𝑩𝒍𝒐𝒐𝒅 𝒂𝒏𝒅 𝒔𝒊𝒍𝒗𝒆𝒓 𝒊𝒏 𝒕𝒉𝒆𝒊𝒓 𝒆𝒚𝒆𝒔

«I wanna be the first man you look at tonight, I wanna be stuck in your head and make you go wild. I wanna drive you 'til the morning light and, I wanna leave you alone in the middle of the night. I wanna be a good man and see you smile And I wanna swim between your thighs, I wanna fuck you till you scream and cry.» — Måneskin — «For your love»

***

      Ночной ветер, прорывающийся через просветы ткани палатки, охлаждал пылающие страстью тела, порождая стайку мурашек на девичьем теле. Обнаженная и раскрасневшаяся и разгоряченная эльфийка манила своей непорочностью и чистотой, а Астарион забывался в ней. Он терял связь с реальностью, стоило ее пальчикам с аккуратными ноготками впиваться в его плечи, когда его уста касались тонкой шеи, слегка царапая нежную плоть клыками.       Поцелуй за поцелуем, желание обладать и быть обладаемым становилось сильнее, что уже не было пути назад. Сладкие стоны, томные вздохи. Тихий рык, звериный оскал. Кровь и серебро, что жаждали слиться воедино и забыться в друг друге, но медлили… — Уверена, что готова, радость моя? — проговорил Астарион у самого ушка, а после нежно прикусил хрящик, не желая ранить. Умелые руки блуждали по юному телу, отыскивая потаенные участки, а губы не останавливали свое исследование. — Нас… нас могут услышать, — прерывисто ответила эльфийка, прикусывая уста, чтобы не закричать, когда острые зубы вампира впились в плечо. Лишь пара капель его сладкого вина не больше, иначе сорвется. — Поверь, я не возражаю, — хохотнул он, стягивая с девушки верхнюю часть нижнего белья. — Можешь кричать. Пусть завидуют, — нагло выдал Астарион, оставляя поцелуй у ложбинки. Холодные пальцы опустились на холмики грудей, а губы нашли уста друидки, что задрожала с новым дуновением ночного ветра, проникающего в палатку.       Когда Астарион отстранился, Элениэль поспешила втянуть воздух сквозь крепко сжатые зубы. Сердце билось о ребра, словно загнанный в клетку зверь, желая вырваться наружу. А ночное дежурство, что выпало им, отошло на задний план. Ведь и вправду не спали, слух любовников мог уловить каждый лесной шорох — ведь если что их прервут — так что к чему вопросы и возмущения?       Стеснение и смущение, что ранее сковывали юное тело, отошли на второй план, благодаря стараниям мужчины. Астарион нередко приставал к своей избраннице, и стоит заметить, его не волновало ни место, ни наличие зрителей. Что уж говорить, во время недавнего похода в заброшенные руины, о которых внезапно вспомнил Иордан, уже будучи на пути к Лунным Башням, вампир решил добавить остринки в их с Элениэль жизнь. По всей видимости ловушки позабавили мужчину, как и прелестный саркофаг, из-за которого собственно они чуть и не погибли. Ведь стоило им сдвинуть крышку, как кроме слизи, разлившейся по полу, появились огненные снаряды, что едва не обратили в пепел вампира и друидку. Спаслись лишь благодаря молниеносной реакции Астариона и последующему щиту, что поставила Элениэль — повезло, что совсем недавно Гейл настоял на его изучении, однако, опробовать новое заклинание в бою девушке ранее не приходилось, пришлось быстро соображать. Да и посчастливилось им вдвоем пойти в правое крыло, а то бы попались всей группой, и многочисленных ранений было бы не избежать, если даже не смертей…       К слову, после дезактивации ловушек, вампир без особого стеснения и уважения к мертвецам усадил девушку на саркофаг и припал к дрожащим от пережитых эмоций: страха и ужаса — губам. И лишь внезапное появление Уилла, засмеявшегося и поспешившего закрыть ладонью глаза, оторвало Астариона от эльфийки, а так бы он зашел несомненно намного дальше невинных поцелуев. — У тебя прелестный голос, радость моя, — не удержался эльф от комментария, слегка отстраняясь и обводя Элениэль изучающим и полным желания взглядом. Он, бесспорно, играл с ней. — И мне чертовски интересно услышать его при более… глубоком знакомстве.       Друидка лишь отвела взгляд, не разделяя настроения вампира. Она сомневалась, что продолжение доставит ей удовольствие, даже несмотря на выпитый травяной отвар, что должен был в случае чего ослабить боль. Только лишь осознание, что сие было так желанно эльфу еще с дня их триумфа — спасения Рощи Друидов, помогло отогнать навязчивые мысли, впрочем, как и знание о чистоте его намерений. Будь иначе, мужчина бы не стал так трепетно относиться к ней и так долго ждать, вновь и вновь запирая зверя в клетке.       