Protege Moi

      Мэн Яо стоит у приоткрытой двери, глядя вперед, на больничную койку, туда, где в удивительной тесноте пропахшего лекарством пространства уместились две фигуры - одна, неподвижно лежащая на постели и другая, свернувшаяся клубком в ее ногах, до того маленькая, что вполне могла принадлежать ребенку. Юноша отнимает от уха телефон, где отец целых сорок минут источал ненависть и посылал проклятья из-за неосторожной, на его взгляд работы, и вздыхает. Наказанием за неверно исполненное поручение должно стать ощутимое лишение средств, но Мэн Яо без лишних сожалений и эмоций переводит внушительные суммы на пять разных счетов, полностью сохраняя все шаги транзакции. Это станет доказательством скрепленных договоренностей и способом острастки для тех из ублюдков, которые вдруг захотят большего. Это - и то видео с Сяо Синченем из переулка, которое по мнению всех юноша удалил, но на самом деле просто тщательно запрятал. Сынки влиятельных людей изрядно проебались и Мэн Яо был бы дураком, если не воспользовался таким шансом. Пусть и не сейчас, потом.       Черт, да он уже буквально смаковал тот момент, когда вынудит их папаш перейти на сторону молодого поколения, отрекаясь от старшего Цзиня.       - А-Яо? - мягкий, взволнованный голос вырывает юношу из размышлений, и сторонний наблюдатель, реши он в этот миг заглянуть в лицо Мэн Яо, без труда различил бы, как гаснут на дне зрачков маленькие огоньки почти кровожадного пламени. Впрочем, когда младший Цзинь оборачивается на чужой зов, его выражение мягкое и так и лучится плохо замаскированным обожанием. - Как они?       - Синчень измотан, он почти не ел последние несколько дней и почти не спал. - Мэн Яо с видимым трудом отрывает взгляд от замершего рядом Лань Сиченя и возвращает его к полумраку палаты. - Я убедил медсестру дать ему снотворное, чтобы он хоть немного отдохнул. А Сюэ Ян...       Юноша замолк, невольно крепче сжимая пальцы на трубке своего мобильного. Его друг - проклятье, и да, сейчас, когда один из них стоит на пороге смерти, Мэн Яо готов обозначить их отношения как дружбу. Пусть странную, пусть извращенную, но как и все, что было в его жизни когда-либо. И вот сейчас его друг буквально находится на границе - шаг в какую-либо из сторон станет решающим, но судя по тому, как стремительно ухудшалось его состояние, сторона уже определилась.       - Я думаю, он не выживет. - негромко говорит А-Яо и слова горьким пеплом оседают на языке. Он готов осыпать эту проклятую больницу деньгами, готов вытащить с другого конца планеты лучших специалистов, но... Но Сюэ Ян в коме вот уже четыре дня и его жизненные показатели падают буквально с каждым часом. Доктор Ван, молодой, но перспективный профессор, гордость не только этой больницы, но и всего города с едва читаемым сожалением велел ждать, ждать и морально готовится к тому, что буквально к вечеру этого дня начнут отказывать органы, один за другим, пока тело не выдержит нагрузки и просто не сдастся.       - А-Яо... - Лань Сичень шепчет, и от этого шепота юношу перед ним начинает трясти, словно ласковый голос срывает все барьеры и ограничения. Мэн Яо неожиданно для самого себя разворачивается, утыкается лбом в чужую грудь и плотно прикрывается глаза. Голос наверху шепчет что-то монотонно-любящее, утешающее. Буквально погружающее в прострацию бесконечной, спокойной апатии. Большие сильные руки смыкаются за спиной в осторожном объятии и на один короткий миг Мэн Яо позволяет себе забыться, почувствовать себя в безопасности и полном умиротворении. Но этот миг прерывается, когда позади раздается невнятный голос и внезапный крик. Испуганный, протяжный, больше напоминающий скулеж раненого животного.       Юноша резко оборачивается, разрывая безмятежную пелену чужих рук и расширившимися глазами видит вцепившегося в абсолютно недвижимое тело на больничной кровати Сяо Синченя.       