ID работы: 11113765

Вернись ко мне...

Гет
R
В процессе
11
автор
Размер:
планируется Миди, написано 28 страниц, 5 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
11 Нравится 23 Отзывы 4 В сборник Скачать

Глава 3 - Сестра

Настройки текста
— Нет, нет и ещё тысячу раз нет! Мама, сколько раз я должна повторить, чтобы ты наконец выбросила эту идею из головы? — девушка сидит, забравшись с ногами на кресло в гостинной семейного дома. — Подожди, успокойся… — мать мягко опускается на стоящий рядом диван. — Мы ведь уже триста раз говорили на эту тему, сколько можно?! Я не желаю ничего слышать. Этот вопрос уже давно решен. Я буду сидеть здесь и ждать, что она придет в сознание, хоть всю жизнь. — она вскакивает с насиженного места, скрещивает руки на груди и с вызовом смотрит на мать. — Все сказала? А теперь, пожалуйста, сядь и выслушай меня — женщина еле заметно кивает в сторону кресла. Эта тема действительно уже поднималась ранее, но они никак не могли прийти к общему знаменателю, да и навряд ли когда-либо придут. Ни один из выходов не мог быть для них правильным. Жизнь вообще такая штука, в которой не может быть правильного и неправильного выбора. Есть лишь выбор сам по себе, а затем — его последствия. Вот они-то как раз и формируют в итоге мнение о правильности принятого решения. Это решение для семьи Эвердин будет одним из тех, с последствиями которого, какими бы они не были, каждый будет жить всю оставшуюся жизнь. — Нет, мама, ты не можешь так поступить, она — твоя дочь, она — моя сестра. И мы должны бороться за то, чтобы вернуть ее к нам! Ты считаешь, что сдаться сейчас, когда начались хоть какие-то изменения — это нормально? — Нет, я не считаю, что это нормально. Но мы сейчас находимся в максимально НЕнормальной ситуации — ее голос резкий и уверенный. — Пойми, детка, мы должны сделать окончательный выбор именно сейчас и именно потому, что начались изменения. Когда человек длительное время находится в так называемой «серой зоне», то есть в бессознательном состоянии, вопрос о продолжении поддержания жизнеобеспечивающей терапии принимают его законные представители — супруг, родители, взрослые дети и так далее. В подавляющем большинстве случаев определяющую роль играет немалая стоимость всех этих услуг, поэтому редко когда коматозный пациент долго лежит в ожидании возвращения в сознание. Когда денег нет, пациенты умирают, ведь близкие ничего не могли сделать, такое лечение им не по карману. А они найдут в этом оправдание самим себе. А что, когда деньги есть? Если финансовый вопрос не является ключевым, то на первый план выходит мораль и совесть. Как часто от воли человека зависит чья-то жизнь или смерть? Как часто мать сама лично выносит смертный приговор своему ребенку? Нужно ли ее осуждать или наоборот поддерживать? Как расценивать такие намерения — эгоистичное избавление от обузы или спасение ребенка от страданий? Кто-то скажет, что поддержание жизни любой ценой — это против человеческой природы. Может быть нужно уметь отпускать тех, кто уже практически ушел? А кто-то скажет, что стоит верить и ни за что не терять надежды на лучшее. — Мне не нужно делать никакой выбор. В отличие от тебя я даже не рассматриваю другие варианты. А ты, мама?.. — их взгляды встречаются, изучая реакцию друг друга. — Готова ли ты дать разрешение на убийство родной дочери? — она зашла «с козырей», принять такую жестокую формулировку практически невозможно. Женщина сжала губы в тонкую линию, эти слова больно врезались в душу. Убийство родной дочери… Что ж, раз она твердо готова к этому, то нужно привыкать, что далеко не все ее поддержат и многие обвинят именно в убийстве. Будет много обсуждений и осуждений в ее