Помада

Этот вечер так хорошо перекликался с настроением Казу, что по-другому и выразить нельзя. Дождь над головой. Дождь на душе. Парень шел без зонтика. Единственное, что прикрывало его голову, так это капюшон от толстовки. Но и та начинала промокать. Стоять напротив дверей родного дома было также непросто, как и покидать свою уже бывшую девушку. Хоть у него и была вся сумма на руках, но это не меняло ничего. Все равно было стыдно за то, что он был вынужден сделать. Смешно даже, что он не забрал свои вещи. А с другой стороны, что там забирать-то? Не на его деньги же было куплено. Парень набирает в легкие побольше воздуха и нерешительно постукивает в дверь. Когда в дверях возникла встревоженная мать, то Казу почувствовал себя по-настоящему прокаженным. Будто бы у него на лбу было написано насколько низко он пал. — Казу, — проговорила она тихо, прикрывая подрагивающие губы ладонью. — Я вернулся, мам, — совсем едва заметно улыбнулся парень. — Заходи… Заходи скорее! Ты же простудишься! Мать взяла его за руки и затащила в дом. Маленькая сестра и отец, что сидели в гостиной услышали, как оживленно с кем-то разговаривала мать. Малышка оставила игры с куклами и побежала проверить, кто к ним заявился. Сколько же было криков радости. И только отец оставался холодным и спокойным. Непреклонным. Он не отрывал взгляд от газеты. И даже не менял позу, сидя в уютном и мягком кресле. Мать торопливо помогала снимать мокрую верхнюю одежду, а сестренка все ждала момент, чтобы повиснуть на любимом братишке. Они поторапливали его пойти с ними в гостиную и показаться отцу. Ведь он переживал не меньше в свое время. Но он так и не поднимал взгляд на сына. И не только сам Ниномия почувствовал, что что-то не так, но и мать тоже. Поэтому она поспешила отправить маленькую дочь в ванную, чтобы та настроила душ для брата и принесла ему полотенце и юкату. — Дорогой? — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Упал ему в ноги и кричал как рад видеть его? — Отец? Так больно парню еще не было от отцовских слов. Что он, что мать просто не находили себе места после того, что услышали. Очередной стук в дверь. Ну кого могло принести в такой поздний час? Восемь вечера. Мать побежала открывать дверь, оставляя отца и сына наедине. Женщина остановилась около зеркала, наспех поправила аккуратное каре и открыла дверь. Это был Шо. В одной руке он держал зонтик, а в другой пакет с дорогими пирожными. Оказывается, что довольно часто Сакурай приходил утешать семейство, которое скучало по Казу. Пускай и не так явно он демонстрировал это. Просто под предлогом принести сладости и поиграть с маленькой девочкой. Но на самом деле основной его целью было поддержать страдающую мать. Она впустила его, но попросила переждать с ней в коридоре, пока отец и сын поговорят между собой. — Мне вообще-то интересно знать, как ты с этими глазами еще и вернулся в этот дом? Смотришь на нас всех без какого-то стыда. Так спокойно смотришь на мать, на сестру, на меня. Я никогда не думал… Нет, я всякое мог подумать, но чтобы мой сын оказался ничтожным вором… Я даже в страшном кошмаре не мог представить себе! Сакурай услышал, как буквально выкрикивал последние слова мужчина. Он перевел взгляд на мать друга, дабы проверить в порядке ли она, и поддержать по возможности. — Папа… Я ведь сказал сестре, что я верну… И я пришел с этими деньгами, — дрожащим голосом оправдывался Казунари, ощущая, что глаза начинают предательски слезиться. — А мне есть дело до этого?! Ведь главное, что ты посмел это сделать! И сестру впутал в это! Маленького и несмышленого ребенка! И даже не стыдно! Вы посмотрите на него! Ему хватило