Безумие, приводящее к последствиям

Палящее солнце нещадно жгло кожу, но взгляд инструктора Киса Шадиса был в разы опаснее. Казалось, что ты — тонкий лист бумаги с дурным известием, который держат над пламенем свечи, и он медленно тлеет, до тех пор, пока не превратится в труху и не рассыпется прахом из-за своей ничтожности. Было страшно. Не страшнее, чем быть брошенной одной во время кражи, перед отрядом полиции, но и не весело. А инструктор всё ходит и ходит, и выбирает новую жертву. Вот его взгляд зацепился за зеленоглазого паренька, вот он переводит свой строгий взор на рядом стоящих двух парней и низкую хмурую блондинку, а вот Шадис смотрит мне в глаза и направляется в мою сторону. А вот теперь страшно по настоящему. Но показывать нельзя, а то ещё пытать начнёт. — Имя!— Гаркнул бывший командующий Разведкорпуса. — Кушель Аккерман, сэр, из Подземного города! — Прижав кулак к сердцу как можно чётче проговорила Микаса. — Я не спрашивал откуда ты, мешок дерьма! — Шадис навис над девушкой и прокричал в самое ухо, — Какая польза может быть от такого тщедушного тела как ты?! — Никакая, сэр, я ни на что не способна и пришла сюда, чтобы не сдохнуть раньше времени! — Теперь на неё смотрел не только будущий командир, но ещё и несколько десятков человек. Молчит и ничего мне не говорит. Зачем я пошла сюда? Сидела бы сейчас дома, считала деньги. Господи, помоги мне. Только бы не взорваться, только бы не взорваться. Инструктор ещё некоторое время буравил девушку взглядом, в конце концов отправился терроризировать другого кадета. Микаса повернула голову в сторону новой жертвы, посчитала идиоткой, но восхитилась ею. Всё-таки жрать картошку перед начальством она бы не смогла. *** В столовой стоял галдёж, который разбавлялся стуком ложек о тарелки и громким смехом; у новеньких кадетов происходило знакомство друг с другом. В стороне, подальше от всей этой кутерьмы расположилась Кушель, которая методично отрывала кусочки хлеба, скатывала их в маленькие шарики и клала в рот, после чего медленно пережёвывала и наблюдала за сидящими. Девушка проводила своё собственное знакомство — без собеседников. Но планы были нарушены и к ней за столик подсели два парня. Их она запомнила с утреннего построения, потому что один не попал под раздачу, а второй был доведён практически до бессознательного состояния. Молчание за столом длилось не долго, но напряжение создало сильное. Кушель не спешила знакомиться первой, поэтому продолжила есть и наблюдать за подсевшими. — Я Эрен, — сказал шатен и безапеляционно уставился на Микасу, ожидая её дальнейших действий. — Армин, — прошептал блондин и уткнулся взглядом в стол, считая, что девушка не горит желанием общаться. — Кушель, — она поставила локти на стол, сложила руки в замок и положила на них подбородок. — Приятно познакомиться, — девушка мило улыбнулась, но по спинам обоих парней прошёлся холодок. — Ну мы, — замялся Эрен. — Ты смелая, — сказал парень, вмиг возвращая себе всю серьёзность. — Спасибо, но я просто сказала правду. — Микаса ждала ответа. — Приятного аппетита, — подал голос Армин. — Спасибо, — Кушель выгнула бровь от удивления, слишком много слов благодарности за один день. Воцарилось неловкое молчание. Армин предпринял попытку разрядить обстановку и заговорил о проведённом дне. Интересуясь о впечатлениях, но вывозить на себе беседу — дело неблагодарное, так что все его попытки, вскоре сошли на нет. Друг, не отошедший до конца от потасовки с Кирштайном был мрачнее тучи, но подойди к Аккерман всё же решился, однако, затея оказалась бесполезной. — Эрен, я тут услышала, что ты в Разведку собираешься, а ты, Армин? — парнишка закивал головой, удовлетворяя любопытство Микасы. Но мимолётно брошенная реплика не спасла положение и вновь