Аналитическая бестия

      Мы просидели в полном молчании очень долго. Время текло очень быстро, и хоть мы дошли до титров в серии и в предложении переключить на другую, мы ещё очень долго смотрели просто на значок переключения. Женщина видимо пребывала в какой-то жуткой апатии, не менее тяжелой, чем у меня. Она о своём, я о своём. Хотелось плакать. Такая жестокая и хитрая оказалось сломленной кем-то давно, из-за чего желает ломать других. Мне хотелось ей помочь так же сильно, как отвязаться от неё с её идиотским видео. Елена Юрьевна так ужасно поступила со мной, а я на грани того, чтобы её простить. С другой стороны, никакие жизненные проблемы человек не имеет перенаправлять на других. Чем я ей не угодила? Неужели такие мелкие «косяки» могут так жестоко пресекаться?       Я перевела взгляд на женщину и увидела, что она беззвучно плачет. Ко мне тут же подкатило то же желание. Такая безумная внутренняя борьба — желание простить и непринятие её поведения в мою сторону. — Можно я уйду домой? — всё-таки решилась спросить я. — Дай мне пять минут, я пока не могу встать, — так же глядя на почти черный экран телевизора, совсем без эмоций сказала женщина. — Что? Я могу сама, дорогу до выхода знаю. — Ты не пойдешь ночью в общежитие, — ого! И что это? Какие-то нотки заботливости или страх потерять личную зверушку?        Я встала с дивана, повернувшись к женщине лицом. — И всё-таки я пойду, — полная уверенности сказала я.       Преподавательница перевела взгляд на меня. Взгляд, полный раздраженности, будто я завела какую-то цепную реакцию, приводящую к взрыву. От одного только этого взгляда мне стало страшно, и не напрасно — Елена Юрьевна поднялась, возвысившись надо мной благодаря своему росту, и ударила меня по лицу: — Если ты плохо понимаешь, объясняю. Слушаться меня — значит не перечить, делать то, что я скажу, и вообще, в идеале, спрашивать разрешения на всё, что ты делаешь, — строгость в голосе сводила с ума, женщина меня пугала. — Но это ведь ненормально. Такой гиперконтроль к абсолютно незнакомому человеку. Зачем я вам вообще? Чтобы снимать вашу обувь и… — я поморщилась от неприязни, перед тем, как продолжила, — массировать ваши ноги, когда вы устали? — Я сама решу, что для меня нормально, а что нет, — на этих словах она грубо взяла меня за плечи, — Нужна мне, раз я так решила, а для чего, ты будешь узнавать в процессе. Ты - никто, чтобы интересоваться. Ты должна просто делать. На тебя есть серьезный компромат, думаю ты это понимаешь, поэтому ты просто моя вещь. Игрушка. Моя зверушка. Как пожелаешь. Но со мной ты не личность, — она впивалась длинными ногтями больших пальцев в мои ключицы, мне казалось, что она меня просто проткнет. От боли, колени согнулись и я спустилась на пол, лишь бы уйти от этой хватки. — Прекратите! Это не нормально! Я бы очень хотела вам помочь, но я не психиатр, я не знаю, что с вами! — вскрикнула я, уже даже не знаю, от каких чувств. Химичка вызывала во мне такой ураган противоречивых эмоций, что я даже не понимала, какие мной движут.       За эти слова женщина пнула меня в живот, и отошла на островок кухни в комнате. Я легла на пол от боли, свернувшись и прижав руки к животу. Хотелось кричать, но получалось бесшумно, слезы уже полностью вымочили каждый участок моих щёк. Как бы я не старалась оправдать такое поведение (А я хотела!), никак не получалось. — Вставай! — прикрикнула на меня женщина сверху вниз, через какое-то время подойдя ко мне.       И я встала. Как обычно, послушав её. Не сумев противостоять, но сейчас это было и не за чем. Я не хотела оставаться у неё на полу, реветь и сжиматься от боли. Хотелось вернуться к Сноу, рассказать ей и, может даже, пореветь у неё на плече.       