***
Чонгук следующим утром уже без маски и без катетера в руке, но всë такой же болезненно бледный, скрюченный в позе эмбриона. Как оказалось, ему не раз промывали желудок, а после общего наркоза он не приходил в себя два дня, из-за чего анестезиолог заглядывал к нему буквально каждый час. Организм, привыкший к постоянному действию сильного анальгетика, уже не справлялся без посторонней помощи. Чонгук не мог даже шевельнуться, потому что каждое движение вызывало новую волну боли, которая расходилась по всему организму неприятными покалываниями. — Привет, солнце! — Чимин улыбчиво машет Чонгуку рукой, заходя внутрь палаты. — Тэхëн подойдет к тебе буквально через десять минут со всеми твоими анализами, он, кстати, по тебе очень соскучился! — Я думал, он по утрам на работе, — Чонгук наклоняет голову и хмурится. Он тоже хочет увидеть этого удивительного человека, но он не хочет, чтобы на него тратили столько времени. Тем более, если оно не рабочее и у человека есть шанс отдохнуть. — Детская больница рядом, а все его операции назначены на вечер, — Чимин жмëт плечами и поправляет больничный халат. — Вообще, твой лечащий врач по документам – я, но Тэхëн напросился на моë место, и я благоразумно ему уступил. Его, как и нас всех, очень сильно заинтересовал твой случай. — Чимин подходит к кровати и мягко ерошит чëрные вихры, которые были намертво закреплены лаком в их первую встречу. Чонгук выглядел измученным и печальным, и Чимина это почему-то слишком сильно цепляло. — А ещë нас всех интересуешь ты и твоë состояние. Тэхëн – это лучшее, что мы можем тебе предложить. Чимин выходит из палаты, на прощание подмигнув и улыбнувшись. Чонгук тоже слабо улыбнулся и удобнее устроился на мягкой поверхности, тяжело сглатывая и терпя боль. Чонгук вздрагивает и быстро поднимает взгляд, когда дверь распахивается слишком резко и на пороге появляется высокая, уже знакомая фигура с кипой бумаг в руках. — Ну привет, мой замечательный, — Тэхëн усаживается на то место, где до этого восседал Чимин, а Чонгук снова смущается, но не краснеет щеками, потому что в нынешнем состоянии он мог лишь позеленеть. — Хотя, судя по твоим жизненным показателям, мне стоит тебя называть мальчиком, который выжил, — хирург откладывает в сторону бумаги, и под ошарашенный взгляд Чонгука берëт его руку в свои ладони, согревая с обеих сторон. — Но всë же показатели – это одно, а твоë самочувствие – совсем другое. Как ты себя чувствуешь, Чонгук? — Мне лучше, — омега не врëт, ему действительно стало легче, хоть больно было просто ужасно. Тэхëн наклоняется ближе, смотрит прямо в глаза, и Чонгуку вдруг кажется, что его гипнотизируют. Голосом, взглядом, тёплым касанием рук, он как будто бы пытался заглянуть в душу и расположить к себе. Он не знал, что с Чонгуком случилось, просто не мог знать, но его действия будто бы свидетельствовали об обратном. Чонгук почему-то видел в них немую просьбу о доверии, которого явно поубавилось из-за недавних событий. — Тебе предстоит пройти уйму обследований, а после – долгое, муторное лечение, которое мы тебе, конечно же, предоставим. Но, Чонгук, — альфа делает паузу, наклоняясь ещё ближе и заглядывая прямо в глаза напротив. — Помни, что всё идёт от головы. Если ты не захочешь, ты в жизни не вылечишься. Тэхён впервые говорил с омегой так строго, из-за чего тот сперва растерялся, не зная, как реагировать и что отвечать. Как только в его голове складывался хоть какой-то образ, альфа тут же стремительно его разрушал, и Чонгук понятия не имел, что из себя представляет человек напротив него. Но почему-то именно ему отчаянно хотелось доверять. — Ах, да, точно, чуть не забыл, — альфа достаёт из-под стула два больших пакета и ставит их прямо возле кровати. — Мы не решились просить о чём-то твоего печально известного тренера, а никого другого, кто мог бы позаботиться о твоих вещах, мы не нашли. Поэтому, вот. На первое время хватит, а дальше посмотрим. — Откуда? — Чонгук вытягивает из одного пакета две огромные футболки, которые выглядели удобными настолько, насколько это вообще возможно. — Что-то из магазина, что-то из моего гардероба, — Тэхён неловко чешет затылок и поджимает губы в маленькой улыбке. — Надеюсь, ты не брезгливый, и тебе не станет плохо от моего запаха. Я честно всё постирал, но он слишком стойкий, прости. Чонгук потупил взгляд в пол, сжимая в руке мягкую ткань. Так вообще бывает? Квалифицированный врач, взрослый, состоятельный человек, просто берёт и отдаёт свои вещи едва знакомому омеге, без какой-либо выгоды, просто так? Просто потому что хочет помочь? — У тебя сегодня ФГДС. Вещь неприятная, так что готовься, а я зайду к тебе уже вечером, — Тэхён щёлкает его по носу, широко улыбается и встаёт со своего места, выходя из палаты. Как только дверь за ним закрывается, Чонгук ближе прижимает коленки к груди и стискивает в кулаке синюю футболку с каким-то персонажем из аниме, и неожиданно даже для себя подносит её к носу. В голову ударяют самые яркие нотки из целой комбинации запахов – бергамот, имбирь и корица. Чонгук втягивает аромат глубже и прижимает футболку к груди, лишь на секунду прикрывая глаза.***
