***
Всю неделю после того дня, как Драко стал невольным свидетелем сцены в коридоре, его грызло предчувствие. Не чего-то плохого, не чего-то хорошего — просто перемен. И это пугало до дрожи. Драко не любил перемены. Последние годы они не приносили ничего хорошего: лишь боль и разочарование. Драко не мог нормально спать и есть из-за этого чувства, похожего на тошноту и легкое головокружение одновременно. Лишь на работе он мог сосредоточиться и выбросить лишнее из головы. Как ни крути, Драко был профессионалом. Больше, чем профессионалом. На следующий день после своего двадцать шестого дня рождения предчувствие разбудило Драко затемно, так что он вступил на смену раньше времени. Не то чтобы для него это было большой редкостью — он был женат на своей работе и порой пахал, пока не заканчивались всяческие силы. Но это было утро после дня его рождения, так что коллеги косо на него поглядывали. Драко было плевать на эти взгляды. Он ко всему этому привык. Бывало и хуже. На Драко смотрели всегда: когда он был просто единственным наследником влиятельной семьи; когда он сидел грязный и сломленный в зале суда, закованный в кандалы; когда он выходил из Визенгамота свободным волшебником с рабским клеймом на руке; когда он явился сдавать экзамены и, несмотря на предвзятость профессоров, получил все превосходно; когда учился, выгрызая рвением к знаниям уважение, и обгонял всех на курсе по успеваемости; когда профессора и декан стали звать его целителем от Мерлина; когда он только появился в Мунго, начиная строить репутацию с нуля; когда стал продвигаться по карьерной лестнице, перескакивая через ступеньку; когда с его мнением стал считаться даже глава отделения, когда все стали идти к нему за помощью, когда он стал лучшим из лучших. Он привык ко взглядам. Любым. Это было обыденно. Драко любил стабильность. Потому, когда ближе к концу смены к нему подошел мистер Хауэлл и сказал, что через полчаса Драко ждет очень важная встреча с одним человеком из Министерства, больше всего на свете Малфою захотелось сбежать. Привычная картина мира стала расплываться прямо у него на глазах, а он ничего не мог с этим сделать. Несмотря на предупреждение, Драко был не готов к тому, что после стука и «заходите» в его скромный кабинет войдет Гермиона снова-Грейнджер. Они виделись довольно часто по долгу службы и находились в нейтральных отношениях: Драко, оказавшись на свободе, прислал искренние извинения всем, перед кем чувствовал себя виноватым, и Гермиона в этом списке была самой первой. Тогда Грейнджер была одной из тех, кто прислал ответное письмо, даруя Драко прощение. Позже они не раз виделись в кафе, что располагалось возле академий невыразимцев и целителей, и приветствовали друг друга вежливыми кивками. А еще позднее Драко стал главным консультантом-проклятейником, сотрудничая с аврорами и невыразимцами на добровольных началах, и от Отдела Тайн на переговоры чаще всего являлась именно Гермиона тогда-Уизли. И это был первый раз за карьеру Драко, когда ему захотелось послать девушку к чертям собачьим. — Здравствуй, Малфой. Надеюсь, тебя предупредили о встрече? Драко крепко сжал руки на подлокотниках кресла, сопротивляясь инстинктам, что умоляли его смыться подальше и поскорее. — Здравствуй, Грейнджер. Да, глава сказал мне, что какая-то шишка мной заинтересовалась. Гермиона закатила глаза в притворном раздражении. Во взвинченном состоянии Драко непозволительно много язвил и шутил. — Поздравляю, кстати, с прошедшим Днём Рождения. — Как любезно с твоей стороны, — прозвучало скорее жалко, чем недовольно. Драко из-за нервов и долгой, изматывающей смены совсем расклеился. — Насколько я знаю, ты отработал уже целую смену, так что не будем ходить вокруг да около. Но сперва, — Гермиона грациозно достала палочку из