И вправду Астарион тянул с тесным знакомством, лишь приставал частенько, давая привыкнуть к новым отношениям. Желал ли он пойти на поводу у друидки и остаться лишь друзьями? Возможно, однако, с каждым новым днем он терял интерес к другим представительницам женского пола — желанна была лишь она одна. Все-таки приручила, все-таки заковала в крепкие цепи, от которых он так тщательно избавлялся со времен рабства у Касадора.       И вот наконец убраны последние преграды. Холодные пальцы впились в бедра. Девичьи ноги сплелись за спиной вампира, поддаваясь, а ноготки впились в лежанку при несильном толчке, сопровожденном поцелуем, запечатавшем стон боли, что был готов сорваться с пухлых уст. — Тише, — хрипло прошептал он ей.       Проведя острым язычком по ушку, Астарион настиг вытянутой шеи сперва легким поцелуем, а следом и нежным укусом, слегка царапнувшим нежную кожу. Мужчина тянул, ждал, давая привыкнуть, и как бы извинялся за причиненную боль, выцеловывая каждый миллиметр столь желанного тела. И лишь после неуверенного кивка Элениэль, вампир медленно начал двигаться, сдерживая животные порывы. А если бы не пелена желания, он бы засмеялся — он бы смеялся над собой и своей слабостью пред Элениэль.       Сжимая девичью талию одной, а второй упираясь в лежанку, Астарион наслаждался ее дрожью и теснотой, каждым ее тихим всхлипом, толкаясь в ее хрупкое тело. Он будто бы балансировал на грани мира мечт и реалий. А в центре была она — его Элениэль. Ее разметавшись по лежанке пепельные волосы, лоснящиеся и такие мягкие. Аккуратная маленькая грудь, что прерывисто вздымалась и опускалась при каждой новой фрикции. Ее губы, манящие и соблазнительные, коих касались ее зубы цвета морской пены, кусая чуть ли не до крови. И подрагивающий веер серебристо-серых ресниц. Мир сжался до безумия, и не существовало ничего кроме нее.       Казалось бы, мертвое сердце вновь застучало в груди, лихорадочно ударяясь о ребра. В висках будто бы загудела кровь. Неужели он ожил? Нет, Астарион такой же холодный и мертвый, как был, однако, в груди, словно огненный шар, разгоралось ощущение… счастья. Его личного. Счастья, с которым он бы ни с кем никогда не захотел в жизни делиться.       И вот минуло еще одно мгновение, и все сжалось. Сдавленно застонав и нагнувшись к девичьему телу, вампир порывисто поцеловал губы друидки, зарываясь рукой в ее светлые волосы и изливаясь внутрь. Тяжелое дыхание Элениэль ласкало слух, а ее хрупкое изнуренное тело, что тут же прижалось, стоило мужчине опуститься рядом на лежанку, обдало своим адским жаром. На устах Астариона заиграла довольная улыбка. Обняв уткнувшуюся в его грудь девушку одной рукой за острые плечи и накрыв одеялом второй, а после опустив руку на нежное бедро и начав поглаживать, мужчина издал тихий внезапный смешок. — Знаешь, — протянул он, перебирая ее влажные пряди и вдыхая запах ее тела, — став вампирским отродьем, я и предположить не мог, что настанет день, и кто-то, зная всю правду, мне доверится, всецело и слепо. — Я совершила ошибку? — Элениэль осторожно пошевелилась, тело болело. Чуть приподняв голову, она заглянула в его глаза, полные счастья и веселья. Веселья, которого он так желал с того самого праздника. Или то было веселье иного сорта? И вправду иного. Не было той животной страсти, дикости. Каждое движение было пропитано нежностью и… любовью. Любовью, о которой после признания, Астарион не смел более заговорить, ведь чувство, разгорающееся внутри и охватывающее все естество, доселе было ему неведомо. Он опасался его, боялся вновь стать рабом. — Не знаю, радость моя, — вампир покачал головой, коснулся губами белесой макушки. — Я все тот же Астарион — вампирское отродье и еще та заноза в заднице. Саркастичный, пафосный и язвительный. Однако для тебя я готов сделать исключение. — Какая честь, — слабо усмехнулась Элениэль, утыкаясь в шею мужчины. — А знаешь, радость моя… мне кажется, что я поспешил с выводами, — озорные огоньки заплясали в его кровавых глазах, а пальцы сжали девичье тело. — Помолчи и дай отдохнуть, — фыркнул она ему в плечо.       Вмиг Астарион глухо засмеялся, прикрывая глаза. В памяти внезапно всплыли воспоминания.       «Смейся, смеясь, любовь моя, но знай: я буду смеяться последним,» — произнес он тогда на празднование. И вправду, сейчас смеялся он, и смех его был последним в тот день — Элениеэль провалилась в медитативный сон, упершись кулачками в его грудь и все также уткнувшись в шею.       Счастье… кажется, до сего момента он не знал, что значит это слово, как и не знал слова «любовь». Три века за его плечами канули в Лету, мир перевернулся с ног на голову… и виной тому юная эльфийка. Та, за которую он был готов убить… Только вряд ли кто-то об этом узнает. Вампир никогда не покажет этого, будет скрывать от чужих взоров свою слабость. Он останется тем, кем был… навеки.