Проходит неделя. В Чонгуковой карте появляются всë новые диагнозы, начиная от самых безобидных, вроде перегиба желчного пузыря, и заканчивая совершенно отвратительной язвенной болезнью, которую Чонгук сперва не воспринимал всерьëз. Он, признаться честно, даже не знал, что язвы могут появиться от стресса. От стресса, как оказалось, может появиться буквально всë. Тэхëн сказал, что большая часть всех болячек идëт от головы человека, и Чонгук впервые осознал, что эти слова – не пустой звук. Это не значит, что он сумасшедший и сам придумал свою боль, это значит, что он был настолько измучен, что его организм просто перестал справляться. Но эту неделю Чонгук потратил не только на выяснение диагнозов и лечение. Омега старался разобраться и в собственном странном поведении, которое пугало не по-детски, и Чонгуку, если честно, становилось тошно от самого себя. Сейчас, например, Чонгук сидел на своей кровати в довольно странной на первый взгляд позе – скрестив ноги и натянув большую серую футболку на нос. Он чувствовал себя ужасно разбито, но он действительно вынюхивал футболки Тэхëна, потому что, на удивление, терпкий запах бергамота его очень хорошо успокаивал и даже притуплял боль. Возможно, последний факт сильно преувеличен, но во время приступов, особенно после приëмов пищи и резких движений, он лежал на кровати и просто зарывался лицом в толстовки и футболки альфы, после чего ему действительно становилось лучше. Чонгуку было стыдно. Он никогда не делал так с вещами Вонбина, хотя от того пахло тоже довольно приятно – базиликом, клубникой и яблоками, и это был его парень, его мужчина, с которым он делил чувства, постель и общий быт. Чонгуку нравилось, как он пахнет, правда, нравилось, но он никогда не брал вещи своего альфы и не нюхал их для того, чтобы облегчить боль. Чон просто успокаивал себя тем, что он и не пробовал. Может быть, если бы он хоть раз так сделал, на него запах Бина подействовал так же. Пугало и то, что за эту неделю Тэхëн приблизился слишком сильно. Чонгук не мог адекватно охарактеризовать его роль в своей жизни на данный момент, он не воспринимал его ни как брата, ни как своего альфу — упаси боже. Он ещë с предыдущими отношениями не разобрался, Вонбин даже не знает, что они расстались, потому что разговор по душам, который Чонгук планировал провести после чемпионата, отложился на неопределённый срок. Тэхëн же будто бы стал для него убежищем. От него исходила какая-то особенная аура, благодаря которой Чонгук чувствовал себя защищëнным от всего и всех, даже когда альфы не было поблизости. Он в течение дня писал кучу сообщений с дурацкими смайликами, постоянно таскал и передавал через Чимина из детской больницы какие-то поделки, закидывал в директе короткими видеороликами про животных, а вечером приходил буквально на несколько часов, один из которых проводил в палате Чонгука, умудряясь и болтать без умолку, и слушать всë то, что говорил сам омега. Чонгук не понимал, случайно или специально, но Тэхëн избавлял его от гнетущего чувства одиночества и создавал вокруг омеги огромную зону комфорта, из которой выбираться совсем не хотелось. Чонгук чувствовал его постоянно: он сидел в его одежде, смотрел то, что присылал ему альфа, переписывался с ним, завороженно слушал истории из жизни и сам рассказывал едва ли не больше. Чонгуку действительно казалось, что вокруг него появляется какое-то защитное поле. — Привет-привет, малышня, пора встречать гостей! — омега вздрагивает всем телом и дëргает футболку вниз, чтобы она перестала закрывать нижнюю половину его лица. Тэхëн в это время что-то высматривал в документах и периодически посматривал в телефон, одновременно с этим пытаясь закрыть дверь в палату. На Чонгука он взгляд поднял только спустя пару секунд, когда до омеги только начал доходить смысл его слов. — А? — переспрашивает, глупо выпучив глаза. Тэхëн улыбается ему, и в ответ хочется тоже улыбнуться, но слова о каких-то гостях его напрягали. — К тебе пришли. Если честно, я уже успел испугаться, что тебя никто навещать не будет, — Тэхëн действительно выглядел так, будто бы переживал, что за всю неделю в больнице из близких людей омеги так никто и не появился. — Там внизу три омеги: До Сехун, Сон Ёндже и Ли Юджу. Твои друзья? — Чонгук поджимает губы и мотает головой из стороны в сторону. Тэхён молчит пару секунд, а потом сбрасывает ботинки и уже привычно для Чонгука усаживается на кровать прямо напротив него, отзеркалив бабочку ногами. — Поделишься? — Эм, да, — Чонгук садится ближе, думая, как ему лучше сформулировать свою мысль. — Что ж, если коротко – Ёндже переспал с моим парнем, а Сехун и Юджу, кажется, об этом знали. Хотя, насчёт Юджу не уверен, это не точно, но он стопроцентно должен был догадываться, — Чонгук продолжает что-то лепетать себе под нос, пока лицо Тэхёна вытягивается в неопределённой эмоции. — Ах, да, чуть не забыл. Мой парень – это мой тренер, Вонбин. Ну, тот мужчина, которого на днях выгнали из больницы и который запрещал мне проходить обследования. Тэхëн сидит на кровати и практически не моргает. Они в своих безобидных беседах никогда не трогали личную жизнь, потому что альфа знал, что эта тема в какой-то мере будет для Чонгука болезненной, и сейчас, когда ещë на одну тайну стало меньше, Тэхëн может сделать то, что получается у него очень хорошо – отвлечь омегу от плохих воспоминаний и переключиться на что-нибудь другое. Он может, да, но не будет. Ему нужно понять масштаб катастрофы. — А кто-то, кроме них, есть? Родители, другие друзья, может, дальние родственники? — Тэхëн наклоняется так, чтобы посмотреть в глаза омеги, и когда ловит беглый взгляд непривычно увлажнившихся круглых глаз, хватается за нежные руки, которыми Чонгук упорно сжимал простынь. — Есть кто-то, кто может о тебе позаботиться? — У меня есть я, — коротко изрекает Чонгук и хмыкает совсем невесело и отнимает одну руку, чтобы вытереть слезящийся глаз. Он не до конца осознаëт, что выкладывает едва знакомому человеку всю свою подноготную, и также не понимает, что доверил бы ещë больше. — Мне страшно с ними разговаривать, я не знаю, что вообще им говорить. Сегодня день истечения контракта, и мне нужно каким-то образом отказаться от подписания нового и объяснить причину. — Мы можем их не пускать, хочешь? — Тэхëн говорит абсолютно серьëзно, а Чонгук вдруг посмеивается. Он не знает, что его удивляет больше – то, что он сам абсолютно по-детски хочет избежать проблемы, или то, что Тэхëн, который старше его на добрый десяток, предлагает не менее детские способы решения этой проблемы. — Или я могу стоять за дверью и ты в любой момент сможешь меня позвать, хочешь? Они ничего тебе не сделают и вряд ли даже попытаются. Чонгук еле останавливает себя от совершенно идиотской и эгоистичной просьбы остаться с ним внутри палаты, но всë же соглашается на то, чтобы врач стоял за дверью. Ему действительно