Рыбий глаз

Стресс необходим человеку. Это нормально. Если долго и упорно тыкать в тело палкой, то тело отползёт. Телу нужны раздражители, чтобы ползти. Раздражители — настоящие двигатели прогресса. Но моё тело крайне неудачно скреплено. Ткните меня палкой, и я развалюсь. Мне нужен клей. Я надеялась, что за клей прекрасно сойдёт романтичный молодой человек лет двадцати трёх. Но пока, к сожалению, в качестве клея идут только наркотики. Ничего противозаконного — немного кодеина никому не повредит. Бедное, несчастное тело. — Не волнуйтесь, сломанная рука не помеха нашему курсу лечения, — щекастый врач с усами-щёткой бессовестно листал мою историю болезни. Я всегда чувствую себя голой и уязвимой, когда врачи зачитываются моим анамнезом. И, как назло, сейчас вокруг меня собрались студенты, молодые и успешные. И перед ними я — сломанная и сумасшедшая. — Итак, наша подопечная страдает от страшных мигреней, — затряс головой врач. – И под воздействием стресса и вследствие учащения приступов боли у пациентки развилось редкое психосенсорное расстройство, которое часто называют синдромом Алисы в стране чудес. Так… — врач вгляделся в бейдж одного из студентов, — Алексей! Расскажите нам, пожалуйста, симптомы. Мелкий студент заулыбался, в толпе послышались смешки. Ох, Алексей, я бы и сама тебе подсказала, скостила тебе минуты позора. — Да, Вас определённо ждёт замечательная карьера, — зачем каждый раз трясти головой, словно бульдог? Наверное, это разновидность гипноза. — Хорошо, Маша, помогите одногруппнику. Маша, с чёрной головой, блестящей не то от лака, не то от сала, затараторила правильный ответ. — Синдром Алисы — это искажённое восприятие реальности, — я поковыряла в носу. Всё равно я в дурдоме. — Синдром характеризуется аутометаморфопсией — нарушением схемы тела, потом метаморфопсией — нарушением размеров окружающих предметов, которая делится на макро- и микропсию. — Мне очень интересно, а отличники сами понимают, что говорят? Наверняка эта Маша заучила слово в слово. — Также возможна агнозия… Вот как можно так сухо рассказать настолько занятный синдром! Мне обидно за себя. Одна машина уже сбила меня, теперь ещё толпа студентов хочет пройтись по моему хребту, пересчитать мои косточки. Я так не могу, мне нужен интим. Мои демоны — это мои демоны, и делиться ими с кем попало некрасиво. — Извините, — я тихо обратилась к врачу, — знаете, что-то я себя нехорошо чувствую, такая усталость. Можно мне побыть одной? Выслушав наставления и пожелания скорее выбраться отсюда, я осталась одна. Хотя остаться здесь одной по-настоящему невозможно. Во-первых, в палатах нет дверей. Так что прекрасного сада в замочной скважине у меня нет. Во-вторых, соскучиться мне не дадут соседи и надзиратели. Вот они, снуют туда-сюда: пациенты, одетые поголовно в белорусский трикотаж, коротко стриженные. Зуб даю, что здесь наберётся не меньше пяти человек с голосами в голове. Я села на кровати и посмотрела в окно. За решётками пасмурно. Посмотрела в коридор — наткнулась взглядом на компанию в халатах, любопытно буравящих меня глазами. «Одна из нас, одна из нас». Только посвящения не хватает. Кусающая свой большой палец коротышка, медленно кивнула мне головой, как в знак приветствия. Ладно, надо размять ноги. Мой первый шаг после аварии. Как жаль, что я ступаю не по белому мрамору, а по стёртому линолеуму. В нескольких шагах от моей палаты пост медсестёр. Для начала хорошая цель. Кто сказал, что жёлтый успокаивает? Все стены выкрашены в этот жуткий, блевотный цвет. И кому нужно здесь столько зеркал и картин? — Зачем здесь столько зеркал? — спрашиваю у медсестры, — Чтобы нам было легче следить за своим видом или чтоб вгонять в депрессию? Сестра долго продумывает ответ — с сумасшедшими нельзя иначе. Не знаю, сколько она здесь работает, но наверняка у медиков тоже есть свои голоса в голове по типу: «пациент серьёзен — не смейся», «это вопрос — ответь», «он умирает — молчи». Наконец, спрашивает моё имя, и мы вместе идём к посту. — А, ты новенькая. Синдром Алисы, — я прямо чувствую, как шкала доверия ко мне всё увеличивается, ведь у меня не шиза — Именно, это новая методика, точно объяснить я её, к сожалению, не смогу, но вы можете спросить у своего лечащего врача. В принципе, мы просто стараемся сделать отделение более уютным, поэтому так много цветов и картин, эстетика. — Это точно, но почему тогда просто не сделать ремонт? Потолок-то сыпется. — Верно, но дешёвые картины на стенах не так дорого обходятся, как сами стены. Да, и я люблю прятать трещины за красивыми картинками. — Ладно, спасибо. Ещё хотела спросить… Почему я здесь? — зря я так в лоб, этот вопрос медсестру насторожил. — То есть, здесь ведь так строго. — А, вы имеете ввиду почему отделение с надзором? — медсестра ещё раз, повнимательней, почитала мою карту, и, нахмурив брови, сказала: — Да, действительно странно, для окружающих ты не опасна. Возможно, это из-за аварии. — Но это случайность! Это долгое молчание и взгляд меня пугает. — Вот мы и проверим.