Ледяной дворец

Интересно, здесь всегда такое чертовски обширное эхо или только когда она старалась думать о чём угодно, лишь бы отвлечься? Гермиона шла по коридору, пытаясь заставить себя смотреть под ноги. Она споткнулась уже дважды, а этот путь от башни Гриффиндора к кабинету ЗоТИ девушка знала ещё с первого курса. Её глаза просто слипались. У неё было около тридцати минут свободного времени, после того как она пришла с уроков, и, даже не поев, Гермиона села за домашнюю работу, осознавая, что ужасно отставала даже от самых худших своих расписаний, которые никогда не оказывались на пергаменте, но девушка всегда допускала возможность сдвига. Однако, если сдвинуть подготовку ещё хотя бы на день, то окажется, что она подготовится к СОВ аккурат через два месяца после назначенной даты их сдачи. Чёрт. Гермиона посмотрела на часы. В лучшем случае она будет в башне к полуночи. Семь часов это... Гермиона закусила губу. Приемлемо для того, чтобы выспаться за двое суток. Но по опыту она знала, что руку будет жечь, словно в огне, ещё часа три, даже если окунуть её в лечебный раствор. Хотя, наверное, если пропитать марлевые повязки бадьяном, усталость сможет пересилить жжение. Глаза же щипало от недосыпа и припухлости. Гермиона попыталась стереть слой косметики, который в таком рассеянном состоянии куда лучше справлялся с впадинами под заплаканными глазами, и нанесла охлаждающий крем, позаимствованный у Джинни. Ей не хотелось лишний раз радовать Амбридж своим убитым видом, но правда была в том, что у неё просто не осталось сил на то, чтобы привести себя в порядок. Поэтому Гермиона взмахнула палочкой, накладывая простейшие гламурные чары и не теша себя надеждами, что они не развеются, как только фраза впервые высечется на обратной стороне ладони. Боль была для неё привычным делом в последнее время. Физическая, разрывающая, изматывающая. Но сложнее всего было с моральной: она никуда не уходила, как будто лиса, лишь притворялась, что потеряла к ней интерес, затаивалась, когда он был где-то близко, но на самом деле только ждала, чтобы укусить. — Гермиона? Мерлин, Гермиона! К ней подбежала Джинни. Она подняла её заплаканное лицо и прижала подругу к себе буквально на миг, а потом вновь попыталась посмотреть в глаза. Как будто там можно было хоть что-то разглядеть, кроме пелены слёз. Гермиона была уверена, что этот жест заботы достался Джинни от матери. — Ты что? Он что-то сделал? Ты в порядке? — в голосе Джиневры скользила неподдельная паника. Она шныряла глазами по её одежде так, как будто где-то должна быть рана или что-то. Это так очевидно говорило о настоящем отношении Джинни к Малфою. Гермиона покачала головой и всхлипнула. О, Драко не нужна была физическая сила, чтобы растоптать её. Он умел делать это искуснее. — Гарри сказал, что ты побежала за ним, — объяснила Джинни, оборачиваясь назад, но со стороны места для вечеринки всё было тихо. Побежала за ним. Так типично для неё. — Ничего не произошло. Ничего необычного, — хмыкнула Гермиона, сглотнув слёзы. — Я просто... разозлила его. Расстроила, — она вдохнула холодный осенний воздух в попытке прийти в себя. — И Драко сделал единственное, что он умеет делать, чтобы избавиться от боли — причинил её в ответ. Было даже жутко, как спокойно этот вывод выпорхнул из уст Гермионы. Она выучила его достаточно. Её глаза искали в нём это, изучали, девушка наблюдала за каждым поворотом головы, переливом сетчатки, поправлениями галстука. Она так хорошо его знала. Чёрт, об этом даже думать страшно. Насколько. Сильно. — Этим он занимается, пока ты пытаешься справиться со всем? Делает тебе больно? — Джинни повысила голос, поставив руки на пояс. Её связки аж дрожали от злости и чувства несправедливости. Гермионе нечего было ответить, так что прошло около тридцати секунд, прежде чем Джинни выдохнула: — Что он сказал? — спросила она всё ещё отрывисто, сдерживая гнев. — Гермиона, — надавила Джинни. — Что он со мной из-за скуки, — хмыкнула она. — Что нет в этом ничего особенного. Что ему это не нужно. В принципе, в это легко верится, — пожала Гермиона плечом. — Что? — задохнулась Джинни, а потом покачала головой, прямо посмотрев на подругу. — Он ублюдок, Гермиона. Это прозвучало так, будто у кого-то были сомнения. Будто у неё были. Но в том-то и дело, что Гермиона знала об этом лучше всех. Но оставалась с ним. Иногда ей было любопытно, что сказала бы Джинни, если бы хоть раз увидела, насколько жестоким он мог быть, когда дело доходило до его собственных ран. О, это было бы то ещё зрелище. Уизли решила бы, что она сошла с ума. Правильно бы решила. — Я знаю, что будь я здоровым человеком, я бы просто... не терпела это всё, — покачала Гермиона головой. Она вдохнула воздух и посмотрела куда-то вдаль. В образы, которые рисовала ночь, преломляя лунный свет. Давая разыграться воображению. — Но я не могу остановиться, когда дело касается его. Это как прыжок с парашютом на манер русской рулетки. Если не знаешь, правильно ли он уложен. И всё равно прыгаешь. Ты понимаешь, что разобьешься, но больше не можешь жить без этих захватывающих ощущений, пока летишь. В этом не было ничего здорового. — Это всё из-за Энтони? — немного помолчав, цокнула языком Джинни. Видно, её мозг решил отодвинуть возмущения чуть дальше и разобраться с сутью, как с более насущной проблемой. — Годрик, Энтони! — она хлопнула себя по бокам. — Он же... последний человек, насчёт которого может быть не уверен Малфой! Гермиона прикрыла глаза и съехала по дереву. Она села на землю, предварительно наколдовав плед. Этот день длился два столетия подряд. — Дело не в Энтони, — Гермиона устало покачала головой. — Он просто... — она прислонилась затылком к коре, — он просто как будто бы думает, что место рядом со мной для таких, как Энтони. Или Виктора. Не для таких, как он. И каждый раз эта мысль делает это всё ещё более неустойчивым. Как будто он думает, что на самом деле не достоин. Все его фразы. В прошлом году. На её день рождения. Они ходили за ним конвоем, не давая сделать шаг. — И он, мать твою, чертовски прав, — отрезала Джинни и поджала губы. — Понимать это ещё тяжелее, потому что я как будто не могу злиться на него в полной мере, — Гермиона подтянула ноги к себе, пытаясь согреться. — Потому что если бы он знал, насколько всё плохо... — её голос дрогнул, и дорожки горячих слёз вновь опалили лицо. Думать об этом было горестно. Произносить ещё хуже. — Он бы никогда не подумал, что мне нужен кто-то другой. Каким бы он ни был. Гермиона посмотрела на Джинни, которая стояла рядом, и на её лице всё так же сохранялся привычный вид скорби, как каждый раз, когда она говорила о Драко. Так, будто прощалась с умирающим родственником, но изо всех сил старалась не показывать эмоций ради его же состояния. На миг, буквально на секунду Гермиона даже понадеялась на это. На то, что он залезет в её голову. Сделает это, копнёт глубже. К их первому поцелую. К тому, как она увидела его с Пэнси. И продолжала видеть целый год. К лету. Ужас захлёстывал при мысли обнажиться настолько, но, возможно, только лишь вероятно, если бы Драко понял, что это не игра, он перестал бы постоянно всаживать ей нож в спину, стараясь опередить. Потому что она скорее всадила бы его себе сама, чем ранила его намеренно. — Просто поразительно, как он переживает по поводу того, что вокруг тебя много хороших парней, и вместо того, чтобы просто стать таким же, разрушает абсолютно всё, — возмущённо пробурчала Джинни, присаживаясь рядом с ней на плед. Гермиона посмотрела на небо и выдохнула. Солёная вода на щеках остывала, капая за ворот, и заставляла вздрагивать от ветра. — Сколько я бы отдала сейчас за то, чтобы просто возненавидеть его, — еле слышно произнесла она. — Злость притупляет боль, не даёт чувствовать. Как топливо, — Гермиона вытерла щёки ладонью. — Он такой, мне ничего с этим не сделать. Он не меняется. Меняюсь лишь я. — Это отвратительно, — покачала головой Джинни. Гермиона подняла брови. Не то чтобы в этой ситуации было мало отвратительного, скорее наоборот — здесь требовалось уточнение именно из-за его изобилия. — Синдром хорошей девочки, — закатила глаза подруга, — когда она решает изменить плохого парня, а в итоге скатывается на дно сама, — Джинни отчеканила это таким тоном, словно говорила что-то вроде прописной истины. — Он разобьёт тебе сердце, — серьёзно повторила девушка, смотря на неё, — и чем дальше, тем болезненней это будет. — Хуже быть уже не может, — грустно фыркнула Гермиона. — Ошибаешься. — Это ты ошибаешься, — она повернулась к ней. — Я люблю его, Джин. Кажется, я действительно люблю его. Всё. Ладно. Она это сказала. Произнесла перед кем-то ещё. Не так уж и страшно. Как не страшно умирать, зная, что парашют не раскроется. Ты просто летишь. — Вот такого. Невыносимого. Любого. Джинни вздохнула и закрыла глаза. Боже. Она словно смотрела на то, как у кого-то на её глазах сбывались худшие кошмары. — Давно ты это поняла? — обречённо спросила Уизли. — Не знаю, мне кажется, в мае я впервые произнесла это про себя. Всерьёз, — сказала Гермиона, посмотрев в сторону и сжав пальцы, пытаясь отогреть заледеневшие руки. — Когда подумала о том, что его может больше не быть. Не со мной. А просто. Вообще. Даже сейчас, когда она говорила это, ей казалось, что кто-то отрезал тросы сухожилий внутри неё, как те самые парашютные стропы. Вытягивал нервы. Потому что мысль о том, что он не её, пугала. Но не так сильно, как то, что мир мог его лишиться. Такая банальная фраза, набившая шаблонную оскомину, даже метафора такая же. Шаблонная. Потрёпанная фильмами. Но она правда не могла представить себе мир, в котором его больше не существовало. — Летом я думала, что любить его — это как гореть заживо, — Гермиона втянула воздух, понимая, что голос снова задрожал. Тогда он пришёл к ней, и после его исчезновения она стояла там ещё минут двадцать. Не в силах поверить. Отпустить. Не хотела