Ханами.

      — Ты такой же, как и я, Натаниэль.       Из темноты на Веснински смотрят два ярко-голубых глаза, излучая холод и гордость. Натаниэль делает медленный шаг назад, агрессивно мотая головой и повторяя:       — Нет…нет…нет…       Он сможет узнать эти глаза всегда, этот глубокий голубой оттенок будет преследовать его всю жизнь, а грубоватый рычащий голос будет жить в подсознании до самой смерти.       — Ты весь в отца, Натаниэль. Ты такой же. Ты — мясник, Натаниэль. Весь в папочку, — повторяет голос, смеясь, и его смех неприятный, громкий и фальшивый.       Нил зажимает уши руками, медленно опускаясь на колени не в силах больше стоять на ногах. Он чувствует, что дрожит, он хочет закричать, чтобы не слышать этот смех, что поселился у него в голове, но из горла вырывается только тихий, почти беззвучный хрип.       Самообладание пропадает вместе с голосом. Натаниэль чувствует, как отец медленно приближается к нему. Он слышит его тяжелые шаги и плеск, когда подошва соприкасается с полом. Плеск? Нил только сейчас чувствует, что ткань джинс на коленях насквозь промокла. Парень медленно опускает дрожащую руку и прикасается к полу.       — Вода? — Натаниэль потёр пальцы, не смея опустить на них взгляд и убедиться в том, что это вода, потому что знает, что это не так. Она слишком вязкая, а в воздухе витает запах железа, от которого хочется блевать.       — Ты ведь уже понял что это, Натаниэль, не так ли?       Голос Натана совсем близко. И Натаниэлю кажется, что он чувствует его дыхание на своей щеке.       — Это кровь, Натаниэль. Та кровь, что когда-то текла по венам твоих жертв, — и снова смех, на этот раз намного громче, из-за чего парень зажмуривается. — А это... — на голову парня льется что-то тёплое и такое же вязкое. Нил жмуриться ещё сильнее и наклоняет голову. — Это кровь твоего милого блондина.       — Нет…нет…нет…       — Нил. Нил, проснись. Нил, это всего лишь сон.       Натаниэль открыл глаза, делая резкий вдох и сразу же принимая сидячее положение в попытке перевести дыхание. Парень попытался собраться с мыслями, которые сплелись между собой в непонятное месиво.       Его взгляд растерянно забегал по едва освещённой комнате, пока не остановился на таких знакомых карих глазах, в дне которых плескались волнение и тревога.       — Я выключу свет, — и снова станет темно, — да или нет?       Нил не сразу понял суть вопроса, поэтому заторможено кивнул, наблюдая за тем, как рука Эндрю медленно тянется к лампе, стоящей на столе и освещающему комнату тусклым светом.       Когда помещение погрузилось во тьму, Нил тихо выдохнул, ощущая себя ещё более нервозным. Он больше не видел Эндрю, только его темный силуэт, что неподвижно сидел рядом. Нил ощущал на себе взгляд блондина.       — Это был всего лишь сон.       Нил кивнул, зная, что Миньярд его не видит, но ком в горле не позволял ему выдавить из себя ни звука.       Эндрю терпеливо ждал, ничего не говоря, ничего не спрашивая и не давя на него. И именно за это Нил был безумно благодарен ему — за безмолвную поддержку, которая значила намного больше любых произнесённых слов.       — Я в порядке, — тихо произнёс Веснински, на что Эндрю фыркнул и поднялся с дивана.       — Останься, — неуверенно прошептал Нил, протягивая руку вперёд, чтобы ухватиться пальцами за футболку старшего, но вместо этого случайно натыкаясь на его кисть. Нил сразу же отпустил руку парня, испуганно дёрнувшись. — Прости…       Эндрю вздрогнул от прикосновения и с трудом заставил себя остаться на месте, а не кинуться сломя голову в комнату. Блондин сжал руки в кулаки, приказывая себе успокоиться. Это ведь Нил, чьё детство было таким же дерьмовым, как и его. Нил, который всегда внимателен и аккуратен к нему. Нил, который знает границы дозволенного и никогда не касается без разрешения. Это его Нил.       — Вставай. Диван слишком маленький для нас двоих.       Нилу понадобилось около минуты, чтобы осознать произнесённую Миньярдом фразу. Парень поднялся с дивана и, прихватив подушку, медленно подошёл к Эндрю, останавливаясь так близко, чтобы ощущать кожей ткань его футболки.       — Старайся не прижиматься ко мне во сне. Ты знаешь, я не люблю чужие прикосновения.