***

      Пробуждение было внезапным и, не сказать, что бы приятным. Яркий солнечный свет проник через приоткрытую полу палатки, а после прозвучали разносортные ругательства на всех известных Клинку языках. И если Уиллу «посчастливилось» застукать парочку еще тогда в склепе, да и его близкая дружба с Астарионам позволила понять, куда все катится, то Иордан психологически был не готов к подобному стечению обстоятельств. А потому, узрев обнаженных друзей так еще и на одной лежанке, воин тут же разжал пальцы, выпуская несчастную ткань и тем самым уничтожая возможность другим лицезреть, что творилось в шатре друидки. — И вам доброе утро, — недовольно прокричал вампир, потирая переносицу. Пусть и не спал, но и из медитации выкарабкиваться было тяжко. Впрочем, не ему одному. Лениво потянувшись, Элениэль поднялась на локтях, придерживая край одеяла, что стремился сползти и приоткрыть вид на обнаженную грудь. — Дело дрянь… — на выдохе тихо проговорила она, садясь и хватаясь свободной рукой за голову. Тело ломило, однако, боль была терпима. Видимо, стоило поблагодарить за то травяную настойку. — Я настолько был плох, радость моя? — притворно-удивленно ахнул мужчина, также садясь. Осмотревшись, он быстро нашел свою одежду в лужице, созданной из их нарядов, сорванных в порыве страсти. — Настолько, — буркнула друидка, потянувшись за нижним бельем, попутно пытаясь отгородиться от изучающего взгляда вампира одеялом. Картина глазам предстала наизабавнейшая! — Знаешь, стоит запомнить, что разговоры с тобой после секса — дело гиблое, — хохотнул Астарион, уже натягивая сапоги. Как ему удавалось так быстро одеваться, девушка не понимала. А может все дело в том, что ему не мешала боль и стеснение? — Ты куда привлекательнее, когда молчишь, любовь моя. — Взаимно, — Элениэль наконец-то натянула на себя белье и лишь в таком виде подошла к остальной разбросанной одежде.       Как успела заметить друидка, Астарион несмотря на произошедшее между ними ночью оставался самим собой. Все такой же самодовольный, эксцентричный и язвительный. Казалось бы, все то, что было сказано им тогда — лишь сон, иллюзия. Однако девушка прекрасно помнила каждый миг, в ее голове твердо засели воспоминания. Так почему все изменилось? Может то лишь минутная слабость? — Кстати, твои шрамы… — опомнилась Элениэль, припоминая то, что узнала на днях. — Дорогуша, ты опять за старое? — возмутился вампир, вгоняя кинжалы в ножны на ремне.       Эльфийка насупилась, но продолжила свою мысль, понимая, что иначе никогда не расскажет о своей находке: — То дьявольский язык, как я уже говорила. А если быть точнее, это часть контракта с демоном… — Ну, да… и вправду, что еще не хватало великому Высшему вампиру! — огрызнулся Астарион. И злость его была направлена не на девушку, а на Касадора. Мужчина не понимал, что могло понадобиться его бывшему хозяину от дьявола. — Я правда не готов говорить об этом. Давай пока что закроем эту тему. Придет время, и я… — «Мы», Астарион, — мгновенно поправила его Элениэль, заканчивая с одеянием. — Мы разберемся вместе со всем. — Спасибо, — только и смог произнести вампир. Его голос задрожал на одном лишь слове благодарности. Ему не верилось в то, что отныне он не один. Он сомневался и сомневается до сих пор, что все это не игра воображения, не сон, насланный его мастером, дабы вновь ткнуть носом в его никчемность — никчемность вампирского отродья.       