Звук, срывающийся с его губ, пробирает ледяным ужасом и пробирается под кожу острой, нечеловеческой болью.              - Уберите его, скорее! Ну же! – молодая медсестра безуспешно пытается оттащить Синченя, кажется, окончательно обезумевшего от врачей, которые спешно, но без лишней суеты готовят Сюэ Яна к отправке в операционную. Жизненные показатели того отчаянно скачут, аппараты, подключенные к телу, пронзительно пищат и этот звук режет слух подобно скрежету металла. Мэн Яо и Лань Сичень спешат в палату как раз вовремя для того, чтобы перехватить уже готового наброситься на сотрудников больницы Сяо. Весь облик последнего просто источает отчаяние – глаза расширены от ужаса, и без того бледное лицо делается вмиг серым, волосы растрепаны после недолгого, нездорового сна. Юноша выглядит так, словно и сам нуждается в медицинской помощи и отошедшая в сторону медсестра уже оценивающе поглядывает на него, явно прикидывая, стоит ли добавить к уже вколотой дозе снотворного еще и успокоительного.       Прежде чем врачи вместе с водруженным на каталку телом Сюэ Яна покидают палату, Мэн Яо ловит одного из них за рукав, пока Лань удерживает уже ослабевшего от собственной истерики Синченя, и отводит в сторону.       - Пока не могу ничего обещать. – Быстро говорит доктор, предвосхищая и без того очевидный вопрос. Видя едва проглядывающую на лице юноши сквозь маску непробиваемого хладнокровия тревогу, врач вздыхает и добавляется. – Операция будет идти около трех часов. Мы… сразу же сообщим о результатах, а пока вам лучше отдохнуть. Вам всем.       С этими словами мужчина покидает палату, оставляя всех троих в глубоком, тяжелом молчании, что прерывается лишь отчаянными, полными боли всхлипами со стороны Синченя и негромким, успокаивающим шепотом Ланя. Мэн Яо, никогда до этого не бравший в руки сигареты, сейчас отстраненно думает, как до безумия жадно желает сделать хотя бы одну затяжку, разгоняя по организму убийственный никотин.       Операция длится, кажется, бесконечно. Они втроем располагаются в комнате отдыха, предназначенной для посетителей вип-палат, где большое панорамное окно открывает отличный вид на центр города. Поздний вечер окрашивает помещение легким полумраком, по стенам гуляют пятна от света фонарей, а молчаливая, тягостная обстановка лишь вынуждает все чаще бросать взгляд на круглые часы у самой двери. Мягкое кресло кажется до ужаса неудобным и Мэн Яо ловит себя на мысли, что уже готов плюнуть на соблюдение всех приличий и устроиться прямо на коленях сонного, клюющего носом Ланя, разместившегося на диванчике напротив. В соседнем кресле Синчень сидит, сгорбившись и держа в руках пластиковый стаканчик с отвратительно сладким кофе, призванным хотя бы на краткий миг прибавить сил измотанному организму, но Мэн Яо не видел, чтобы за все время тот хоть раз поднес его к губам.       Снаружи, из коридора то и дело раздаются приглушенный шум медицинского персонала, по внутренней связи глубокий женский голос координирует передвижение врачей, делает мелкие объявления и тут же смолкает, чтобы через некоторое время зазвучать снова. Здесь, в небольшой уютной комнатке звучала музыка, но Синчень после первых же пяти минут отыскивает пульт управления и обрывает веселую, легкую песню. Никто не говорит ему не слова.       Обещанные три часа истекают уже, кажется, минут пятьдесят назад, а время все тянется и тянется, бесконечно, вязко, словно патока, в которой они все трое бесповоротно застряли. Мэн Яо пытается не думать об этом, но его рациональный мозг уже выстраивает планы о том, что следует предпринять, если… Если вдруг все окончательно полетит к чертям и профессионализм местных врачей окажется не таким уж внушительным. Картина вырисовывается мрачная и в этой картине юноша отчетливо видит несколько покалеченных жизней.       