***

      Уже почти месяц Натаниэль жил в Лисьей норе, и за это время он открыл для себя очень много нового.       Первое: девушки — это страшно. Особенно в гневе. Особенно, когда съедаешь вкусняшки, которые они припасли для себя. А еще когда ты отвлекаешь их от макияжа или говоришь под руку. И когда не слушаешь, что они тебе говорят.       Второе: Кевин — тот еще алкаш. То ли Лисы на него так повлияли, то ли Дэй раньше просто скрывал свою особенную страсть, пропитанную спиртом.       Третье: несмотря на все слухи, которые ходят о Лисах, прошлое каждого члена команды и их вечные перепалки друг с другом из-за пустяков, они всё равно остаются одним целым. Это ощущается в атмосфере: если в Воронов она тяжёлая и давящая, то здесь наобоот — лёгкая и непринуждённая.       Четвёртое: Лисы не различают близнецов. Даже Ники часто путает их, хотя это ведь так легко, они же совершенно разные.       Пятое: Дэвид Ваймак — не такой, как его отец, хоть и очень похож комплекцией. Он странный и со своими причудами, но он не плохой.       И шестое: Эндрю чертовски горячий. А еще ужасно любит сладкое и иногда мучается от кошмаров. В такие моменты может случайно ударить, причём очень сильно. Натаниэлю пришлось долго восстанавливать дыхание после последнего, который пришелся ему под дых.

