Без памяти

Когда наступает обеденный перерыв, и я выхожу купить себе что-нибудь перекусить, я с ужасом понимаю, что на улице идет сильнейший ливень. Кое-как добежав до Старбакса, находящегося в 100 метрах от павильонов, я намокаю до нитки. Чертыхаясь и борясь с порывами ветра, уносящими мой зонт, я с недовольством думаю, насколько сильно растеклась моя тушь. Подбежав ко входу в павильон, я замечаю, как охранник площадки выталкивает ногой на улицу какой-то серый комок. Подойдя поближе, я вижу, что это небольшая собачка размером с болонку. Скорее всего когда-то она была белая, но из-за дождя и скитаниям по улице, ее шерсть повисла грязными колтунами, с которых льется черная вода. Песик дрожит от холода и пытается забиться в небольшое углубление в стене, чтобы спрятаться от стены дождя, но это его не спасает. Я подхожу к нему поближе и присаживаюсь рядом. Песик сильнее прижимается к стене и оскаливается. Видимо, он не особо доверяет людям, но выходить под проливной дождь тоже не хочет. Он смотрит на меня и тихонько рычит, пытаясь оценить, какое из двух зол наименьшее. Я заговариваю с ним в спокойных тонах и медленно протягиваю руку. - Тише, малыш. Как же ты оказался на улице. Наверняка потерялся, бедняга. Песик продолжает рычать, но уже не так сильно. Я придвигаюсь ближе, чувствуя как вода с зонта начинает течь мне за шиворот. - Ну давай, малыш. Иди ко мне, я заберу тебя в тепло. Не переживай, все будет хорошо. Кажется, собака начинает успокаиваться, и я дотрагиваюсь до ее макушки. Песик сжимается от моего прикосновения, словно ему больно и неприятно, но больше не рычит. Видимо, он знатно натерпелся на улице и сильно напуган. Я осторожно накрываю его дождевиком и прижимаю к себе. Не смотря на страх, малыш тотчас же прижимается ко мне, так сильно он нуждается в тепле. Я захожу с ним в павильон, но мне дорогу преграждает охранник. - Опять ты, - говорит он собаке. - Я же только что тебя выгнал. Мисс, у нас правила – никаких собак в павильоне, тем более бездомных. - Но посмотрите как она дрожит! – возмущаюсь я. - Она же погибнет там под таким ливнем. Там просто жуткий холод и с неба реки текут! - Мне все равно, у меня есть указания, уберите собаку, - отчеканивает охранник. - Нет, - упрямо отвечаю я. - Что за бездушие? Вы хотите выбросить ее на улицу? - Мисс, я прошу вас по-хорошему. Здесь нельзя находиться с собаками. - Что значит по-хорошему? Я сотрудник съемочной группы и я беру на себя ответственность за эту собаку. Дайте мне пройти, и я договорюсь с руководством. Проблем не будет. - Мисс, это не обсуждается. С собакой я вас не пропущу. Охранник делает шаг ко мне и начинает отбирать у меня дрожащий комочек. Песик начинает в панике верещать, а я кричать на охранника. - Не трогайте его! Да что вы себе позволяете! - Что тут происходит? – слышу я голос у себя за спиной. Я оборачиваюсь и вижу Камиллу, Кей Джея, Мэделин, Коула и еще нескольких актеров, наблюдающих за этой сценой. Видимо, они тоже решили выйти пообедать. Кей Джей подходит к нам, видит собаку и с недовольством обращается к охраннику: - Эй, ты что творишь? Зачем ты мучаешь животное? - Но я... - заминается тот. - Мне велено не пускать животных в это здание. - Ничего, все в порядке. Пропусти их. Если что, скажешь, что я разрешил, - говорит Кей Джей и хлопает его по плечу. Видимо, он является авторитетом для охранника. - Это твоя собака? - спрашивает он тем временем у меня. - Нет, я только что нашла ее на улице. Посмотри, как она дрожит. Я заберу ее себе после рабочего дня, но пока мне нужно занести ее в здание и согреть. - Боже, какая