Хираэт

Она чувствовала жар от его дыхания у себя за спиной. Между скал полыхал огонь, пожирая все на своем пути. Бежать некуда: исполинский зверь загнал ее в тупик, заслоняя небо своими черными крыльями, а воздух вокруг них дрожал черно-красным мороком. Кайри видела его оскал, его злобные покрасневшие глаза, и понимала, что пришел ее час. Она услышала крик. Кайри резко села, проснувшись от собственно крика, и обнаружила, что сжимает обеими руками края одеяла так сильно, что пальцы побелели. По спине градом лился пот, из груди вырывалось хриплое, частое дыхание. У ее кровати стоял перепуганный Орвис. — Кайри? Ты кричала, что такое? Что случилось? Она не ответила, ловя ртом воздух. Он сел к ней на кровать и придвинулся ближе, аккуратно убирая с ее лба налипшие волосы. — Это было ужасно! — она затравленно оглядела комнату, словно жуткое создание могло притаиться где-то в углу. — Тебе просто приснился плохой сон, — прошептал он, погладив ее по плечу. Страх накатывал волнами и сбивал дыхание. Лучше бы ей продолжал сниться Рутгер и акванги, но этот монстр полностью завладел ее снами, постепенно вытесняя из них остальные кошмары. Она будто все еще видела глаза зверя, слышала его рык и чувствовала его ярость. Как сон может быть таким реальным? Вздохнув поглубже, она прошептала: — Нет, Орвис, это не просто плохой сон. Я вижу его не в первый раз, всегда одно и то же. И это все так реально… — Что ты видишь? — насторожился он. — Хоризона, — аккуратно произнесла некриска незнакомое имя. — Кого? — Это зверь Ванеды. Во сне он хочет убить меня, — она шептала так тихо, словно монстр из ее снов притаился за окном и мог подслушать их разговор. Потом Кайри вспомнила, как ее друг относится к богам и вере, и приготовилась к какой-нибудь язвительной шуточке, но он оставался серьезным. Кажется, она действительно напугала его своими криками. Между его бровями залегла морщинка. — Убить? — после короткой паузы переспросил сара. — Да. Что все это значит? Может, это предупреждение? Или мое будущее? — Кайри, — снисходительно улыбнулся Орвис. — Ты же не Дарвелл, чтобы видеть пророчества… — А разве не странно, что я видела Хоризона еще до того как узнала о нем? Вдруг кто-то хочет предупредить меня об опасности? Он не отвечал. Сквозь неплотно закрытые ставни мерцал свет уличного фонаря, бледные лучи полосками растянулись по ее постели. Мир за окном был спокоен: ни огня, ни жара, и только тихо кружащийся снег. Сон постепенно отпускал Кайри, и ей стало казаться, что она наговорила глупостей, да и вообще зря перепугалась какого-то глупого кошмара. Она стыдливо склонила голову, но Орвис словно прочитал ее мысли, наклонился и заглянул ей в глаза, мягко коснувшись ее подбородка. — Эй, — тихо позвал он. — Ты много пережила. Твой мозг так адаптируется к тем ужасным вещам, что случались с тобой. Это нормально. Мы все видим кошмары. Я тоже. Он по-свойски похлопал Кайри по колену, заставляя подвинуться. Он забрался к ней в кровать, сел в изножье, упершись спиной в стену, а затем обнял девушку и сгреб в охапку вместе с одеялом, крепко прижимая к себе и окутывая своим теплом. Кайри зажмурилась, осознавая что касается лицом его обнаженной груди. Ей захотелось ткнуться в нее носом и вдохнуть его запах. — Давай так, — улыбнулся Орвис, поправляя одеяло, чтобы закрыть ее плечо. — Расскажи мне про свои сны. Про битву с вихернами. Про то, как ты бинтовала раненных до зари, потому что я уверен, ты это делала. Я хочу знать обо всех ужасах, что ты там увидела. Хочу знать все. — Хочешь, чтобы я разнообразила твои кошмары своими? Орвис уткнулся подбородком ей в макушку: — Свои мне уже порядком поднадоели. И Кайри заговорила. Греясь в безопасности его сильных рук, она рассказывала ему про монстров, что преследовали ее во сне и наяву. Она смотрела в его красивое лицо и вспоминала, как смывала его кровь в фонтане, не зная, будет ли он жить. Она описывала, как пахнет кровь и как ее запах застревает в ноздрях так же цепко, как и под ногтями. Она призналась, что даже ужас изнашивается, и может наступить пресыщение смертью. Кайри хотела вновь чувствовать отвращение и печаль из-за таких вещей, потому что это было правильно. Она ощущала себя сломанной, потому что не могла чувствовать правильно. Орвис слушал Кайри и просил говорить дальше. Заставлял проговорить все, чтобы она могла жить с этим, убеждал, что она сможет, и обещал помочь. Потом он заговорил сам. Рассказал, как случайно убил охранника, который пытался арестовать Тонвена, и как его потом рвало в кустах. Как лицо того молодого парня преследовало его до тех пор, пока он не убил второго человека, тоже во имя своей революции. Он описал ей цвет снега, напитавшегося кровью, и лицо разочарованного отца, который умер с разбитым сердцем. Рассказал, как умирал в пустыне, как наавин отдирали его одежду, намертво присохшую к его окровавленной спине, пока он в бреду выкрикивал имя Рэми. Он признался Кайри, как представлял свой последний полет с самой высокой башни замка, отчаявшись заглушить боль и чувство вины. Она узнала, что ее шаттл, прибывший на планету № 6832, спас его. Эта терапия была не только для Кайри. Для Орвиса тоже. Они проговорили всю ночь — двое друзей, исцеляющие друг друга собственной болью. Люди из разных миров, объединенные мечтами о переменах и сломленные суровой реальностью. Под утро Кайри заснула у Орвиса на руках, и он бережно переложил ее на подушку. Он позволил себе еще пару минут побыть рядом с ней, слушая ее дыхание и глядя на ее выпирающие лопатки. Затем он привстал, стараясь не шуметь, наклонился к ее лицу. Он уловил запах ее волос, запах весны и цветов. Весны в Аддоне, когда столица покрывается зеленью. Как могут волосы Кайри нести этот аромат? Темные пряди лежали на бледной щеке, и ему безумно захотелось поцеловать ее, но он заставил себя остановиться. Он не должен этого делать: усложнять своими чувствами ее и без того непростую жизнь. Нельзя, чтобы она забивала голову еще и мыслями о нем. Он же с самого начала решил, что будет просто идти рядом и не мешать. С этой мыслью Орвис тихо выскользнул из комнаты. С неба белой занавесью сыпались крупные хлопья снега, а далеко от спящей столицы глухо ворчал гром. Такие грозы в Рипербахе называли «белыми раджигарами» — символом бури и перемен. Молнии рассекали ночную мглу, озаряя все вокруг белым светом, заставляя животных прятаться по норам, а испуганных детей жаться к матерям. Тасаину Шарлах, великий абад Новой Накоджи, по прозвищу Белый бес, не страшился: он смотрел на грозу уверенным взором и был готов к войне и со стихией, и с королями, и с богами. Ему не терпелось объявить себя хозяином этой земли, да и крови хотелось, чего уж таить.