Снаружи послышалась ругань. В этот раз бранные слова принадлежали Лаэзель: — Вы там уснули что ль?! — прогремело вперемешку с проклятиями на родном языке гитьянки. — Ни такта в ней, ни манеры нет, — фыркнул вампир, выходя на свет. За ним поспешила и друидка, что из-за спины мужчины бегло осмотрела лагерь. К тому моменту все собрались в его центре, там где оставались холодные угли от костра. Шэдоухарт, что по привычке разместилась на траве, засмеялась в кулак при виде подруги — кажется, жрица уже смирилась с ее выбором. Лаэзель стояла, возгрузив на плечо свой двуручный меч, и не по-доброму косилась на вампира. Уилл качал головой и отныне заразился смехом жрицы. Гейл предпочел дальше листать свой фолиант, бесспорно, мудреный и нудный, хотя было видно, что волшебник был готов смеяться в унисон с колдуном и последовательницей Шар. А Иордан, схватившись за черные волосы, готов был кричать, что есть мочи. Собственно, это и произошло. — Я-то думаю, что за звуки странные посреди ночи, — возгласу сопутствовала бурная жестикуляция. — Клеветать я на животный мир начал еще, мол, вот взбрело диким зверям совокупляться у лагеря! А тут… — Дорогой мой, — протянул Астарион, хитро улыбаясь, — сочту за комплимент, однако, зоофилией мы не занимались. Мы предпочли более традиционное времяпровождение. Да, Элениэль?       Иордан чуть ли не подавился от прямолинейности вампира, а Уилл — от смеха. В то время как друидка готова была обратиться в барсука и мгновенно вырыть себе норку, в которой бы и залегла на дней так десять. Посчастливилось еще эльфийке не встретиться взглядами с учителем, что стоял на окраине лагеря и внимательно следил за происходящим. — Я предпочту, чтобы ты опустил подробности, дружище, — гоготнул Клинок. — Скажу одно: это было самое запоминающееся дежурство. — Рад, что способствовал зарождению… хм... приятных воспоминаний, — в привычной манере протянул белокурый эльф, театрально поклонившись. — А теперь, думается мне, пора и меру знать. Червячки не ждут, и нам пора бы отправиться за спасением в Лунные Башни. — Хоть в чем-то я с тобой согласна, упырь, — хмуро проговорила гитьянка, кивая.       На этом и разошлись собираться в путь.

***

      Отведенного на сборы времени хватало с лихвой, а посему Элениэль поспешила в лес, дабы собрать как можно больше трав, что могли им пригодится в пути. Все же флора и фауна подземелий не могла похвастаться своим разнообразием и богатством, так что надеяться на ингредиенты под землей было гиблым делом.       Пальцы девушки теребили и так помятую страницу ее дневника. Она боялась упустить что-то. Что-то важное и жизненно необходимое. А потому вновь и вновь пробегала по рецептам зелий, мазей и бальзамов и поглядывала в плетеную корзинку. И вроде бы все, что росло в этих лесах, было найдено и уже находилось в корзине, однако, ее не отпускало чувство, что что-то да было забыто.       Сделав глубокий вдох, девушка вышла на полянку и уселась, облокотившись о ствол дерева. Ловкие пальцы мигом выудили из корзинки нить, и Элениэль принялась разделять травы на небольшие пучки, собирая одинаковую зелень в один. За этим занятием, столь успокаивающим и умиротворяющим, друидка не заметила как к ней подбежало беленькое существо и начало бодаться. Подняв взор серебряных очей на потревожившую ее душу, эльфийка заулыбалась. Пред ней был тот самый детеныш медвесыча, потерявший маму и попавший в лапы вредных и жестоких гоблинов. Присмотревшись, девушка заметила в клюве мертвую птицу. — Это мне? — улыбчиво проговорила Элениэль, осторожно поглаживая зверя. Даже без магии она прекрасно поняла, что птица — подарок за помощь. — Ты моя прелесть, — засмеялась девушка, а детеныш уселся рядом и начал наблюдать, за эльфийкой, что вернулась к своему прежнему занятию.       