Младший Цзинь понимает, что задремал, когда резкий стук открывшейся двери вынуждает его вздрогнуть от неожиданности. Краем глаза он видит, как напрягается тело Синченя рядом, тот вскидывает взгляд и следит за вошедшим врачом – тем самым, с которым раньше переговаривался Мэн Яо - с таким выражением, словно от слов последнего зависит его судьба. Впрочем, так оно и есть и это даже не преувеличение. Просто факт, признаваемый всеми.              Сюэ Ян просыпается, спустя, кажется целую вечность и его пробуждение тяжелое, мутное, до рези в ничего пока не видящих глазах неприятное и болезненное. Юноше кажется, будто по нему пару раз прокатился грузовик, и вспоминая кулаки одного из громил, знатно отделавших его в этот раз, он думает, что не так и далек от истины. Помимо прочего он ощущает тяжесть в районе собственных коленей, даже пытается пошевелить ими, но тело, в конец ослабевшее, еще не слушается. А потом до разума добирается легкий, знакомый аромат и все внимание уходит на попытку вспомнить, кто обладает этим сладковатым запахом. Сюэ ловит себя на том, что вспыхнувшая после пробуждения, болезненного и неприятного, тревога отступает, стоит лишь аромату наполнить легкие.       - Я знаю, что ты очнулся. - Раздается откуда-то сбоку знакомый, ледяной голос и юноша невольно вскидывается, распахивая тут же заслезившиеся глаза. Аппараты, трубками тянущиеся к рукам протестующе пищат, а тяжесть на коленях начинает беспокойно возиться. - Да тише ты, разбудишь. Пока ты валялся как овощ целую неделю, у всех остальных оставались вообще-то дела.       - Бляяять... - только и может выдать Сюэ Ян, резко опускаясь обратно. Прояснившееся зрение медленно прорисовывает силуэт, в расслабленной позе восседающий прямо на подоконнике очевидно больничного окна. - Какого хера, А-Яо?..       - Такого, мой дорогой самоуверенный ублюдок, что ты едва выкарабкался. Признаться, мне кажется, что в какой-то момент твой очаровательный даочжан просто впихнул в тебя часть своей души. Иначе объяснить твое едва ли не воскрешение из мертвых у меня не выходит. Не за добродетель же тебя вознаградили. И постарайся не дергаться, бедный парнишка только заснул.       - Я уже не сплю. - Раздается очевидно сонный, хриплый заспанный голос и Сюэ Ян косится вниз, туда, где оказывается в довольно неудобной позе на его коленях расположился даочжан. В глаза бросается абсолютно вымотанное, бледное лицо, с залегшими глубокими тенями и откровенно потухшим взглядом.       И тогда Сюэ Ян делает то, что должен был сделать давно, еще до того, как все произошедшее изрядно потрепало их обоих. Он вновь приподнимается, ощущая слабость в каждой мышце, в каждой клеточке своего тела, дрожащими пальцами хватается за воротник явно принадлежащей не Синченю просторной темной рубашки и притягивает его к себе так, что лицо растерянного, даже испуганного юноши оказывается настолько близко, что дыхание на губах смешивается. Какую-то долю секунды с болезненной решимостью Сюэ Ян ждет, что его оттолкнут, пошлют куда подальше, да даже вмажут крепкую пощечину, потому что в глубине души знает - он не заслуживает этого притихшего сейчас, даже, кажется, затаившего дыхание святого даочжана, но тот... Тот внезапно сам преодолевает разделяющее их малое расстояние и касается чужих шершавых, сухих губ целомудренным, но удивительно нежным поцелуем. И Сюэ Ян, конечно, идиот и придурок, так до конца и не способный разобраться в собственных чувствах, но настолько однозначный сигнал считывает быстро. Считывает и не обращая внимания на противный, тревожный писк аппаратов, тянется рукой к чужой шее, мягко касаясь кожи, привлекая ближе и ненастойчиво, давая возможность отстраниться углубляет поцелуй. Он ощущает сладковатый аромат, влажность на бледной коже - слезы? - и приоткрывает ранее закрытые бессознательно глаза. И в этот миг человек перед ним до того прекрасен, что все внутри сжимается, а после разлетается на осколки, проникает под кожу, забивает легкие так, что становится трудно дышать.       