Аналитическая бестия

      Я подуспокоилась, сидела на траве и смотрела на воду. Телефон разрывался от оповещений «в контакте», и от звонков, но в какой-то момент пришло уведомление от смс. Не думаю, что Сноу стала бы сейчас писать мне на смс, поэтому я заглянула в телефон.

Если ты сейчас же не возьмешь трубку, тебе будет очень плохо.

      Меня очень удивило, что сообщение мне написала Елена Юрьевна, будто бы её волновало то, что у меня происходит. Впрочем, она мне сразу же позвонила, и я отвлеклась от своих мыслей. — Ты где? — снова этот безумно строгий голос. — Около озера недалеко от общежития, — прохныкала в трубку я. — Что ты ноешь? Я сейчас приеду и сделаю так, чтобы хотя бы было, за что плакать, — фу, какая неприятная фраза. Мне мать так в детстве говорила в угрозах выпороть меня. — Не надо сюда приезжать. — Ты там ничего не перепутала? Я тебя просто так домой что ли отвозила? Ты не должна ночью шараёбиться где попало, — преподавательница очень сильно злилась, но мата от неё я услышать никак не ожидала.       Женщина бросила трубку, а я осталась сидеть на месте. Мне было всё равно, приедет она не приедет. Меня очень удивлял тот факт, что она, по всей видимости, переживает за меня. Очень грубо, но как будто и правда волнуется. Не то, что Сноу. Может я ошибалась не в преподавательнице, а в подруге? Может ну её нахер с этим «разоблачением»? Сейчас Елена Юрьевна — единственный человек, который восполняет мою потребность во внимании к себе. Не важно, какими способами, но она это делает! Если по какой-то причине её волнует моя безопасность, то она не заслуживает того, что может случиться, если о всей этой ситуации кто-то узнает.       Я просидела где-то минут десять, после чего меня кто-то грубо взял за руку и рывком поднял на ноги. Не сложно догадаться, кто. — Ты идиотка? — женщина ударила меня по лицу. Я уже начинаю привыкать к этой её ебанутой привычке. Да больно и обидно, но сейчас мне было глубоко плевать на какое-то там чувство собственного достоинства, — а если бы с тобой что-то случилось? Тут плохой район, чтобы так поздно ходить одной! — она почти кричала на меня, а я просто стояла и смотрела куда-то сквозь.        Я просто молча стояла и тряслась от холода. — Я провожу тебя в общежитие, — сказала преподавательница и потянула меня за руку за собой.       Я уперлась ногами, не сдвинувшись с места: — Я никуда не пойду. — Ты совсем глупая, что ли? У тебя как с инстинктом самосохранения? — Пожалуйста, — подавленно сказала я, — я не хочу туда возвращаться. Даже если вы меня туда притянете, вы же не будете следить за дверьми — я всё равно уйду, сколько не бейте меня.       Женщина задумчиво взглянула на меня, и, недолго постояв, все же потянула меня в свою машину. И я поддалась. Кто из нас ещё глупый, если не понимает, что в общаге я не останусь. Однако сев в машину мне стало легче — я замерзла так сильно, а в машине было очень тепло.       И всё по классике, ехали мы молча. Уже через минуту я поняла, что преподавательница везет меня не в общагу, ехали мы вообще в другую сторону. Как я поняла, к ней домой. — Я уже пятьсот раз пожалела, что выбрала тебя. Ты просто несносная малолетка, доставляющая миллион проблем. Почему ты не можешь просто ровно сидеть на месте? — Елена Юрьевна, видимо не выдержав, начала ругаться на меня за рулем, — я очень не хочу тебя вытаскивать из всякой херни, но ты не оставляешь мне выбора. Я тебе не мамочка, ясно? — А вас никто и не заставляет, ясно? — я уже и сама разозлилась. Что это за предъявы вообще? Кто её просил за мной приезжать? — Я тебе клянусь, если ты не перестанешь со мной так разговаривать, я тебя отхожу зарядкой от телефона как только мы зайдем домой, — она была не строгой сейчас, скорее очень злой и нервной. Неужели она правда переживает. — Вы же понимаете, что я могу всё это записать на диктофон, могу показать это кому надо, и никакое видео вам не поможет? — я сорвалась и выдала ей весь свой план, ожидая от неё хотя бы тени паники.        