Ханами.

Маленький мальчик стоит, прижимая к груди плюшевого медвежонка. Он без передней лапы, с большой коричневой пуговицей вместо чёрного стеклянного глаза и с дырой в животе, из которой вывалился наполнитель. В глазах ребёнка отражается пламя. Его дом, в котором сейчас лежат мёртвые тела родителей, горит.       Натаниэль поднял голову на подошедшего парня. Тот положил руку ему на плечо и легонько сжал:       — Ты же понимаешь, что твои папа с мамой совершили ошибку, и им пришлось за нее заплатить? — Натаниэль кивнул, сильнее прижимая к груди игрушку. — Хорошо. Попрощайся с родителями, Натаниэль.       Мальчик выпрямил руки и посмотрел на морду мишки:       — Мамочка, папочка, вы были плохими родителями, — Натаниэль снова поднял глаза на парня и, увидев его кивок, продолжил, — вы совершили много ошибок, вам не стоило идти против семьи.       Парень присел перед Натаниэлем, оказываясь с ним на одном уровне, и потрепал мальчика по голове:       — Меня зовут Ичиро Морияма, Натаниэль, — азиат внимательно смотрит в голубые, пустые глаза напротив, отмечая, что взгляд мальчика холодный и бездушный, совершенно не детский, — и ты поедешь со мной.       Хоть это и не был вопрос, Натаниэль всё равно кивнул. Он знает Ичиро Морияму, он видел его мельком, когда тот приходил по делам к отцу, он видел его по новостям, он слышал о нём из разговоров родителей, он помнит, с каким испугом о нём говорила Мэри, и с какой злостью ей отвечал Натан.       Ичиро без сопротивления забрал из рук мальчика игрушку и кинул её на землю, поднимаясь на ноги.       — Пора идти, Натаниэль, — парень протянул ребёнку руку.       Мальчик снова молча кивнул, а после взял старшего за руку.       Он сам протянул руку дьяволу в поисках спасения, он сам заключил этот контракт, он сам загнал себя в ловушку.       — Ты же не доставишь семье проблем, Натаниэль?       В салоне автомобиля тихо и холодно. Голос Ичиро звучит слишком громко, слишком неожиданно. Мальчик отвёл взгляд от окна, за которым не видно ничего, кроме темноты и редких фонарей, и посмотрел на парня.       — Да, не доставлю… — Натаниэль запнулся, не зная, как обратиться к Ичиро. Господин? Хозяин? Мистер?       Парень улыбается, заметив чужую заминку и нахмуренные из-за раздумий брови, — ты можешь называть меня братом.       Ичиро внимательно смотрит в лицо ребёнка, не без удовольствия замечая, как в пустых глазах появляется сначала удивление, затем непонимание, а после неверие. Малыш насупился и нахохлился, смотря на Морияму с подозрением. Парень протянул Натаниэлю руку и оттопырил мизинец:       — Можешь называть меня братом.       Не понимая, что значит чужой жест, Натаниэль неуверенно пожал мизинец старшего, с опаской переводя взгляд с его руки на лицо. Ичиро засмеялся, а после покачал головой из стороны в сторону:       — Нет, не так. Повтори за мной этот жест.       Веснински снова нахмурился, не понимая, для чего это, но жест послушно повторил. Морияма обхватил маленький мизинец своим, а после соединил свой и чужой большие пальцы, тем самым ставя «печать». В глазах ребёнка промелькнуло любопытство, а после и восторг.       — Что это значит?       — Для меня это значит обещание. Ты можешь называть меня братом.       Натаниэль закусил губу и прищурил глаза, внимательно смотря на чужое лицо.       — Почему? Я знаю…что у Вас есть брат, — сказав это, Натаниэль зажмурился, ожидая удара, но его не последовало.       — Рико, он… — Ичиро задумался, подбирая слова. — Забудь о нём.       Прозвучало как приказ, и Натаниэль послушно кивнул, приоткрывая один глаз.       До Эвермора они доехали в тишине: Натаниэль всё время смотрел в окно, а Ичиро говорил с кем-то по телефону на японском.       — Ты говоришь только на английском?       Натаниэль поправил верх пижамы и посмотрел на Ичиро, отрицательно замотав головой.       — Я ещё на французском говорю, — мальчик сел на краешек кровати, с интересом рассматривая комнату.       Она отличается от его прошлой не только цветом, но и интерьером, атмосферой и даже температурой (в его комнате ему всегда было холодно): чёрные стены, картина дерева сакуры, одиноко висящая над большой кроватью, на кровати - две серые подушки и чёрное пуховое одеяло. Бордовые, словно кровь, шторы были довольно плотными, чтобы не пропускать ни лучика света. На чёрной прикроватной тумбочке стоит небольшая лампа и ночник в форме шара. Мягкий чёрный ковёр с пушистым ворсом на полу, в углу серый книжный шкаф с одиноко стоящей книгой — англо-японским словарём, а рядом большая чёрная ваза с белым узором, в которой стоит веточка с нежно розовыми бутонами.       — С завтрашнего дня ты будешь учить японский и ещё один язык на выбор. Также с тобой начнут заниматься всеми необходимыми предметами, чтобы в обществе ты не выглядел глупо.       Натаниэль кивнул, с интересом смотря на словарь.       —Сладких снов, Натаниэль, — с этими словами Ичиро покинул комнату, закрывая за собой дверь и оставляя мальчика наедине со своими мыслями.       Этой ночью Натаниэль так и не заснул. Как только он закрывал глаза, сразу видел то злое лицо отца, то испуганное безжизненное лицо матери. Все прокручивал в голове момент того, как его отец, замахнувшись большим топором, обезглавил маму. В ушах до сих пор стоит её пронзительный предсмертный крик.       Натаниэль видел, как пуля влетела в голову Натана, прямо между глаз, и как кровь стекала по его лицу. А после кто-то поднял его на руки и вынес из дома, аккуратно ставя на траву, и сказал: «какой жуткий у тебя мишка, малыш».       А после был огонь, то, как красиво горел его дом, объятый пламенем. Натаниэль вспомнил своего плюшевого медведя, что лежал возле пылающего дома и смотрел на него своими разными бездушными глазами.