было так гораздо спокойнее, даже при том, что он осознавал глупость своих действий. Юджу появился в дверях уже через десять минут. Он выглядел так, будто бы действительно беспокоился о Чонгуке, а вот Ëндже и Сехун выглядели довольно отрешëнно. Чонгук видел, каким взглядом Сехун окинул его внешний вид, и непроизвольно сжался. Он и не знал, что всего за неделю можно отвыкнуть от постоянных упрëков. — Нет, я больше так не могу, — Юджу шумно выпускает воздух из лëгких, чуть ли не подбегая к больничной кровати. — Ты так нас напугал, Чонгук! Названный непроизвольно дëргается назад, когда Ли заключает его в крепкие объятия, но в ответ всë же неловко обнимает. Ему не хочется верить, что старший обо всëм знал и молчал. Он доверял ему едва ли не больше, чем Вонбину, потому что, хоть Юджу и был с ним строг, он занимался его воспитанием, заботился о нëм и хвалил, чего не делал никто другой. Чонгук не верил, что даже он окажется предателем. — Это ж надо было закинуть в себя такую дозу обезболивающих, чтобы отключиться сразу после проката, — Ëндже всë так же стоял у стены и уже не скрывал своего раздражения. Чонгук знал, что гладко их встреча не пройдëт, но ему всë ещë было обидно. Он смотрел на Сона и не мог отделаться от мыслей о том, чем он мог заниматься в их с Вонбином квартире, пока Чонгук лежал в больнице. Они вообще заметили то, что часть вещей омеги пропала из дома? А что его самого в этой квартире больше не было? — Это был твой шанс, Чонгук! Ты набрал рекордное количество баллов за короткую программу и был первым претендентом на первое место! Можешь поздравить с победой своего главного соперника – Миëн отлично откатал обе программы. — Ëндже, перестань, — Ли бросает фразу через плечо, скривившись от слов друга. Ему было стыдно за то, что он не обратил внимания на состояние Чонгука, что он не воспринял всерьез его боли и не был в курсе, какое количество обезболивающего в себя запихивает омега, чтобы эту боль не чувствовать. — Нет, не перестану. Чонгук ведь даже не представляет, как Бину прилетело от руководства. К твоему сведению, — Ëндже делает два шага вперëд, сложив руки на груди. — Его чуть не уволили. Все наши вложения – усилия, деньги, время – всë прогорело! Это даже не второе и не третье место, ты никакой, Чонгук! Просто никакой! Чон всë так же сидел на своей кровати и смотрел на собственные пальцы, сцепленные в замок. Глаза щипало, как у маленького ребëнка, которого неоправданно ругала мама, а он отчаянно держался, сомкнув губы и поджав дрожащий подбородок. Нет, плакать он при Ëндже точно не будет. Зато выскажет всë, что копилось в нëм годами, и наконец поставит точку. — Ты не сделал нихера, Ëндже, — Чонгук смело поднимает взгляд и натыкается на очевидный вопрос в увеличившихся глазах напротив. — Твоя заслуга лишь в моëм образе, придуманном для общественности, который никому нахрен не всрался. — Чонгук, — Юджу пытается предотвратить ссору, но никто на него даже не смотрит. Ëндже лишь на пару секунд растерял свою уверенность, потому что Чонгук никогда раньше не вступал в конфликт. — Этот образ – твоя репутация, неблагодарный сучëныш! В двадцать пять уйдëшь на пенсию, а дальше как подниматься будешь? Чтобы занять место в Министерстве, нужны связи. Думаешь, кому-то будет дело до твоих кубков? — Ëндже звереет на глазах, но Чонгук больше не боится. Даже несмотря на физическую беспомощность, несмотря на то, что он один, а их трое, несмотря на все пережитые потрясения – он впервые готов отстаивать свои интересы до последнего. — Да! Да, будет! Нахрен мне не сдалось место в Министерстве спорта, ясно? — Чонгук резко дëргается с места и тут же сжимает футболку на животе, прикусив нижнюю губу. — Ты это Вонбину скажи, маленькая дрянь, пусть знает, какие у тебя, оказывается, планы на будущее, — Ëндже продолжает сыпать оскорблениями, пока Сехун держит его за плечи, а Юджу аккуратно сжимает колени Чонгука, чтобы тот не мог сорваться с места. — Пусть заботится о твоих планах на будущее, а мои не трогайте! — Не переводи стрелки, причëм здесь я вообще? — Я знаю, что вы трахаетесь. В палате становится оглушающе тихо. Чонгука не интересует застывший в момент Ëндже, он смотрит на реакцию Юджу. У него на лице в этот момент не было ни единой эмоции, он смотрел ровно перед собой и просто в один момент ссутулился, закрыв лицо ладонями. Чонгук понял сразу, что тот знал, и от этого стало гораздо обиднее. Знали буквально все, кроме него самого. — Сехун, Ëндже, можете выйти? — Ли наконец собирается с мыслями, повернувшись лицом к стоящим поблизости друзьям, так и не подняв взгляд на самого Чона. — Мы выйдем, только кое-что я всë же скажу, — Ëндже снова смотрел надменно, свысока, будто бы секундами ранее не он стоял с абсолютно потерянным выражением лица. — Это было закономерно. Ты рядом с Вонбином всегда выглядел как безродная псина, так к тому же он не получал от тебя и доли того, чего заслуживал. Ты даже удовлетворить его не смог, так чего ты ждал? Ëндже видит, как скривилось чужое лицо в гримасе боли и отвращения, чувствует себя победителем и наконец покидает палату. Сехун кивнул Юджу и вышел следом, а вот Ли остался, наконец подняв взгляд на побледневшего Чонгука, глаза которого краснели слишком стремительно. — Ты знал? — Я знал. Чонгук позорно всхлипывает и шмыгает носом, заваливаясь боком на кровать. Юджу подсел ближе, аккуратно положив на острую коленку руку, которую, к его удивлению, не пытались сбросить. — Но я собирался сказать, честно. До подписания контракта, чтобы у тебя была возможность уйти. Я думал, что иначе, если бы я сказал раньше, ты не смог бы справиться со всем этим и натворил бы глупостей. Юджу только в этот момент понял, насколько сильно он ошибался. Чонгук был гораздо сильнее, чем все они себе представляли, и ему даже подумать страшно, через что пришлось пройти Гуку за последние месяцы. И что самое страшное, в одиночестве. Они сами оградили его от любого общения, и именно из-за этого Чонгук даже не имел возможности выговориться