наглости поиграться на доверии маленького ребенка! — Папа, хватит. Пожалуйста, перестань, — умолял он, чувствуя, как ноги начали становиться ватными. — Никогда. Никогда в жизни не прощу тебе этого. Пока дышу — буду ненавидеть тебя за этот поступок. Нино поспешил утереть накатывающие слезы рукавом толстовки. Он достал из карманов деньги и аккуратно уложил в две стопочки в центр стола, смотря на отца при этом. — Мне очень жаль, что вы были вынуждены испытать столь неприятные чувства. И что родили столь ничтожного вора. Парень поклонился отцу и рванул прочь, удаляясь в ванную. Как только захлопнулась дверь, мать провела Шо в гостиную и тихонько привлекла внимание мужа, указывая на парня, что принес очередную порцию сладостей. — Сенпай, — обрадовалась девочка, выбегая из комнаты, сразу же врезаясь снарядом в бедро Сакупая. — Приветик. Иди и мой ручки. Садись кушать пироженки, — улыбнулся Шо, поглаживая девочку по голове, а сам он смотрел на стопки денег, что лежали на столе, так и оставаясь нетронутыми. Что же случилось? Он и понятия не имел насколько «грязными» были эти деньги. И насколько тяжело они достались его другу. Ниномия тем временем выключил душ и переключил воду на обычный кран, чтобы ванная набиралась. Сам же он поспешно снимал с себя всю одежду. Казу уселся на колени и обнял себя, начиная качаться взад-вперед, будто бы пытаясь успокоить себя. Но у него не получалось. Как бы не укачивал он себя, на душе было также паршиво. А плакать было уже нечем. Когда ванная набралась чуть больше половины, он открыл шкафчик и начал копаться в отцовских причиндалах. Искомое было найдено — станок, подаренный отцу матерью на его день рождения. Он изъял оттуда лезвие, а после перешагнул бортик и забрался в ванную. Вода была теплой, но он дрожал. От страха. От осознания, что скоро наступит смерть. И он не знает, как это будет. Что он почувствует и что увидит. Он боялся самого чувства, как все в глазах начнет угасать. Это будет тьма или же свет в конечном итоге? Что чувствуют люди, когда умирают? А что чувствуют самоубийцы? Вот он выставил запястье перед собой. Долго пытался взять себя в руки прежде чем сделать один единственный надрез… Сакураю стало как-то тяжело. Он вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Сначала он помассировал себе грудь ближе к горлу, а потом начал маячить из угла в угол. И объяснить это внезапно накатившее чувство паники Шо никак не мог. Оно просто застало его очень внезапно. — Где он сейчас? — В ванной, скорее всего, — тихо пробубнила мать, продолжая вязать. Шо последовал в сторону ванной. Прошло ведь так много времени. Уже можно было вдоволь и намыться, и даже в ванной посидеть и отмокнуть. Вот откуда было это неприятное чувство. Незнание. Шо постучался в дверь и подождал с несколько секунд. Ответа не последовало. Снова постучал. Опять молчок. — Казу? — позвал он довольно громко. Это-то и встревожило мать. Она отложила дела и подошла, вставая рядом, после и присоединяясь к перекличке сына. — Казу! Женщина начала дергать ручку, но без толку. Снова никакой реакции. — О, Боже… Боже мой… Сакурай-кун, — начала паниковать она, закрывая рот ладонями. — Простите меня, госпожа! Внутренний голос твердил Сакураю, что важна каждая секунда. Он оплатит эту чертову дверь. Важно, чтобы не пришлось расплачиваться за то, что не успел. Шо попросил женщину отойти и после начал разбегаться, подставляя под удар собственное плечо. С каждым разом было больно. Мышцы начинали неприятно гудеть. А когда глава семьи начал раздраженно интересоваться, что произошло, мать прикрикнула на него и сказала не вмешиваться. В итоге с десятой попытки Сакурай снес