Без памяти

Я иду на кухню, наливаю стакан воды, развожу в нем адсорбент и поднимаюсь наверх к Коулу. Я понимаю, что это неправильно сглаживать все углы и пропускать мимо ушей все его оскорбления, но сейчас, когда я знаю, что ему плохо, я не могу оставить его одного. Меня просто сжигает желание помочь ему. Я стучусь в дверь и открываю ее. - Коул, ты в порядке? Я зайду? Не дожидаясь приглашения, я захожу в просторную ванну. Коул отрывается от унитаза и со стоном откидывается спиной на кафельную стену. - Вот, – я протягиваю ему стакан. - Я принесла тебе воду с адсорбентом. Выпей, станет легче. Только не сразу весь стакан, небольшими глотками, а то снова вырвет. - От чего меня может вырвать так это от твоей наигранной слащавой заботы, - еле выговаривает он. В этой фразе нет обычной силы и гонора, он это говорит просто по привычке. Поэтому я ничего не отвечаю, продолжая протягивать воду. Он поднимает на меня покрасневшие глаза, затем покорно берет стакан и делает глоток. Я принимаю этот жест за примирительный и присаживаюсь на край биде. - Если ты хочешь тут остаться и донимать меня своими разговорами, то ты тоже должна выпить, - говорит он мне и, неуверенными движениями нашарив рядом с собой бутылку виски, протягивает ее мне. - Но я не пью, - начинаю я. - И я не пью. А еще я не разговариваю с трезвыми, когда сам пьян, - он хмыкает и всовывает бутылку мне в руку. Я вздыхаю, беру бутылку и послушно делаю большой глоток. Виски обжигает мне горло, и я закашливаюсь от резкого вкуса алкоголя. Но уже через несколько секунд приятное тепло разливается по телу и напряжение тут же отпускает меня. Я опускаюсь на пол напротив Коула. - Почему ты мне помогаешь? - слышу я вопрос. Он звучит довольно равнодушно, но Коул впивается в меня блестящими от алкоголя глазами. Его явно мучает этот вопрос, и виски толкает его спросить первое, что крутится у него в голове, безо всяких прелюдий. Я смотрю на человека, сидящего напротив. Этот незнакомец выглядит очень уставшим и каким-то потерянным. Видимо, тот факт, что мы отказались от притязаний на его имущество, выбил его из колеи. Остается только гадать, почему он не может даже допустить мысли, что я просто забочусь о нем. Но какой ответ он от меня ждет, когда я сто раз уже говорила ему, почему я здесь? - Это называется забота. Не знаю, знакомо ли тебе это слово, - по-доброму язвлю я, и он слабо улыбается. - Хорошо. Почему ты обо мне заботишься? Почему тебе не все равно на то, что я блюю тут. Я не знаю, что ему ответить. Мне совсем не хочется сейчас изливать Коулу свою душу после того, как он вел себя как козел и чуть не врезал Дилану. Я знаю, что не могу открыться ему, не получив в ответ издевки и оскорбления. Но он сам инициирует этот диалог, и я не хочу упускать такую возможность. Я еще никогда не говорила Коулу о том, как много он значит в моей жизни, и, может быть, пьяный разговор – самое удачное условие для такого рода откровений. Тем более, виски развязывает мне язык и толкает на необдуманные действия. - Коул, просто ты мне дорог, и я хочу, чтобы ты присутствовал в моей жизни. Может быть, это эгоистично, учитывая, что ты этого не хочешь, но я ничего не могу с собой поделать. – Я же урод и кретин, как сказал сегодня мой брат. Зачем я тебе в твоей идеальной жизни? Там блюют только пони и то радугой, – искренне говорит Коул и откидывает голову назад, упираясь затылком в стену. Мне кажется, что этот разговор может стать самым важным за эти две недели. Вообще весь этот день – день откровений и, возможно, он станет началом чего-то нового. - С чего ты взял, что у меня идеальная жизнь? - грустно улыбаюсь я. – Сложные отношения с родителями. Один единственный друг, с которым в основном нас объединяет смерть близкого. Работа, благодаря которой я сбегаю от реальности, - я делаю паузу, чтобы с опасением