так себя не вел. На него, должно быть, нашло временное помрачение, и стоит Кроули еще раз показаться на глаза, как тот и не вспомнит, что прогнал его, а Кроули не будет ему напоминать, и все сложится как нельзя лучше. Это была совершенно ничем не оправданная уверенность, но Кроули был оптимистом, в стельку пьяным оптимистом. Добраться до Сохо было делом десяти минут, десяти минут лихорадочного возбуждения. Однако, когда Кроули вылез из машины, выяснилось, что он совершенно забыл, как переставлять ноги, и чуть не навернулся. Пришлось снова трезветь, не до конца, лишь самую малость, лишь достаточно для того, чтобы вертикально доползти до заветной двери. Не превращаться же в змею у всех на виду. В процессе его начали одолевать сомнения, но отступать было поздно. Будь что будет. Он еще раз попытается разгадать загадку, понять, что пошло не так, что могло обидеть ангела, и все можно исправить, загладить, искупить.