возвращаться обратно. — И я бы пережила это, наверное. Если бы спички раз за разом не оказывались в его руках. — Гермиона, — вздохнула Джинни и нежно вытерла слезу со щеки подруги, — с плохими парнями всегда одна беда — они просто... плохие, — посмотрела на неё Уизли. — Плохи в любви, плохи для жизни. Просто верх несправедливости, что сломленные люди могут быть настолько привлекательными. Гермиона ценила это в Джинни больше всего, наверное. Она не юлила, не скрывала свои мысли, но при этом не давила. Не осуждала. Гермиона не была уверена, что выдержит ещё и это. Хотя какая-то часть неё знала, что сейчас ей всё нипочём. Мозг вряд ли мог воспринимать два источника боли одновременно. — Возможно, когда он уйдёт, я смогу излечиться. Залатать раны, которые он мне оставил, — произнесла Гермиона, глядя в пустоту. Убеждая себя. Пытаясь. Не веря. Потому что когда он уйдёт, то без сомнений оставит после себя такой кратер внутри, что все остальные увечья покажутся просто незажившими царапинами. — Знаешь, в чём ужас нашей психики? — внезапно повернулась к ней Джинни, щурясь от ветра и убирая волосы с губ. — В том, что обычно те, кто наносит нам самую большую травму, самые незабываемые. Гермиона свернула за угол, который за эти несколько месяцев уже успел стать ненавистным. Ей казалось, что от кабинета Амбридж даже разило отвратительным тошнотворным запахом прогнившей лести, чем-то розовым и уродливым, как морды котят на тарелках с выпученными глазами. Она проходила мимо проёма между кабинетами, когда ладонь обернулась вокруг её предплечья и слегка потянула на себя. В какой-то мере её мозг уже знал кто это, Гермиона испытывала дежавю, но оно, впрочем, ничуть не умалило раздражения. — Боже, Драко, — выдохнула она, подняв на него взгляд. Они не разговаривали. У них сегодня было несколько сдвоенных пар, но... Малфой пришёл на уроки слегка помятым и растворился в толпе точно таких же студентов, которые не сомкнули глаз за ночь. Его брови были сведены на переносице, он, даже не взглянув ей в глаза, выпрямил руку Гермионы и закатал рукав блузки на повреждённой руке. Девушка сняла бинты прежде, чем идти на взыскание. Гермиона нанесла на порезы в виде букв охлаждающую мазь и подождала, пока та впитается и будет не видна, хотя это скорее было средство для самоуспокоения — она знала, что не поможет. — Чт?.. Что ты делаешь? — запнулась Гермиона, увидев, как он достал палочку. — Я в поряд... — она попыталась потянуть руку на себя и высвободиться из его захвата, но он лишь сжал кисть сильнее, поднял на неё взгляд и осадил одними зрачками. — Стой смирно, — раздражённо приказал ей Драко. Лавина непонимания, смешанная с возмущением, была такой большой, что Гермиону не хватило на большее, чем просто открыть рот. Она внушала себе, что вот-вот найдёт правильные слова, чтобы осадить его. Драко взмахнул палочкой, и Гермиона мельком увидела несколько линий, одна из которых означала сердцебиение. И на этом этапе уже проклюнулся интерес. — Сейчас дыши размеренно и спокойно, — сказал Драко, проводя палочкой по тыльной стороне её ладони и вызывая секундный мороз. — Будет чувство, как будто руку распирает. Определённое место. Не больно, просто... странно, — он был сосредоточен и говорил с паузами. Не отрывая взгляда от её руки. — Ты привыкнешь. — Ладно. Гермиона всё ещё не понимала, что происходило. Он направил на неё палочку и, кажется, даже руну никакую не чертил. Просто не моргал, как будто пытался проклясть. Она слегка дёрнула рукой, как только почувствовала, словно между мясных волокон её ладони кто-то поместил насос, который постепенно рассоединял кости, но удержалась от желания отступить. Она действительно не почувствовала боли. Судя по ощущениям, можно было бы сделать вывод, что её рука распухла, но только это никак не выражалось визуально. Через пару минут Малфой медленно опустил палочку, и Гермиона услышала, как он сдержанно выдохнул. Ого, вау. Это стоило ему усилий. Какая-то ужасная часть неё порадовалась: хоть что-то выглядело так, будто это не получалось у него по единому взмаху ресниц. Но данную эмоцию быстро стёрла настороженность. — Что это? — спросила Гермиона, наблюдая за ним. — Ничего, — бросил Драко. Он вышел из углубления и пошёл в сторону подземелий, даже не посмотрев на неё. Гермиона пялилась ему в спину около трёх секунд, прежде чем он спустился вниз по лестнице. Одна минута. Чёрт. Девушка дёрнула ручку кабинета, и вид сидевшей на стуле жабы в розовом жабо сбил её с ног. Боже, к этому нужно готовить сознание. — Добрый вечер, профессор Амбридж. За счёт сбитых мыслей получилось даже не так ядовито, как могло быть, но Гермиона была уверена, сука всё ещё осталась недовольной. Её бы устроило, если бы студенты, все как один, звучали словно роботы. — Садитесь, милочка, — Амбридж указала на парту, одного взгляда на поверхность которой хватило, чтобы понять, что там уже ждала маленькая пыточная с тяжёлым металлическим наконечником. — Вы знаете, что нужно делать. Амбридж едва не поёрзала задницей на стуле от нетерпения. Гермиона была уверена, что листки пергамента, лежащие перед лицом профессора, просто для отвода глаз, потому что не было никакого сомнения, что она ждала этот вечер. Чтобы наблюдать. Гермиона не была настолько стойкой физически, чтобы сцепить зубы, как Гарри, и делать вид, что ничего не происходило. Обычно к первому часу слёзы боли невольно собирались у уголков её глаз и рука начинала дрожать. Амбридж впитывала этот вид и, наверное, скорее согласилась бы лишиться ноги, чем выйти из кабинета в такие минуты. Гермиона спокойно поставила сумку на пол, сдерживая себя от проявления эмоций. Она просто устала. Ей нужно как-то это пережить, подготовить бадьяновые бинты и лечь спать, обеспечив себе хотя бы какое-то подобие отдыха. Она взяла в руку увесистое перо, и слюна тут же загорчила. Плевать. Просто сделай это. Я. Научусь. Уважению. Девушка слегка закусила внутреннюю сторону щеки, ожидая привычной вспышки боли. Но её не было. Гермиона перевела глаза. Фраза, как положено, отпечаталась на тыльной стороне ладони, но тут же исчезла и была скорее похожа на чары иллюзии — совершенно не доставляла неудобств. Она приоткрыла рот. — Что-то не так, дорогая? — хихикнула Амбридж, расценив её взгляд по-своему. Гермиона моргнула и подняла голову. Он что-то сделал с её рукой. — Всё в порядке, — ответила Гермиона. Она склонила голову и вывела следующую строчку. Которая точно так же вырезалась на коже и исчезла. Но не отразилась на нервной системе. Вообще никак.

***

Гермиона втянула шею, пряча лицо в бордово-золотой шарф. Ветер беспощадно раздавал пощёчины каждому, кто посмел быть настолько наглым, чтобы выбраться из замка в этот день, несмотря на каждое из колючих объятий конца октября. Они с остальными девочками с ног до головы были одеты в гриффиндорские цвета. На свитере Гермионы лежали согревающие чары, которые ворс должен был удерживать хотя бы на сколько-то дольше. Она заправила волосы в шарф, создавая вокруг головы объёмную шапочку. Они шли по тропинке к стадиону, не говоря ни слова в надежде не поймать простуду. Гермиона проспала и не попала на завтрак. Её удача заключалась в том, что Джин успела захватить для неё булочку, которая была съедена по пути к выходу из школы. Рон успешно прошёл на роль вратаря, и Гермиона знала, что всю прошлую неделю, после того как Гарри узнал об этом, они занимались вопреки непогоде. Судя по словам его сестры, которая впопыхах рассказала об этом Гермионе на пути к раздевалкам, это не сильно помогло. — Он не съел ни крошки, и цвету его лица позавидовали бы любые североводные русалки, — Джинни закатила глаза и набросила на себя куртку. — Надеюсь, это не скажется на его игре. Гермиона тоже надеялась. Она слышала разговоры девочек, передававших друг другу термос. Но её подготовка к СОВ по Истории и три параграфа, которые оказались так густо наполнены датами, что едва ли там был хотя бы абзац без, украли у Гермионы полночи перед субботним матчем, поэтому сейчас она бежала к отсеку с раздевалками, чтобы поддержать мальчиков, сказать им пару тёплых слов. Она отстала от остальных гриффиндорок, пошедших направо — прямо к трибунам, за несколько минут до матча рябившим от красно-золотых цветов и кричалок, которыми снабдили народ близнецы. Гермиона нахмурилась, увидев цвета на дверях раздевалок. Кто определил гриффиндорцев и слизеринцев рядом? Но вопрос отпал сам собой, когда она вспомнила, что этим матчем занимался староста мальчиков. Чёртов Колин. Но она не успела даже подойти к двери и постучать. Команда в полном составе вышла и встала между стенами раздевалок, выстраиваясь в шеренгу в этом отсеке, чтобы выйти, когда Ли Джордан объявит их. — Гарри! — воскликнула Гермиона. Анджелина что-то говорила ему, и парень, нахмурив брови, уже в третий раз за пару секунд кивал головой. Он повернулся как раз в тот момент, когда Гермиона подошла и положила руку ему на плечо. Здесь ветер не был таким беспощадным, видимо, довольствовался облизыванием стен раздевалок морозным дыханием. — Мерлин, я проспала, простите, эта... — Всё в порядке, мы так и поняли, — перебил её Гарри. — Разве что переживали, чтоб ты попала на матч, но времени разбудить тебя не было. Девушка пренебрежительно махнула рукой, ища глазами второго друга, потому что уже вся команда была в сборе, пусть и сосредоточена на том, что поправляла форму или разминалась, кроме Рона. — А где?.. — начала Гермиона, но почти в унисон с её вопросом послышался крик Джонсон. — Где Рон? — она вертела головой с пышным пучком из тёмных кудрявых волос. — Он должен стоять пятым! И как будто услышав её, Рон вышел из раздевалки, поправляя перчатки и не поднимая головы. Надежды Гермионы на его приподнятый дух тут же рухнули, прочертив траекторию взгляда парня — прямиком к ботинкам. Чёрт. — Он надел наизнанку куртку вратаря, — пояснил Гарри едва слышно. Гермиона обменялась с другом