Формируя последний пучок, Элениэль краем глаза приметила, как забеспокоился медвесыч. Поднявшись, он начал осматриваться, будто бы чуя опасность. А когда уже и до уха эльфийки донеслись звуки шагов, малыш поспешил скрыться, видимо испугавшись. — Компания спасенного детеныша стала тебе приятнее моей? — цокнул языком, казалось бы, из ниоткуда появившейся в поле зрения вампир. Астарион осматривал свой клинок, покручивал его в свете солнца. — Ты ревнуешь? — поспешила спросить девушка, закрепляя нить и обрывая. Закончив, она взглянула на мужчину, ожидая ответа, однако, он медлил. Его лицо исказилось, а, пройдя пару шагов по направлению к эльфийке, Астарион опустился рядом, все также держа кинжал в руках. — Ха! Нет, любовь моя, — отмахнулся он, — я совершенно не ревную, особенно к каким-то там зверушкам. Развлекайся, приятного тебе досуга. Мне, в любом случае, тоже неплохо с ними — великолепный сосуд с кровью.       Элениэль уложила последний пучок с травами в корзину и насмешливо взглянула на сидящего подле вампира. Улыбка расцвела на ее лице при виде кислой физиономии мужчины. — Ты сейчас серьезно? — решила уточнить она. — Совершенно, дорогуша, — пренебрежительно бросил он, устремляя взгляд в лесную даль. Острая кромка кинжала рассекла мертвенно-бледную кожу ладони. Астарион даже не поморщился.       Отодвинув от себя корзинку, девушка уселась лицом к вампиру. Ее теплые пальчики коснулись щеки мужчины, однако, тот поспешил отпрянуть. И как позже оказалось, то было намеренно, ведь через минуту он уже сгреб эльфийку в свои объятия и усадил к себе на колени боком.       Элениэль не спешила задавать вопросы, покорно приняла его правила игры, позволяя распустить свои волосы, а следом и зарыться в них. Слова вампира противоречили действиям, однако, Элениэль предпочла плыть по течению и не обращать внимание на перепады в настроении Астариона. — Почему ты не сказала мне, что идешь в лес? — через какое-то время протянул вампир, видимо успокоившись. — Я не могла найти тебя и сказала об уходе Гейлу. Он должен был передать другим, — в той же спокойной манере проговорила она, полностью копируя его тон. — Знала, что ты… кхм... запала ему в душу? — как бы между тем произнес он. — Знала, и мы недавно все разъяснили друг для друга, поэтому я не понимаю, к чему поднята эта тема, — девушка расслабилась и уперлась плечом в грудь мужчины, а голову опустила на его плечо. — Меня пообещали убить, если я сделаю тебе больно. Неожиданно слышать угрозы от такого добряка, как он. — Кажется, с первых дней отношения у вас не сложились, — напомнила Элениэль, осторожно закинув ногу на ногу. — Твоя правда, — мужчина невесомо провел пальчиками по спине вдоль позвоночника, намеренно вызывая стайку мурашек. Ощутив дрожь в теле эльфийки, Астарион довольно усмехнулся и внезапно ухватил ту за шею, резко притянул, запечатывая властный поцелуй на ее губах. От удивления и возмущения глаза Элениэль распахнулись, и она охватила запястье руки, сжимающей ее тонкую шейку. — Руку убери, — в ее тоне читался приказ, было место и грубости. Ей совершенно не понравился подобный жест со стороны вампира. И на удивление возражать он не стал, отпустил. — Что на тебя нашло? — Хм… желание развлечься? — Погляжу, ты неисправим, — хмыкнула девушка. — Я-то понадеялась, что смогу изменить тебя, а нет… ты все тот же заносчивый эгоцентричный эльф-вампир, которого волнует лишь собственная шкура, — без злости проговорила она, то была лишь констатация фактов. — Элениэль, давай без занудных бесед, — Астарион потер переносицу. — Я сыт ими по горло, спасибо на то нашим соратникам, и пришел я сюда не, чтобы цапаться с тобой. Я хотел бы напоследок побывать на солнце… в твоей компании. Смею предположить, что дневной свет мы теперь не скоро увидим, забравшись в подземелья. А я успел полюбить это приятное тепло, исходящее от лучей светила... — К чему тогда начало разговора? — Я устал… Чертовски устал от всего. Так и иллитидский паразит не дает мне покоя — я и этой ночью видел кошмар, и в нем был не только Касадор, но и ты, — нехотя признался эльф, сильнее прижимая к себе юное тело. — Срываюсь уже из-за ничего… — Расскажешь о своем кошмаре? — Давай оставим эксгумацию воспоминаний о Касадоре на лучшие времена. Уверен, любовь моя, скучное время, проведенное в подземельях, разбавят подобные разговоры, а сейчас я бы хотел вновь ощутить тебя… боюсь, в объятии каменных сводов нам вряд ли удастся оставаться незамеченными, — его губы скользнули по тонкой шее.       