дверь с петель. Хвала всем Ками, что он успел. Ниномия настолько трусишка, что на большее был и не способен. Они смотрели друг на друга абсолютно разными взглядами. Сакурай шокировано. Радость, что он наконец увидел друга сейчас была совсем неуместной на фоне происходящего. А вот Ниномия смотрел на Шо такими виноватыми глазами. Сакурай был готов поклясться, что у него все перевернулось в голове, а в глазах пронеслась целая жизнь. Он перевел взгляд на истекающее кровью запястье и крикнул матери, чтобы она поспешила принести бинт и перекись. — Сенпай? — появилась в дверях маленькая сестра. — Нет, малыш. Не входи. Иди в комнатку, пожалуйста, — тут же сриагировал Шо, закрывая собой друга. — А братишка? — Все хорошо. Он немножко поранился. Но скоро выйдет. Я приду к тебе в комнату и ты покажешь мне, что рисовала на выходных. Хорошо? Сакурай старался взаимодействовать с ребенком так, чтобы не было чувства паники. Он не имел на него права. Все же он мужчина. И рассеивать панику в доме своего друга никак не желал. Мать Казунари и без того страдает. А если еще и он начнет показывать, что тут что-то не так, то тогда плохо будет и девочке. Так нельзя. Только не тогда, когда в этом доме Шо. Она послушалась и ушла. А Сакурай помог другу подняться и заставил вылезти из уже холодной ванной. Вода уже вся перекрасилась в алый цвет. Ему ни к чему там было находиться. Попутно он накинул одно из полотенец на плечи Ниномии и заставил присесть его на маленький табурет. Подоспела и мать вовремя. Шо поблагодарил ее и попросил выйти, да не волноваться ни о чем. Он заверил женщину, что все уладит. — Ну, что ты, глупый? Что ты, Нино? Порезался? Ну зачем ты так? — приговаривал искренне обиженный на поступок друга Сакурай, присаживаясь на корточки возле него. Шо начал обрабатывать другу этот небольшой порез. Он делал это так бережно, насколько вообще это было возможно для него. — Ты обо мне не подумал? Не подумал о матери? О сестре? О Джунко? Казалось бы, что с произнесением каждого человека, голос Сакурая постоянно содрогался, что говорило о том, что он сам уже едва сдерживается. Но он не позволял себе слабостей. Держался до последнего, хотя неприятный ком уже был готов вырваться из горла вместе со всхлипами. Ниномия так и смотрел на него с этим самым потерянным и детским взглядом. Он молчал. Ему было стыдно. Он чувствовал себя опустошенным. Но то, что его спасли, помогло ему почувствовать себя нужным. Это именно то, что сейчас начинало маленько согревать его внутри. Осознание, что его принимают каким бы он не был. Сакурай начал бинтовать руку парня, соблюдая все правила, точь-в-точь. — Глупый… Ну зачем же? Ты понимаешь как это больно вообще? И Шо говорил не про самого Ниномию. Он говорил про себя. И уж то, что он обнял его — выходило за рамки обычного поведения Шо. Сейчас он обнимал друга так сильно, будто боялся, что тот растворится и больше его никто не увидит никогда. Осознание, когда смерть прошла совсем рядом и отдалась легким холодком по спине… Шо никогда в жизни не забудет этого ощущения. Ниномия будто бы очнулся от сонного паралича. Парень поспешил вернуть объятия другу. Он упал рядом с ним на холодный пол. — Я ведь не хотел красть ничего. Я честно вернул их. Я вернул все, что лежало в ящике. Я переспал с порядком выше десятка женщин, чтобы вернуть все эти деньги, как можно быстрее. Я…я ведь не ничтожный вор? Шо? Я не ничтожный вор? — всхлипывал Казу, краснея от накатившей на него истерики. — Нет. Ты не ничтожный. И не вор, — приговаривал Сакурай, покачиваясь вместе с другом, — Не было и дня, чтобы мы не ждали тебя, Нинчер. Куда же мы без тебя? С возвращением, друг.