установилась неловкая тишина. Кушель снова предприняла попытку разрядить обстановку. — Риск дело благородное, но в здравом уме туда ни кто не пойдёт, —неосторожно брошенные слова возымели не тот эффект, на который рассчитывала Кушель. Эрен собирался подскочить, пропагандировать свою точку зрения и убеждать Аккерман, что только поступление в Разведку сделает человека солдатом, а не бездарем. Но девушка осадила парня, просто уйдя от ответа. — Я, пожалуй, пойду. — Увидимся, на построении, Кушель, — сказал Армин и начал, что-то яростно нашёптывать своему другу. — Ага, — ответила девушка и ушла. Кушель оказалась на веранде, медленно вдохнула воздух в лёгкие, перевесилась через перила и растёрла лицо руками, пытаясь снять усталость, накопившуюся за день. Сзади послышались шаги, Аккерман повернулась на звук и увидела высокого парня, который встал рядом с ней. Кадет разговор начинать не спешил, а девушка об этом даже и не думала, считая, что выделившийся на построении Кирштайн, просто вышел подышать на крыльцо перед сном. Переведя взгляд обратно в тёмное ночное небо, она задумалась о чём-то своём и непонятном никому. Но всё же молчание не могло быть вечным. — Жан. — Уже познакомились, — сказала Кушель, не глядя на Кирштайна. — Как тебе первый день? — Неловкость достигла апогея, но Аккерман на это внимание не обращала, сейчас её волновала другая проблема. — Нормально, не такой уж инструктор и страшный, но чувствую, что нас ещё загоняют, — было сказано сухо, без тени иронии или юмора, или разачарования. Жану стала ещё хуже. — Спокойной ночи, Кирштайн. — Стой, — Кушель устало развернулась лицом к парню. — У тебя волосы красивые, — парнишка залился краской. — Спасибо, — сказала девушка и направилась в сторону женских казарм. Сослуживцу пришлось соврать, день оказался отвратительно выматывающим. *** — Пошёл в жопу! — Сам иди! — Суицидник! — Лошадь! На поле развернулось настоящее сражение. Два бравых рыцаря сражались не на жизнь, а на смерть. Их оружие — кисточки, обмазанные побелкой, служили верой правдой до победного конца, до первой крови, до первой заляпанной морды и до первых праведных тумаков от мегеры. К слову, она уже направлялась в сторону воинственно настроенных парней, которые вот-вот могли перейти на потасовку посерьёзнее, что мгновенно навлекло на неё неприятности, потому что она, как ответственная за проведение операции по покраске бордюр, должна была бы закрыть глаза на такое явное нарушение дисциплины, чем собственно девушка и собралась заняться. Кушель Аккерман — рекрут, который более-менее заслужил расположение инструктора, будущий солдат, который ради того, чтобы не попасться под влияние дедовщины сама ею станет. Все начали усерднее выполнять свои обязанности и наблюдать за тем, что предпримет эта Валькирия, одни жёстко спорившие, которые откинули орудие труда, всё-таки, сцепились в схватке не замечали её пронзительного взгляда и не слышали обманчиво мягкой поступи, ещё не боятся, а зря. Девушка выдохнула; Эрен и Жан порядком утомляли своими драками на ровном месте и ухлёстываниями за ней. Хотя, она никогда не становилась предметом их друг с другом провокаций, от косвенной вины в этом её ни кто не освобождал, поэтому, осознавая всю серьёзность абсурдности ситуации, она как ответственный человек брала всю вину на себя и красиво украшала лица двух главных петушков 104-го кадетского корпуса, но только сколько бы девушка не старалась, а страх вызвать у этих двоих у неё не получалось, что непременно её расстраивало, ибо каждый раз прибегать на их разборки ей не выставляло. — Йегер, Кирштаин! — Упоминание виновников сего действия не возымело на них ни какого эффекта. Поэтому и в это раз пришлось прибегнуть к силе. Мгновение и оба парня оттянуты друг от друга за