Вернись ко мне...

Это утро, впрочем как и любое другое субботнее утро, Примроуз Эвердин проводит в реабилитационном центре в палате сестры. За год они сумели превратить это место из обычной палаты, пусть напичканной новомодными приспособлениями и аппаратами, в довольно уютную комнату. Постепенно палата обжилась, в ней появились различные мелочи, количество которых постепенно увеличилось до того, что пришлось установить комод. Со временем приобрели маленький столик и пару кресел. Небольшой электрический чайник сейчас как раз начинает закипать. Вчерашний вечер в компании Хеймитча и Пита прошел отлично, и сегодня она в прекрасном настроении. Словно маленькая птичка порхает по палате и увлеченно рассказывает сестре о том, как прошла их микровечеринка. — … А потом он говорит: «Да вся страна в курсе, что у тебя сегодня день рождения», а я забыла совсем, представляешь?! Нужно будет попросить, чтобы выписали мне какие-нибудь таблетки, а то я уже который день совсем не при памяти — заливается веселым смехом и начинает напевать приставучую мелодию, которая звучит в рекламе одного из лекарств, улучшающих память. Девушка увлеченно протирает несуществующую пыль со всех поверхностей и говорит, говорит, говорит… — Знаешь, что он мне подарил?! Курс массажа. Якобы мне надо отдохнуть, а я ведь и не устала вовсе. Мне же только за счастье проводить с тобой время, сестричка — она подходит к лежащей сестре и порывисто чмокает ее бледную щеку. — Пит тоже подарил подарок. Она переводит взгляд на левое запястье, где красуется изящный браслетик — тонкая золотая цепочка, украшенная маленькими перламутровыми жемчужинками. — Стоп… Что-о-о-о? Сегодня? — она с досадой качает головой и смущенно улыбается, принимая подарки. — С-спасибо… А дальше все как-то сумбурно… Неловкое объятие с ментором, мистер Мелларк с тортом, свечи, тосты, вино, шутки, танцы. Ближе к полуночи изрядно захмелевший ментор был посажен в машину и отправлен вместе с мистером Мелларком восвояси. А Пит вызвался проводить именинницу до дома, хотя та поначалу сопротивлялась. Но была заинтригована обещанным сюрпризом. За свои шестнадцать лет она никогда не бродила так поздно по дистрикту. Они медленно вышагивали по тротуару, обсуждая все на свете, глупо хихикая над нелепыми шутками под действием алкоголя. Вдруг Пит перестает смеяться и становится более серьезным. Прим улавливает эту перемену настроения. — Что такое? — она действительно обеспокоена этой резкой переменой настроения. — Прим, скажи мне, куда пропала твоя сестра? — от этого неожиданного вопроса девушка вздрагивает, это первый раз, когда они заговорили о сестре за все время их общения в Двенадцатом. И что на него нашло? Он никогда не интересовался судьбой Китнис. Так что же теперь изменилось? Она изо всех сил старается сохранить непринужденное выражение лица. — Журналисты свистели всякое, что Сойку … убили, что она покончила с собой… — голос у парня срывается, он волнуется. Она с сожалением смотрит на Пита, который ничего не знает о том, что случилось. Совсем ничего. Впрочем, никто не знает, они сделали все возможное для того, чтобы максимально скрыть правду. Журналисты действительно терялись в догадках, стараясь переплюнуть друг друга в соревновании «кто придумает наиболее кровожадную версию исчезновения Сойки». Хотя многие считали, что такое загадочное и внезапное исчезновение — ни что иное как какой-то пиар-ход. Никто не знает, и Прим по-прежнему не желает открывать эту правду никому. Даже ему. Не сейчас. Сейчас она все еще верит в чудо. — Пит, я не стану тебе ничего рассказывать, — голос девушки тверд и спокоен, в отличие от парня. Она давно научилась отвечать на эти вопросы, потому что их задавали ей миллионы раз. Он расстроенно кивает. Некоторое время они идут молча. — Скажи хотя бы, она вообще жива? — Примроуз опускает взгляд себе под ноги. Как бы хорошо она ни научилась скрывать свои эмоции от окружающего мира, этот человек ей стал достаточно близким другом, трудно обманывать его. Хотя, что можно ему сказать? Она ведь и сама не знает. Каждый день несется в медицинский центр лишь бы только узнать ответ на этот вопрос, услышать размеренное попискивание прибора, транслирующего пульс. И только тогда, кажется, ее собственное сердце начинает биться тоже. Она не знает, что ему сказать. — Примроуз, ответь мне! — он резко дергает ее за руку, разворачивая к себе лицом, и крепко хватает за плечи, словно утопающий хватается за спасательный круг, но испуг в глазах девушки охлаждает этот порыв. — Прости… Прим, я тебя умоляю, скажи мне, что она жива. Мне большего не нужно. — смотрит прямо в глаза, не давая отвести взгляд, не давая возможности солгать. Впрочем, она намерена ему сказать именно то, что он хочет услышать. — Она жива, Пит. — парень шумно выдыхает. Может сложиться впечатление, будто он дышит впервые за долгое время. Хотя, может быть так оно и есть? Мелларк отпускает Прим и открывает рот, намереваясь что-то ещё спросить, но она продолжает прежде, чем он успел произнести хоть слово. — Я уже сказала тебе больше, чем любой другой живой душе. Так что давай свернем эту тему. — Да, конечно. — к Питу снова вернулся жизнерадостный тон. Остаток пути они снова разговаривали обо всем и ни о чем, а когда дошли до крыльца дома семьи Эвердин, Пит достал из внутреннего кармана небольшую коробочку, обшитую бархатом нежно-голубого цвета. — Вот. На память. С днём рождения, Примроуз. «И откуда он мог знать, что мы встретимся в этот день? — думает Прим, теребя браслет пальцами правой руки.