Аналитическая бестия

      Пока мы шли в общагу, я протрындела бедной Сноу все уши о том, как я возмущёна поведением преподавательницы, о том, как она могла вообще так со мной обращаться, и не боится ли она, что на неё пожалуются. Сноу была в шоке не меньше моего, не знала, что ответить, хотя до этого рассказа она наблюдала только как я злобно пялилась на Елену Юрьевну всю лекцию, а та игнорировала.       Я рассказала девушке о том, что женщина вела себя очень странно, про то, как она толкала меня и больно сжимала руку. — Слушай, может и правда кому-то пожаловаться? — спросила Сноу. — Да я тоже думаю, но как? При ком-то не происходило ничего странного, я почти уверена, что даже мало кто заметил, что она закрылась в аудитории со мной. А доказательств никаких нет, — вся эта ситуация сильно подбила моё состояние. Настроение было такое отстойное, что даже не хотелось подниматься в комнату — просто лечь на лестнице и будь как будет. — Может, подождём. Всё время наготове будем держать телефон, если что-то странное будет, снимем на видео. Если она ещё раз так закроется с тобой, включай диктофон, — девушка похлопала меня по плечу, и мы пошли дальше.       В комнате я устало упала на свою кровать. Хотелось плакать из-за злости на эту преподшу. Совсем в голове не укладывается, как она могла себе такое позволить. И чего она вообще угрожает? «Предлагаю пересмотреть свое поведение». Я что, малолетка какая-то, чтобы меня так воспитывать? Хотя для неё наверное да. Сколько ей? Сорок? — Да она так-то даже ничего сильно компрометирующего не сказала. Да, не хорошо, но её за такое даже не уволят, думаю, — спустя пару минут размышлений проговорила я, — к тому же на записи было бы даже не видно, делала ли она мне действительно больно, или нет. Только разве что толкнула. Но я и не упала и не ударилась, скорее всего возможно будет списать на то, что это я неуклюжая. — Мы что-нибудь придумаем, не переживай. Не может же она один день быть ебанутой, а потом резко хорошей и примерной. Мы её поймаем.       Я поняла, что мне сейчас действительно необходимо поплакать, но при Сноу сейчас совсем не хотелось, у неё и без меня проблем наверняка навалом. — Я прогуляюсь, — я ушла быстро, подруге никогда не приходилось объясняться, она всегда понимала, что значит хотеть побыть одной и не донимала.        Пройдя недалеко от общаги, я села на скамейку рядом с какой-то кафешкой. Оттуда играла лёгкая незнакомая музыка. Сочетание скрипки, фано и баса. Стоило мне только осознать, что я одна, слезы тут же навернулись. Я тяжело вздохнула и положила ладони на лицо, тихо всхлипывая. Я так просидела с минуту, потом музыка сменилась на одну из песен Ланы дель Рей, ситуация стала напоминать погорелый театр, что заставило меня злиться. Даже разрешить себе пострадать не могу! Глаза начало неприятно щипать из-за того, что тушь и подводка потекла. Я начала злиться ещё и из-за этого, и почти расплакалась из-за того же. Что ж за день-то! — Не холодно в платье-то? Заболеете, больничный лист расцениваю как прогулы, — я услышала из-за спины знакомый голос, который отличался лишь с направленным настроением, — чего ревем?       Из кафешки, у которой я села, вышла Елена Юрьевна в удивительно хорошем настроении. Она шла с какой-то женщиной, но уже у входа с ней попрощалась, поцеловав в щеку и в след помахав. Неужто она способна на человеческие действия? — Я в порядке, — проныла я, шмыгнув носом. — Фу-у-у, какая пошлятина. Вам столько лет? Четырнадцать? Реветь и говорить, что все в порядке — вы все ниже и ниже падаете в моих глазах. — Мне плевать на ваши глаза, — съязвила я, вспоминая сегодняшнее утро, то, как она со мной обращалась. — Очень зря, между прочим, они у меня красивые, — женщина присела рядом.        