мерзость, - слышу я у себя за плечом голос Мэделин. Я оборачиваюсь и вижу, что ко мне уже подошли все актеры и заглядывают под дождевик, под которым прячется пес. – Он выглядит, как куча мусора, - морщит нос рыжая. - Мэди, не говори так, - с упреком говорит Камилла. – Если его хорошенько помыть, он станет милым песиком. Лили, ты молодец. Ладно, пойдем, ребята, у нас есть всего 20 минут. Все проходят мимо меня, последним идет Коул. Он на секунду останавливается и наклоняется к моему уху. У меня по коже пробегают мурашки, когда я чувствую его дыхание у себя на шее. Тихим низким голосом он говорит: - Может, это какая-то психическая болезнь? У тебя навязчивое желание помогать всем потерянным и пострадавшим. Коул усмехается и направляется к выходу, а я закатываю глаза и несу песика в комнату для персонала, параллельно глазами выискивая коробки, которые недавно видела в коридоре, чтобы посадить его туда. Когда рабочий день заканчивается, я подхожу к малышу. Все уже разошлись, и я нахожусь одна в комнате для персонала. Увидев меня, песик начинает вилять хвостом. - Надо бы тебя как-нибудь назвать. Клауд. Пускай ты будешь Клаудом. Когда я тебя приведу в порядок, ты будешь похож на облачко. Надо будет показать тебя завтра ветеринару и свозить на груминг состричь все эти колтуны. Хорошо, что впереди два выходных. Я заказываю такси, беру его на руки и направляюсь к выходу. Когда я выхожу на улицу, я не верю своим глазам. На улице настоящий потоп – по дорогам текут настоящие реки, ветер сбивает с ног, а с неба продолжает лить стеной дождь. В Англии часто идут дожди, но таких апокалиптических потопов я не видела ни разу в жизни. - Что, ждешь катер? - слышу я за спиной уже знакомый издевающийся тон. - Нет, такси. Оно должно быть через пару минут, - отрезаю я, даже не повернувшись к Коулу. - Ну, это вряд ли. В такую погоду такси перегружены. Вряд ли до твоего заказа дойдет дело. - Но я его оформила, - я оборачиваюсь на Коула с удивлением. - Ну и что? Приложения берут все заказы, - Коул улыбается. Ему явно доставляет удовольствие видеть, что у меня проблемы. Я достаю телефон из кармана. Коул прав. Время ожидания с 10 минут увеличилось до 30, и машина еще не была назначена. - Ничего, уверена мне повезет, - говорю я. Я не хочу показывать Коулу свою растерянность. - Это вряд ли. Ну давай, удачного плавания, - машет мне рукой Коул и, пригнувшись, бежит к своей машине, оставив меня одну. С завистью вижу, что он садится в спортивный Porsche Boxter. Я еще раз смотрю на телефон – время ожидания увеличилось до 50 минут. Черт. Видимо ждать такси и правда нет смысла. Может быть попросить Коула меня подвезти, мелькает у меня мысль, но я сразу же ее отгоняю. Получить еще порцию унижения и все равно не дождаться помощи – нет, спасибо. Да и вообще, я решаю для себя, что я не должна показывать ему свою слабость. Он не из тех людей которые испытывают сострадание. Только доказав Коулу, что я сильная личность и достойный соперник, я могу рассчитывать хотя бы на уважение с его стороны. - Ладно, что делать. Придется идти до метро. Там ведь минут 10 от силы. Доберусь как-нибудь, - говорю я то ли сама себе, то ли Клауду и раскрываю зонтик. Клауд сразу же начинает ворчать у меня под мышкой, показывая, как он относится к идее выходить под эту холодную стену дождя. Не обращая на него внимания, я делаю шаг и попадаю в настоящий шторм. Зонт сразу же начинает гнуться под порывами ветра, от порывов дождя моя одежда моментально становится мокрой, а кеды зачерпывают холодной воды. 10 минут уже не кажутся «всего лишь» - каждая