кобуры, — Магическая клятва о неразглашении. Драко напрягся еще больше, не сдвигаясь с места. — Очередное дело Отдела Тайн? — спросил он, заранее зная ответ. — Нет, это личный вопрос. — Тогда к чему клятва о неразглашении? Гермиона нервно сдула со лба прядь, выбившуюся из идеального пучка — она тоже сегодня отработала целую смену и плохо спала ночь перед встречей. — Каждый, кто посвящен в эту тайну, дал магическую клятву. Это очень важно и серьезно не только лично для меня, но и на государственном уровне. — И ты уверена, что меня стоит посвящать в подобную тайну? — спросил он, чувствуя слабое покалывание в левом предплечье — там, где который год сереет неподвижной кляксой метка. — Уверена. Так что? Драко крепко задумался. Это был тот самый момент, когда ты стоишь на границе двух миров и лишь от одного шага — вперед или назад — зависит дальнейшая жизнь. Это был всего шаг, но он задавал последующее движение — пути назад в любом случае уже не будет. У Драко подобная ситуация была лишь единожды. Он тогда сидел в кабинете Дамблдора: испуганный, сломленный и уставший. Директор всё болтал что-то про упавшую успеваемость, странное поведение и невнимательность на уроках, а Драко кивал невпопад, увязнув в пучине страданий. И тогда Дамблдор посмотрел на него так, что Драко понял: тот всё знает. Посмотрел и спросил: «Не хочешь ли ты рассказать мне что-нибудь, Драко?» И в тот момент Драко завис на границе двух миров. Он мог во всем сознаться, а там — будь, что будет. Мог попросить помощи для него и родителей, рискуя всем. Он мог сделать шаг вперед. Но шагнул назад. Драко достал свою палочку: — Хорошо. Слова магической клятвы в этот раз звучали для него приговором, музыкой туманного будущего, девизом перемен. Ему давно не было так страшно. — Итак, — выдохнула с облегчением Гермиона. До этого она старалась не показывать, насколько для нее важно согласие Драко, — речь пойдет о коде 310780, который ты, наверняка, не раз слышал. — Драко кивнул, хоть Гермионе и не требовалось подтверждение. — Коду чуть больше двух лет. И он… он связан с Гарри. Ты знаешь… что случилось два года назад с Гарри. Драко вздрогнул. Конечно, он знал. Все знали. — Эта информация нигде не разглашалась. В курсе только самые близкие и три человека из вашего отделения. Два года назад, помимо всего прочего, Гарри был проклят, — Драко даже не заметил, как от шока уронил челюсть, — Это вскрылось не сразу. В один момент я просто заметила и… Гарри стали проверять. Целители разума, авроры, проклятейники… Все его проверяли, но никто так и не нашел в памяти Гарри момент, когда его прокляли, как и не нашли следов обливиэйта. А без того, как звучало или выглядело проклятье, сделать что-то почти нереально. В памяти Гарри ничего нет, преступники мертвы, свидетелей нет. — Что за проклятье? — наконец спросил Драко, обретая способность говорить. — Это проклятье генерирует на Гарри абсолютно рандомные проклятья и сглазы в любое время дня и ночи вне зависимости от чего-либо. И каждое проклятье нужно снимать — они не исчезают сами. Сперва это были жалящие, веселящие, щекотки и прочие мелочи, но дальше… — Гермиона потерла глаза, и только сейчас Драко заметил, насколько девушка вымотана. — Сейчас всё в разы хуже. Проклятья становятся редкими и опасными. Последний раз это было французское удушающее. Целители едва смогли проникнуть в комнату, в которой Гарри закрылся, и успеть сделать необходимое зелье. — Информации по основному проклятью совсем нет? Гермиона уныло покачала головой. — Вообще. Но времени тянуть нет. Нужно разобраться с корнем проблемы, пока не пошли проклятья, от которых вылечить невозможно. Я решила взять перерыв на работе и заняться исследованиями. — Что ты хочешь от меня? — прямо спросил Драко. Гермиона посмотрела на него — упрямо, уверенно. Так, как