***

      — Ханами       — Ханами? — Эндрю вопросительно изогнул бровь и кинул быстрый взгляд на Нила. Тот сидел, болтая ногами, задумчиво смотрел куда-то вперёд и пил свой до омерзения горький кофе. Миньярд никогда не поймёт, как Веснински вообще пьёт эту горькую дрянь с таким невозмутимым лицом, а не морщиться в отвращении после каждого глотка.       — Ага. В Японии это праздник любования цветением сакуры. Может мы… когда-нибудь заглянем в Японию в этот период? — Натаниэль поставил бумажный стаканчик с кофе на край крыши и повернул голову в сторону блондина, слегка наклонив её в ожидании ответа.       Миньярд нахмурился и отвернулся, не желая признавать, что в этот момент его сердце забилось чаще.       Его отношения с Натаниэлем… никакие. Они не встречаются, не друзья, не враги и даже не соперники, ведь Эндрю наплевать на экси, а Веснински просто наркоман. Их отношения — это просто Это. И между собой они называют то, что происходит между ними — Это.       Оба понимают, что у них не будет как у всех, ведь они не такие как все. Оба сломанные и не умеют доверять, оба знают не понаслышке, как опасны бывают люди. Они — две заблудшие души, что странным образом нашли свое спокойствие друг в друге.       Их отношения не такие, как у Ники с Эриком — они не кричат о любви и не рассказывают о своей любви всем подряд. Не такие, как у Элисон и Сета — они не ругаются друг с другом, чтобы после страстно мириться в любом подходящем (и не очень) месте. Не такие, как у Дэн и Мэтта — слишком обычные, слишком нормальные, слишком не для них. И даже не такие, как у Аарона с Кейтрин — Эндрю даже думать об этом не хочет.       Они — это просто они, и их отношения — это просто Это. Это, включающее в себя полное доверие, хранящее в себе все детские страхи, скрывающее в себе лёгкие, почти незаметные касания, особенно проявляющееся во взглядах и тишине, разделенной на двоих, в уютном молчании, которое несёт в себе намного больше любых слов. Их Это живёт в «Да или нет?», в тихом «ненавижу» и счете процентов. Да, их Это измеряется в процентах, и сейчас Натаниэль на 98-ми.       Нил улыбнулся, замечая, как покраснели уши старшего, а после тихо прыснул от смеха.       — Ты смутился, Дрю?       — 99%, Веснински. Желание столкнуть тебя с крыши растёт с каждым твоим словом, — хмуро пробурчал Эндрю, пытаясь побороть это странное чувство внутри себя, которое возникает только рядом с Натаниэлем-чёрт-возьми-Веснински — настоящей проблемой и ходячей катастрофой.       — Да, — Миньярд посмотрел в глаза Натаниэлю, — Мы можем посмотреть на твои сакуры.       — Да или нет? — Веснински улыбнулся уголком губ и подался вперёд, но остановился, услышав чёткое «нет».       — Ты пил эту дрянь. Не хочу чувствовать её, когда твой язык полезет ко мне в рот.       Натаниэль поморщился, сразу же возвращаясь в прежнее положение, а Эндрю довольно хмыкнул, доставая из кармана пачку обычных Camel. Поёжившись от очередного холодного порыва ветра, Веснински застегнул джерси и потянулся к забытому кофе. Он, к слову, уже остыл и почти не согревал, но парень всё равно сделал глоток, слушая, как Эндрю матерится на зажигалку, что сработала только с четвёртой попытки.       — Ты слышал легенду о деревьях сакуры, Дрю? — Натаниэль поднял голову и посмотрел на тёмное небо с редкими облаками. Эндрю отзеркалил его действие и затянулся.       — Хочешь рассказать мне сказку, Наркоман?       Натаниэль слегка улыбнулся и прикрыл глаза, вспоминая историю, которую ему когда-то рассказывал Ичиро.       — Давным-давно в одной японской провинции правил князь. Или это был царь... — Нил задумчиво прикусил губу, пытаясь вспомнить, на что Эндрю лишь закатил глаза.       — Без разницы. Дальше.       — Итак, пусть это будет князь. Князь Хотта был очень жестоким правителем, да и человеком в принципе. Крестьяне работали целыми днями, не покладая рук и не жалея сил, пахали на рисовых полях, но не получали ничего взамен. За любое возмущение и негодование с их стороны крестьян жестоко наказывали. И, чтобы показать Сёгуну, насколько жесток Хотта, староста деревни Сакура привёл к нему своих детей, чьи спины были полностью покрыты синяками, ссадинами и царапинами от побоев княжеских слуг. Сёгун, увидев это, приказал наказать князя Хотту за его жестокость. А Хотта, в свою очередь, поклялся отомстить старосте деревни Сакура, навсегда затаив на него злобу и обиду. Однажды Хотта и его слуги схватили старосту и всю его семью, привязали к деревьям вишни и запороли до смерти. Тогда нежные лепестки окрасились красным. С тех пор сакура цветёт розовым, окропленнная кровью невинных детей.       Эндрю сделал короткую затяжку и бросил сигарету с крыши, наблюдая, как она медленно затухает в полете. Натаниэль снова поёжился от холода и поднялся, слегка дрожа. Всё-таки его джерси не предназначена согревать или защищать от холодных порывов ветра, в отличие от тёплой толстовки Эндрю, что Веснински подарил ему на прошлое Рождество.       — А как умер Хотта? — Эндрю поднялся на ноги и сделал большой шаг от края, только потом посмотрев на Веснински. Тот пожал плечами и развернулся к двери, ведущей на лестницу.       — На месте жителей я бы сжёг его, — Натаниэль повернул голову, чтобы посмотреть на блондина, — Чтобы слышать, как он страдает.       В этот момент Эндрю Миньярд увидел в глазах младшего Веснински леденящее душу безумие, граничащее с жестокостью и жаждой крови.       Эндрю напрягся и медленно приблизился к Нилу, не сводя с него глаз.       С каждым днём Миньярд узнавал Веснински всё лучше и лучше, открывая его для себя с разных, совершенно неожиданных сторон. Он словно читал книгу, погружаясь с головой в каждую главу и страница за страницей выстраивая сюжет.       Одним днём Нил - настоящий лис, хитрый и наглый, с презрением смотрящий на стервятников из жёлтой прессы, еще и разговаривает так, что хочется выстирать ему рот с мылом и хлоркой, совершенно не стесняясь в выражениях и обозначениях куда им надо пойти и что в какое место засунуть.       В другой день он, словно побитая собака, виновато склоняет голову и смотрит в пол, грустно вздыхая и повторяя свое «я в порядке», когда он нихрена не в порядке. Эндрю знает, Эндрю видит его насквозь и знает цену каждому «я в порядке», не веря в эту чушь в большинстве случаев.       Иногда Нил — слишком строгий тренер, что одаривает всех хмурым взглядом и кричит, что тренировка не закончится, пока каждый не попадет в ворота хотя бы пять раз. К вратарям обычно претензий нет, ведь с Эндрю разговаривать бесполезно, а на Рене просто невозможно повысить голос, да и со своей задачей она справляется отлично. Эндрю готов поспорить, что Уокер сначала совершенно не нравилась Нилу. После тренировок Ники обычно называет Натаниэля деспотом и мучителем, и ноет о том, что он скучает по, как оказалось, лёгким тренировкам Кевина. Никто с ним не спорит, но и не соглашается, потому что Дэй — та еще заноза в одном месте.       То он, словно ребёнок, жуёт пиццу, не обращая внимание на ворчание Кевина о вредной еде, и смотрит вместе с Ники «Холодное сердце», осуждая Анну и смеясь над глупостью Олафа.       Тогда, после просмотра мультика, Натаниэль сказал Эндрю:       — Это очень тяжело… жить взаперти и с чувством долга, — сказал Натаниэль Миньярду, смотря в окно пустым взглядом, — Я могу понять Эльзу и её стремление сбежать. Свобода — это как глоток свежего воздуха. Поэтому иногда мне кажется, что я задыхаюсь.       Сейчас перед ним была совершенно другая сторона Натаниэля Веснински. Та, которую он, Эндрю, кажется, никогда не должен был увидеть. Та самая сторона, что не давала Натаниэлю жить, его самый большой скелет в шкафу, его кошмар и неотъемлемая часть его жизни. Миньярд увидел перед собой убийцу, что улыбался, представляя, как Хотта горит на костре. И пусть этот Хотта — всего лишь отброс из легенды, но наблюдая, как загорелись глаза Натаниэля при мысли о его криках и страданиях, блондин понял: он нифига не знает Натаниэля Веснински.