Эльфийка звонко засмеялась, вытягивая шею, позволяя изучать. Она и вправду слепо доверяла ему. — И все же хочу услышать, что тебе приснилось, — Элениэль развернулась и уселась верхом лицом к мужчине. — Желаешь узнать о моей слабости, радость моя? — Астарион горько хмыкнул, а пальцы заскользили по бедрам, сжались. — Во сне моем было все так же, как и в первом. Темный лес, окутанный густым туманом, и голос Касадора. Я вновь слышал его указы, они сковывали меня подобно цепям, однако, больше не страшили. Ведь я нарушил их все до единого, узнал, что отныне нет у него власти надо мной, — мужчина покачал головой. — Однако я ошибся. Я узрел тебя подле него. Бледную и залитую собственной кровью. Ты была подобна мертвецу, еле стояла и то, потому что он держал тебя, словно котенка, за шкирку. Я желал подойти, но словно бы окаменел, не мог пошевелиться. Он сказал, что убьет тебя, если я ослушаюсь его… — вампир оскалился. Воспоминания ночного видения давались ему с трудом. Он желал забыть его, похоронить! Однако оно объясняло для друидки многое, в том числе и прижавшие ее посреди ночи крепкие руки. — Давай больше не будем об этом. У меня совершенно нет на то желания. Нет желания вспоминать, как ты умирала на моих руках… а я не мог даже обратить тебя. — Эй! — Элениэль тут же обняла вампира, обвив тонкими руками его шею, почувствовать дрожь в его голосе. Ему были не свойственны подобные эмоции. Неужели она поспешила с выводами, что он не изменится? — Я вроде бы жива…       Вампир опустил руки на траву, облокотился о ствол дерева. В алых очах читалась грусть и горечь. Рука потянулась к кожаному мешочку на поясе. — Закрой глаза, радость моя, — неспешно попросил он, и Элениэль без лишних вопросов повиновалась. Веер светлых ресниц затрепетал. — Пообещай мне быть осторожной, если нам придется разделиться. Пообещай… — вторил вампир, оплетая девичье запястье. Кожей пальцев эльфийка ощутила прохладное прикосновение металла, мгновенно распахнула глаза и опустила взор на руку, что все также была в объятии пальцев Астариона и на которой отныне красовалось кольцо, явно эльфийской работы. В ее очах застыл немой вопрос, на который мужчина поспешил ответить: — То подарок… безделушка лишенная каких-либо магических свойств, но, увидев ее, я вспомнил о тебе, любовь моя…       Вампир позволил эльфийке осмотреть украшение, и она и вправду начала разглядывать, покручивая руку. Вместо классического ободка — тонкая серебряная лоза, подобная ее чарам. Только эта была усыпана чистыми как слеза кристаллами, что переливались всеми цветами радуги в солнечном свете. Кольцо было таким невесомым и нежным. — Спасибо, Астарион, — она засияла. Элениэль не ожидала подобного от вампира. Приятное тепло разлилось по телу, и она прильнула к мужчине, заключила в объятия. — И все же ты бываешь милым… — Бываю, — нехотя согласился эльф. — Но все-таки пусть то останется нашей маленькой тайной.       Он прильнул к своей маленькой друидке, а их губы сплелись в нежном практически невесомом поцелуе…       Все меняется. И даже такие, как он, заносчивые, эгоцентричные и язвительные, способны на светлые чувства, способны познать любовь… и поставить интересы любимого существа превыше своих. Нужна лишь родственная душа, и Астарион ее обрел. Главное не потерять…       И отныне у него появилась цель весомее личной свободы от оков Касадора и спасения жизни от трансформации в иллитида… И эта цель — Элениэль. Ее жизнь. Обуздание паразита и смерть бывшего хозяина отныне — лишь способ ее достижения ни больше ни меньше.