смотрят люди, готовые пойти на что угодно. — Я хочу, чтобы ты стал единственным лечащим колдомедиком Гарри. Чтобы ты жил с ним на Гриммо, помогал ему во время приступов проклятий и искал со мной способ его вылечить. На долгие мгновения воцарилось молчание. Драко в шоке переваривал информацию, приходя к единственному выводу: Грейнджер сошла с ума. — Почему я? — хрипло спросил Драко. — Помимо проклятья у Гарри еще полно проблем. Он совершенно не идет ни с кем на контакт. От целителя Хауэлла и прочих он либо закрывается, либо банально выгоняет их. Ты единственный человек, который никогда не мог оставить Гарри равнодушным, и вряд ли это изменилось со временем. Он не сможет игнорировать тебя. А ещё ты лучший в Англии, Малфой. Об этом я прекрасно знаю. — Ладно, допустим, — Драко решил пропустить слова про равнодушие мимо ушей. — Но Поттер определенно не согласится на что-то подобное. Он, когда был аврором, ходил ко всем, кроме меня. Он никогда не пустит меня в свой дом. — Это не проблема. Документально и магически я ответственна за его здоровье, так что он не сможет тебя выгнать или учудить еще что-нибудь. Основной удар я приму на себя. Драко понял, что больше отговорок у него нет. Теперь абсолютно всё зависит от его желания или нежелания помогать Поттеру. Согласие принесет с собой множество минусов и нюансов. Он не сможет жить привычной жизнью, вкалывая как проклятый на любимой работе, ему придется жить с Поттером неопределенный срок, а отношения их всегда были далеки от идеала, так Поттер еще и был одним из тех, кто просто проигнорировал письмо Драко с извинениями и избегал его в Мунго. Тем более, вряд ли произошедшее не оставило на Поттере след, и Малфою совсем не хотелось сталкиваться с этим. Ему придется проводить дни напролет, зарываясь в груду фолиантов и талмудов, выискивая, чем же прокляли Поттера и как ему можно помочь, а еще это значит постоянное сотрудничество с Грейнджер (благо, Уизли больше не шел с ней в комплекте). Плюсов же, как таковых, не было. Разве что чисто исследовательский интерес. — У меня есть условия, — Гермиона наконец выдохнула после этих слов: больше всего на свете она боялась, что Драко откажется. Это было бы концом всему. — Мы заключим магический контракт и включим в него несколько пунктов: на время лечения я становлюсь главой дома Поттера и его домовика, — Драко загнул палец, — в случае, если я справлюсь с проклятьем или ты решишь разорвать контракт, я получу выплату в тысячу галлеонов, — не нужно было Грейнджер знать, что он согласился бы и задаром, — я полностью планирую и курирую лечение Поттера, включая в него всё, что посчитаю необходимым; в экстренном случае я отправлюсь в Мунго, чтобы помочь здесь, и каждую субботу мне нужно шесть часов свободного времени, чтобы навестить мать. Гермиона нахмурилась, неуверенно прикусив губу. Пожалуй, если бы подобные требования выставил Драко Малфой из прошлого, она тут же отказалась бы: слишком велика будет власть бывшего слизеринца над ее другом. Но сейчас… — Хорошо… Да, договорились. Контракт завтра пришлю тебе совой, послезавтра ты тогда переедешь к Гарри и мы свяжем вас сигнальными чарами, как с целителем Хауэллом. Гермиона вопросительно взглянула на Драко, протягивая ему руку. Драко пожал её, понимая, что пути назад не будет. Пожалуй, этот самый путь стал для него закрыт, когда Грейнджер открыла дверь в его кабинет и в его серую, привычную жизнь.***