Я абсолютно случайно бросила на неё взгляд, и заметила, что глаза и правда красивые. Светло-голубые, с тёмными краями. У зрачка темно-синие крапинки, как веснушки. Как бы то ни было, я совсем не понимала, чем это её торкнуло, что она сменила гнев на милость? С утра она толкалась, а сейчас интересуется моим состоянием.       К слову, чувствовала я себя действительно не очень. Я настолько разневриначалась, что у меня сильно разболелась и закружилась голова.        Я не хотела долго топтаться рядом с этой женщиной, поэтому я резко встала и пошла в сторону общаги. В глазах потемнело, и я упала, ударившись коленками. — Это какое-то гениальное решение, надевать платье, чтобы подрать колени, а не джинсы? — этот чертов голос был все ближе, пока я не почувствовала руки на своём плече. Женщина помогла мне встать, как-то ласково в этот раз прикасаясь.       Меня мучал тот факт, что она абсолютно по-другому себя ведёт, и это пугало. Пугало и заставляло нервничать, а нервы спровоцировали ещё одно падение, и в следующий момент я уже открыла глаза в какой-то машине. Посмотрев по сторонам, я предположила, что машина принадлежит преподавательнице, так как она была за рулём. — Где ты живёшь? — я сначала не восприняла того, что она сказала, поэтому как-то глупо промычала в ответ, — если ты мне сейчас не скажешь, поедешь ко мне, я тебя тут куском мяса на скамейке не оставлю.       Мясом на скамейке… А кем тогда, раз уж я не человек? Промолчав две минуты, женщина завела машину. У меня не было никакого желания произносить ни звука, кроме того, меня тошнило. Я чувствовала себя действительно мясом.       Когда машина тронулась, женщина открыла окно с моей стороны, и меня здорово освежал прохладный ветер. — Если замерзнешь скажи, — строго сказала Елена Юрьевна, глядя чётко на дорогу. И куда мы едем… Домики, домики…        От ветра мне стало гораздо легче, хотя бы могла спокойно набирать полные лёгкие воздуха. Женщина громко хлопнула дверью и, обойдя машину, подошла к моей. — Я тебя обслуживать не буду, выходи сама, — сказала она, встав напротив и скрести руки на груди.        Я осторожно вышла и так же осторожно закрыла дверь. Преподавательница пошла куда-то и я молча двинулись за ней. Неужели я у неё дома? Не знаю. На стенах нет семейных фотографий, все достаточно пусто, все шкафы закрыты, свет везде выключен, пахнет будто бы холодным мрамором и больше ни чем. Ни признаков мужчины в доме, ни детей, ни кого-либо ещё. Она одна, или это не её дом. — Сядь, — как будто приказала женщина, указывая на диван, в соседней комнате от коридора. В голосе промелькнули те нотки ебанутости, которые чётко прослеживались на её лекциях. Но мне было так плевать, я чувствовала себя размазанной по стенке. И, вот для вас ирония. Такой я чувствую себя из-за этой женщины и где я сейчас нахожусь? Рядом с ней. Может быть, не адекватность заразна? — Выпей, станет легче, — Елена Юрьевна протянула мне кружку чего-то тёплого, и я без особых сомнений выпила содержимое. Всё, что хоть с какой-то вероятностью может сделать мне лучше, нужно пихать в себя.        Через секунду у меня снова жутко закружилась голова, я прилегла на диван и начала наблюдать, как растекается пол вокруг, словно он перестал быть твёрдым. Он начал светиться разными цветами, а потом перед глазами появились её ноги, шагающие к столешнице напротив дивана. Её длинные руки положили что-то, неприятно мигающее красным огоньком прямо напротив моего лица в, может быть, 5 метрах. Я торопливо перевернулась на другой бок, чтобы не видеть этот цвет. Однако теперь красные точки преследовали меня везде, они как будто заполняли поле зрения вокруг. Мне казалось, что у меня звонит телефон, но звук был настолько приглушенным, будто бы он очень далеко и под каким-то куполом. Потом какая-то нелепица голосом преподавателя, что-то вроде «зачем ты это делаешь?», «нам нельзя» и «прекрати немедленно». Я долго думала над тем, что это значит, и с кем она там разговаривала, но с гораздо более ярким интересом я провалилась в сон.        