понимающими взглядами. Боже, только не это. — Рон! Ты как? — Гермиона, подбадривающе улыбаясь, подняла его лицо, но вряд ли её глаза могли не выдать настоящее волнение девушки. — Он в порядке, — чересчур бодро заявил Гарри. — Перед своим первым матчем я тоже ужасно волновался. Думаю, это нормально. Волнение пройдёт в тот же момент, как ты сядешь на метлу! — убедил его друг, потрепав по плечу. — Ты летал на первом курсе, от тебя вообще никто ничего не ждал, — угрюмо буркнул Рон, всё ещё смотря в пол. — Но ты смог произвести фурор. — Рон, всё, чего от тебя ждут, что ты будешь делать то, что делаешь всегда, — спокойно произнесла Гермиона, искренне надеясь, что за стеной собственного ужаса друг сможет услышать здравую мысль. — В саду в Норе, на тренировках с Гарри. Просто получай удовольствие от игры, потому что ты отлично... Она могла даже не слышать скрипа старой деревянной двери, чтобы понять что произошло. Атмосфера тут же изменилась, загустела, как взбитые сливки, напряжённостью опустилась всем на плечи. Гермиона прервала сама себя, повернулась через плечо и увидела, как слизеринцы вышли из своей раздевалки. Их сосредоточенный вид тут же сменился, как только они увидели соперников. — У, киски уже построились, — протянул Ургхарт, сразу примеряя гадкую ухмылочку и чертя взглядом по фигуре Анджелины. Гадость. Гермиона выпрямила спину, как будто даже тело чувствовало необходимость встать в оборонительную позицию. — Думаете, удача сопутствует тем, кто первым переступит через полоску? — хмыкнул слизеринец, кивая головой на начерченную на траве белой краской полосу, за которой людям на трибунах становилось видно игроков. — Удача нам не понадобится. Мы и без её помощи отлично справимся, Ургхарт, — подняла подбородок капитан гриффиндорской команды. — А что, Уизел вновь отправил себе в глотку дюжину слизняков? — хохотнул Забини и ступил вперёд, явно устав наблюдать за скучным вербальным спаррингом двух капитанов. — Или почему он так отменно выглядит? — Командам запрещено взаимодействовать перед матчем, поэтому я бы попросила вас придерживаться правил, — подчёркнуто официально заявила Анджелина, но её голос был таким высоким, что слишком быстро стало ясно, что это болезненная тема. Она сомневалась в Роне. — Да, Блейз, нам нужно подождать, пока Грейнджер подотрёт сопли Уизли и потреплет за щёчку, — хмыкнул Малфой. Он прислонился к стене раздевалки и вытянул руку. Метла, оторвавшись от грунта, в ту же секунду оказалась у него в ладони, как влитая. Гермиона прищурилась, когда Драко поднял палец вверх, акцентируя внимание присутствующих на звуках. С трибун доносился странный шум, который больше походил на песню, но было достаточно вслушаться, чтобы ветер услужливо донёс звукосочетания, в которых фигурировала фамилия Рона, слова «идиот», «кольца» и «не спасёт». — Слышите? Я сочинил, — с бравадой произнёс Малфой, и все вокруг захохотали, подбадривая друг друга и насвистывая явно знакомую мелодию. — Гермиона, правда, тебе лучше... — повернулась к ней Анджелина, пытаясь сдвинуть акцент на что-то другое. Сама девушка понимала, что мадам Трюк с минуты на минуту объявит команды, и ей не помешало бы отправиться на места болельщиков, но злость подогревалась прямо в желудке, делая тело горячим, а щёки красными от несправедливости. Рон становился всё мрачнее, Гермиона чувствовала это плечом, которое было прислонено к другу, ей даже смотреть на него не требовалось. — Зато нам не нужно падать настолько низко, чтоб вызвать уважение друзей, Малфой. Которое, впрочем, не стоит ничего, — она презрительно обвела глазами его команду. Слизеринцы всё ещё хохотали и прислушивались к глупой песенке. Гермиона не собиралась ждать ответ, поэтому повернулась к мальчикам, встряхнув волосами, выбившимся из-под шарфа. — Утрите им нос, — громко произнесла она, смотря друзьям в глаза. Девушка протиснулась между переговаривающимися близнецами, которым, кажется, вообще не было дела до этой сцепки. Она редко видела их такими серьёзными, как перед матчем. Судя по круговым движениям рук и тому, как они чертили перед собой что-то в воздухе, братья повторяли какую-то стратегию. — Я понимаю, Малфой, тебе завидно. Ведь за тебя некому болеть, — произнёс Гарри куда более горделивым тоном, чем за минуту до этого. Гермиона шла к выходу и не повернулась, услышав реплику. Она звучала так, будто Гарри тоже. Тоже нашёл ту тему. — Скажи это девчонкам на слизеринских трибунах, которые, если бы не учителя, скинули бы свои трусики и бросили прямо на промёрзлую траву, — захохотал мужской голос, но Гермиона не смогла разобрать чей. — Я не нуждаюсь ни в ком, кроме себя, Поттер, в отличие от тебя, — самодовольно произнёс Драко, — ведь это твоё слабое место. Она наконец свернула за стену и направилась прямиком к трибунам. К чёрту Малфоя. Он не сказал ей ни слова. Она пыталась поговорить с ним ещё вчера, когда он опять подошёл к ней и наложил заклинание на руку. Гермиона злостно пыталась выдернуть ладонь, но за этим последовал единственный зрительный контакт, которым он наградил её. Испепеляющий. Девушка поднялась на трибуны и села рядом с Ромильдой Вейн, которая ткнула ей в руку тёплый термос. Гермионе хотелось оттолкнуть его, чтобы хоть как-то убавить градус собственного гнева, но после короткого контакта с тёплой керамикой ей быстро перехотелось это делать. Грейнджер тихо поблагодарила сокурсницу и сделала глоток облепихового чая. Мадам Трюк уже объявила команды, заставив капитанов пожать друг другу руки. Игроки взмыли в воздух после свистка, и Гермиона засунула руки в карманы в поисках перчаток. Не чувствовать на себе обволакивающие гламурные чары, находившиеся поверх повязок, было странно. Она уже успела привыкнуть к ощущению эластичного бинта поверх ладони. Но больше в нём не было необходимости. Даже в настойке бадьяна. Она протирала рану ватным диском, смоченным в его отваре, чтобы заживало быстрее, и сейчас на местах букв были едва заметные царапины, которые вряд ли останутся даже небольшими шрамами и сойдут за несколько дней. — Как твоя рука? — спросил Гарри, когда Гермиона вернулась в башню после очередного дня отработки в слишком уж приподнятом настроении, а её ждала на столике рядом знакомая миска. — В порядке, — честно ответила она, но несмотря на это девушку ждал скептический взгляд в ответ. — Нет, правда, — Гермиона убедила друга, показав ладонь, которая даже не была красной. По пути из кабинета Амбридж она зашла в туалет, и пока дошла до башни тот эффект, видимый во время переписывания, вовсе исчез. Гарри поднял на неё ошарашенный взгляд, и Гермиона поняла, что не сказала им, потому что на несколько дней погрязла в пучине собственных раздумий. — Малфой... Ну, он что-то сделал, — замялась Гермиона. Она присела в кресло. Башня уже привычно пустовала в это время, и Гермиона поняла, что Гарри уже точно бы спал, но остался, чтобы подождать её. — Вроде как заморозил кожу, не знаю. Она на автомате схватила ближайшую книгу рядом с собой и открыла её, и только спустя пару секунд поняла, что это была какая-то ахинея про сновидения от Трелони. Гарри заполнял дневник снов. — Заморозил кожу? — медленно переспросил друг, и в его устах это звучало ещё более нелепо. — Я не слышала заклинание, которое он использовал, — объяснила Гермиона, — но я вроде как... не чувствую боли. Надпись появляется на руке, но она не оставляет шрамов. Даже видимых следов, — Гермиона провела указательным пальцем руки по тыльной стороне левой ладони, — разве что иллюзию, которая пропадает спустя полчаса после интенсивного воздействия. Видимо, он нашёл способ, как убрать болезненные ощущения, — пожала она плечами, пытаясь относиться к этому легко. Но Драко не нашёл время поговорить с ней. — Это... точно возможно? — Гарри прочистил горло и взглянул на неё. — Просто... ну, после первого раза я пошёл в библиотеку, — он заёрзал на стуле, и Гермиона поняла, что эта история была маленькой ложью — следствием того, что друг сразу не сказал им о том, что происходит, — я хотел отыскать что-то подобное. Но кажется, это перо... она сама изобрела его, и я попытался использовать обезболивающие чары, но они не сработали. Амбридж предвидела что-то такое. Гермиона нахмурилась. Это было похоже на Амбридж. Вряд ли такая чокнутая садистка, как она, не подумала о том, что в мире существовали чары, которые обезболивали. Конечно, чары рассеивались при слишком шаткой психике колдуна, именно поэтому их советовали не накладывать пострадавшему самостоятельно, но существовали же зелья. У них было очень много противопоказаний, однако в целом это не являлось тайной. Но наложить заклинание слишком халатно было похоже на Гарри. Или найти проворную лазейку было слишком в стиле Драко, так что она расслабилась. — Тогда, вероятно, Малфой оказался умнее, — Гермиона откинулась на стуле, закрыв бесполезную книгу. — Я попробую выведать у него на случай, если кому-то понадобится, — она отвела взгляд, — позже. Зрачки Гермионы сфокусировались на цветных пятнах в сером октябрьском небе. К ней подсела Луна в странном рукодельном головном уборе с ревущим львом. Раньше Гермионе эта штука казалась ужасно громкой, но сейчас она была рада, если хоть что-то могло заглушить отвратительную песню, которую скандировали слизеринские трибуны: «Уизли – просто идиот, Уизли кольца не спасёт! Вот и Слизерин поёт: Уизли — наш король — вперёд!» Гермиона сосредоточилась на закладывающем уши крике Ли Джордана, который хотел перебить слизеринский хор. Кажется, свисток Трюк был словно спусковым механизмом: они были натасканными собаками, которых раздразнили до предела, и наконец-то отщелкнулся замок с ошейника, позволивший им сорваться. С первых секунд игра перестала быть не то чтобы дружественной, межфакультетской, просто школьным состязанием — она перестала быть хоть сколько-то уважительной. Хотя бы напоказ. Квоффл прыгал из рук в руки так быстро, что Ли заговаривался, обрывал