взглянуть, как Коул реагирует на мои откровения. Но в его пьяном взгляде я не вижу ни тени насмешки, только серьезное выражение. Это придает мне уверенности, и я продолжаю. – По сути, ты всегда был главной составляющей моей жизни. С 14 лет я знала, как будет выглядеть моя дальнейшая жизнь – в ней был ты, рядом со мной, как единое целое. Любовь была центром моей вселенной и уже она питала все остальное – отношения с друзьями, работу, хобби. Когда тебя не стало, все рассыпалось как карточный домик. В один миг я лишилась основного и осталось только второстепенное. Как будто мой компас сбился и больше не показывает на север, и я просто не знаю, куда дальше идти. Я замолкаю в ожидании, что Коул начнет меня стебать и язвить. Но он просто удивлено спрашивает: - Но у тебя было целых пять лет, чтобы найти другой смысл жизни. У многих людей умирают близкие. Не все же так зацикливаются. - Да, ты прав. Но проблема в том, что для меня ты никогда не был мертвым. Я, кажется, говорила тебе, что у меня была внутренняя уверенность, что ты жив. У меня не было истории про то, что я простилась с человеком, поцеловала его в лоб, поскорбела положенное время, пережила трагедию и собрала жизнь заново. Все эти пять лет я была в подвешенном состоянии, потому что верила, что ты не умер. Я отложила свою жизнь до момента, когда я все-таки найду тебя. Может, это и неправильно, но как есть. Так что у меня не было возможности переоценить жизнь. И вот сейчас я нашла тебя, но все совсем не так, как я себе представляла. - Да уж, - говорит Коул. – И что ты мне прикажешь делать? Если я не могу и, главное, не хочу дать тебе то, что ты хочешь. - Коул, конечно, я понимаю, что как раньше не будет, - говорю я ему. - Поэтому сейчас я как раз нахожусь в моменте, когда надо заново расставить приоритеты. Но это не так-то просто. Мне еще только предстоит осознать все произошедшее и, в особенности, то, что теперь, найдя тебя, мне нужно сделать то же самое, что пришлось бы сделать, если бы ты погиб. Отпустить тебя и начать жить заново. - Если ты это понимаешь, почему не оставишь меня в покое? Почему приходишь ко мне со стаканом воды и смотришь как я блюю? - Потому что даже осознание того, что мне придется тебя отпустить, не отменяет того, что ты очень дорог мне, - я улыбаюсь и дотрагиваюсь до его ноги. Он следит взглядом за моим касанием, но не отодвигает ногу. - И даже если я смогу пойти дальше, это не означает, что мне станет все равно на тебя. Мне важно знать, что у тебя все хорошо. Что ты счастлив. Что у тебя есть близкие люди, к которым ты можешь пойти, когда расстроен. Что у тебя есть человек, который помогает тебе справляться с твоими эмоциональными вспышками, если они ещё остались. И вот тогда мне будет гораздо легче пойти дальше. Понимаешь? Он поднимает на меня глаза и говорит в своей привычной самоуверенной манере: - Я счастлив. Более чем. Этого недостаточно? Я смотрю ему в глаза, которые в отличие от его слов, полны грусти и усталости. Пьяным он совсем не может контролировать свои реальные эмоции, которые он так умело скрывает в обычной жизни. Я боюсь, что ошибаюсь и просто выдаю желаемое за действительное, но я так чувствую. А я привыкла доверять себе. - Я наверно неправильно выразилась. Я должна почувствовать, что ты счастлив. Твои слова для меня ничего не значат, потому что за эти две недели я ни разу не видела счастья в твоих глазах. А я, поверь, знаю, как оно выглядит. Я с удивлением понимаю, что мы нормально разговариваем, и Коул меня мало того, что слушает, но и задумывается над моими словами. Может быть, алкоголь и не всегда зло. Иногда он рушит не только барьеры между людьми, но и внутренние блоки. - Откуда ты знаешь про вспышки, как ты их назвала? – меняет тему Коул, не опровергая моих слов, чем удивляет меня еще больше. - Они случались с тобой