хоть кому-нибудь. — Ты не обязан понимать меня и уж тем более не обязан прощать, но я просто хочу, чтобы ты знал, что твоей вины в этом нет. Вонбин любил тебя и всë ещë любит, — Чонгук снова подрывается с места, но Юджу укладывает его обратно. — У них была всего одна ночь, и Бин до сих пор винит себя за еë существование. Он так яро пытался скрыть это от тебя, что даже не заметил, что ты уже давно всë знаешь. Ли двигается ближе, тянется к тонкому предплечью и мягко его сжимает. Чонгук вытирает мокрое лицо об наволочку, шмыгает носом и смешно выпячивает нижнюю губу в попытке успокоиться. Юджу смотрит на него, такого маленького, как тогда, шесть лет назад, и про себя подмечает, что такой очаровательный ребëнок явно не заслужил всë то, что выпало на его долю. — Знаешь, я даже рад, что всë вышло именно так, — Ли кивает сам себе, проходится тëплой рукой по взмокшей спине Чонгука и продолжает. — Если бы не этот случай, чëрт знает, сколько бы ещë ты промучился с нашими вечными запретами и правилами, в неудобной одежде, с невкусной едой и вечным гнëтом общественности. Может, это шанс жить нормально? — Чонгук знал, что вопрос риторический, но сам на него он ответить не смог бы. — Восстановишься, пойдëшь работать тренером, потому что без своих коньков ты долго не сможешь, найдëшь друзей, тех, кто действительно будет тебя любить и ценить, а не таких, как мы. Так у тебя гораздо больше перспектив. — Думаешь, я смогу? — Я в этом уверен, малыш. Юджу не может сдержаться и всë-таки тянется к вьющейся копне волос, которые раньше постоянно были уложены в аккуратную причëску по настоянию старших. Ли треплет непослушные пряди и чувствует себя старшим братом, который слишком много косячил по отношению к младшему в период пубертата и лишь спустя время осознал свою вину. Он и вправду совершил множество ошибок: был слишком строг, не обращал должного внимания на переживания младшего, как сейчас, так и годами ранее, не вступался за него тогда, когда стоило. Сейчас же он мог только отпустить наконец того, кто отыгрывал роль марионетки все долгие шесть лет, потому что был связан по рукам и ногам чувством благодарности. Ëндже был неправ во всех своих словах, но в особенности – про неблагодарность. Чонгук буквально боготворил их все эти годы, и все их вложения в итоге окупились с лихвой. — Чонгук, — Ли наконец поднимается с кровати, понимая, что уже пора уходить. — То, что мы сейчас прощаемся, не значит, что ты не можешь ко мне обратиться в случае чего. Я всегда помогу, если ты попросишь, помни об этом, пожалуйста. Он целует младшего в лоб и с лëгкостью в голове выходит из палаты. Ëндже с Сехуном возле неë не было, они наверняка уже давно спустились вниз, зато прямо возле двери сидел тот альфа, который сопроводил их к Чонгуку. Юджу даже толком рассмотреть его не смог, потому что тот сразу же встал и поклонился, после чего буквально за секунду прошмыгнул в палату к Чону. Ли улыбнулся и дëрнул бровями, с едва заметной ухмылкой направившись к лестнице. Чуйка у него по-прежнему была отменной.***
Чимин никогда не лез в самое пекло не потому что не любил спорить, а потому что слишком сильно любил наблюдать. Со стороны немого зрителя можно было разглядеть гораздо больше, чем при непосредственном участии в конфликте, поэтому во время всех стычек Пак всегда находился где-то в стороне, внимательно вслушиваясь в слова, всматриваясь в незначительные на первый взгляд жесты и делая соответствующие выводы. Такую позицию он, конечно же, использовал не только при каких-либо конфликтах. Не то чтобы его жизнь была скучной, и ему было нечем заняться, но иногда чужая личная жизнь была куда интереснее дорамных сюжетов. Таким образом, даже не участвуя в обсуждении сплетен с их змеиным коллективом, Чимин всегда был в курсе всех новостей. Он знал, кто в кого влюблëн, кто с кем переспал, кому что подарили и далее по списку, просто потому что умел наблюдать и при этом не обращать на себя внимания. Эдакий человек-невидимка, ниндзя в белом халате и шпион под прикрытием в одном флаконе. Чимину, откровенно говоря, было просто весело, да и вреда он никому не наносил, потому что сплетни не распускал, и если обсуждал что-то, то только с Тэхëном. Он-то и удивил больше всех. Чимин именно по этой причине никогда никуда не лез, потому что когда находишься внутри ситуации, со стороны на неë посмотреть не можешь и многое упускаешь. Альфа всегда был под боком и являлся тем самым хранилищем Чиминовых познаний, куда и прилетала вся свежая информация, добытая омегой. И пока Чимин привычно наблюдал за всеми и рассказывал Тэхëну буквально всë, из-под носа сыщика ушла главная сенсация – змея, пригретая под боком и именуемая Ким Тэхëном, сама являлась той самой сплетней, до которой Чимин так и не добрался. Озарение снизошло совсем внезапно: это было воскресенье, раннее утро, которое Чимин проводил с кипой бумаг на столе и стаканчиком кофе, который Тэхëн любезно притащил из кофейни напротив здания больницы. У Кима был заслуженный выходной, который он в очередной раз просиживал во взрослой больнице, пока Чимин перебирал карты новых пациентов и одновременно с этим рассуждал на тему отношений Минхо, одного из фельдшеров отделения скорой помощи, и Хëнджина, медбрата из инфекционного. — Нет, серьëзно, они собачатся чаще, чем видятся. У меня вчера чуть ли уши в трубочку не свернулись, пока они делили последний пибимпаб с говядиной в столовой. Я, признаться честно, некоторых слов даже и не знал, — Чимин резко затыкается, когда понимает, что пытается поставить подпись вверх ногами, — Чëрт. Кофе не помогает, меня безбожно рубит. — Хочешь, я продолжу? Можешь вздремнуть, — Тэхëн жмëт плечами, а Чимин чувствует просто неимоверную любовь к своему другу, который так просто и бескорыстно помогает ему буквально во всëм. Чимин, естественно, соглашается. У него в кабинете имеется диван, хоть и не самый удобный, но в его состоянии – в самый раз, на который он и ложится, сразу же прикрывая глаза. Тэхëн умел подделывать