предложения на полпути, сменяя имя игрока, который пытался забить гол. — Квоффл у Уорингтона, он собирается забить гол, он уже вне зоны бладжеров с вратарём один на один... — слышалась быстрая скороговорка Ли. — Это дебют гриффиндорского вратаря Уизли, брата загонщиков Фреда и Джорджа, и, наверное, он принесёт команде победу. Давай, Рон! Речь Джордана звучала подбадривающе, но, зная Рона, всё, чего Гермионе хотелось, это чтобы он не слышал ничего от волнения. Кажется, Рон был из тех людей, которые просто не могли выдержать груза ответственности возложенных на него ожиданий. И её мысли подтвердились всего через секунду после того, как квоффл пролетел мимо рук мечущегося во все стороны Рона, и трибуны Слизерина взорвались аплодисментами, которых толком не было слышно из-за чёртовой песни, что стала звучать ещё громче. Гермиона опустила взгляд вниз и увидела, как Пэнси, стоя в пальто и плотных зелёных колготках, дирижировала перед факультетом палочкой. Грейнджер со злостью посмотрела наверх. Гарри завис в воздухе, и на секунду её сердце наполнилось надеждой, что он следил за снитчем, чтобы это всё скорее закончилось, но потом Гермиона перевела глаза и поняла, что Гарри, точно так же, как и она, смотрел на Рона. Анджелина подлетела к нему, что-то недовольно крикнула, и после этого он очнулся и набрал высоту. Чёрт. — Кажется, они не на шутку постарались с этой песней, — протянула Луна так, будто говорила о каком-то сорте растения, которое никаким образом не имело к ней отношения. Гермиона сжала зубы. — Лучше бы они постарались с изучением правил поведения на поле, — ответила она, видя как слизеринский игрок отправил бладжер прямо в Гарри, но тот ловко увернулся. — Это что, вижу только я? — она злостно указала в воздух, явно задавая риторический вопрос. Гермиона смотрела на Драко, который сосредоточенно рыскал по воздуху, но ни он, ни Гарри не видели снитч, поэтому девушка вернула внимание к основной игре. Уоррингтон как раз мчался к гриффиндорским воротам. — Забини передаёт квоффл Пьюси, Пьюси сбит бладжером, Джонсон... Давай, Анджелина, ты можешь его забрать... или не можешь... Давай, потому что отличный бладжер от близнеца Уизли попадает в Уоррингтона... Ну же, Гриффиндор, защищайте ворота! — надрывался Ли. Через пару секунд Гермиона не смогла сдержать разочарованного вздоха, как и все львиные трибуны, когда квоффл без всяких препятствий угодил в одно из колец позади Рона, который, кажется, совершенно забыл о нём и пытался защищать только два. Отрыв всего лишь в двадцать очков, это ещё не конец света, ещё не конец... — Слизерин, должно быть, победит в этом матче, — произнесла Луна своим мечтательным голосом. Гермиона уже была не рада такому соседству, потому что её взбешённая нервная система просто не выдерживала спокойного рассуждения на эту тему. — Разрыв совсем небольшой, Рон ещё разыграется. Это было больше похоже на огрызание, чем на парирование, но плевать. — Гарри не так много тренировался, в отличие от Малфоя, — равнодушно пожала плечами когтевранка, и Гермиона сжала перила трибун ладонью, которая должна была уже одубеть на таком ветре без перчаток, но гнев разгонял по венам кровь. — Отличный манёвр, Кэти... Квоффл у Джонсон, она прошла мимо Уоррингтона, подлетает к кольцам и... Гриффиндор забивает гол! — закричал Ли. Гермиона вскочила на ноги вместе со всем Гриффиндором, отчаянно аплодируя и крича слова поддержки. Она посмотрела на Рона, которого совершенно не порадовали десять очков. Его лицо всё ещё было ровно в тон серому небу. Он пытался следить за игрой, бегая глазами по игрокам так, словно его задача — после матча по памяти нарисовать траекторию каждого из них. Песня Слизерина стала ещё громче, и Гермионе хотелось раздобыть беруши. Ей хотелось раздобыть пару разрешений на особо вредоносные заклинания. Она посмотрела в сторону слизеринских трибун как раз вовремя, чтобы поймать момент, когда они закрыли рты и охнули. Гермиона тут же подняла голову и увидела, что снующая в небе фигура Драко превратилась в зелёное пятно, которое мчалось прямо по воздуху, разрушая скоростью замершее полотно лёгкого тумана. Его торс был наклонён прямо к метле, он практически лежал на ней, мчась к зрителям. Гарри заметил и нырнул по той же траектории, набирая скорость. — Боже, — произнесла Гермиона, хватаясь двумя руками за поручни. — Рон в трущобах родился, в жизни не видал кольца... Она не видела снитч, но судя по всему, он резко метнулся в другую сторону, потому что оба парня повернули черенки мётел в направлении гриффиндорских колец и помчались прямо в пучину игры. Их плечи столкнулись, и они оба нырнули вниз, заставляя весь стадион ахнуть — со стороны выглядело так, будто ловцы одновременно решили совершить самоубийство и разбиться об успевшую покрыться лёгким инеем землю. Студенты встали со своих мест, повисли на перилах. Гермиона увидела лёгкий золотистый отблеск буквально на секунду, прежде чем оба парня одновременно вытянули руки. Они двигались быстро, но пролетая мимо гриффиндорских трибун было видно, что пальцы Драко оказались на сантиметр ближе. Всего на чуть-чуть. Возможно, дело было в скорости метлы или... Его губы шевельнулись, и в следующую секунду Гарри со злостью ударил Малфоя по перчатке, но удар, конечно же, был просто смешным, учитывая их скорость и сосредоточенность, и ни в одном сценарии он не мог повлиять на... Гермиона словно в замедленной съёмке увидела, как кисть Малфоя дёрнулась, и он согнулся в секундном, неконтролируемом приступе боли, который исказил его лицо. Слизеринец сразу же сжал губы, взял себя в руки и ринулся вперёд, но его замешательства хватило, чтобы гриффиндорские трибуны взорвались аплодисментами. Снитч был у Гарри в руке, которую он поднял вверх. Но внимание публики вмиг сместилось на вопль сверху. Гермиона ничего не успела понять, только лишь увидела, как Анджелина сорвалась с метлы и повисла на одной руке. Фред бросился к ней, чтобы подстраховать. Лицо Анджелины было в крови. — Мерлин, в неё Пьюси попал бладжером! — выкрикнула Лаванда. — Уже после свистка?.. Он после свистка?.. Был свисток?.. — спрашивали люди, пока Фред снижался, придерживая девушку, к которой бежала мадам Трюк. Какая к чёрту разница, был ли свисток? Гермиона перевела взгляд вниз, наблюдая за тем, как Малфой ударился ногами о траву. Какого чёрта? Она видела, что Гарри ударил его по руке, но это был даже не удар. Точнее... конечно, шлепком это вряд ли можно было назвать, но Малфой терпел ожог дракона, это же просто смеш... Он приспустил кожаную перчатку, отбросил метлу, и Гермиона увидела. Бинты на левой руке. Которые с тыльной стороны ладони стремительно покрывались красным. Гермиона знала эту скорость, с которой проявлялись багровые капли, потревоженные механическим воздействием. Как будто на секунду к тебе прислонили раскалённую печать. Боже. Он... Ну конечно. Это оказалось так просто, что сам факт того, что она не догадалась, был вопиющим. Просто потому, что Гермиона никогда не чувствовала этого ранее. Только читала. Но этого было достаточно, чтобы распознать первоначальные признаки. Малфой — хороший волшебник, поэтому эти симптомы оказались едва выражены, но Гермиона отказывалась принимать это за оправдание. Чувство раздутости, покалывание, рука становилась будто тяжелее на какое-то время. Гарри был прав: едва ли Амбридж не продумала возможность обезболивания при проведении её воспитательных мер. Но даже чёртово заколдованное самим сатаной перо не могло противостоять анатомической магии. Это слишком сильное волшебство даже для такого жестокого орудия. По сути, здесь не с чем было бороться. Оно всё ещё брало кровь из организма, используя его как чернила, вырезая фразы на теле человека. Просто не на теле того, кто эту фразу пером выводил. Боже. Боже мой. — Пожалуйста, отойдите... Будьте добры... Гермиона проходила мимо людей, которые толпились на лестнице в желании поздравить Гарри и продолжали кричать название их факультета. Она пыталась сойти вниз. Гермиона даже не знала, что скажет. Или сделает. Лицо Драко оставалось нечитаемым, когда она смотрела в последний раз. Он просто застегнул перчатку и развернулся, но ей нужно было его найти и... — Мисс Грейнджер! Где мисс Фарли? Или мистер Биттер? Они обязаны присутствовать на каждом матче! — к ней подбежала профессор Макгонагалл, закрывая обзор. — Я не слежу за ними, — довольно грубо ответила Гермиона, но потом опомнилась и прикусила язык. — Точнее... простите, профессор, я просто... перенервничала, — выдохнула она, в принципе, не говоря ложь. Макгонагалл поджала губы, создавая вокруг них ещё больше морщин, но никак не прокомментировала выпад студентки — этой трёхсекундной, вполне однозначной паузы было достаточно, чтобы Гермиона ощутила все спектры стыда. — Мадам Трюк отвела мисс Джонсон в лечебное крыло, я должна находиться там при обследовании, будьте добры, позаботьтесь о мячах для квиддича. Их нужно отнести в подсобку, — велела Макгонагалл. — Возьмите себе ещё старост в подмогу. Профессор явно дала понять, что её просьба не нуждалась в обсуждении, потому что как только последний слог был высказан, она тут же повернулась и начала спускаться по ступенькам. Макгонагалл сделала резкое замечание какой-то третьекурснице, которая делилась впечатлениями от игры, обличая их в словосочетание «охуенное зрелище». Гермиона раздражённо выдохнула, соскакивая со ступенек. Она только почувствовала боль в ладонях от того, что так крепко сжимала поручни. Гарри уже не было видно — скорее всего, он ушёл вместе с Роном, решив перенести празднование в более уютное место, чем беснующееся осеннее поле, на котором ветер чувствовал себя хозяином положения. Слизеринцы уходили, бросая отдельные строки из гнусной песенки, но гриффиндорцы были слишком на кураже, чтобы обращать на это внимание. Девушка встала напротив ящика и заклинанием по одному призвала к себе мячи, и заставила