минута в таком урагане ощущается как вечность. Борясь с порывами ветра и воды, я прохожу метров 20, когда рядом со мной останавливается машина Коула. - Ну как погодка? - задорно кричит он в открытое окно. «Вот ведь засранец. Ему нравится смотреть на мои мучения», - думаю я. - Сам не видишь? – отвечаю я, стараясь перекричать шум дождя и иду дальше, продолжая бороться со стихией. Коул медленно трогается, двигаясь параллельно. - А ты у нас оказывается гордая, да? Я молчу и иду дальше. - Ну давай, попроси меня тебя подвезти, - продолжает дразнить меня Коул. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. - Ты серьезно?! То есть ты готов меня подвезти, но хочешь, чтобы я попросила? - Да, почему бы и нет? – его самодовольная улыбка одновременно заводит и бесит до чертиков. - Нет! – кричу я в окно и двигаюсь дальше. Ну уж нет. Кто-то должен щелкнуть ему по носу и показать, что все не должны плясать под его дудку. Он не король этого мира. Хотя честно признаться, сесть сейчас в теплую машину и побыть наедине с Коулом кажется более чем заманчивой идеей. Но я задираю подбородок, сжимаю губы и уперто продолжаю свой путь. Представляю как же жалко я выгляжу – вся мокрая до нитки, под выгибающимся зонтом и со скулящей собакой под мышкой, но я не намерена сдаваться. Даже под угрозой воспаления легких. Проходит минута, Коул продолжает ехать рядом со мной. - Ладно, - слышу я. – Сегодня будет день под девизом «Твоя взяла». Садись. В этот момент у меня складывается зонтик, и меня окатывает ледяной водой словно из ведра. Клауд верещит и начинает вырываться, выскальзывая из моих рук. Меня начинает колотить от холода. «Ладно, достаточно геройства на сегодня», - думаю я, и сажусь в машину. Меня всю трясет, и я стучу зубами. - Вот до чего гордость доводит, - говорит мне Коул и врубает печку на максимум. - Ну чего, куда ехать? От холода, губы меня плохо слушаются и я еле выговариваю адрес дома. Коул с недовольством смотрит на меня и медленно протягивается к заднему сидению, доставая толстовку и передавая мне. - Спасибо. Сухая вещь кажется настоящим спасением. Надевая ее через голову, я вдруг замираю. В нос попадает самый лучший в мире запах - толстовка пахнет Коулом и этот запах просто сводит меня с ума. Божественное сочетание мускуса, вишни и шоколада – именно такие ассоциации возникают в моей голове. Я так давно не чувствовала его, что думала, что уже забыла. Но как только он наполняет мои легкие, у меня начинает кружиться голова от теплых воспоминаний и эмоций. - Эй, ты что нюхаешь мою кофту? – возмущается Коул. – Что за херня?! - Прости, - я сразу же прихожу в себя и заливаюсь краской. – Я сегодня утром читала статьи о том, что память на запахи самая мощная. Именно она пробуждает самые яркие воспоминания. Кажется, это правда. Твоя кофта пахнет моей первой любовью, - я грустно улыбаюсь. - Ты читала статьи про память? Зачем? - Мне было интересно. - Интересно что?! – Коул психует, но на этот раз я даже не понимаю, что сделала не так. – Как починить меня?! - Коул, я просто хотела лучше понять тебя, что с тобой произошло, каково это потерять все воспоминания и да, мне интересно, есть ли шанс, что память к тебе вернется. - Нет! - кричит Коул, смотря на дорогу. Его пальцы сжимают руль так, что костяшки белеют. Желваки двигаются, так сильно он сжимает челюсти. – Шансов, что память вернется после пяти лет нет никаких. - Но ведь до этого у тебя не было никаких зацепок. А сейчас их полно! - Я тебе уже все сказал. Я прошел всех врачей Америки, которые специализируются на потере памяти, - он помолчал. – Но