Драко ворочался с бока на бок уже который час. Днем ему пришел контракт, который он, перечитав примерно сотню раз, все же подписал чуть дрожащей рукой. Когда он пришел к главе отделения требовать отпуск, который не брал уже сколько лет, мистер Хауэлл с порога сказал, что все знает, всё сделал и желает ему удачи. Драко был уверен, что она ему понадобится. Драко долго сидел в кабинете после того, как его отпустили домой. Мысль о том, что в ближайшее время он здесь не появится, никак не укладывалась в его голове. Он столько недель, месяцев, лет едва ли не каждый день приходил сюда, вне зависимости от того, была ли ему назначена смена, что казалось безумием покинуть это место на такой большой срок. Он ведь даже понятия не имел, когда вернется… Когда пришло очередное письмо от Грейнджер с адресом и временем встречи, Драко наконец отправился домой. Он неторопливо написал короткое письмо матери, обещая объяснить все в субботу; поужинал овощным рагу, что для него приготовила заботливая эльфийка; обошел всю квартиру, в который раз поражаясь тому, насколько необжитой та выглядит, несмотря на то что поселился в ней Драко аж пять лет назад. Могло показаться, будто никто здесь и не живет. Об обратном говорил лишь чуть смятый плед, накинутый на кровать, чашка с чаем на кухне и пара папок на столе. Драко попытался вспомнить, когда последний раз чем-то занимался дома или приводил гостей, но не смог. И так ему стало плохо от этих мыслей, что он решил срочно пойти мыться и ложиться спать, заранее приказав Милли собрать его вещи. Но даже после часовой горячей ванны сон не шел. Как бы Драко ни пытался убедить себя, что не стоит так нервничать перед завтрашним днем, умом он понимал, что нервничать стоит и еще как. Все может пройти плохо, а может… очень плохо. На положительный исход он обоснованно не рассчитывал. Интересно, как сейчас выглядел Поттер? Драко иногда видел его, пока проходил стажировку в Мунго, но только мельком. Поттер на тот момент уже не первый год был аврором, а Малфою авроров не доверяли (даже не столько из-за его прошлого, сколько из-за недостатка опыта). В последующие годы он видел Поттера в разы чаще. Драко уже работал с аврорами, хоть сам Герой ни разу не попадал под его опеку, пускай и без конца лез на рожон. Когда Драко перевелся в отделение проклятий, их встречи значительно участились, хотя Поттер никогда даже не смотрел в его сторону, словно Драко и этого не заслужил. Словно теперь он пустое место в глазах Гарри Поттера. Возможно, так и было. Драко же смотрел всегда, хоть и пытался это скрыть. Поттер был непозволительно красив. Служба превратила его фигуру в эталон красоты (по нескромному мнению Драко), черты лица его заострились, добавляя его выражению что-то волевое, полное силы и сексуальности (щетина тоже непозволительно ему шла). С конца войны Поттер прилично вытянулся, так что они с Драко почти сравнялись в росте. Ко всему прочему, во всей фигуре Поттера стало сквозить что-то подавляющее. Когда Драко смотрел на него, то всегда ощущал себя так, будто наблюдает за очень красивым и опасным животным. Эта завораживающая грациозность, внешняя строгость и аура силы… Поттер был великолепен. А ещё он был женат. Драко перевернулся на бок, пытаясь изгнать из головы мрачные мысли, но они вновь возвращались к нему, так что тот просто позволил завладеть им. Это произошло два года назад. А если более точно, седьмого мая. На тот момент Драко выделили его собственный кабинет, а Поттер уже стал старшим аврором, был женат на Джиневре раньше-Уизли пять лет, а его сыну Альбусу было чуть больше года. Это был обычный день: Драко ясно помнит, что вылечил тогда от сглаза двух новобранцев-авроров, помог с одним проклятьем Эльзе, а остальное время бегал вокруг своих прошлых пациентов, так что к концу смены даже не обратил внимания на разговоры и суету вокруг. Он завалился домой, одним глазом уже видя сны. Однако, когда Драко проходил мимо барной стойки, его внимание привлек заголовок свежего номера издательства «Вся Правда», которое после войны основал брат Колина Криви. «ОЧЕРЕДНОЕ ПРОРОЧЕСТВО СЛОМАЛО ЖИЗНЬ ГЕРОЯ». Сонливости будто и не бывало. Драко