кожаные ремешки на них защёлкнуться. — Бладжер всегда поймать труднее всего, — сказала Ханна Эббот, подходя к Гермионе. — Ты в порядке? — нахмурилась она, доставая палочку, а второй рукой обматывая себя шарфом. — Что? Гермиона моргнула. Чёрт. Видимо, она выглядела так же, как и чувствовала себя. Гермиона скользнула взглядом по пуффендуйке в шарфе, полагая, что ветер не успокоился, просто она от переживаний перестала, видимо, чувствовать холод. — Не волнуйся, она поправится, — улыбнулась Ханна, и гриффиндорка непонимающе взглянула на неё. — Анджелина, — уточнила девушка. — Я уверена, она дала бы разбить себе нос ещё трижды, если бы это принесло победу Гриффиндору, — сдержанно засмеялась Ханна, вновь и вновь используя призывающие чары. Анджелина. Да. Точно. Боже. В голове пронеслась картинка с окровавленным лицом капитана команды их факультета в рое восторженных голосов. — Да, я надеюсь, — промямлила Гермиона, пытаясь взять себя в руки. — А где старосты школы? Она повернула голову, услышав голос Голдстейна, который шёл в куртке с внезапно гриффиндорской нашивкой. Конечно, Гермиона знала, что большинство когтевранцев болели за Гриффиндор в матчах со Слизерином, но никогда не обращала на это столь пристального внимания. Они не пересекались с Энтони после вечеринки в лесу. Не было повода. В вечер дежурства с Когтевраном Макгонагалл заставила её делать расписания в журнал вместе с Ханной, оставив всю работу парням, но сейчас у неё как будто не было сил на то, чтобы испытывать неловкость. — Понятия не имею, — пожала плечами Ханна, всё ещё пытаясь призвать к себе бладжер. У Гермионы создалось такое чувство, что он был научен слушаться только мадам Трюк. Энтони ступил вперёд с вытянутой палочкой, и бладжер понёсся к нему спустя пару секунд. Парень отправил его в сундук, и тот захлопнулся сразу после того, как непослушный мяч был скреплен ремнями. Гермиона не удержалась и, подняв брови, посмотрела на Энтони. — Бладжеры предпочитают тяжёлую руку, — объяснил он, и в его голосе чётко читалось бахвальство. — Всё в порядке, я возьму, — спохватился Энтони, когда Гермиона сделала шаг к сундуку, и перехватил её инициативу. — Спасибо за помощь, Ханна, — кивнула Гермиона. Она всё ещё чувствовала себя как в полудрёме. В компьютерной игре с самым простецким кодом, где нужно просчитать пару ходов наперёд. Отнести мячи. Умыться. Найти его. Всё просто. Это давало ей сил сохранять спокойное выражение лица и перестать поглаживать тыльную сторону ладони, чувствуя едва заметные отметины. Слизеринская сборная всё ещё переодевалась, Гермиона не была уверена по поводу Гриффиндора. Возможно, она переживала бы за возможность драки, учитывая насколько близко находились их раздевалки, если бы не знала о привычке гриффиндорцев сразу же отправляться в башню после победы. Они накликивали на себя беду в виде Трюк, которая ненавидела, когда после матча форма не оказывалась прямо у неё в подсобке, чтобы она могла вести учёт до того, как эльфы заберут её в стирку. — Вы сделали их феерично, — произнёс Энтони, несший в руках сундук, и Гермионе вновь пришлось мысленно щёлкнуть пальцами себе перед лицом. — Да, — отрешённо кивнула она, смотря вперёд. — Гарри молодец. Они почти в тишине дошли до подсобки. Как будто сквозь пелену брони до девушки долетали флюиды неловкости, но она почти не обращала внимания. — У нас должно быть собрание вскоре, я хотел узнать, могу ли чем-то... — затараторил Энтони, явно не выдержав давления тишины. — Поставь это куда-то сюда, пожалуйста, я понятия не имею, где место для этой штуки, — перебила его Гермиона, осматривая полки в свете танцующих в воздухе пылинок, поднявшихся от открывшейся двери. Она прошла вглубь помещения, в котором было всего на пару градусов теплее, чем на улице, и то всего лишь из-за стен, защищавших от пронзительного ветра. Энтони взгромоздил ящик на одну из полок и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, когда Гермиона вздрогнула от хлопка двери, ударившего по ушам, и воя ветра, который стал более слышен, как только громкий звук удара растворился, кажется, сплетаясь с оседающей пылью на полках. Гриффиндорка развернулась и, подойдя к двери, дёрнула ручку. — О господи, — цокнула Гермиона языком, вытащила палочку, чувствуя, как раздражение набирало силу, вторя противному звуку неподдающейся ручки. — Алохомора. Ещё несколько попыток, и рука соскочила с металлической резьбы. Это, наверное, чувствовалось бы болезненно, если бы Гермиона была в состоянии сейчас что-то ощущать, кроме раздражения. — Какого чёрта? Алохомора! — произнесла она чётче, услышав шаги за спиной. — Погоди, погоди... — успокаивающе произнёс парень. — Здесь нельзя применять магию, помнишь? — посмотрев ей в лицо, спросил он. Девушка медленно прикрыла глаза, вспоминая очевидное. Несколько абзацев из Истории Хогвартса, которые она сейчас готова была выжечь собственными руками, если бы могла. Несколько лет назад на подсобку было принято наложить эти чары: здесь хранились мячи для квиддича и запасные элементы, которые должны быть огорождены от возможного воздействия вредительной магии, чтобы защитить студентов. Если она не ошибалась, это правило ввели после случая с бладжером, когда они были на втором курсе, и через год после этого выдали новое издание истории Хогвартса. Поговаривали, что только из-за этого правила. — Помню, — выдохнула Гермиона, и в её голосе не было ни капли спокойствия. — Давай я попробую. Голдстейн обошёл девушку и несколько раз весомо приложился к двери, стараясь её открыть, но вспоминая этот замок, Гермиона понимала, что тот просто защёлкнулся. Господи, какая идиотская система. — Боюсь, я скорее сломаю, чем открою, — хохотнул Энтони. — Погоди, ещё не все ушли со стадиона, я уверен, они смогут открыть дверь, — он кивнул в сторону трибун и нахмурился, смотря на выражение лица девушки. — Ты спешишь? — Я просто... Гермиона заставила себя выдохнуть. Злость на когтевранца была абсолютно иррациональной. Энтони решил ей помочь, он не управлял чёртовым ветром. И да, он был прав. Их скоро откроют, и эта пара минут ничего не решит. — У меня есть дела. Но ответ всё равно прозвучал довольно резко. Она села на твёрдую скамью, спрятав ладони под колени, потому что в какой-то момент засомневалась в своей руне Алохоморы, а это ведь было первое заклинание, которому учили в Хогвартсе. — Гермиона, — подал голос Голдстейн, и затем набрал в лёгкие воздух так, словно собирался погрузиться под воду. Стало ясно, что набрал он его, чтобы выстрелить подготовленной речью, как рикошетом. — Я как-то не решался всё это время подойти к тебе — ты всегда была или с Джинни, или со своими друзьями, и я полагал, что, наверное, не стоит тебя смущать. В общем, может, это знак Мерлина, что нам нужно поговорить, — Энтони издал нервный смешок и провёл рукой по светлым волосам. Она смотрела на него слегка хмурясь, и, кажется, ей требовалась ещё пара секунд, чтобы до её мозга успело добежать осознание его слов — так быстро он тараторил. Судя по реакции парня, Гермиона ничуть ему не помогала. — Тогда, на вечеринке... Я, в общем... Ты должна знать, что я не хотел тебя напугать... — он выставил руки вперед, стараясь убедить её. Гермиона едва удержалась от того, чтобы уже во второй раз не прикрыть глаза. Только. Не. Это. — Энтони, — вздохнула она, но слишком тихо, чтобы он услышал. — Мне стоило подойти к тебе раньше, мне было как-то неловко, но я был пьян, и я никогда бы не полез к тебе без твоей явной... — Энтони, — уже увереннее произнесла девушка. Не то чтобы она считала это чем-то нормальным. Или ненормальным. В этом было что-то странное. Он пытался её поцеловать. Вроде как. Но она настолько не думала об этом инциденте, что было даже дико — осознание того, насколько мозг умел выставлять приоритеты. — Нет, послушай, — настаивал Энтони, кажется, бросившись в самую пучину самобичевания. — Я знаю, что ты, наверное, испугалась, ты тогда так быстро убежала, но я правда... — Энтони! — Гермиона, поджав губы, вскочила на ноги. — Я не обижаюсь на тебя. Всё... — она провела глазами по комнате в желании застонать. Мерлин, как не к месту это было! — Ты ни в чём не виноват. Мне просто не стоило играть в эту глупую игру. Пора бы уже запомнить. — Но было ещё кое-что, за что я бы не хотел извиняться, — внезапно произнёс Энтони куда тише, заглядывая ей в глаза. — Ты правда очень красивая, Гермиона. Её брови слегка подскочили точно так же, как в первый раз, когда она это услышала. Поразительно. Слова могли изувечить и вылечить, переплетение звуков могло обладать куда большей магией, чем в вибрации волоска единорога или жил дракона, запечатанным в древке, но только если они были сказаны нужными губами. Потому что было действительно поразительно, что Гермиона не чувствовала абсолютно ничего. Кроме раздражения. — Послушай, это приятно и... — она говорила быстро, но не так быстро, как делал это Голдстейн — нервничая, а как будто стараясь разделаться с этим поскорее. Она посмотрела на него в упор в желании, чтобы он понял. — Но ты должен знать: я влюблена. Сильно. Рот Энтони приоткрылся в удивлении так широко и внезапно, что на задворках сознания Гермиона успела задаться вопросом, было ли это вообще прилично — такая явная реакция. — Эта игра была просто глупостью, в которой, как я уже сказала, мне не следовало принимать участие. Он моргнул несколько раз, как будто его ударили по голове, а затем прислонил кулак ко рту, прочищая горло. — Ты... что? И вы... типа... ну, встречаетесь? — промямлил Энтони. — Там всё непросто, — ответила девушка, избегая любой конкретики, — но это не отменяет того факта, что... — Это Гарри или Рон? — перебил её когтевранец. Он всё ещё звучал слишком шокированным, чтобы это было приемлемой реакцией, но вспышку злости в Гермионе воспламенило не это. Какого чёрта все приписывали ей влюблённость в этих двух оболтусов? — Боже, нет, это не они. Было такое