это было давно. Потом я просто принял все как есть и перестал искать в себе человека из прошлого. Чего и тебе желаю. Минут 15 мы едем в полной тишине. Я прихожу в себя и оттаиваю после сражения со стихией, а Коул успокаивается. Я чувствую его всего в полуметре от себя, и не могу думать ни о чем другом, кроме как о его руке, расслабленно лежащей на руле, его выравнивающемся дыхании, плавных движениях при переключении скоростей. Он сидит так близко, что мне кажется, что меня обдает жаром, внутренности сводит от мыслей о нем. - Ты любишь собак? – спрашиваю вдруг я о первом, что приходит мне в голову, чтобы отвлечься. - Не знаю. Особо не общался с ними. Вот эта, например, не вызывает у меня никаких эмоций, - он морщит нос. - Думаю, что не люблю. - Это потому что ты смотришь на него в моменте. - Всмысле? - Ну ты видишь перед собой испуганное агрессивное грязное существо, которое никому не доверяет. Он сейчас в оппозиции ко всему миру и рассчитывает только на себя, а это сильнейший стресс. Но когда он почувствует безопасность, любовь и добро, вот увидишь, он расцветет. Вся эта агрессия к внешнему миру уйдёт, и он покажет, как он умеет любить и радоваться жизни, как и любая другая собака. - Ты сейчас точно про собаку говоришь? - И про неё тоже, - уклончиво отвечаю я, понимая вдруг, что мое описание Клауда перекликается с историей Коула. - Знаешь, - говорит он. - Я удивляюсь как ты дожила до 25 лет с такими убеждениями. Как тебе ещё жизнь не обломала крылья. Ты же живешь в каких-то розовых замках. В жизни нет ни безопасности, ни любви, ни доверия. А если ты оказываешься настолько слабым, чтобы привязаться к кому то, то ты становишься уязвимым. Поверь мне и перестань витать в облаках. Самой же проще жить станет. Я пытаюсь осознать то, что он сказал. Впервые Коул упомянул о том, как он смотрит на мир. С одной стороны, меня это ужасает, но, с другой, я его понимаю. Даже больше. На секунду я вижу в нем прежнего Коула. Все это в стиле Коула - спрятаться в панцирь, чтобы никто не проник к тебе в душу и не ранил ее. Раньше он использовал эту политику для чужих неприятных ему персонажей, а сейчас же он развернул настоящее ПВО для всех приближающихся к нему людей. Видимо, после всего пережитого он окончательно захлопнул на засов свою душу, решив, что никого к ней не подпускать будет самым лучшим решением. Сколько же боли выпало на его плечи, чтобы он боялся любого дополнительного страдания? Я чувствую, что в моем сердце начинает разгораться надежда. Я смогу пробиться через все его слои брони. Только у меня это получалось раньше. Кто, если не я? Но предательский голос в голове шепчет: «Да, Коулу было свойственно замыкаться в себе, но он никогда не был злым и жестоким с людьми. Ты просто ищешь объяснения его поведению, как обычно. Не слишком-то доверяй своей теории. Она может разбиться об реальность и разбить тебе сердце. Человек, который сидит рядом с тобой, поступает так, как Коул никогда не поступил бы». Помолчав немного я говорю: - А знаешь ты не прав, ты любишь собак. - Ну давай, миссис «я знаю тебя лучше тебя». Жги. - В детстве мы подобрали щенка и назвали его Сникерс. Он обычная дворняга - весь такой колючий и цвета молочного шоколада и нуги. Ты оставил его себе, это твой первый пес. Он до сих пор тебя ждёт дома, кстати. Каждый день он выходит к калитке ровно в 6 вечера - время, когда ты возвращался из школы, и сидит там до темноты. - Окей, - безразлично отвечает Коул. Я воспринимаю это как разрешение продолжить делиться с ним воспоминаниями. Мысль о том, что мне нужно найти триггеры, за которые