уши, поставлены на ноги и подвержены технике сурового взгляда, который всё же помогал, хотя и ненадолго. — Ещё раз такое повторится и объясняться будете в кабинете Шадиса не с красными ушами, а с окровавленными мордами. Всё понятно? — Да, — хором высказались зачинщики. — Замечательно, а теперь за мной. — Но ты же сказала, что в следующий раз, — высказался Эрен на правах друга. — Я сказала про агрегатное состояние внешности, а не то, что вы не пойдёте к нему. — Сказала как отрезала. — Я твой друг, — не унимался Эрен. — И я, — поддакнул Жан. — Не припоминаю, чтобы возводила вас в этот ранг, — девушка развернулась на каблуках и хотела идти, но врезалась непосредственно в инструктора. — Ну, идти уже никуда не нужно, а вот объясняться, почему же асфальт в побелке очень даже, я жду, — присутствующие испуганно сглотнули. *** Однажды утром собрались бравые парни да девушки, поразмыслили над судьбою своей тяжкой, посмотрели они на ворога народного, оценили последствия позорного дезертирства и вступили в бой с проклятущим мятежником их жизни размеренной. И не было войны безжалостней, и не текли никогда жгучие слёзы такими реками быстротечными, и впервые раненые штабелями укладывались, не потому что их кинули, как собак беспризорных, а по собственной воле. И было сказано слово в самом начале миссии, и слово это было: " О Богини Мария, Роза и Сина, за что вы снизослали на головы отроков непослушных такое свирепое наказание? Не мы ли почитаем вас сильней отца и матери? Так за что, Богини, вы так жестоко изнуряет рабов своих непослушных?" — Говорящий упал на колени и протянул к небу. В его глазах отчётливо виднелись слёзы. — Уф ты, касиво зафивает,— проговорила с набитым ртом Брауз. За что получила ощутимый пинок в спину от Шадиса. — Марко не отошёл ещё, — теперь подзатыльник получил Конни. — Пошевеливайтесь, бездари, работа ждёт! И не забудьте поблагодарить Йегера с Кирштайном за оказанную мной услугу, — в ответ были лишь тяжёлые вздохи. — Я не слышу?! Ровных хор молодых голосов прорезал тишину морозного утра: "Спасибо, Кирштаин и Йегер?" — отвечать оба виновника торжества не решились. Новобранцы 104-го выпуска перевели злостные взгляды с инструктора на двух юношей, которые стали причиной их бессмысленной отработки; два парня понуривши головы, смотрели на носки своих армейских сапог, не решаясь взглянуть в глаза товарищам, и боязливо обходили стороной своих сослуживцев. Но как бы не злились все на двоих оболтусов, которые в порыве жгучей страсти сплелись друг с другом в ожесточённом поединке, задание необходимо выполнять. Последствиями любовных похождений стали: перевёрнутое ведро с побелкой и заляпанные дорожки. Но этого было мало и ночью случился мороз со снежной бурей. Ноябрь — месяц с переменчивой погодой, так что к утру весь снег растаял, а замёрзшие листья каштанов начали опадать и прилипать к ваксе, которой затирали асфальт после разбрызганной побелки. Поэтому 104 отряд полным составом собрался на свою вторую серьёзную миссию: обрывать листья с каштанов и отклеивать их от не до конца застывшего материала. Оценив масштабы работы, всё дружно принялись за неё и молились, чтобы успеть, хотя бы до вечерний тренировки, иначе инструктор Кис Шадис отыграется на них ночью, когда под его громогласный голос сонные кадеты встанут со своих постелей, отдадут честь и, борясь со сном, натятнут на себя форму, а потом из последних сил будут выполнять упражнения. Работа началась на удивление слаженно: одни обрывали листья, другие собирали их граблями, третью соскабливали жухлые части деревьев с поверхности и затирали образовавшиеся пространства. Но что-то должно было пойти не по плану и пошло. — Мне, чисто гипотетически, интересно на хера в армейской части посажены каштаны? — Зло