адрес. Ведь вся ее семья так или иначе находится в поле зрения общественности. И пусть за годы, что все они привязаны к реабилитационным центрам и не появляются на публике, шумиха улеглась. Но стоит только высечь маленькую искорку, как снова разгорится невероятный информационный пожар, в котором журналисты, не считаясь с их чувствами, будут задавать вопросы, копаться в том, что не должно касаться никого, кроме узкого круга лиц, которых можно пересчитать по пальцам одной руки. — А готова ли ты взять ответственность за то, какой она станет, если придет в сознание? — женщине есть, чем ответить на выпад дочери. — Она восстановится. Она сильная — голос девушки звучит невероятно уверенно и спокойно, будто ей совсем скоро исполняется не шестнадцать, а минимум в два раза больше. Как бы ей хотелось верить, что одной только убежденности дочери будет достаточно, но, увы, здесь многое не зависит от них. Они сделали все, что могли, на первых порах — первоклассные столичные врачи, лучшее оборудование в лучших клиниках, но вернуть дочь в первый год не удалось. А дальше… им остается только верить в чудо. А оно не происходит. И чем больше проходит времени, тем слабее вера в счастливый финал. — А если нет? Если она так и не сможет говорить, ходить? Если будет прикована к постели всю жизнь и не сумеет держать даже ложку в руке? Думаешь она скажет мне или тебе «спасибо»? — она больше не может сдерживать эмоции, голос звучит громче, отрывистее, а темп речи начинает ускоряться. — Нет, но… — девушка все также невозмутимо спокойна, хочет возразить матери, но та продолжает, не дав вставить и слова. — Да она сама же возненавидит нас всех за то, что обрекли ее на такое существование! — Миссис Эвердин срывается на крик. — Как смеем мы делать такой выбор за нее: стать ей инвалидом или нет?! — Она восстановится, мама. И не пытайся меня переубеждать. — кажется, ее голос никогда не звучал так холодно по отношению к матери. — В конце-концов мое мнение при подписании документов никто не спросит. Если ты решила что-то для себя, то убеждать нужно не меня, а свою совесть. И здесь она совершенно права. Миссис Эвердин в тысячный раз заводит один и тот же разговор потому, что ей нужно добиться поддержки дочери. Если она одна примет это решение, совесть не даст ей покоя до конца дней. Ведь пресловутое «А вдруг…» будет преследовать ее в ночных кошмарах. Словесная перепалка может продолжаться бесконечно. Они вновь и вновь говорят друг другу одни и те же слова, пока наконец одной из них это не надоедает. В этот раз разговор обрывает дочь. — Знаешь, что я скажу тебе, мама — девушка медленно поднимается из своего любимого домашнего кресла. — Если ты примешь неправильное решение, то лишишься обеих дочерей. Я свой выбор сделала, ты поступай как знаешь. Она направляется в сторону лестницы, которая ведет на второй этаж, где расположена ее спальня, оставляя мать одну в гостинной. Делает шаг на первую ступень, но оборачивается, ощущая всем телом, как спину сверлит взглядом мать. — Если ты так хочешь, то возись с ней одна. Я умываю руки — она резко встает и широкими шагами направляется в сторону кухни. — Договорились… — сказано было довольно громко, чтобы ее было слышно в кухне, затем разворачивается и добавляет намного тише, скорее для себя самой. — Да, мама, я и так знала, что закрываться от проблем и оставлять дочерей на самообеспечение у тебя всегда отлично получалось. Они расходятся по разным углам дома. Две женщины: одна юная и импульсивная, но невероятно сильная духом, другая — взрослая и мудрая, но сломленная. Они очень нужны друг другу, но сейчас между ними выросла стена. Один на двоих дом, одно на двоих горе, одна на двоих обида.