чувство, что она не могла влюбиться в кого-то другого. Кажется, её мысли о том, что круг общения почти замыкался на мальчиках, оказались небезосновательными. — Прости, я просто не видел тебя ни с кем, — объяснил Энтони поникшим голосом. — Я был уверен, что после Крама никто больше не занимает твоё сердце. — Я не особо люблю афишировать свою личную жизнь, — Гермиона пожала плечом, придавая голосу небрежности. — С Виктором сохранять в тайне что-то изначально было непросто, — тут же объяснила она, вспоминая поцелуи в коридоре. Те, что должны были шершнем долететь и впиться в глазницы одного холодного парня, который щёлкал зажигалкой, ругался и ненавидел весь мир. Все те поцелуи чувствовались как месть. И удивительно, что в них не было сладкого привкуса. — Но я не хочу вводить тебя в заблуждение, потому что ничего не может быть. — Я... Ну, это не лучшая новость, — хмыкнул Энтони, посмотрев в пол и почесав затылок. Гермиона закусила губу и слегка дёрнулась в попытке как-то сгладить углы, утешить, но быстро поняла, что в этом нет смысла. В таких вещах всегда нужно отдирать пластырь быстро и без сожалений, хотя она сомневалась, что Энтони всерьёз. Они даже толком не общались. Он понятия не имел. Чопорная девочка. Да уж. Конечно. Энтони поднял голову и быстро заговорил: — Но ты должна знать, что интересна мне не только как девушка. Ты отличный собеседник, и если ты не... Это был уже второй раз, когда Гермиона вздрогнула. Дверь открылась, и они услышали недовольное бурчание мадам Трюк, которое тут же оборвалось, когда она подняла голову, пряча ключ внутрь серой мантии. И это было не только молчание. Ещё дыхание Гермионы, когда она увидела как минимум четырёх человек из слизеринской команды, которые уже переоделись, но держали форму в руках с крайне недовольным видом. Кажется, попытки зарядить бладжером в соперников после свистка — не то, что поддерживала Трюк. — О-о-о, — протянул кто-то, стоящий прямо за Трюк, — Грейнджер и Голдстейн. Как мило. Гермиона слышала этот голос откуда-то издалека. Она проучилась с этими людьми вместе много лет, но конкретно в эту секунду все гласные сливались в её ушах в кашу, возвращая девушку только к хрустальным серым глазам, которые не источали ничего, кроме холода. Он оседал снежными разводами на щеках Гермионы, заставляя кровь леденеть прямо до боли, как будто проникал в кость. — Вы бы нашли местечко поуютнее, здесь же холодина, — подначивал кто-то вполголоса, но слова были хорошо слышны, несмотря на сдерживаемый хохот остальных. — Что вы здесь делаете, молодые люди? — строго спросила Трюк, игнорируя смешки и, видимо, за все годы преподавания в Хогвартсе, трезво оценивая, с кем работала. — Профессор Макгонагалл поручила Гермионе сложить мячи для квиддича, а я вызвался ей помочь, — тут же залепетал Энтони, жестикулируя слишком активно, чтобы указать на полку, где стоял сундук. Он выглядел виноватым. Хотя по их предыдущему общению Гермиона сделала вывод, что ему в голову спокойно могло прийти, что её кто-то заподозрит в чём-то недопустимом, а это были благородные стебли его рыцарства. — Дверь захлопнулась, и мы... — Не мужчина, а мечта... — фыркнул Пьюси, и Крэбб захохотал ещё громче. — Дверь открывается, если потянуть её на себя, а затем толкнуть, — Трюк, опираясь на метлу, сверкнула глазами, а затем сделала шаг к ним, как будто считывала эмоции на лице. — Мы понятия не имели об этом сложном механизме, — раздражённо ответила Гермиона. Чёртовы мячи! Это была совершенно глупая ситуация, и её раздражал сам факт того, что она в ней оказалась. Гермионе в эту секунду хотелось найти Джемму и заставить её разгребать это всё. Но мысли ускользали из сознания так же быстро, как появлялись, даже не успевая напитать злостью рассудок, потому что ей тут же становилось дико холодно. Трюк резко повернулась и въелась глазами в парней из слизеринской команды. — Сложили форму и чтоб в следующий раз отчеканили мне правила поведения на поле и этику между игроками, иначе ни один из вас не будет допущен до игры, — сказала она голосом, которым можно было бы шлифовать доски. Мадам Трюк продолжала следить за парнями, которые проходили мимо, сбрасывая свою форму в ящик, создавая там серебристо-зелёное месиво из тканей. — Вы хоть успели, грязнокровка? — хмыкнул Пьюси, сбрасывая свою форму в соответствующее место и понижая голос, пока Энтони о чём-то говорил с профессором. — Или потом придётся самой додрочить? — он повернулся к однокурсникам, которые тут же поддержали его. Гермиона увидела, что челюсть Малфоя превратилась в идеальный угол в девяносто градусов — о неё можно было разрубить кожу на ладонях, если прикоснуться. Если бы она могла прикоснуться. — Прикинь, если бы мы их застали? — прыснул Блетчли. — Я бы убил за это колдо... Гермиона не слышала конца гадкого предложения, так как обогнула мадам Трюк, отдавая себе отчёт, что она вполне могла бы попросить студентку остаться после обнаружения её не столько с парнем, сколько в своём личном пространстве, но сейчас это не было столь важным. Малфой был одет в футболку и штаны и, Грейнджер могла поспорить, даже мурашками не покрылся. В этой битве она посочувствовала бы ветру, потому что, кажется, сталкиваясь со слизеринцем, тот ёжился, покрываясь едва заметными иголками — замёрзшими каплями влаги в пространстве. — Драко, ты всё не так понял, — выкрикнула Гермиона, направляясь за ним. Мерлин, ну почему в такие моменты всё, что у неё крутилось в голове — это глупые клише? — Дай угадаю: он тебе как брат? — фыркнул Драко даже не поворачиваясь, и, наверное, в его голосе было много чего-то жалящего, но её лёгкие сдавливало, поэтому всё, что она чувствовала, — это кровь в висках. — Нет, Боже, но нас правда там закры... — Отвали от меня. Драко дёрнул плечом, и это было как в повторяющейся плёнке. Он ничего не хотел слушать. Ничего не хотел слышать. Он просто выскальзывал у неё из рук, как песок, и она оставалась здесь, одна, собирать по песчинкам обрывки его фраз в попытке что-то исправить. — Ты достал просто убегать от разговора, Малфой! — крикнула Гермиона, и её крик был бы громче, если бы ветер не относил его в сторону озера. — Может быть, тогда скажешь мне, что это всё? Или мы просто никогда больше не будем говорить? Не угрожай тем, чего не можешь исполнить. Она хорошо помнила это правило. Но... Гермиона запнулась, когда бросила ему это прямо под ноги. Часть её сознания подумала о том, что, если да? Что, если это всё? Ветер ударил её щеку, и она моргнула, заметив на Драко следы влаги — тумана, который обнимал его плечи, не обращая внимания на то, как резко он разрывал влекущую молочную материю, разрезая ту черенком метлы. Несколько небольших пятен на лице от грязи и... она преднамеренно не смотрела на его руки. Гермиона понимала, что, скорее всего, сняв перчатки, он уже наложил на себя маскирующие чары, но точно так же она знала, что легко найти, когда знаешь, где искать. Грейнджер почувствует на нём эту магию, если переведёт взгляд. И тогда её речь вообще не будет стоить ни кната. — Мне похуй, — коротко выдал Драко и развернулся, направляясь в Хогвартс. Это не было взвешенным решением, но едва ли она пожалела об этом. Рука Гермионы вздёрнулась сама собой: девушка бросила в плечо Малфоя ощутимый разряд тока и заставила вздрогнуть. Он поворачивался к ней спиной, как будто она ничего не значила. Как будто она не могла так сделать. И вряд ли он ей доверял. Просто был настолько самоуверен, что каждый из нейронов его мозга, каждый жест, микродвижение, буквально всё в этом парне было заточено под то, чтобы бросить противнику в лицо его бесстрашие. Мне похуй. Вот что транслировало его тело всегда. Почти всегда. Кроме тех моментов, когда он оказывался ближе. Чем должен был. Чем смел себе позволять. Но всё равно смел. Малфой развернулся к ней медленно, прищурившись, и она поняла, что в его руке всё ещё были сжаты перчатки. Волосы влажные. Взгляд колкий. Он пошёл к ней так резко, что Гермиона едва слышно втянула в себя воздух от неожиданности, но не отступила. Грейнджер хотелось думать, что это было проявлением того обещания, данного себе — не отступать, но дело заключалось в том, что она просто не боялась, что он ей что-то сделает. Гермиона даже не могла вспомнить, когда это произошло. Просто в какой-то момент он перестал чувствоваться действительно угрожающе. Гораздо раньше, чем следовало. Как будто что-то внутри неё уже ощущало между ними эту странную смесь, которая связывала их нервы в узлы, припаивая друг к другу. — Что ты себе позволяешь?.. — Драко оборвал себя так резко, что окончание, повисшее в воздухе, буквально резануло по ушам. — Кто? — Гермиона приподняла брови, вздёрнула подбородок и посмотрела ему в глаза. — Грязнокровка? — произнесла девушка по слогам. — Ну, скажи это, тебе ведь хочется. Оскорби меня ещё раз. Желваки на его скулах просматривались так хорошо, что будь он натурщиком скульптору, у того не возникло бы никаких проблем в передаче этих деталей анатомии. Они всматривались друг другу в глаза, и она физически чувствовала, как её злость растворялась. Рука Гермионы едва заметно дёрнулась, девушка хотела убрать с его лба прядь, но остановила себя. — Поговори со мной, — твёрдо произнесла она. Малфой в последний раз чиркнул по ней взглядом и молча развернулся, но Гермиона не дала ему сделать даже шаг. — А если нет, то я сама буду говорить. Они скоро закончат с Голдстейном и вернутся. Прямо. Сюда. Она была уверена, что слизеринцы этим и занимались: либо слушали нотации Трюк, что вряд ли, учитывая, что профессор никогда не была шибко разговорчивой, когда дело не касалось спортивных соревнований; либо издевались над Энтони. Драко резко выдохнул, и, кажется, взяв себе секунду исключительно на то, чтобы не разорвать Гермиону, схватил её за локоть и потащил за собой. Он не сжимал так, чтобы было больно, но достаточно, чтобы она чувствовала дискомфорт. Драко заставлял её