Проснулась я уже в общаге. Не помню, как дошла домой. Сноу в комнате не было, зато рядом был телефон. Когда экран загорелся, я ужаснулась. 43 не прочитанных сообщений от подруги и 12 пропущенных звонков. Сначала Сноу спокойно спрашивала, где я нахожусь, затем капсом писала, что я издеваюсь, и ответь немедленно. Потом угрозы выкурить сигареты без меня, а потом «ну серьёзно, я переживаю». Вся эта вакханалия закончилась ровно тогда, когда я, по всей видимости, взяла трубку, однако я этого совсем не помню. — О, проснулась, — Сноу зашла в комнату в полотенце, ещё одним вытирая волосы, — ты мне щас все рассказывать будешь! — она была явно очень взволнована. — Чего рассказывать? — голова раскалывалась, я еле поднялась на локтях. — Как что? Тебя привела наша демонесса, полуубитую, сказала, чтобы я проследила, чтоб ты пару дней полежала дома, и вообще, ушла ты без помады, а вернулась с размазанной по губам, как будто ты делала кому-то куни, — она так восторженно про это рассказывала, а меня это пугало — я совершенно ничего не помню, — она даже как-то слишком заботливо к тебе отнеслась. Как вы вообще пересеклись! Рассказывай, че смотришь то. — Я помню, что я сидела около кафе и мне стало плохо. Но я больше ничего не помню. — Да ты гонишь! Как ты могла забыть, как демонесса превращается в милую кошечку? — воодушевление Сноу удивляло и пугало меня. То, что я помню об этой женщине и то, что говорит подруга, совсем не сопоставимо. — Я правда не помню ничего. — Так жаль. Она такая заботушка, как оказалось. — Ты думаешь мы в ней ошибались?        Сноу только тихо кивнула головой, усаживаясь за стол, собираясь красится. — Мне то есть никуда не нужно? — я вспомнила недавние слова Сноу, и развалилась на кровати. Получив в ответ такой же короткий кивок, я укрылась одеялом. На самом деле, я чувствовала себя ужасно, поэтому с разрешением или без, я бы все равно никуда не пошла. Но сейчас я смогла со спокойной душой поспать.       Я уснула достаточно быстро, но, казалось, так же быстро проснулась. Взглянув на экран телефона, увидела: «5:58». Через две минуты у Сноу зазвонит будильник. Стоп! Что! Сколько я проспала? Сноу только собиралась выходить. Неужели я проспала сутки?       Пролежав в кровати до полного пробуждения подруги, я узнала, что мне нужно явиться на пары. Один день отгула конечно хорошо, но так мало! Тем более, я проспала весь день. Когда мы со Сноу вышли, мы болтали о всякой ерунде, словно и забыв, что планировали каким-то образом поймать химичку с поличным. Мы вообще забыли о том, как она себя ведёт на лекциях, крепко зацепившись за умиление, связанного с её «заботливостью», хоть и необычной.       Однако, я и сегодня успела разбудить этого зверя, которого надеялась больше не встречать. Я чувствую себя ужасно, и когда преподавательница зашла в аудиторию, я даже не смогла встать. Просто осталась полулежа сидеть за партой. Она метнула на меня пару злобных взглядов, как-то грубо пошутила надо мной где-то в середине пары, я забила. Все надежды на то, что она может быть приятным человеком, рухнули, и я списала тот её приступ заботливости на странное расположение планет в этот день. Возможно, у неё проблемы с чердаком, и он светит, когда какая-нибудь Венера не в ладу с Юпитером. — Подойдите ко мне, Рита, — сказала преподавательница, когда объявила перерыв, — я думаю, нам лучше уедениться в лаборантской, но только с вашего согласия, — как-то подозрительно это звучит, разве нет? — конечно, вы можете проверить, какого это, когда все одногруппники слышат и видят про вас то, что им не следовало, но сейчас вам лучше послушаться меня и отойти. И я послушалась. Мы зашли в маленькую коморку с кучей пробирок, пипеток и прочей ерунды, Елена Юрьевна прикрыла дверь и поставила телефон на стол. Она присела, и включила какое-то видео.        Я с диким ужасом увидела то, что происходило на экране, я почти голая сидела на коленях у преподавательницы и целовала её шею…