***

Этот небольшой ресторанчик они с Хеймитчем облюбовали около года назад, сразу же после того, как вернулись в родной Двенадцатый. Ее реабилитация уже завершилась, а состояние сестры стабилизировалось на уровне «серой зоны». К тому времени в Двенадцатом открылся новый современный медицинский центр, который мог предоставить всю необходимую терапию за более культурные деньги. Не то, чтобы у них не хватало средств на оплату столичной клиники, но все же они привыкли не разбрасываться ими попусту. Да и назойливых телевизионщиков здесь на порядок меньше. Здесь мило и по-домашнему уютно. Теплый свет мягко заполняет зал. На светлых диванчиках лежат подушки бежево-кремовых и бирюзовых оттенков. В нишах на стенах расставлены разные интерьерные штучки, книги и живые растения. За столиками в это время как всегда немноголюдно. Но эту парочку тут ждут вплоть до самого закрытия. А добродушный владелец всегда придержит пару любимых сырных булочек. — А вот и мы! Голодные до безобразия! — Хеймитч подходит к администраторской стойке и приветственно пожимает руку хозяину ресторана. — О, мистер Эбернетти! Мисс Эвердин — с улыбкой кивает девушке, она кивает ему в ответ. — Что-то вы сегодня рано! — Вообще-то у нас есть повод — Хеймитч улыбается, боковым зрением отмечая, как девушка переводит на него недоумевающий и слегка встревоженный взгляд. — Настолько важный, что ради него полагается даже открыть бутылку вина! Повод у них и в самом деле весьма и весьма весомый. Жаль только, что отмечать этот знаменательный день она будет вот так — в компании одного лишь старого ментора. С матерью они поссорились и перестали общаться еще пару месяцев назад. Увы. Тем не менее миссис Эвердин звонила ей сегодня несколько раз, но девушка принципиально не отвечает на звонки. Он думает, что они обе ждут личной встречи, но почему-то ни одна не может сделать первый шаг. — И что же сегодня за день? — она собирает губы в тонкую линию и морщит лоб, перебирая в памяти события сегодняшнего дня и потенциальные варианты праздников, но никак не может припомнить ни единого повода для радости. — Какое вообще число? Хеймитча забавляет то, как она третирует свою память в безуспешных попытках вспомнить. Он смотрит на нее с неприкрытым весельем, как на ребенка, и только молча качает головой в ответ, давая понять, что она забыла что-то совершенно очевидное. Вдруг повисшую тишину нарушает голос, донесшийся откуда-то из-за спины Хеймитча. Занятая вычислением памятной даты девушка вздрагивает от неожиданности, судорожно оглядывается по сторонам и обнаружив нарушителя спокойствия выдыхает с облегчением. — А что вы все застряли на пороге? — за разговором они не заметили, как из расположенной рядом служебной двери вышел молодой человек — младший сын хозяина ресторана. Его появление в клиентском зале вызвало некоторое оживление в компании. — Ого, какие люди без охраны! — они крепко жмут руки друг другу. — Рад снова видеть тебя в Двенадцатом, парень. — А я рад вернуться домой — он улыбается широкой искренней улыбкой, а затем поворачивается к девушке. — Здравствуй, Пит — она мягко улыбается ему. — Давно ты приехал? — Буквально сегодня, но останусь всего на неделю — парень явно рад видеть ее и Хеймитча. — В Академии начались мини-каникулы, а выставочный сезон еще не начался. — Что ж, тогда может быть ты присоединишься к нашему торжеству? — Хеймитч ухватился за возможность расширить их скромную компанию. — С удовольствием! Обменявшись приветственными любезностями они все же занимают небольшой столик в отдалении и делают заказ. Пока мужчины увлечены обсуждением последних новостей, она сидит напротив Мелларка и молча внимательно рассматривает его. Он изменился, возмужал. Это уже не тот мальчик-подросток, которым она его помнит. Сейчас перед ней сидит успешный молодой человек в простой, но явно недешевой одежде. Он знает себе цену, спокоен