Помада

Ниномия сидел напротив Сатоко, но в глаза ей смотреть не решался. Наверное потому что все же ощущал стыд за то, что собирается ей сказать. Ведь получилось некрасиво. Получается, что он просто получил какие-то эмоции и собирается уйти? Решил, что это не его и теперь настало время давать заднюю? Какие бы он для этого названия не придумывал — легче не становилось. Сначала между ними воцарилось напряженное молчание, которое длилось с минуты три. Наверное, потому что она понимала, что услышать от него что-то будет тяжелым испытанием. А он понимал, что в ответе за каждое слово, что произнесет. — Ты любишь ее? — начала первая Сатоко, перекатывая маленькую рождественскую сферу в ладонях, которую вскоре вернула на столик. — Люблю, Сатоко. Я всю жизнь люблю ее. И я понятия не имел, что она тоже меня любит. Ведь хорошо же прячет это. Даже после того, как мы начали встречаться, она и бровью не повела. Ни секунды не посмотрела даже в мою сторону на уроках. Ты знаешь, а мне это неприятно. По голосу слышалось, что парень глотал обиду по сей день, пока говорил это. Без слез об этом говорить было невозможно. Одни мечтают о таком. Но Ниномия, каким бы не был плохишом, все же оставался консервативным. Да, он променял Джунко, но он придерживался моногамии в отношениях с Сатоко. У него не было мыслей ходить налево, помимо случая, когда он принял решение просто отбиться от всех долгов и наконец-то вернуть родительские деньги на место. Это была вынужденная мера. И он бы желал забыть об этом всем. Но это уйдет лишь со смертью. Жизнь — не черновик. Не перепишешь начисто. — А мне приятно слышать все это из твоих уст? — Сатоко… Прости меня, правда. Меня манило посмотреть, что там по ту сторону моей привычной жизни, но я понял, что все это не мое. Ты думаешь, что я не страдал, когда ты подложила меня под своих грязных подружек? Ты уверена, что я ничего не подцепил от них? А я вот нет. И ты знаешь, я не хочу проблем. Серьезно. Не хочу никак. — Дай мне шанс исправиться. Ведь каждый человек имеет право на ошибку! Разве я… — Прости, — тут же перебил он девушку, падая перед ней на колени и хватая за руки, — Прежде всего, я бы хотел сделать кое-что важное для тебя. Казу начал рыскать по карманам. Во внутреннем как раз лежали деньги для нее. Чтобы она вылечилась. — Вот. Возьми их, пожалуйста. Найди хорошего доктора, который поможет тебе. Ты еще молодая. Ты красивая. Не губи себя. Ты найдешь того самого. Я уверяю тебя. Того, кто будет тебя ценить. Но прежде всего тебе нужно начать с себя. Сделать шаг навстречу самой себе, чтобы принять эти изменения. Сатоко… Жизнь — это миг. Но этот миг будет длиться еще долго. Потому что мы молодые. Ты…видишь себя матерью какого-нибудь милого карапуза? По щекам девушки начали стекать слезы. Она смотрела на него, но будто бы в упор не видела. Сердце ее было разбито. Осознание, что с минуты на минуты он выйдет за дверь и больше не вернется только сильнее давило на девушку. — Хочу… Но не так скоро. Я ведь молода, правда? Мне самой надо вырасти. Я не готова брать ответственность за кого-то. Мне бы было хорошо, если бы взял кто таковую за меня. А в ответ парень лишь вложил купюры ей в ладони и улыбнулся. — Не стирай мой номер. И я твой не сотру. Если тебе захочется поговорить или же высказаться… То ты знай. Я всегда готов буду прийти и стать твоим слушателем. Оно поджала губы, боясь сделать очередной выдох с которым бы сорвался вопль отчаяния. А оно накрывало ее с головой. — Сатоко? Ты отпустишь меня? Она упала на колени рядом с ним. Крепко обняла его, начиная шмыгать носом будто обиженный ребенок. А пальцы ее разжались, выпуская все банкноты. Тяжело. Больно. Невыносимо. Она так желала оттянуть этот момент, когда ей придется выпустить его из своих объятий. — Пожалуйста, поверь в себя. У тебя точно все будет хорошо. Только если ты сама этого захочешь. Он растирал ее спину, зарываясь носом в плечо. Вот уж Казу никак не думал, что это будет настолько тяжело. Даже он не сдержался и начал истекать слезами. Оставаться не мог с ней, но и уходить было больно. Потому что ощутил, что все же у него была ответственность за нее.