- Целый год его не было, а тут — БАЦ — и объявился. Непонятно…» Она поднимается, внимательно вглядываясь в родные черты. Перед ней лежит молодая девушка, ей сейчас должно быть двадцать лет. Она такая худая, бледная, но все еще невероятно красивая. Как принцесса из сказки про Спящую красавицу. Вот-вот должен ворваться в комнату принц, который разбудит ее поцелуем искренней любви. Вздох. Это несправедливо. Именно сейчас она должна смеяться, гулять, любить — жить. А она лежит неподвижно вот уж два года, и только полгода назад вновь начала самостоятельно дышать. Врачи теряются в догадках, с чем связано это изменение состояния, и почему вдруг ее дыхательные процессы запустились сами собой. Но именно в тот момент Прим четко осознала, что ее сестра не сдалась, а все еще бьется за жизнь. — …бьется за жизнь… за завтра… и даже иногда за меня*. В продолжение мысли в голове заиграла старая приставучая песенка. Все-таки у нее слишком хорошее настроение, даже размышления об упущенной юности старшей сестры не могут надолго захватить ее мысли. Прим продолжила пританцовывать в ритме мелодии, крутящейся на языке. — Знаешь, Кит, что бы там ни говорила мама или кто-либо еще, я знаю точно, что ты вернешься, и мы обязательно погуляем на твоей свадьбе, а потом на моей. — Она подходит к сестре, мягко опускается на кровать, берет тоненькую руку в свои ладошки и с улыбкой продолжает — Или наоборот. Или может вообще сыграем свадьбу в один день, а? Как тебе такая идея, Птичка? Прим смотрит в окно, продолжая легонько поглаживать ладонь сестры, и начинает фантазировать вслух о том, какую свадьбу ей бы хотелось. — …и платье будет такое пышное-препышное, и все будет украшено цветами, а жених… Она прервалась на полуслове, потому что, обернувшись к сестре, застала тот момент, когда ее веки задрожали, и глаза открылись с такой тяжестью, будто каждое веко весит сотню килограмм, не меньше. Сердце заработало с неведомой до этого момента скоростью, оно стучит теперь где-то высоко-высоко в горле, уши заложило и от волнения закружилась голова. — Китнис? — Прим осторожно, шепотом, зовет ее по имени, боясь поверить тому, что все происходит на самом деле. Она завороженно смотрит в родные глаза, но их взгляд затуманен, не фокусируется и никак не реагирует на голос. — Китнис! — повторяет Прим уже чуть громче, но стокилограммовые веки резко захлопываются, погребая под собой любимые глаза. — Вот черт! Внезапно все приборы, что стояли в этой палате, буквально стали сходить с ума. У сестры в считанные секунды резко участился пульс, поднялось артериальное давление, сбился ритм дыхания. Прим выскакивает в коридор, хотя знает — врач уже оповещен о том, что с пациенткой что-то не так, у него в кабинете автоматически срабатывает система оповещения, но усидеть на месте невозможно, нужно что-то делать. — Сюда! Скорее! Две медсестры уже несутся к палате Китнисс и сам врач тоже торопливо шагает по направлению к Прим. В общем, это должно было быть самое обычное утро самой обычной субботы, но судьба решила иначе… *** Все тело наливается тяжестью, а сил сопротивляться попросту нет. Волна рыданий накрывает с головой. Безвольно валюсь на пол. Кажется, будто темнота вдруг стала осязаемой материей, что расширяется и вдавливает меня в пол. Хочется закрыть глаза и исчезнуть. Просто раствориться в темноте, будто меня никогда и не было, лишь бы не чувствовать этой колюще-режущей боли в груди, что причиняют воспоминания о сестре. Но вместо этого треклятый писк в голове стал только громче. Несмолкаемый, монотонный. А кроме него… Голос! Он звучит как-то гулко, неразборчиво, словно из-под воды. Но я отчетливо слышу его. Это молодая девушка и она… поет? Он смутно мне знаком, но я не понимаю, кому он принадлежит? Маме? Слишком юный для нее. А кому? Прим? Нет, я своими глазами видела, что с ней стало. Да и этот голос совсем уж взрослый, чтобы принадлежать тринадцатилетней девочке. Веки такие тяжелые, но я должна узнать, кто это… Слишком долго была здесь одна в абсолютной тишине. Прикладываю невероятное количество усилий для того чтобы открыть глаза. Кажется, мне приходится напрячь каждую клеточку своего организма. В конечном итоге мои мучения увенчались успехом, я смогла разлепить веки. Но взгляд никак не сфокуссировать. — Китнис… — этот голос я не спутаю ни с чьим другим в этом мире. — Китнис! Меня охватывает невероятное волнение. Сердце подпрыгивает и начинает стучать, перекрывая глотку, не давая дышать. Неужели я все-таки мертва? Что ж, пусть так. Зато здесь я снова могу быть рядом с ней. Писк усиливается, он давит на уши, разрывает череп. И я сдаюсь, снова проваливаюсь в небытие, только-только выбравшись оттуда. А потом — темнота. *** — Доктор, что это значит? — Не хочу говорить что-либо до того, как мы проведем необходимые обследования. По крайней мере, ее жизни ничего не угрожает. А это — самое важное в нашей с Вами ситуацией. Немного терпения, мисс Эвердин. Лучше расскажите, что предшествовало этому внезапному скачку показателей вашей сестры. Очень внимательно отнеситесь к деталям.