и уверен в себе. Этим пропитан весь его облик, каждый жест, это слышится в голосе. Забитый мальчишка из далекого неприметного Двенадцатого стал лицом целой эпохи. Хочется верить, что он сумел не потерять себя в этом свете софитов. Впрочем, эта искренняя открытая улыбка и светящиеся голубые глаза не могут врать — здесь и сейчас перед ними сидит тот самый добрый и веселый Пит Мелларк, который жил в доме напротив. Несмотря на статус и состояние. Кажется, что с того беззаботного времени, когда они жили в соседних домах прошла целая вечность. Столько воды утекло с тех пор. Последний раз они виделись около года назад, когда только-только приехали с семьей в Двенадцатый. Он в это время помогал отцу запустить новое заведение и работал здесь сам первое время. Тогда они часто встречались в этом же кафе и достаточно много общались, а затем он вновь уехал в Капитолий. Теперь он учится в Академии искусств, участвует в выставках по всей стране и в целом весьма успешен и востребован как художник. Ведь жизнь продолжается… у него. У всех… кроме сестры. «Нет, срочно нужно сменить ход мысли, пока я не разрыдалась посреди банкета. — подумала она. — Кстати, что мы празднуем?» Она встряхивает головой, отгоняя непрошенные воспоминания и начинает прислушиваться к диалогу, чтобы вовремя встрять. — Так это и есть наш повод? — тонка девичья рука указывает на парня, сидящего напротив. — Что? — лицо Хеймитча вытягивается, а глаза округляются от удивления. — Нет, что за глупости, Солнышко! — хитрая самодовольная улыбка появляется на его лице в ожидании реакции на прозвище. — И почему всякий раз, когда ты используешь это прозвище, мне кажется, что ты просто забыл как меня зовут… — она закатила глаза, а мужчина и молодой человек весело рассмеялись. Со словами о том, что ему нужно лично проконтролировать, какой алкоголь будет подан к столу, Хеймитч поднимается из-за стола и удаляется по направлению к бару. — Если он снова уйдет в запой, я подам в суд на ваше кафе, так и знай. — с напускной серьезностью говорит она — Он отлично держится уже довольно долго, не хочу, чтобы все пошло под откос. — Не переживай, пока я здесь, лично проконтролирую, чтобы Хеймитч был в трезвости и сохранности. — в тон ей отвечает Мелларк и добавляет — Но только для того, чтобы избежать судебных тяжб. — отчего девушка весело улыбается. К этому времени им приносят еду, а Хеймитч возвращается из-за барной стойки с бутылкой домашнего красного вина из личного погреба владельца кафе и теперь разливает напиток по бокалам. — Скажет мне уже кто-нибудь, что здесь происходит и почему для Хеймитча отменили сухой закон? — не унимается она. — Ты серьезно не претворяешься что ли?! Солнышко, весь Панем, кроме тебя самой, в курсе, что сегодня день рождения у прекрасной Примроуз Эвердин! Держи, это от меня. — он протягивает ей конверт-открытку и достает следом из-за пазухи небольшой красиво упакованный сверток. — А это от одного старого друга, не забудь позвонить ему потом. — Стоп… Что-о-о-о? Сегодня? — она с досадой качает головой и смущенно улыбается, принимая подарки. — С-спасибо…

***

— Прим! ПРИМРОУЗ! Я заорала что есть силы, но это ничем не могло ей помочь. Рванулась к ней, но было уже поздно. Я видела, как маленькое хрупкое тело сестры охватил огонь, слышала ее раздирающий душу крик. А потом огонь поглотил и меня. Огненную Китнис погубил огонь. Как прозаично и закономерно. Я вспомнила, а теперь не знаю, как с этим справиться. Она — моя сестра, и все, что от меня требовалось в жизни — оберегать ее, а я не справилась с этим. Больно… От бессилия хочется рвать на себе волосы… разодрать в клочья кожу, прекратив все мучения. Злость накатывает разрушительной волной, ей невозможно противостоять. Колочу по этой неприступной стене и кричу ее имя, разрывая связки, срывая голос. А потом…
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.