его подпись чуть ли не досконально, да и требовалось от него совсем немного – вклеить в карты пациентов соответствующие анализы и поставить печать с подписью, поэтому проделать подобный трюк было не так уж и сложно. — Кстати, глянь потом карточку Чонгука и его последние показатели, — Чимин говорит это уже спустя какое-то время, лëжа на диване с закрытыми глазами. — Ещë неделя, может, две, и его выпишут. Подумать только, он так быстро восстанавливается, — Чимин уже не говорит, а бормочет себе под нос, постепенно проваливаясь в сон. — Главное, чтобы на физиотерапии и режим питания... — Чимин не договаривает, потому что резко подскакивает на месте от глухого удара кулака Тэхëна о стол. — Ты чего? — Прости, ударился коленом, — Тэхëн закрывает чëлкой глаза и хватается за ручку, которую сам и бросил на стол секундами ранее. Чимин стопорится буквально на секунду, прежде чем возмущëнно воскликнуть: — Ты меня за придурка не держи, я видел, как ты ударил по столу кулаком! На самом деле, это была чистая случайность. Чимин мог уснуть прямо в тот момент и ничего не увидеть, но один его глаз совершенно рандомным образом приоткрылся именно в ту секунду, когда кулак альфы несдержанно прилетел в деревянную поверхность стола. И это было охренеть, как странно. — Подожди, — Чимин резко принял сидячее положение и нахмурился. Он метнул в Тэхëна короткий взгляд и увидел, как тот затравленно посмотрел на него исподлобья, напряжëнно сжимая руки в кулаки. — Блять, Тэ, — Чимину кажется, что осознание буквально бьëт его по голове кувалдой. — Да ты же влюбился. И это точно был не вопрос. Конечно же, Чимин догадывался. Ещë в тот день, когда Чонгук впервые появился в больнице и весьма удачно познакомился с Тэхëном, Пак понял, что эти двое явно поладят. Но потом он просто перестал обращать внимание на очевидные сдвиги в их взаимоотношениях, потому что то, что лежит на поверхности, да ещë и перед самым носом, всегда становится заметно в последнюю очередь. И сейчас он чувствовал себя чëртовым идиотом, смотря на потерянное выражение лица своего друга. — Это неважно, — Тэхëн судорожно хватается за очередную бумажку и клей, а Чимин сидит в шоке и даже встать не может, пялясь на друга округлившимися глазами. — Ты сам сказал – его выписывают через неделю, максимум – две. Чимину нужно время, чтобы собраться с мыслями, потому что буквально несколькими секундами ранее он осознал то, о чëм должен был знать уже давно. Он как человек с диагнозом дальнозоркости: вдали видит, а вблизи – нет. Этот влюблëнный олух светил перед ним своими горящими глазами практически весь месяц, что Чонгук находился в больнице, а Чимин в упор не видел самого очевидного. — Дай мне пять минут. Мне нужно осознать, чтобы начать свой словесный понос, — Чимин прикрывает глаза и снова силится осознать тот факт, что Тэхëн, его вечно одинокий друг, который никогда не питал романтических чувств к своим пациентам (да и ни к кому другому, если честно, уже довольно долгое время), вдруг влюбился. Да, конечно, Чимин на подсознательном уровне изначально был уверен в том, что между этими двумя будет что-то, но к тому, что это что-то когда-то всë же наступит – оказался слишком очевидно не готов. — Ладно, окей. Ты ведь понимаешь, что его выписка – это слишком слабый аргумент? — Он только недавно расстался со своим альфой, Чимин, — Тэхëн говорит эту фразу с такой интонацией, будто бы ничего очевиднее в своей жизни Пак и не мог услышать. — Они даже не говорили лично на эту тему. Я не могу требовать чего-то от человека, который только недавно пережил предательство. — Ну, во-первых, три месяца прошло с измены, ты сам говорил. Чонгук вряд ли с тех пор ещë думал о сохранении их отношений. Да и те омеги, что приходили к нему на первой неделе, явно наделили его бывшего нужными знаниями, — Чимин мысленно благодарит Кима за то, что тот рассказывал ему про Чонгука буквально всë, потому что иначе что-то доказать было бы сложно. — А во-вторых, Чонгук и сам тебе едва ли в рот не заглядывает и слушает с таким лицом, будто бы ты рассказываешь ему самые интересные вещи в его жизни. Чëрт, и как я раньше не заметил? — вопрос, выпущенный в воздух, так и повис без ответа. Тэхëн молчал, поджав губы. Но стоило признать, что для человека, который влюблялся до этого всего один раз и потом избавлялся от своих чувств в течение пяти лет, он держался весьма неплохо. Чимин знал, как тот опасался влюблëнности, и это было оправдано. Он никогда не испытывал даже симпатии, у него либо любовь до гроба, либо ничего. А Чонгук действительно выглядел как человек, который мог бы любить Тэхëна так же сильно. И да, Чимин любит оставаться в стороне и быть наблюдателем, но именно в этой ситуации он оставит привычные позиции, если Тэхëн решит Чонгука просто отпустить. — Эй, Тэ, — Чимин двигается по скрипящей кожаной обивке дивана и усаживается на ближний к Тэхëну подлокотник. — Я не хочу нагнетать, но тебе уже тридцать два, ты помнишь? А учитывая то, с какой периодичностью ты влюбляешься, скорее произойдет второе пришествие Христа, чем у тебя появятся отношения. — А ему двадцать. Я старше его на грëбаных двенадцать лет, — Тэхëн не выдерживает и бьëтся лбом об стол, и Чимин понимает, что его предыдущий аргумент явно был лишним. — Возраст – это всего лишь цифры. Выглядишь ты на двадцать пять, ведëшь себя... — Чимин показательно чешет подбородок. — На пятнадцать. — Нет, Чимин, возраст – это очень весомо, — Пак только вскидывается, чтобы возразить, но его тут же останавливает Тэхëн, который продолжал говорить тоном, не терпящим возражений. — Я в свои тридцать два не вижу его своим парнем, я вижу его своим мужем. И это, блять, проблема, потому что мы общаемся всего месяц, а я уже готов встать на одно колено. По-твоему, это нужно молодому омеге в его нынешнем состоянии? Чимин поднимает палец вверх и уже собирается огласить выстроенную в голове речь, но его прерывает еле слышный стук в дверь, после чего та приоткрывается и на пороге появляется сам Чонгук. На часах