чуть ли не бежать за собой на каблуках, будучи одетым в удобную одежду. Малфой втащил Гермиону в замок, который стоял в гордом одиночестве, брошенный пьяными студентами: отмечающими победу и заливающими разочарование. Драко толкнул её в кабинет, захлопнул дверь, и как только громкий звук отскочил от стен, он словно рикошетом въелся в кровь слизеринца, отдавая всю амплитуду противодействия его злости. — Ты хотела поговорить? Говори, Грейнджер! — Малфой повысил голос. Она отошла немного подальше. В его глазах бушевал гнев, и Гермиона выдохнула. — Расскажи мне об игре в котелки, я уверен, тебе было весело! — хмыкнул он, со злостью швыряя парту со своего пути так, что один её край глухо ударился об стену. Сейчас Драко не был пьян, но яда в словах не становилось меньше. Возможно, всего на чуть-чуть и за счёт чего-то, что мелькало в его глазах, но чего Гермиона никогда не хотела бы там видеть. — Или о том, как хорошо ты провела сегодня время после матча. Занятно, что ты не пошла поздравлять Поттера, а выбрала этого уёбка, видимо, это действительно что-то невъебенно охуенное, — отчеканил он. Драко ругался, перезаряжая револьвер где-то у гортани, на уровне кадыка, будто точно знал, куда целиться, потому что каждую из этих пуль слизеринец посвящал ей. — Он просто помог мне с ящиком, — спокойно ответила Гермиона, заметно понизив голос, — как староста, чтоб я... — Наверное, этим вы занимались во время игры в котелки? Он тебе тоже в чём-то помогал? — хмыкнув, прищурился Малфой и достал из кармана портсигар. — В конце концов, я ведь тоже тебе помогал, ведь ты просила. Её передернуло от сравнения, но она поклялась оставить разум холодным. Им просто не суждено договориться, если кто-то из них не будет пытаться выбраться из испепеляющих эмоций, которые догоняли, всё чиркая и чиркая о боковое напыление нервной системы. Они были идеальной парой, наверное. Он — порох, она — запал. Настоящий фейерверк. — Он даже не прикасался ко мне. Не в этом смысле. Драко поместил сигарету между губ, и кончик вспыхнул сам по себе, пока он щурился, смотря на неё. Малфой присел на столешницу так, будто происходящее было ничем. Ничего не значило. — А что, если бы нужно было подрочить ему, чтоб выйти из комнаты? Это же правило, — выделил Драко последнее слово, слегка наклоняясь вперед. — А ты всегда придерживаешься правил, — выдохнул он сладкий на запах дым. Гермиона прикрыла глаза. Она знала теорию о нём достаточно хорошо. Гермиона подходила к Драко Малфою, изучая его, как диковинку, осторожно, не снимая перчаток, зная, что безопасные ростки могли обдать токсинами кожу, впиться в кровь и заставить сердечные клапаны остановиться, даже не подавая виду. Девушка хорошо знала теорию. Но правда была в том, что она не работала, когда он стоял прямо перед ней — из плоти и крови, из её собственных кошмаров, из каждой части внутренних строп — и не спеша отрывал по куску. — Ладно. Давай, — Гермиона открыла глаза, качая головой. — Скажи мне ещё пару мерзких вещей. Ты ведь этого хочешь — чтоб мне было больно. Окурок полетел в сторону, и Гермиона почти проследила за ним взглядом. Он ударился о стену, оставляя там едва заметный чёрный след. Её зрачки слишком быстро вернулись к парню. — Я хочу перестать находить тебя в обществе кретинов, которые трахают тебя глазами, — процедил Драко, взращивая в себе новую вспышку ярости. Гермиона подняла на него глаза. — Я сказала ему, — произнесла она, — что влюблена. Лицо Драко оставалось непроницаемой маской. Но Гермиона знала, что ему не хватит духу. Поэтому она должна. Должна быть храбрее. — Без имён. Но я сказала, что ничего даже близко не может быть, — Гермиона сглотнула. — Боже, Драко, я бы никогда не смогла... — Так же не смогла, как и с Крамом? Ей показалось, что этот вопрос удивил даже самого Драко. Заданный неизменно язвительно. Неизменно колюче. Но всё об этом. О том, как чувствовалась её ладонь, вжатая в рот, пока она плакала на Святочном балу, увидев, как он усаживал Паркинсон на подоконник. Об опустевшей бутылке виски, которая плескалась в нём бензином, создавая точно такие же разводы в белках от безысходности. Они нанесли друг другу столько ран, что те уже даже не чувствовались из-за агонии. — Ты делал мне больно. Я пыталась спастись как могла, — искренне ответила Гермиона. — Когда ты лизалась с ним у меня на глазах, ты тоже думала об этом? О спасении? — Драко засунул руки в карманы, смотря на неё сверху вниз. — Или как часто представляла меня, пока он слюнявил тебе лицо? — Часто, — произнесла Гермиона, изо всех сил пытаясь не сжаться. Отдавать оружие, показывать свои слабые точки и надеяться, что не ударят. Любой, увидевший их со стороны, подумал бы, что она спятила. А она и спятила. Плевать. — Я часто представляла тебя. Потому что мне на самом деле никто не был нужен, кроме тебя. Но ты меня не хотел, — она облизала губы, возвращая ему взгляд. — Котелки были глупостью, Драко. Просто глупостью. Он смотрел на неё и молчал. У Гермионы не было сомнений в том, что Драко не собирался облегчать ей задачу. Но он хотя бы слушал. Она сделала к нему шаг. — Не трогай меня, — предупредительно прорычал он, но Гермиона всё равно подошла вплотную. Интересно, как больно могла ударять вода о лицо на скорости полёта в морось? Его скулы были покрыты маленькими, едва заметными ранками, которые можно было увидеть, если стоять настолько близко. — Только, блять, попробуй, — догадавшись, грубо сказал Драко, смотря ей в глаза. Она медленно поднялась на носочки. Он никогда не наклонялся. В его глазах читалась только резкость. Но он не отодвигался. И Гермионе хотелось улыбнуться. Она знала эту беспомощность. Когда Гермиона коснулась его губ своими, он просто стоял. Не двигаясь. Она оставила едва заметный поцелуй на его нижней губе, прежде чем приоткрыла рот и сделала то же самое, что сделал он с ней — коснулась кончиком языка. Чёрт. Гермиона зачерпнула воздух ртом от боли, когда её лопатки ударились о стену, но Драко не дал ей глубоко вдохнуть, отбирая кислород языком. Его рот всё ещё был на вкус как табачная ваниль. Он укусил её, сдвинул губы на щеку, шею, оставляя там отметины зубов. Гермиона притянула его к себе, взъерошив ладонью влажные волосы. Рука Драко опустилась ниже, сжала её бедро и скомкала юбку. Ни капли нежности. Он касался её так, будто отбирал своё, не лелеял, не обнимал, а сцарапывал, забирая. Она произнесла что-то ему в губы, автоматически, неосознанно, возможно, это было его имя. Гермиона так часто его звала. Драко оторвался от неё, отстранился, и она почувствовала, как сжалась его рука на её шее под волосами, с обратной стороны. — Возможно, я просто соскучился по сексу, — хлёстко произнёс он. И это могло бы подействовать. Если бы она отвела взгляд от его губ, которые налились красным от грубых поцелуев. — Тогда почему это не кто-то другой? — её шёпот звучал дерзко. Гермиона подняла на него глаза. Она слегка проскулила, когда он силой сжал её волосы, запрокинул голову и пододвинулся ближе. Это был ещё один факт: Малфой ненавидел, когда его сталкивали с неудобной правдой. — Потому что мне нравится, как стонешь именно ты, — усмехнулся он, прочертив взглядом линии её лица, и склонился к виску, снижая голос. — Я сверяю стоны с зазубренными ответами, — произнёс Драко, поднимая руку выше по ноге девушки. Но не касаясь. Не касаясь там, где хотелось больше всего. — Ловлю кайф от диссонанса. Гермиона повернула голову вбок, воспользовавшись тем, что крепкая хватка ослабла, но успела только чиркнуть кончиком носа по его, когда он отодвинулся от её уха. — Перестань, — сглотнула она, пытаясь стоять на месте ровно. Не ёрзать, стараясь заставить его ладонь двинуться. — Перестань делать вид, что ты испытываешь ко мне только похоть. Возбуждение Драко было так очевидно, она научилась его чувствовать. Как менялся воздух между ними всякий раз, когда они оба подталкивали друг друга к грани. Два абсолютных несовпадения. Как смятые конфетные фантики в кармане у серийного убийцы; джинсы с разрезами на коленях на приёме у королевы. Если это была сказка, то полная жестокости, тёмного безрассудства, чистого безумия. Они встретились, чтобы стать друг для друга вывернутой наизнанку уродливой фантазией. Чтобы из этого тёмного варева родилось особенное волшебство. — Да? — дёрнул подбородком Малфой, закидывая её голову выше, сжимая ладонью кожу сильнее. — Драко, я не хотела делать тебе боль... — Заткнись, Грейнджер, — он резко зажал ей рот, ощетиниваясь только взглядом. Но это было так очевидно. Малфой не собирался слушать о своих слабостях. — Закрой. Рот. Она дотянулась до его руки, убрала ото рта и вновь поднялась на носочки, чтобы стать чуть выше. — Пожалуйста, не злись. Не злись, слышишь? — Гермиона провела рукой по его щеке, пододвигаясь ближе, целуя медленно, стараясь растворить его гнев в собственной искренности. — Не злись. Мне нужен только ты. — Что? — Малфой остановил её, провёл кончиком большого пальца по нижней губе, но не отодвинулся далеко. Гермиона всё ещё чувствовала его дыхание на губах, пока он всматривался ей в глаза. — Мне нужен только ты, Драко, — повторила она. И это звучало как давать обет, пока он смотрел на неё вот так, словно старался рассмотреть ложь, скрывающуюся в уголках глаз. — Поклянись, — потребовал Малфой, когда она вновь приблизилась к его лицу, прикрывая глаза. — Клянусь, — выдохнула Гермиона, проводя ладонями по его торсу, чувствуя лёгкую влажность футболки, которая ещё не успела согреться от его гнева. Он усмехнулся, наклонил голову вправо и вновь пододвинулся к её уху: — Знаешь, как обычно произносят клятвы, Грейнджер? Она слышала соль в его словах, пока он открыто... это можно было бы назвать дразнил, если бы Малфой не был так зол. Это чувствовалось даже в улыбке. Он будто испытывал её, проверял. — Стоя на коленях. Драко надавил на её плечо, и Гермиона опустилась, почувствовав, как через гетры в колени врезался