может зацепиться его память, не покидает меня. - Знаешь у нас была одна смешная история со Сникерсом. Он ужасный обжора. В первый год своей собачьей жизни он съел миллион резиновых тапок, мячей, твоих носков, просто тонну еды, которую оставляла на столе твоя мама. Однажды он даже съел хомячков миссис Фэннингс, которых она вынесла погулять. Как-то раз он сожрал 80 страниц твоего годового эссе по литературе. Профессор Тревор поставил тебе «два», так как не поверил в историю с собакой, и ты решил привести в школу Сникерса, чтобы доказать что такой огромный пес вполне мог съесть твою работу. Так вот, пока ты доказывал это учителю, который тебе не очень-то верил, Сникерс сожрал доклады всего класса, которые лежали на столе у Тревора. Вот переполох был. Я улыбнулась. В темноте мне было не видно, улыбается ли Коул, но я очень на это надеюсь. - Приехали, - говорит вдруг он и тормозит у подъезда. –Теперь поеду сушить после вас машину. «Боже, я потратила эту поездку впустую, - расстроенно думаю я. – У меня так мало времени осталось до конца съемок, а я все никак не могу подобрать к нему ключик». - Спасибо большое, - уныло говорю я. – Ты просто нас спас. - Вот, - вдруг говорит Коул и протягивает мне стопку стодолларовых купюр. – Бери, - тычет он мне ими с приказным тоном. - Что это? – спрашиваю я, не понимая, что происходит. - Ну ты же наверняка повезёшь собаку в клинику. Там дорого. Это Америка, детка. И еще ей надо много всяких вещей. В общем, бери. - Спасибо, большое, не надо. У меня есть деньги, - отвечаю я, удивленная таким жестом. Честно говоря, мне это не нравится. Я не собираюсь брать деньги у Коула. - Да, но не столько как у меня, - отвечает он. - Это не меняет того, что я могу позволить себе заплатить за собаку, за которую беру ответственность. - Слышишь, - Коул начинает раздражаться, а я готовлюсь обороняться. - Ты давай не выпендривайся. Когда такие, как я, дают деньги, такие как ты должны благодарить, а не играть в сильных и независимых. - Такие как я? – меня захлестывает негодование. – Так это что? Милостыня что ли? - Называй как хочешь, - пожимает он плечами. - Ты самодовольный придурок! – выпаливаю я. – То, что у тебя есть много денег, не дает тебе никакого права унижать меня! Знаешь, ты ничем не лучше других! - Странно. А мне казалось, я так хорош, что ты все пять лет даже не трахалась ни с кем, вспоминая обо мне. Это было уже слишком! - Да пошёл ты! – я показываю ему фак, вылетаю из машины, с силой хлопнув дверью. Я не оглядываясь забегаю в подъезд и поднимаюсь по лестнице на третий этаж. Злость клокочет во мне, а в ушах стучит сердце. С Клаудом под мышкой я пытаюсь дрожащими от злости руками нащупать ключи от квартиры в сумке, но ничего не выходит. Вдруг за спиной я слышу прокуренный мужской голос: - Девушка, а у вас не будет прикурить? – я чувствую, как страх сковывает меня и по спине бежит холодок. Я медленно оборачиваюсь и вижу на лестнице двух мужчин бомжеватого вида. Как я могла не заметить, что за мной кто-то идет? Я судорожно пытаюсь сообразить, что же мне делать, и параллельно пытаюсь нащупать чертовы ключи. - Девушка, - угрожающим тоном, говорит второй и делает шаг в мою сторону. - Она не курит, - слышу вдруг я ледяной голос Коула на лестнице. В нем сквозит такая неприкрытая угроза и опасность, что эти двое просто переглядываются и моментально исчезают на верхних этажах. Я стою и тупо смотрю на Коула, а он говорит: - Это не твоя деревня. Здесь надо смотреть, не заходит ли за тобой в подъезд кто-то ещё. После этих слов он разворачивается и уходит вниз по лестнице.