было чуть больше восьми утра, и по внешнему виду Чона сразу же стало понятно, что проснулся он буквально минутами ранее. Щëки были припухшими, на правой даже виднелся еле заметный след от подушки, глаза были немного прищурены от яркого света, а отросшие волосы были на скорую руку собраны в умильный маленький хвостик, который Чонгук научился делать буквально три дня назад, когда Тэхëн впервые предложил убрать мешающиеся омеге пряди. Пак также сразу подмечает на Чонгуке любимую чëрную футболку Тэхëна с бесноватым принтом и еле сдерживает рвущуюся на губы ухмылку. Омега выглядел в ней едва ли не лучше, чем сам Ким. Тэхëн же выглядел так, будто бы его прямо в этот момент из травмата подстрелил ебучий Купидон. У него во взгляде было буквально всë – от тоски и печали до слишком сопливой нежности, и у Чимина лицо скривило от того, насколько очевидно выглядели чувства Тэхëна. Да даже если бы в эту секунду Ким вслух признался, его слова не были бы так красноречивы, как его же лицо. — Здравствуйте, Чимин-ши, — Чонгук кланяется на девяносто градусов, а Чимин вскидывается и уже собирается проныть такое привычное "Опять на Вы!?", но их пациент к этому моменту уже переводит взгляд на альфу. — Хëн, там завтрак несут, можно я с тобой посижу? В одиночестве я точно выкину эту овсянку в окно. Чимин прыскает и тут же прикрывает рот кулаком, глядя на Тэхëна. Тот улыбался как последний придурок, но Чимин его понимал. Чонгук был тем человеком, который заставлял улыбаться даже Юнги, а такое в принципе мало кому удавалось. — Сегодня без овсянки, мой замечательный, — Тэхëн встал и вышел из-за стола, после чего вытащил из шкафа небольшой раскладной столик, который быстро оказался прямо перед диваном. — Что скажешь насчëт сэндвичей с индейкой? — Ты купил сэндвичи с индейкой? — Чимин удивлëнно вздëрнул бровь, глядя на друга. Он знал ответ, но спросил именно для того, чтобы его услышал Чонгук. — Приготовил, — альфа слишком явно смущается, отчего у него краснеют щëки и кончики ушей, но он не подаёт виду, открывая контейнер, и Чимин еле сдерживается, чтобы не запищать, когда помимо самих сэндвичей видит несколько веточек зелени и помидорки черри. Тэхëн, человек, который мог есть суп поварëшкой прямо из кастрюли и картошку вилкой со сковородки – взял и украсил чëртовы сэндвичи прямо в контейнере, чтобы те выглядели максимально презентабельно. — Я даже не знаю, что сказать, — Чонгук смотрит растерянно, пока Тэхëн, который так и не уселся на место, заворачивал сэндвич в специальную бумагу, чтобы его было удобнее есть. — Спасибо, хëн. Как только меня выпишут, и у меня появится доступ к кухне, я тоже буду носить тебе завтраки, — Чонгук сразу же откусывает практически треть, быстро жуëт и очаровательно заламывает брови, потому что еда ему, очевидно, понравилась. Чимин ехидно хмыкнул, глядя исподлобья на альфу, которого буквально пригвоздило к стулу словами Чонгука. Мелкий говорил что-то с набитым ртом, но это, на удивление, не раздражало. Чимин не особо вслушивался, но восхищение в голосе омеги уловить было совсем не сложно. Пака больше волновал альфа, который впилился взглядом в чужой рот, и он бы, наверное, что-то сказал, но Тэхëн вовремя отвлëкся на собственный телефон. Чимин альфу понимал. Чонгук выглядел очень хорошо, особенно в сравнении с тем, в каком состоянии он был месяц назад. Омега набрал семь килограмм и практически добрался до своей нормы, и стоит признать, что набранный вес Чону чертовски сильно шëл. И эти округлые щëчки над острой линией челюсти смотрелись особенно притягательно. Чимин оторвался от своих размышлений примерно в тот момент, когда в кармане халата завибрировал телефон, и он не слишком удивился, когда увидел содержание пришедшего сообщения. От кого: Tae Кому: Mini_Jim Это нормально, что я хочу укусить его щëку?От кого: Mini_Jim Кому: Tae В твоëм случае – да.
— Чонгук-а, ты испачкался, — Чимин кивает как раз на ту щëку, на которую всë покушался Тэхëн. Он правда сперва собирался самостоятельно вытереть соус, но потом посмотрел на альфу и тут же отдëрнул руку. — Тут? — младший тычет пальцем в самое яблочко, но Чимин не успевает среагировать, потому что Тэхëн аккуратно цепляет подбородок омеги и поворачивает его лицо на себя, большим пальцем стирая полоску соуса, глядя при этом на омегу так, что у Чонгука прерывается дыхание. От кого: Mini_Jim Кому: Tae Это самый клишированный момент в моей жизни! Ты серьëзно только что побил все рекорды шаблонности!!! Меня тошнит от того, насколько вы милые. Отвратительно... Продолжайте.***
— Иди спать, Чонгук. — Ещë серию, Тэ, пожалуйста! — Спать, говорю, завтра вставать рано. Чонгук что-то бухтит себе под нос, пока Тэхëн прячет улыбку за широкой ладонью и выключает сериал, который они смотрели последние несколько часов после отбоя. — Посидишь со мной? — Чонгук оборачивается на альфу, уже стоя в дверном проëме. На нëм снова висит очередная футболка, которая ярко пахнет самим Тэхëном. Альфе стыдно до безумия, но у него внутри всë буквально переворачивается вверх дном, когда на Чонгуке мешаются их запахи. Омега пахнет медовой сладостью, пряностью мускатного ореха и нежной ванилью, на которые так идеально ложится довольно резкий запах бергамота в комбинации с имбирëм и корицей. Тэхëн действительно со страхом ждëт того момента, когда Чонгук поймëт, что привозимая альфой одежда пахнет сильнее, чем должно быть после стирки, но омега упорно ничего не замечает. Или же замечает, но ничего не говорит. А ведь Тэхëн выработал целую чëртову схему для того, чтобы на одежде оставался его стойкий запах. Он стабильно раз в неделю увозил вещи в стирку, чтобы не забивать прачечную в больнице, после чего снова привозил их Чонгуку. В какой момент что-то щëлкнуло в мозгу альфы, он понятия не имел. Просто в один день, сразу же после того, как вещи высохли, Тэхëн одну футболку надел на себя и натянул поверх толстовку, а остальную одежду начал раскладывать в тех местах, где его запах был самым концентрированным, чтобы уже чистые