и раньше. - Часто? - Достаточно. Ты был подростком. Гормоны, все дела. Тебе было сложно самому справляться с гневом и эмоциями. - А как поняла, что они до сих пор случаются? - Я увидела, как Мэделин испуганно посмотрела на тебя, когда ты сказал, что сегодня не в духе. Я сразу поняла, что она видела тебя в том состоянии. - Да, неприятное зрелище, - признает он и его лицо искажается гримасой боли. - И как я с ними справлялся раньше? - Я помогала. - Ну конечно, куда же без тебя – то, - беззлобно усмехается он. - Я хоть что-то сам делал? - Не преувеличивай. Просто тебе самому было сложно справиться с эмоциями. И я тебе помогала. - И как же? - Я...я не знаю. Я знала, что тебе сказать, когда обнять, как отвлечь. Просто раньше ты любил меня и мое присутствие тебя успокаивало. Да и я чувствовала тебя – твои эмоции, твое состояние, понимала ход твоих мыслей. Сейчас этого нет, поэтому, конечно, вряд ли получится. Но это не значит, что это не получится у человека, который сейчас тебе близок. - Не получится, - отвечает он резко. Внезапно его снова начинает тошнить, и он склоняется над унитазом. Все его тело содрогается, избавляясь от выпитого алкоголя. Его выворачивает наизнанку и, поддавшись порыву хоть как-то помочь ему, я кладу руку ему на спину и осторожно начинаю гладить, успокаивая. Он замирает на секунду, но не отстраняется и не сбрасывает мою руку. Через секунду его снова тошнит. Когда он затихает, я продолжаю медленно гладить его по спине, наслаждаясь моментом близости, хотя, надо признать, я просто пользуюсь его слабостью и уязвимостью. Через пару минут я понимаю, что он заснул. Я тихонько встаю и иду вниз за Диланом. - Дил, кажется, он там заснул в ванной. Отведи его пожалуйста в комнату. Я вижу, что Дилан все еще злится, но все же, стиснув зубы, он молча идет наверх, берет Коула под мышки и со словами «Давай, парень», рывком поднимает и ведет его, качающегося, в спальню. Дил кладет Коула на кровать и делает шаг назад, наблюдая, как я накрываю его пледом и с любовью поправляю прядь черных волос, упавшую ему на лоб. Подняв глаза на Дилана, я вижу, что он смотрит на меня сочувствующим взглядом и хмурится. - Дил, только не начинай, - смущаюсь я. - Лили, ты опять слишком сильно себя обнадеживаешь. Смотри, не обожгись. Мы совсем не знаем этого человека. - Я справлюсь, Дил. Не переживай за меня. - Окей, - отвечает Дилан. – Ты взрослая девочка и, надеюсь, знаешь, что делаешь. Дил кладет руку мне на плечо, сжимает его и выходит из комнаты, оставляя меня наедине со спящим Коулом. Я разворачиваюсь и сажусь на край кровати, рассматривая Коула в свете ночника. Его лицо безмятежно, хоть и выглядит бледным и осунувшимся. Когда на его лице нет уже привычной мне маски безразличия и надменности, он выглядит точно таким же, каким я его помню. Моим Коулом. Человеком, которого я так безумно люблю. Человеком, за которого я готова бороться до последнего, засунув в жопу свою гордость и боль. Я поправляю снова выбившуюся прядь волос с его лба, утираю выступившие слезы рукавом и встаю с кровати. Внезапно он хватает меня за руку и, не открывая глаз, бормочет в полудреме: - Ты меня так сильно бесишь. Посиди еще немного. - Чтобы бесить тебя дальше? – спрашиваю я с улыбкой. - Да. Это тупо. - Ну что ты, все любят, когда их кто-то бесит. - Не издевайся, - говорит он, заплетающимся языком. – Мне плохо одному. - Окей, - отвечаю я и откидываюсь на спинку кровати. Немного помолчав я начинаю напевать колыбельную, которую мне пела в детстве моя бабушка, и я иногда пела ее Коулу, когда хотела его успокоить. Он приоткрывает один глаз. - Я уже слышал это раньше. - Ну конечно, - улыбаюсь я. – Спи. И Коул, повернувшись на бок, проваливается в сон, а я смотрю на него и с надеждой думаю о том, что может быть сегодняшний день что-то изменит в наших отношениях.