Рыбий глаз

Мне говорят, что я сошла с ума, но при этом отправляют в психиатрическую больницу совсем одну, да ещё и на электричке. Наверное, родители думают, что в вагоне мне будет комфортно, — по электричкам ходят множество юродивых. Каждый, кто хоть раз слышал «Белые розы» в поездах пригородного следования, со мной согласится. А вот «Кино» очень даже неплохо поют. Лабиринты многоэтажек, люди в спортивных костюмах, огромные мусорные баки с надписями «помни своих героев». Всё это так удручает мою и без того сумасбродную голову. Мысли о суициде недалеки. Но, что тебя не убивает, делает сильнее, и, натянув капюшон, я бреду к психушке. Я не унываю — мне этого нельзя, совсем. Я очень, очень хочу вылечиться, наконец, выбраться из этой «страны чудес». Мигрени мне осточертели, я знаю, что они навсегда, но делать себе хуже мне никак нельзя. Улыбка и всё тут, точка. Эти холмы напомнили об одной хорошей песне. Я пытаюсь отговорить себя, но рука уже шарит в кармане. Такова моя рабская душа! Сейчас мне нужна музыка — включаю музыку. Слушаю её так, с телефона, наушники меня могут просто убить. Неудобно, конечно, но, если на горизонте появится прохожий, я нажму на стоп. Лучше пару секунд гореть со стыда, чем напряжённо пытать себя звуками города и собственного сопения. Одна девушка живёт под поклонною горой Одна девушка живёт под поклонною горой Под горой, под горой, под поклонною горой А под горой, под горой, под поклонною горой Ой! Тихонько притаптывая в такт музыке, я ждала зелёного на перекрёстке, как вдруг поняла — я расту. Снова. Я выпила таблетки, чтобы быть в своём теле, но, видимо, моё эго считает мир слишком мелким для такой, как я. Со словами песни слились мои всхлипы и вздохи. Голые клёны кололи мои колени своими макушками, и я замахала руками, отталкивая их от себя. Мои огромные великаньи руки сломали пару деревьев, и те с треском повалились на серые многоэтажки. Чемодан стал таким крохотным, что уместился в моём кулаке. — Так высоко! О! А вот и моя психушка! Надо отдать ей должное — всегда любила красный петровский кирпич. Кстати, а какой сейчас цвет? — я нагнулась, чтобы разглядеть светофор, но ничего не было видно. — Ну и ладно, — замахала я руками. Надоедливые птицы так и норовили залететь ко мне в ноздрю или ухо. — Всё равно, один шаг, и я у психушки. Главное, её не раздавить — а то меня там лечить откажутся. Весёлый праздник под землёй, под поклонною горой Весёлый праздник под землёй, под поклонною горой Я перешагнула дорогу. С высоты моего роста машины были похожи на цепочку трудолюбивых муравьёв. — Глупая птица! Ну кто теперь будет кормить твоих птенцов… — кажется, это была ворона. Она попала мне прямо в глаз, как назойливая мошка. И тут, пока я возилась с птицей в глазу, резким ударом что-то сбило мой чемодан. Я не обратила внимание на странность этого момента — ведь он был у меня в кулаке — я просто открыла рот от боли в руке. Пляшет мёртвый и живой под поклонною горой Глаза заслезились, и всех ворон и галок смыло водопадом. Звук хруста костей волной прошёлся по округе. Пляшет мёртвый и живой под поклонною горой Ноги великана неуклюжи, и, задыхаясь от боли, я упала. Как бы ни была больна твоя голова, небо над тобой то же, что и над остальными. Я всё падала, падала, словно вечность. Я кричала, а небо оставалось холодным. Оно поглощало мой крик и становилось только выше, только темнее и безразличней. Ну а с первою зарёй, до свиданья дорогой!