вещи насквозь пропитались его природным ароматом. Тэхëну правда противно от самого себя, но Чонгук, покрытый его запахом, – одно сплошное искушение. Тэхëн думает, что он, Господи прости, просто животное. — Конечно, — Тэхëн отвечает запоздало, кивает для верности и не упускает тот самый прекрасный момент, когда на лице омеги расцветает улыбка. Это уже привычка, даже традиция, можно сказать. Чонгук плохо засыпает, конечно же, по понятным причинам – когда ты несколько лет в отношениях и спишь рядом с любимым человеком, а потом остаëшься один на одноместной кровати в больнице, заснуть без чужого тепла становится практически невозможно. Поэтому рядом с ним сидит Тэхëн. Они обычно много разговаривают или молчат, и альфа уходит только тогда, когда Чонгук засыпает. Сам же он практически не спит, адски мучаясь с бессонницей, о которой не знает даже Чимин. Тот просто диву даëтся, как альфа может возвращаться домой в два часа ночи и приходить к ним в больницу уже в семь утра, а Тэхëн, загруженный мыслями о своих чувствах, совершенно не обращает внимания на три часа сна в сутки и дикую усталость, отражающуюся на его внешнем виде. Чонгуку же приходится врать о перерыве в несколько часов во время рабочего дня, чтобы тот не смотрел на него так жалобно, когда сам уже ложился. — Хëн? — альфа садился на стул прямо возле Чонгуковой кровати, когда тот устраивался под одеялом. Омега знал, что мужчина не всегда с первого раза откликается, пребывая где-то в своих мыслях, а Тэхëн на деле просто прокручивал в своей голове то, как Чонгук ласково его звал хëном. Возможно, ему лишь казалось, но думать по-другому просто не хотелось. — Ты точно нормально спишь? Может, поедешь сейчас домой? — Всë хорошо, мой замечательный, спи. Тэхëн торчал в его палате следующие полчаса, хотя Чонгук вырубился уже спустя пять минут после того, как его голова коснулась подушки. На завтрашний день была назначена выписка, потому что состояние омеги наконец стабилизировалось и ему больше не было смысла наблюдаться в больнице. Чонгук даже перестал подтягивать колени к груди, как делал это раньше, когда боль была совсем нестерпимой, и Тэхëн действительно был рад, что тот быстро шëл на поправку. Впереди оставался долгий путь реабилитации и восстановления, постоянные физиотерапии и довольно строгий режим питания, но это явно лучше, чем было раньше. Ким искренне радовался за улучшающееся состояние Чонгука, но внутри у него всë скручивалось в тугой узел от мысли о том, что всë, что у него было с омегой сейчас, могло прекратиться. Эгоистичное желание урвать как можно больше моментов с Чонгуком не давало спокойно продохнуть, и Тэхëн чувствовал себя отвратительно от того, насколько сильно он хотел просто привязать своего омегу к себе и никуда не выпускать. Своего омегу, надо же. Ему правда стыдно, он знает, насколько он ужасен, раз уже мысленно называет Чонгука своим и даже не думает о том, что может быть иначе. Все его мечты заняты самим Чонгуком, их отношениями, да даже их свадьбой, не говоря уже о самых потаëнных, которых он и сам боится от того, насколько они желанны. В них во время прогулки Чонгук держится за низ тяжëлого живота, а у Тэхена на руках уже сидит их старший малыш, с такими до боли знакомыми чертами лица. И это до отвратительного прекрасное видение заставляет альфу стыдиться самого себя. Он ведь даже не знает, что испытывает Чонгук. Это может быть любовь младшего брата к старшему, привязанность или благодарность, а он уже кольца выбирает, великовозрастный дебил. Тэхëн почему-то был уверен на все сто процентов, что омега назвал бы его извращенцем за то, что творилось у него в голове, и это было бы справедливо. И его мало назвать извращенцем. Его бы приложить затылком об стол и залепить смачную пощëчину, чтобы перестал пялиться на приоткрытые розовые губы и даже не думал делать что-то без взаимного согласия, но его уже было не остановить. В голове билась мысль о том, что это может быть его последний шанс, поэтому отчаянной решительности в нëм было слишком много для проявления капли благоразумия. Это было лишь аккуратное касание, без лишнего давления, с еле ощутимым контактом мягких губ, такое же, как и обычный поцелуй в лоб или щëку, только для Тэхëна оно значило гораздо больше. Из груди рвался позорный скулëж, сдерживаемый лишь нежеланием альфы будить Чонгука, который спал слишком сладко, и альфе казалось, что он убил бы любого, кто попытался бы прервать его сон. Ему приходится себя уговаривать выйти из палаты, чтобы не натворить ещë что-нибудь... подобное. Уже стоя на парковке с сигаретой в зубах, Тэхëн кривит губы в горькой усмешке. Он ведь ненормальный, может, ему в психушку надо было лечь вместо того, чтобы идти работать врачом? Все люди вокруг него отмечали некоторые странности, но их всегда перекрывал наработанный профессионализм и умение расположить к себе людей любых возрастов. Никто даже и не догадывается, насколько глубоко уходят эти странности, и что Тэхëн представляет из себя на самом деле. Да даже его желание завести семью больше походило на грëбанную одержимость, и его подход к еë созданию казался не менее странным. Он ни разу за всю свою жизнь не встречался с кем-то дольше двух месяцев, серьëзно влюблялся всего два раза (и это включая Чонгука), и готов был жениться на любимом омеге уже спустя месяц после начала общения (а если быть честным, то ещë раньше). Он даже не мог понять, по какому принципу его сознание, сердце и всë его существо выбирали ту самую "жертву", как и не понимал, почему он спустя всего месяц готов был обручиться с человеком, которого едва знал. Он мог бы подобрать омегу по всем критериям, строить отношения на протяжении нескольких лет, спустя время сыграть свадьбу и в период медового месяца заделать избраннику ребëнка, но он за это время не испытал бы и сотой доли того, что испытал рядом с Чонгуком за один чëртов месяц. Он и вправду был одержимым идиотом, потому что омеге было всего лишь двадцать лет, он едва оправился от предательства