Женщина резко остановила машину на обочине, грубо взяла у меня из кармана телефон, протянула мне с фразой «разблокируй», что я и сделала просто даже из интереса, после преподавательница нашла в моем телефоне диктофон и нажала на значок записи. Телефон она убрала на панель перед лобовым стеклом, затем снова взялась за руль и мы поехали дальше. — И зачем это? — спросила я, съедаемая непониманием внутри. — Чтобы ты записала всё, что хочешь записать. Например, мою угрозу тебе, что как только мы приедем ко мне, я стяну с тебя чертовы джинсы и высеку, — продолжила ругаться Елена Юрьевна, — а потом ты ляжешь спать у меня дома, — она сделала особый акцент на словах «у меня», — потому что иначе ты будешь ходить по улице ночью одна.       Меня раздражало, что со всеми угрозами и жестокостью в мою сторону она умудряется вставлять свою… заботу? Я не могла поверить, что это забота. Просто не верила. Не может она за меня переживать. Я ей никто, просто вещь. Но я абсолютно не понимаю, зачем она себя так подставляет? Зачем сама решила записать весь компромат, который сыграет против неё. — Вы переживаете за меня? Просто чисто интересно, чтобы не строить глупых иллюзий на ваш счет, — наконец спросила я после недолгого молчания. Диктофон был всё ещё включен, а я всё ещё негодовала от её поведения. — Ты идиотка, — вот и весь ответ. Снова никаких ответов.       Женщина сводила меня с ума, я не понимала, чему можно верить, а чему нет. Даже если я где-то в подсознании могла просить её этот изощренный факт изнасилования, я никак не понимала, почему у меня в голове не выстраивается эта система агрессии в её сторону хотя бы за то, что она меня бьёт. Это не нормально, не адекватно, не законно, она не имеет на это права. Да даже просто с физиологической точки зрения — это блять больно, почему я не ненавижу её за это? Я понимала, что её поведение можно было бы оправдать с психологической точки зрения из-за её отношений с человеком, который по всей видимости её растил, но это никак не отменяет того, что она не здорова и отравляет мне жизнь! — Я вас ненавижу, — проговорила я, пытаясь разжечь это чувство внутри. Будто бы если сказать это вслух, это само по себе родиться и внутри. Но этого не случалось. Чем больше я общалась с этой ебанутой, тем меньше я агрессировала (хотя бы внутренне) на её действия, и тем больше я понимала её (и не понимала одновременно). — Отлично, — восклицала женщина, поворачивая ключ в машине, — выметайся.       Елена Юрьевна и сама вышла из машины и направилась в дом. Я уже безо всяких мыслях о побеге устало поплелась за ней. Как только мы зашли в дом, я уже ожидала от женщины сцен, похожих на прошлую со снятием её обуви и прочей ерунды, но ничего такого не произошло. — Раздевайся и иди грейся в ванной, иначе замерзнешь, — строго сказала(приказала) преподавательница, — неужели нельзя подумать своим крошечным мозгом и хотя бы одеться потеплее перед подобными побегами, — она ругалась куда-то в воздух и ушла в ванную, по всей видимости набирать воду, — чтож это за поколение такое, в двадцать лет они всё ещё проживают этот идиотский пубертат. Ещё говорят детей бить нельзя, — проходя мимо меня, Елена Юрьевна сильно шлепнула меня по ягодице, тем самым будто подталкивая к ванной, — а как быстрее бы выбилась из них вся эта дурь? Все эти тупые страдания, все эти побеги и романтизация всего, что движется и не движется?       Я стояла в панике, не понимая, откуда в ней весь этот поток мыслей. Ещё и не ко мне вовсе, она будто говорила сама с собой. — Чего ты стоишь, господи, ну и идиотка, — она закатила глаза, наконец обратив на меня внимание, — раздевайся и лезь в воду, — я всё ещё стояла в ступоре, — можешь закрыться, стесняшка блять, — и женщина хлопнула дверью.