высказался зеленоглазый юноша, срывая с дерева очередной жёлто-зелёный листок. — Если бы ты вчера не нарвался, то ничем каштаны тебе не помешали бы, — ответил шатен, сидящий на другом дереве. — Это я нарывался, я нарывался? — Эрен спрыгнул с дерева и подошёл к парню с которым спорил. — А что, я что-ли? — Теперь с веток спустился и второй спорщик. — А не надо было быть таким криворуким, ты же всё побелку на дорожках расплескал, — парировал Эрен. — Если бы кто-то мне под руку не гавкал, то всё было бы сделано в наилучшем виде, — уже прокричал Жан. — Я ему помешал. Чем, тем, что у тебя копыта вместо рук? — Это было сказано зря. — Ты нарвался, — сказал Кирштаин. Снова драка, снова вокруг образовался круг зевак, которым не надоест смотреть на драки, делать ставки и болеть за своего, но в один момент галдёж прекратился, а в толпе поползли тихие шепотки. Удившись такой реакции, дравшиеся замерли, подняли взгляд и увидели, что на них идёт она, та которая всё-таки заставила себя бояться. *** Размеренное дыхание, редкие скрипы кровати, потому что кто-то перевернулся с бока на бок и снова уютная тишина; воздух в комнате тёплый, так что в помещении царит идиллия — сон. Но всё это нарушается тяжёлым стуком в дверь и громогласным возгласом: "Подъём," — девушкам кадетам ничего не оставалось как внемлить приказу и сонно натягивать форму. На улице уже стояли их сокомандники из мужской казармы. Вид у некоторых из них был не очень, потому что в попытках оттащить злую гарпию от Жана и Эрена они навлекли на себя гнев Аккерман. Из командующего корпуса мерно, чеканя шаг, вышагивал инструктор Шадис, оглядывая всех строгим взглядом. — Стройся! Ровняйсь! Смирно! Направо! Быстрым бегом, марш! — Рявкнул командир 104-отряда. Уставшие, не выспавшиеся солдаты повиновались приказу и побежали наматывать круги вокруг части. Сколько это будет продолжаться неизвестно, но каждый надеялся, что инструктор одумается. Микаса бежала и понимала, что её физическая подготовка была ни к чёрту и то, что её результаты довольно приемлемы ничем не поможет. На двадцатом круге силы начали покидать, дыхание сбиваться, но упорство не давало упасть без чувств или это было не упорство, а банальное желание не быть затоптаной сапогами армейских товарищей. Все остальные были сходного мнения, проклинали тот день, когда в их голову взбрела мысль отдавать долг Родине и желали, чтобы поскорее закончился этот ад и начался другой. Кто-то не выдержал и рухнул. Бегущие начали сбавлять темп от неожиданности, но выкрик Шадиса отрезвил: " Не останавливаемся, сопляки, пробежка ещё не окончена! " Что бы не затоптать бесчувственное тело, кадеты оббегали его, но всё равно кто-то да запинался. — Достаточно! — процессия тяжело дышащих подростков остановилась и пыталась восстановить силы. — И это поднимите! — Кто-то подбежал к лежащему, похлопал по щекам и в отшатнулся в испуге уставившись на командира. — Что стал? — Он-н-н к-кажется не-не.., — кадет осел наземь, тяжело задышал, а из глаз потекли крупный слёзы. Оцепенение сковало всех остальных. Инструктор двинулся в сторону лежащего тела, прощупал пульс, овёл присутствующих взглядом, вздохнул поднял уже мёртвого кадета на руки и понёс в мед.пункт, надо было зарегестрировать. Более-менее трезвомыслящим оказался Райнер. Он и отдал распоряжение расходиться по комнатам. В женской казарме не было привычного голдежа, даже Брауз не вытащила из-под подушки булку и не начала её жевать. Только спросила: " Что это было?". На что остальные девушки переглянулись друг с другом со слезами в глазах. Но ответить решилась Кушель: " Армейка, Саш, армейка, — Микаса отвернулась к окну, достала последнюю сигарету, оставшуюся как напоминание о прошлой жизни, и закурила. — Погорячилась я с выживанием!"