Поэтому, когда сварливый, насмешливый голос вырывает их обоих из этого состояния эйфории и Синчень стыдливо отстраняется, очаровательно краснея, Сюэ Ян не сдерживает разочарованного стона.       - Я, вообще-то, еще здесь. - Мэн Яо звучит грозно, но юноша слишком хорошо знает своего приятеля чтобы обратить внимание на чужое наигранное недовольство. Все внимание сосредоточено на хрупкой замершей у ног Сюэ Яна фигуре - еще более бледной, похудевшей, измученной. Юноша почти болезненно всматривается в тонкие черты, в затянувшийся, но все еще темный шрам на скуле.       Всматривается настолько внимательно, что не обращает внимания на легкую тошноту, поднимающуюся внутри, и на растекающуюся по вялым конечностям слабость. Впрочем, когда перед глазами начинает резко темнеть, а фокус смещается до одной крохотной точки, сосредоточенной на чужом, сделавшемся каким-то испуганном лице, игнорировать собственное тело становится сложнее. Без сил и с затухающим сознанием падая обратно на постель, Сюэ Ян успевает услышать испуганный полувздох, полувсхрип и раздраженную, но явно обеспокоенную ругань со стороны окна. Даже беззлобно ухмыляется, довольный собственной важностью и, наконец, отключается полностью.              Следующее пробуждение Сюэ Яна случается через два дня. Оно менее болезненное и гораздо более приятное в силу того, что легкая рука мягко лежит на его груди, а щеку опаляет чужое горячее дыхание. Сюэ Ян приоткрывает глаза, косится в сторону мирно дремлющего под боком даочжана и вновь не удерживается от наглой, самодовольной ухмылки. Все происходящее слишком правильно, слишком логично, до такой степени, что даже не верится в реальность происходящего. И с удивлением юноша осознает, что больше не испытывает сомнений - он уверен, насколько это вообще возможно в его ситуации, что сейчас вся его жизнь сосредоточена на счастье человека рядом.       Он слегка шевелится, чтобы повернуться к Синченю лицом и по-хозяйски важно обернуть свою руку вокруг тонкой, даже хрупкой талии и внезапно чувствует небольшую тяжесть в нагрудном кармане просторной больничной рубахи. Он хмурится, пытаясь понять, что там и запускает пальцы внутрь, чтобы тут же вздрогнуть от приятного тепла нагревшегося от тела тонкого металла. Когда на свет показывается уже знакомый браслет, Сюэ Ян закусывает губу. Следом выпадает небольшой клочок бумаги с одной единственной фразой. "Не благодари". Сюэ Ян усмехается, уж что что, а благодарить Мэн Яо он точно не собирается, однако блять, он явно этого заслужил.       Осторожно поворачиваясь на кровати в мягких теплых лучах заката, юноша мысленно радуется, что больше не чувствует сковывающих его трубок медицинских аппаратов. Синчень все еще дремлет, хотя уже начинает хмуриться во сне и что-то беззвучно проговаривать, явно просыпаясь.       Сюэ Ян расстегивает маленький замочек, с каким-то отстраненным удивлением отмечая, как дрожат пальцы и тянется к чужой похудевшей руке. Серебро красиво отливает в красноватых лучах солнца и на бледной коже это выглядит словно искусство. Возможно, он и ощущает себя глупо, когда застегивает замок украшения на запястье, но эта глупость правильная, такая необходимая и важная, что Сюэ Ян невольно затаивает дыхание. Когда тонкая серебряная полоска оказывается на чужой руке, юноша едва ощутимо, почти невесомо касается его губами и в этот момент Синчень чуть вздрагивает, открывает глаза, ловя на себе пристальный, внимательный взгляд и ласково, счастливо улыбается. Впервые за последние недели эта улыбка достигает самой глубины зрачков и что-то внутри Сюэ Яна в благоговении трепещет.       - А-Ян... - голос даочжана хриплый после сна, ему явно хочется потянуться, размять затекшие от неудобной позы конечности, но он не движется, лишь смотрит преданно и нежно. - Я...       - Ты мне нравишься. - Выпаливает Сюэ Ян, сам, кажется, до конца не понимая, что говорит. Глаза Синченя распахиваются, рот приоткрывается забавной буквой "о" и кажется, что еще немного, и он просто свалится с и без того узкой кровати. А Сюэ Ян, растерянный, похоже, не меньше, решает, что если уж начал этот парад откровенности, то идти нужно до конца. И потому с чувством признается. - Да нет, ты мне не нравишься. Я тебя, блять, люблю, на самом деле люблю, хотя даже не уверен, что весь этот пиздец в моей голове и теле при одном взгляде на тебя именно любовь, а не очередное расстройство, которое мозгоправы Мэн Яо попытаются вылечить...       - А-Ян, - голос Синченя спокойный в противовес сбивчивой, тревожной тираде. Юноша чуть сдвигается, так, что оказывается почти вжат в чужое тело и Сюэ Ян нервно сглатывает, ощущая, как жар тут же прокатывается по всем клеточкам. - Я тоже тебя люблю.       И оба глупо хихикают, когда, потянувшись друг к другу в новом поцелуе, нелепо сталкиваются носами.              Проблемы начинаются не сразу, спустя время. Когда Сюэ Яна все же выписывают из больницы, взяв слово не ввязываться в опасные для жизни затеи. Когда они не возвращаются в старую квартиру Синченя, просто потому, что от одного вида на собственную дверь того начинает колотить. Когда скрипя зубы, Мэн Яо снимает им целый дом неподалеку от старого, заброшенного, но удивительно милого парка, потому что, блять, он слишком удачно загреб жар чужими руками во всей этой ситуации и должен расплатиться.       И когда Синчень начинает все чаще пропадать в ванной. Первоначальная эйфория спадает и даочжан больше не позволяет себя касаться, мягко, но настойчиво выворачиваясь из объятий. О поцелуях или о чем-то большем речи не идет вообще, и блять, Сюэ Ян соврет, если скажет, что не хочет этого, раз попробовав на вкус чужие губы, но он готов довольствоваться блеклой дрочкой по вечерам за закрытой дверью ванной. Но дело ведь не в этом. Дело в том, что Сюэ Ян не слепой, и видит чужие загоны на бледном лице так же отчетливо, как и бутылку легкого пива в своей руке в этот вечер.       - Сюэ Ян. - Голос тревожный и дрожащий, он вызывает внутри беспокойство и почти что панику, но Ян только медленно оборачивается. - Мне... нужно тебе кое-что сказать, и я хочу, чтобы ты выслушал и не перебивал.       "Хуево, хуево, хуево, ЭТО ХУЕВО" - красным сигналом орет в голове Сюэ Яна, когда он только вопросительно улыбается.       Он почти физически хочет, чтобы Синчень сел рядом, хочет ощутить его тепло, но тот стоит поодаль и глядит исключительно в пол.       - Я думаю, мне нужно уехать. Подожди, не говори ничего! Я чувствую, что ты... заслуживаешь большего, лучшего. Лучшего, чем я. Я... боже, я просто такой мерзкий. Отвратительный, Сюэ Ян, я такой отвратительный. И если ты остаешься только из жалости, то не нужно мучить себя. Мне лучше уйти. Ради тебя.       - Блять, Синчень!..       - Я смотреть на себя не могу. Когда ты был в больнице, это отступило, померкло вроде бы, я... думал, что все прошло. Но ничего не прошло. Я хочу, чтобы ты обнимал меня, касался, любил, но боже, я такой грязный.       На этих словах терпение и без того готового взорваться Сюэ Яна не выдерживает. Он подскакивает, хватает Синченя за запястья, некрепко сжимая, но тут же слышит болезненный стон. От боли, которую не должен испытывать человек, которого лишь слегка коснулись. И Сюэ Ян отшатывается, щурит глаза и сам едва не шипит:       - Какого хера?!..       Рукав светло-розовой толстовки быстро напитывается кровью из нечаянно потревоженной раны, и как бы да, Сюэ Ян осознает, что там рана, но когда поднимает ткань - осторожно, но решительно, не обращая внимания на тихий протестующий скулеж - то где-то внутри все с треском ломается. Там не просто рана, на коже десяток, если не больше, глубоких, где-то подзатянувшихся, где-то еще свежих порезов. И в этот момент, держа дрожащего и не смотрящего вперед даочжана за ледяную руку, Сюэ Ян чувствует поток ненависти, волной всколыхнувшийся в душе. Ни в коем случае ни к Синченю, один взгляд на него вызывает жгучую нежностью, почти болезненную в своей яркости. К себе в первую очередь, потому что идиот, потому что не разглядел, не заметил за тихой грустью подступающий мрак в чужих мыслях. Но еще и к тем ублюдкам, что - лишь благодаря Мэн Яо - остались живы, хоть и до сих пор нежатся в частных клиниках, восстанавливаясь.       - Извиниизвиниизвини... - не переводя дух ни на миг, отчаянно шепчет даочжан, почти оседая на пол от внезапно нахлынувшей слабости. - Я такой жалкий...       - Эй! - Возмущенно вскрикивает почти Сюэ Ян, и впрямь будто обиженный до глубины души такими заявлениями. - Ты блять, вообще осознаешь, что ты самое лучшее, что было в моей гребанной жизни?! Да если бы не ты, я б уже давно сдох в какой-нибудь подворотне еще тогда, будучи глупым щенком. Но тут вдруг появился ты, весь такой печальный, заботливый... Милый. И сейчас, блять, для меня нет большего удовольствия, чем просто видеть тебя рядом, и не важно, веселый ты, грустный или еще какой-то. Ты блять, буквально центр моего мира и ты говоришь сейчас, что мой мир жалкий? Вот уж нет, позволь об этом судить мне самому. А теперь пойдем, обработаем твою руку.       Тирада выходит длинной, прочувственной, эмоциональной. Сюэ Ян буквально выворачивает самого себя на изнанку, представляет чужому взгляду и Синчень теряется, смущается даже, позволяя взять себя за здоровую ладонь и увести к ванной.       Вечером того же дня они лежат рядом - впервые за последние дни - и даочжан больше не дергается от чужих ласковых слабых поглаживаний, тихонько мурлыкая что-то себе под нос. Его рука туго перевязана и алый на белом полотне бинта режет взгляд Сюэ Яна, но тот молчит. Не все сразу. Ждать, что все произошедшее просто растворится, исчезнет из памяти было бы самонадеянно и юноша готов пережидать бурю чужих эмоций столько, сколько потребуется.       - Я... - начинает даочжан и осекается, будто смутившись собственной решимости, тут же пряча лицо в сгибе локтя. Но Сюэ Ян терпеливо поглаживает его плечо, выводя на нем замысловатые узоры и невербально поддерживая чужой порыв. - Я хотел бы опять попробовать, ну... танцевать.       - Да это же отлично! - не удерживается от возбужденного вскрика Сюэ Ян, потому что помнит недавнюю истерику от одного лишь упоминания танцев. А тут даочжан сам заводит тему. - Заставим Мэн Яо купить тебе студию, нет, целое здание! Этот наглый лис все равно до смерти со мной не расплатится за все то дерьмо, что я для него делал.       - Нет-нет, не нужно студию. Я... хочу вернуться обратно, в тот зал       - Значит, так и сделаем. - Твердо произносит Сюэ Ян и крепче прижимает даочжана к себе.       Они лежат так еще около получаса, разговаривая о ерунде или просто молча соприкасаясь пальцами, словно это кажется им самым интересным времяпровождением. И даже когда Синченя, измотанного своими переживаниями, все-таки охватывает сон, Сюэ Ян еще долго вглядывается в умиротворенное бледное лицо, не переставая нагловато, с долей нежности улыбаться.              Мэн Яо знает, где найти эту парочку, особенно если их дом пуст, а охрана, предусмотрительно расставленная вокруг, лишь пожимает плечами. Юноша набирает короткое сообщение, но не получает ответа и лишь негромко вздыхает. Очевидно, что Сюэ Ян сейчас увлечен более интересными вещами, предпочитая игнорировать собственного непосредственного начальника - и да, в новой компании младшего, а теперь и единственного Цзиня тот занимает должность личного секретаря. Удивилось ли общество, что вся семья столь влиятельных Цзиней погибла в трагическом пожаре во время совещания акционеров компании в собственном же офисе? Определенно. Подозревала ли она случайно отлучившегося в это время за кофе через дорогу бастарда главы семейства? Однозначно. Волновало ли это Мэн Яо? Уж точно нет.       - А-Яо, что-то случилось? - Сичень, который выходит из машины следом за своим парнем, легко поднимаясь с водительского места, выглядит спокойным, но в его глазах мелькает тревога. Они оба помнят недавнюю ночь, когда их нежная прелюдия к несомненно, отличному сексу была прервана безумными криками Сюэ Яна, который ворвался в спальню с диким взглядом и принялся метаться по комнате, напрочь игнорируя два обнаженных тела. Оказалось, что это был один из плохих дней Синченя, дней, в которых он мало мог контролировать свои негативные мысли и те погружали его в мрачную пелену почти апатичного равнодушия. В таком состоянии Синчень мог просто подняться и выйти из дома прочь в любое время, сам, похоже, не осознавая, куда идет.       В тот раз все закончилось благополучно и поисковой отряд, который уже собрал было Мэн Яо, даже не успел развернуться. Синченя нашли на одной из близлежащих улиц, замерзшего, уставшего, со свежими ссадинами на руках, но живого и в целом здорового. Однако с того раза общая тревога за обычно спокойного, молчаливого даочжана, нет-нет, да и мелькала на лицах его друзей.       - Нет. Думаю, что нет. - Чуть помедлив, отвечает Мэн Яо потому что в голове мелькает мысль о мстительных угрозах, которые на недавней встрече бросали в адрес его и, как они выразились, его "бастардского пса" отцы тех самых ублюдков, что расхлебывают последствия своих действий даже спустя столько месяцев. - Но давай все же проверим.       Когда автомобиль тормозит перед обшарпанным, старым зданием тренировочного зала, Мэн Яо выходит на поросший травой тротуар и дожидается Ланя. Тот оставляет мотор мягко урчащим в сонной тишине улицы, уже наученный за короткое время работы на Цзиня, а также за время романтических отношений с ним, что ситуации бывают... разными.       И эта ситуация и впрямь отличается от других. Не тем, что, заглядывая внутрь, Мэн Яо видит милующуюся парочку - в конце концов, эти двое уже не первый раз вот так обнимаются по углам, словно все еще ждут, что строгие мамаши отчитают их за разврат. Совсем нет. Просто в этом мягком свете, с танцующими вокруг пылинками, с легким запахом ванили в воздухе эта парочка в нежном поцелуе кажется почти болезненно ранимой. Мэн Яо поджимает губы и не глядя останавливает за своей спиной уже готового вломиться внутрь Сиченя. Он больше ощущает, чем слышит мягкий смешок, когда тот наконец, оценивает происходящее и сам хмыкает.       В этот момент Сюэ Ян, чутье которого не способна притупить даже размеренная, почти разнеженная жизнь открывает глаза, не прерывая поцелуя и глядит прямо на застывших в дверях приятелей. Мэн Яо строит свое самое насмешливое выражение и демонстративно постукивает пальцем с аккуратным маникюром по циферблату часов. Одними губами шепчет "Время" и дожидается быстрого, едва различимого кивка. Синчень же, кажется, и вовсе не замечает происходящего вокруг, буквально плавясь в чужих руках.       - Идем. - Лань ласково касается кончиками пальцев талии Мэн Яо, увлекая его прочь.       Автомобиль мягко трогается с места, шины едва слышно шуршат по асфальту. Мэн Яо сидит на переднем сидении рядом с сосредоточенно глядящим на ночной город Ланем и улыбается. Едва заметно, почти неуловимо, но этого хватает, чтобы мужчина ловит это и тут же отвечает мягким, ласковым прикосновением к ладони.       И в этот миг Мэн Яо осознает, что этот момент - возможно, самый счастливый в его жизни. Он откидывается на сиденье, удобнее устраиваясь, чувствуя приятную тяжесть на собственном колене от широкой, прохладной ладони и прикрывает глаза. Тихий звук уведомления нового сообщения на миг вырывает его из блаженной неги, но юноша только дергает плечами. Плевать, сейчас он настроен слушать лишь мелодичный голос принявшегося описывать свой день Сиченя и больше ничего.       Он лениво думает, как причудливо переплелись судьбы совершенно разных людей за такой короткий период. Кажется, он может буквально разглядеть в воздухе связывающие их всех красные нити, и эти нити натянулись крепко.       Мэн Яо надеется, что навсегда.