пол. Она подняла на него глаза и увидела, как он испытующе смотрел на неё с секунду, а потом поднял уголок губы, мягко собирая её волосы в руку. Оставляя несколько прядей у лица, которые касались щёк. Он уже так делал. В прошлый раз. — Ты идеально смотришься вот так, — произнёс Драко, довольно растягивая слова. Возбуждение мурашками пронеслось по коже, и Гермиона провела ладонями по ногам парня снизу вверх, достигла пояса и пальцами высвободила металлическую пуговицу из тугой петли. Но внезапно её голова дёрнулась назад, и девушка моргнула, услышав цоканье. Она подняла взгляд, непонимающе приоткрыв рот, и Драко, наклонив голову, подождал мгновение, прежде чем усмехнулся. — Ты должна попросить, — сказал Малфой как что-то само собой разумеющееся. Гермиона приоткрыла рот, осознав, что он делал. Это было ничем, только завуалированной злостью, потому что его связки звучали несдержанно, удовлетворённо. Просто потому что он мог. — Пожалуйста, — произнесла Гермиона, но это был скорее вопрос. — Нет, так не пойдёт, — Драко ухмыльнулся шире, слегка наклоняясь к ней. — Проси вежливо, как ты просишь оценки. Будь старательной, Грейнджер, — прищурился он. Гермиона слышала, как кровь отбивала стаккато в каждой из щёк — слишком резкий перепад температур. Она знала, чего он добивался, и было даже дико, как легко вдруг стало ему это дать. Гермиона потянулась к нему, не прерывая зрительного контакта до того, как не подняла его футболку, поцеловав участок кожи чуть выше пупка. И начала спускаться ниже. — Пожалуйста, — прошептала она. Грейнджер тут же захватила губами кожу чуть ниже, чувствуя, как край расстёгнутой пуговицы тёрся об её подбородок. Драко глубоко вдохнул, когда Гермиона спустилась ниже, касаясь губами участка, где плотная ткань обтягивала напряжённый член. Разве это не его любимое слово? Пожалуйста. — Пожалуйста, — повторила Гермиона, когда его рука прижала её голову к ткани; он начал двигать тазом. Гермиона подняла руку и стала поглаживать выпуклости на его животе. Она вытянула язык, прошлась по ткани, пока Драко направлял её движения, заставляя опускаться ниже, касаться губами всей длины. Он потянул Гермиону, чтобы она посмотрела вверх. — Сними с себя водолазку, но оставь бомбер, — приказал Драко. Его голос звучал так хрипло, будто он едва держал себя в руках. Гермиона продолжала смотреть на него, стягивая с плеч одежду. Она поддела низ обтягивающего свитера и стащила его. Гермиона могла поспорить — это второе, что ему нравилось больше всего. Смотреть, как она раздевалась. Оставшись в чёрном лифе, Гермиона вспомнила, как звучали его слова, нащупала сзади себя бомбер и продела руки в рукава. Он был бордово-золотой, с несколькими нашивками и львом слева. Истинно гриффиндорским. Видно, её размышления отразились у неё на лице, потому что он хмыкнул и вернул свою руку ей в волосы. Его концентрация. Она треснула, потому что за миг до того, как пальцы Малфоя оказались у неё за головой, Гермиона успела увидеть рану. Магия Драко не размылась, когда он был пьян, тяжело было представить, насколько сильно возбуждение подрывало его самообладание. Гермиона постаралась не думать об этом сейчас. Она попыталась взять его за руку, но он лишь натянул корни волос сильнее. — Не отвлекайся, Грейнджер, — сказал Драко, притягивая её ближе и спуская штаны. Гермиона сжала основание его члена и провела языком по головке, делая это медленно, уверенней, чем в прошлый раз. Малфой дёрнулся, издав довольный вздох. Она помнила, как он реагировал на её действия, и потому делала это медленнее, буквально чувствуя, как его гнев переставал быть настоящим — слишком горячий, растворяющийся в концентрации похоти, чтобы выжить. Гермиона чувствовала на себе его сосредоточенный взгляд — Малфой наблюдал за ней, давая свободу, и она пользовалась этим, зная, что это ненадолго. Он никогда не мог терпеть достаточно, чтобы разрешать себя вести. Она обхватила губами головку, начала посасывать, и Драко втянул в себя воздух сквозь зубы. Девушка распределила слюну по всему стволу ладонью, потирая его ладошкой — влажным углублением между указательным и большим пальцем, — и заметила, как живот Малфоя сокращался в нервном дыхании. Совсем не спортивном, совсем не отработанном. — Тебе нравится? — спросила Гермиона тихо, посмотрев на него снизу. Они всегда это делали. Играли в эту детскую игру — перетягивание каната. Малфой дрожал, и ей было достаточно посчитать его выдохи, чтобы понимать, что приказной тон всего лишь бравада, но он слишком легко читал её, чтобы так быстро отдать то, чего она добивалась. — Соси, — грубо произнёс Драко, вталкивая член ей в рот. Гермиона прижала ствол у основания и насадилась ртом до середины. Головка упиралась в гланды, мешая дышать, но она втягивала член, создавая небольшой вакуум, делая всё, чтобы его пальцы сзади теряли ритм, прямо как сейчас. Грейнджер считала короткие вздохи, языком очерчивала венки, проводя рукой снизу вверх и слизывая солоноватую жидкость. — Блять, — Драко сглотнул. Гермиона сжала член парня чуть сильнее, подняв глаза. Девушка смотрела, как его тело вздрагивало каждый раз, когда она сглатывала выделяющуюся слюну и посасывала верхушку; как он дышал с приоткрытым ртом, пока его глаза жадно наблюдали за её действиями, изредка опускаясь на грудь. — Глубже, — сказал Малфой, кажется, сохраняя последние остатки трезвости. Но она склонила голову, продолжая целовать ствол, чувствуя, как он слегка дёргался после каждого мазка языком. Драко выдохнул, потянул за волосы и сделал это силой. Гермиона открыла рот, почувствовав, как член вбивался в горло, пока Малфой держал голову девушки, заставляя её вобрать всю длину. Он двигал тазом резче, сжимая волосы Грейнджер и постанывая. — Да, вот так, — рвано произносил Драко, делая это глубже. Малфой подался назад, давая ей вздохнуть. Гермиона глотала воздух, облизывая губы и смаргивая с лица выступившие слёзы. Он поднял её подбородок. — Ну-ну, львёнок, не плачь, — хмыкнул Драко, чиркнув взглядом по нашивке на её куртке. Он не звучал жалостливо. Ничуть. Он нежно вытер слезу, которая почти скатилась вниз по щеке, создавая контраст. — Нравится, когда я указываю? — усмехнулся Драко. Это то, что он делал — ему нравилось подтверждать мысли в своей голове. Но в этот раз Драко не требовались ответы, ему нужно было, чтобы она показывала. Малфой втолкнул ей в рот два пальца, и Гермиона облизала их, прикрыв глаза. Она ёрзала на собственных ногах, пытаясь сделать так, чтобы ей стало легче, потому что девушка знала Драко достаточно хорошо, чтобы понимать — сегодня он не станет ей помогать. Потому что она «плохо себя вела». Он оттянул её нижнюю губу с мокрым щелчком и едва ощутимо шлёпнул мокрыми пальцами по щеке. — Расслабь горло, иначе будет больно, — Драко произнёс это голосом, который точно значил: «Я не хочу, чтоб тебе было больно», тем самым слегка раздражённым от того, что он вообще это чувствовал. Что ему не плевать. Гермионе казалось, что Малфой всегда злился, когда находил в себе любые отблески человечности. Но он специально строил предложение именно так. Когда Малфой вновь скользнул ей в рот, проталкивая головку до начала глотки, Гермиона увидела, как дрогнули его веки прежде, чем он запрокинул голову, делая себе её ртом приятно. Драко насаживал Грейнджер на стоящую плоть, упираясь в стенки глотки, пока она постанывала, царапая ткань его штанов ногтями, и двигала подбородком. Малфой посмотрел вниз, наблюдая за тем, как она старательно работала головой, облизывая его член, пока он трахал её рот. Такая умница. Ему нравилась её старательность сейчас. Блять. Драко казалось, его сознанию хватило бы её сидящей на коленях и ёрзающей на месте вот так, чтобы разогнаться. Пары невинных пожалуйста шепотом, чтобы кончить. Головка терлась о её нёбо, пока не достигала горла. Гермиона захныкала, наспех сделала вдох, помогая себе рукой. Он слышал шорох их одежды, её руки, которые шарили по ткани его штанов, ища опору, но ничего не существовало, кроме ощущений. Драко почти видел эти маленькие взрывы вокруг, пока он превращался в кусок возбуждённого мяса. Без мыслей. Просто выпаянная струна из нервной системы, по которой Грейнджер водила языком, заставляя его постанывать, когда он смотрел на опухшие губы девушки. Драко мог поклясться, что затрахал бы её до смерти, унижая, пока она была такой умницей. Сколько ей нужно, чтобы его оттолкнуть? Ещё пара грубых слов, пара пощёчин, неприятных жестов. Ну, давай же, Грейнджер, будь послушной. Он снимал с себя каждую из масок, отрывая их прямо с кожей. Ей ведь так не нравились маски, но Малфой мог поспорить: они были лучшим, что имелось в его личности. Ей должно было этого хватать. Но она сейчас сидела на коленях, отсасывая ему и подстраиваясь под заданный им ритм. Он делал это грубо, резко, видя, как она жмурилась при каждом толчке, возбуждая его ещё больше. Подталкивая к пику. Создавая эти влажные звуки, привставая, пытаясь сделать ему хорошо. Ей хотелось. Всё ещё хотелось. Кабинет расплывался перед глазами, и Малфой как будто со стороны слышал свои собственные стоны, пока Грейнджер двигала головой, зная, что он близко. Это было самое охуенное чувство, потому что это было так, сука, искренне. Она видела, кто он. И всё ещё была здесь. — Открой... рот. Драко не понял, как она услышала, потому что даже для него фраза стала просто набором звуков из хрипа, но Грейнджер отодвинулась на пару сантиметров, всё ещё касаясь губами его члена. Драко сжал его рукой, вздрогнул всем телом, оставляя у себя в ладони клочок её волос. Сперма стекала на язык Грейнджер, оставляя пятна на покрасневших щеках девушки. Малфой глотал воздух, осознавая, как сильно дрожали его руки. Грейнджер делала то же самое — вдыхала, наблюдая за его реакцией так, будто смотрела на что-то, что было значимым. И вдруг ему стало до охуения страшно: как быстро он сдохнет, если в следующий раз она не выдержит?