как сейчас помнил, как внизу живота зародилось страшное, пробивающее до мурашек предчувствие. Как он слегка дрожащими руками взял газету, вчитываясь и холодея с каждым прочитанным словом. «…Как сообщает наше доверенное лицо, последние сутки по Аврорату ходили слухи о новом пророчестве, что раскрыли современные последователи Волдеморта, однако подробностей не было, и глава Аврората не обратил на слухи должного внимания. Это стало роковой ошибкой. Двенадцать часов назад Гарри Поттер не явился на работу, а когда его друг и коллега Рональд Уизли отправился в дом Героя, то обнаружил, что ни его, ни его семьи нет, а в самом помещении полная разруха. Аврорат немедленно среагировал и устроил самые масштабные поиски за историю его существования. Лучшие аналитики страны оперативно восстанавливали картину произошедшего, и благодаря их стараниям два часа назад, в восемь часов после полудня, местоположение семьи Поттеров было вычислено. Однако времени утекло непозволительно много. Согласно информации, поступившей из множества достоверных источников, Джиневра и Альбус Поттеры на момент нахождения уже были мертвы. О состоянии Гарри Поттера, о нападавших и о пророчестве ничего достоверно неизвестно. Авроры продолжают расследование. Мы хотим принести свои со…» Дальше Драко читать уже просто не смог. Информация не укладывалась в его голове, он просто не мог поверить в то, что написанное — правда. Это было невозможно. Драко каждый день сталкивался лицом к лицу с несправедливостью, жестокостью и смертью, но это… Драко вспомнил множество колдографий, что без конца штамповали газетчики. Счастливая семья, влюбленные муж и жена, улыбчивый мальчишка с горящими глазами… Драко осел на пол, прижимая к груди чертову газету и чувствуя, как его колотит. Уже потом, благодаря «Пророку» стало известно и пророчество, согласно которому «дитя Победителя» искоренит всех чистокровных; и что пророчество это было липовым, и что Поттера тоже убили бы, если бы авроры опоздали хоть на минуту, и что прямо на глазах Гарри истязали его семью, и что, судя по всему, Поттер убил нападавших, как только его освободили из магических пут. Драко не мог его не понять. Поттер не давал никаких комментариев, ушел из Аврората и на похороны не пустил никого, кроме самых близких, а репортера, что все же смог сфотографировать Гарри у гроба жены и сына, Поттер очень серьезно проклял. Драко тогда был рад, что не ему пришлось лечить этого ублюдка. На колдо, что «Пророк» всё же вставил в статью, Поттер выглядел так, будто это его хоронят. Драко сжег ту газету, и всю ночь мучался невнятными кошмарами. А потом Поттер словно исчез. Он нигде больше не появлялся, никто о нем больше ничего не говорил и не слышал. Спустя каких-то полгода все словно позабыли о случившемся. И Драко тоже забыл. Обстоятельства заставили забыть. И вот теперь он ворочался на горячих простынях, изводя себя мыслями о прошлом и о ближайшем будущем. Драко с тихим рыком встал, доставая из-под кровати небольшой чемоданчик с зельями. Он обязан был поспать, с чем модифицированное им же зелье Сна-без-сновидений должно было помочь. Драко наполнил стакан водой, добавляя в него полфлакона зелья, пахнущего яблоками. Драко выпил до дна, укладываясь обратно. Конечности почти сразу начали становиться ватными, а мысли, в прошлом сумбурные и жалящие, словно злые осы, лениво всплывали в уме, тут же растворяясь. Как теперь выглядит Поттер? Как ведет себя? Всё ещё горюет каждый день или огрубел со временем? Горит ли в его глазах привычный огонь или они потухли навсегда? Драко понял, что вот-вот провалится в сон. Уже завтра Драко сможет узнать это. И больше всего он боялся не ярости, не презрения или ненависти. Больше всего на свете он боялся еще раз увидеть то лицо с последней фотографии Героя.