Елена Юрьевна завела машину и мы уехали от этого дома, который вызывал во мне бурю негатива одним только видом. Ехали мы, как всегда, молча, но я решила рискнуть прервать тишину, спросив: — Вы не могли бы отправить мне это видео? — как же глупо я поступила. Для чего оно мне, по её мнению? Что она подумает? У этого должно быть хоть какое-то объяснение, которое я должна была придумать до того, как задать этот вопрос. — Нет, — коротко и холодно ответила преподавательница. Никаких объяснений. Никаких вопросов. Вообще ничего.       Так мы и доехали. Молча, обе в растерянности от моего вопроса, но обе старающиеся это не показывать. С окон дуло холодным ветром, с запахом хвойных деревьев, местами попадавшихся вдоль дороги. Пахло так приятно, я старалась держаться за это ощущение, чтобы держать себя в руках хоть чем-то положительным.       Когда женщина остановила машину, я вышла, не говоря ничего. Ни до свидания, ни до скорого, ни прощайте, ничего такого ни от меня, ни от неё. Нам, видимо, не положено. Я — просто вещь для неё, а она человек, с которым даже разговаривать неприятно. Я захлопнула дверь, и Елена Юрьевна тут же уехала.       Я быстро поднялась на этаж, поспешно открыла дверь, уже готовая всё выдать Сноу, расплакаться и улечься хоть куда-то. Но, войдя, я услышала подозрительные звуки. Даже не звуки, стоны. Взгляд сразу упал на кровать Сноу. Подруга была с какой-то незнакомой мне девушкой, и, по всей видимости, они были очень заняты. Меня что-то больно кольнуло внутри, я захлопнула дверь за собой и вышла назад на улицу. Вся эта хренотень сделала меня неисправимой плаксой — я снова разревелась, стараясь делать это тише. Я пошла прочь от общаги. Даже не понимая куда, просто шла. Быстро, не смотря по сторонам.       Телефон начал гундеть в заднем кармане, я взяла его и увидела, что звонила Сноу. Недолго думая, я подняла в трубку, но не для какого-то содержательного разговора: — Иди на хер, — грубо проговорила в трубку, не слушая, что скажет подруга. Пока я хрен знает где с этой конченной преподшей, Сноу решила поразвлечься с девчонкой. Действительно, мне же ничего не угрожает, можно не переживать! Кто я вообще такая? Может, для неё я тоже просто какая-то вещь. Тело, с которым можно разделить сигарету или дорогу до университета. Что бы хоть с кем-то?       Буквально через минуту после этого короткого разговора я оказалась около озера. Я так сильно злилась, что взяла камень у дороги и замахнулась им со всей силы, бросив в воду. Он с кучей брызг погрузился где-то на середине водоёма.       Слезы так и лились из глаз, хотя мне было уже даже не грустно. Меня переполняла злость, да с такой силой, что я начала пинать все камни, которые только попадались под ноги. Я так сильно пнула один из них, который оказался слишком большим для такого действия, что в секунду стопу пронзила дикая боль — камень не сдвинулся, а я больно ударилась. От такой боли, я села на землю, истерично вырывая травинки вокруг меня, и кидая их в воздух. Мне очень повезло, что вокруг не было людей, потому как в такой ситуации наверное не сложно оказаться в отрезвителе или, того хуже, в психушке, чего мне очень не хотелось.       Телефон начал надрываться от звонков, а позже и из-за сообщений. Я не собиралась отвечать Сноу, пусть продолжит свой прекрасный вечерок со своей девчонкой. Кто я такая, чтобы мешать?       Да кто я такая вообще, хоть для чего-то? Что я вообще из себя представляю, хоть для кого-то? Я даже для себя ничего из себя не представляю. Я никто, я ничто. Я ничерта не умею, я ничего не хочу. Я пошла учиться в ненавистный университет на факультет с самым моим нелюбимым предметом из-за того, что меня заставила мать, неудовлетворившеся моими желаниями. Я хожу на репетиции в театр, на который у меня не осталось никаких сил, потому как я ненавижу всё, что происходит в моей жизни и меня это сжирает до основания. Я и правда просто пустышка. Ебаная груша для битья такими, как Елена Юрьевна. Идиотская зверушка для таких, как Сноу, которые просто не хотят оставаться одни. Стоило мне вовремя не появиться рядом, она нашла мне замену в лице какой-то лесбиянки.       Я как личность просто не существую. И уже, кажется, не хочу.