Полый Рыцарь и все-все-все

Говорят, что когда Великий Зот падает в самом начале игры с Воющих Скал, он не останавливается на Королевском Проходе, а пробивает все уровни вплоть до Бездны Анекдоты Благословенного Гнезда

Полый Рыцарь стоял на верхней площадке Бездны. Всего в десятке шагов находился выход… запертый. Отец ушёл. Ушёл, уводя Братика. Братик — лишь обернулся и посмотрел на цепляющегося за край Младшего, не протянув лапки, чтобы помочь. Наверняка, Избранный не испытывал (или не имел права испытывать, или изо всех сил заставлял себя не испытывать?) никаких эмоций. Ведь только совершенно пустой Сосуд может вместить Инфекцию — а эта цель выше жалости. У Рыцаря по поводу предательства отца тоже не было никаких эмоций — только полная и блаженная пустота, имеющая Цель. Цель: если он существует, значит, надо выбраться. И делать что-нибудь, для чего он родился, умер и «начался». Если ему встретится что-нибудь интересное, он это исследует — Пустота не лишена любопытства. Если ему попадутся родичи, он с ними объединится — кооперация позволяет достичь большего… Вроде бы, всё просто, но на текущей точке Полый упёрся, как в непробиваемую стену. Объективно — перед ним таковая и была. Пробить дверь, запечатанную ужасным Именем Отца, было бы куда трудней, чем слежавшийся ракушечник вокруг неё. Рыцарь поднял голову и посмотрел вверх, как бы пытаясь пронзить взглядом пустых глазниц бескрайние толщи окаменелостей, отделяющих его от свободы. Он многому научился за минувшее время (века? тысячелетия?). Например, понял, как без помощи крыльев, подобных отцовским, можно подняться к выходу. Достаточно умереть. А потом — прыгать с помощью клинка, подобранного внизу, на собственной Тени. К сожалению, здоровье Тени быстро "кончалось". Но и с этим Рыцарь справился. Он затупил клинок в самой предельной степени, царапая им раковины стен — теперь Тень получала минимум повреждений и плыла за ненавистным ей хозяином снизу вверх, позволяя последнему забираться на новые и новые уступы. Чёрный туман, поднимающийся со дна и поначалу сильно мешавший обзору, со временем избылся, так что можно было даже увидеть дальние платформы. Впрочем, Рыцарь уже и сам помнил, где какая платформа — он мог бы пропрыгать весь путь снизу доверху вслепую. За время его бесплодных дерзаний, попыток найти в стенах Бездны хоть одну щель, вообще многое изменилось. В Бездну, вначале безжизненную, проникли насекомые — значит, ходы, соединяющие этот древний котлован с верхним миром, всё-таки были. Насекомые чем-то питались, ползая по стенам и соскребая с них мокроту. Значит, здесь существовали также бактерии, плесень или мох. Впрочем, Рыцарь с изумлением обнаружил в Бездне и более внушительные заросли — на одной из левых стен теперь красовалось нечто элегантное и синее, проросшее сквозь невесть откуда появившуюся дверь. К сожалению, все попытки открыть эту дверь ни к чему не привели — Рыцарю даже пришлось заменить пару сломанных Когтей на новые, в изобилии попадающиеся в родственном мусоре. Но насекомые были точно сверху — известный, хотя и изменённый Бездной вид. Больше брони, глаза — светящиеся, как у Родичей, и пугающе пустые… Конечно, испугали бы они разве что живого жука. Рыцарь не умел бояться и не собирался этому учиться, хотя, сталкиваться с зазубренным, как бритва, хитином избегал. Сами насекомые за ним не гонялись. Куда больше неприятностей создавали тени Родичей, выделяющиеся из огромной мусорки оболочек внизу. Подобно тёмной душе самого Рыцаря, они пытались затянуть кощунственно осквернённый материальностью кусочек Пустоты обратно в её вечный чёрный океан. Конечно, Пустоте не были свойственны эмоции, она была целиком — большим, бесцельным Покоем. Иронично, но слияние сознаний, даруемое ей, было ещё полней и невозвратней, чем у Лучезори. В каком-то смысле в Пустоте сохранялось самоощущение личности, но без точного местоположения. Персоналии, вошедшие в Пустоту, порой возникали полуоформленно, порой растворялись, делясь друг с другом опытом, как ручьи делятся влагой, когда сливаются в реке. Такие сознания могли мгновенно переместиться с одного края чёрного океана на противоположный — правильнее сказать, Пустота пересоздавала личность, полностью растворяя её в одном месте и восстанавливая «по памяти» в другом. Что происходило с разумом в промежуток между тем и другим моментами — загадка. Впрочем, этого времени для душ всё равно не существовало, и значит, мог пройти миллион лет — а опыт Поглощённого оставался неразрывным. Лишь когда рядом с Пустотой появлялось нечто экзистенциально враждебное, она начинала буйствовать — бездумно, бессознательно. Рыцарю приходилось отбиваться. К счастью, он был бессмертен. Если его маска разбивалась от ударов чёрных щупалец, время каждый раз послушно откатывалось назад, оставляя живую черноту несбывшейся неудачи на месте «гибели». Рыцарь не унывал и не прекращал попыток найти путь к свободе. Некое его ядро, сердцевина Тьмы, знало, что Пустота пользуется не возможностями, а вероятностями. Миров — бесчисленное множество, и наверняка в одном из них найдётся нечто, пусть даже глупое, что поможет Рыцарю в его задаче. И однажды это случилось. Раздался треск разрывающихся скорлуп, что заменяли в Благословенном Гнезде всё: строительные блоки, материал для производства и даже деньги. В облаке пыли сквозь ярусы Бездны низринулось нечто, и грянулось о берег чёрного океана слизи. — Раа! Маарева! — раздался сердитый скрежещущий голос — в пыли и размолотых останках ворочалась маленькая фигурка. Бормоча что-то, она отряхнулась, потом глянула вверх, напружинилась — и прянула в пролом, разрезая застоявшийся воздух быстрее, чем атакующий Жалень. Несомненно, где-то в многообразии мирозданий было и такое, где Зот Могучий — могуч именно так, как себя представляет. И Рыцарю оставалось лишь воспользоваться этой вероятностью. Вновь поглядев в зенит, он подставил маску под удар злобных Родичей. А потом, подманивая свою тень движениями Когтя, начал своё неторопливое, последнее восхождение…