любимого человека и собирался продолжить в ближайшем будущем карьеру в фигурном катании. Тэхëн, грëбанная курица-наседка, ему к чëрту не сдался со своей гиперопекой, которую он бы обязательно выплеснул на омегу, если бы тот только согласился принадлежать ему, и ненормальными чувствами, которые связывали бы Чонгука по рукам и ногам. Это нездорóво. Это просто ужасно. Сигаретный дым во рту оседал неприятной горечью, и странным было то, что Тэхëн ни разу не поперхнулся. Сколько он не курил? Два года? И не будет. Он и так слишком далëк от идеала, не хотелось бы давать себе ещë один повод для самокопания. Чонгук достоин получить самого лучшего альфу на этом свете, и если уж Тэхëн соберëт яйца в кулак и станет его добиваться, то он уж точно не должен давать ещë больше поводов для сомнений, поэтому сигарета тут же оказывается на асфальте под ботинком, а остальная пачка, припрятанная в бардачке на всякий случай – в мусорном баке.***
— Может, ты всë-таки его проводишь? — Чимин спрашивает максимально аккуратно, насколько ему позволяет полное отсутствие тактичности, и уже спустя несколько секунд теряет последние проблески надежды, когда видит, что альфа на него даже не смотрит. — Ты серьезно, блин? Нафига ты тогда вообще припëрся сегодня сюда, если мог к десяти ехать к себе в детскую? — Я хочу посмотреть, — Тэхëн лишь на одну секунду поднимает взгляд на друга, но тот считывает сразу же все эмоции на его лице, особенно самые явные – смятение, смущение и тоску. Смущение удивляет, особенно вкупе с какой-то неловкостью и стыдливо поджатыми губами. — Куда? — Ну, в окно, — Чимин всë так же непонятливо косится на друга, пока тот нелепо жестикулирует, пытаясь занять чем-нибудь руки. — Ну, оно выходит на главный выход. Чонгук ведь вызвал такси, оно должно подъехать прямо к воротам. Ах, так вот за что ему было стыдно. Вы посмотрите на него, Рапунцель 2.0, кореан эдишн, сидит в башне и смотрит вниз, как будто бы не у неë километровая копна волос, которая тебе и лестница, и одеяло, и лассо. В случае Тэхëна всë ещë проще – у него есть лифт. — Бог мой, ты серьëзно? — Чимин даже до конца не верит, хотя к странностям друга уже вроде бы привык. — Не любишь прощаться? — Не хочу от себя отпускать, — Тэхëн откидывается на спинку стула и трëт ладонями лицо. — Да брось, ему всего лишь нужно прийти в себя, хотя бы день пожить в новой квартире и разложить там свои вещи. Зуб даю, он уже завтра будет ходить к тебе на работу и таскать контейнеры с едой, — Чимин в ободряющем жесте сжимает плечо друга и подходит к окну. — Чонгук, кстати, передал тебе пакеты с вещами, и я оттащил их в гардероб. Ему буквально осталось только спуститься вниз и уехать, точно не пойдëшь его провожать? — Ты ведь сам сказал, что он завтра уже вернëтся. — Не хочешь его лишний раз видеть, пока не удостоверишься, что он точно собирается возвращаться? — Да. Чимин лишь выдыхает обречëнно и качает головой. Иногда Тэхëн слишком похож на неуверенного в себе ребëнка, который почему-то переполнен глупой уверенностью в том, что он никому не нужен, хотя это никогда не было правдой. Да даже если брать в расчет самого Чонгука, то... — Это что, его бывший? Тэхëн появляется рядом ещë до того, как Чимин успевает обернуться. Он смотрит вниз и каменеет, глядя на мужчину, который чуть не разгромил больницу, когда они пытались оформить документы на лечение омеги. Он стоял с букетом цветов и взволнованно смотрел на стеклянные двери, откуда должен был выйти Чонгук. Тот появился в поле зрения буквально через несколько секунд и застыл на месте, явно удивившись не меньше персонала больницы. Чхве здесь помнили практически все. Букет был отложен на небольшой стеллаж возле входа, а Чонгук резко оказался в чужих объятиях, в которых смотрелся слишком неправильно. Тэхëн хотел сорваться с места, побежать вниз и вмазать альфе, чтобы не смел даже шаг делать в сторону Чонгука, не то, что руки распускать, но он лишь беспомощно сжимал кулаки, понимая, что он не имеет на это никакого права. Кто он Чонгуку? Его врач? Нет, он даже не в этой больнице работает. Друг? Ага, хороший товарищ, который украл у него поцелуй прошлой ночью. Его альфа? Снова мимо. Просто человек, который отчаянно хочет быть рядом, но не может высунуть язык из жопы. Ну и жизнь испортить не хочет одним лишь своим присутствием, конечно же. Силы покидают его окончательно, когда обе руки альфы ложатся на тонкую талию, скрытую тëплым пальто, под которым была его, Тэхëна, толстовка. Он не сдерживает скулежа и задушенного, отчаянного рычания, бьëт кулаком по окну и ранит удлинившимися клыками нижнюю губу, пока Чимин стоит в стороне и тихо охреневает, потому что видит Тэхëна таким впервые. А Чонгук, там, внизу, в объятиях Вонбина чувствовал себя оленем в свете фар. Они ведь тоже не убегают от надвигающейся машины, а трусливо замирают на месте, ожидая собственной участи. Вот и он стоит, смотрит куда-то вперëд и никак не может понять, что вообще происходит. — Я скучал по тебе, — доносится совсем близко, Чонгук даже чувствует, как мочку трогает жар чужого дыхания. Ему... мерзко? Нет, уже даже не из-за предательства и не из-за обиды. Он настолько разлюбил, что эти прикосновения стали нежеланными и противными. Неправильными. — Домой? — Вон немного отстраняется, смотрит на омегу так, будто бы ничего не произошло, а у Чонгука глаза на лоб лезут. Он издевается сейчас? — Я думал, Юджу, н-ну или Ëндже, я не знаю... поговорили с тобой, — Чонгук наконец приходит в себя, порывисто отталкивая альфу и еле сдерживая желание снять нахрен пальто, на котором будто бы вмятины остались от чужих рук. — Гу, давай просто поедем домой и поговорим, хорошо? — Бин явно начинал нервничать, снова потянулся к чужой руке, но Чонгук отошëл ещë на шаг назад. Омега крепко вцепился пальцами в свою спортивную сумку. Та по чистой случайности оказалась у него после того, как его забрали прямо с выступления, в ней был красивейший костюм, в котором он выступал, коньки и... Футболки Тэхëна. Четыре штуки, те, пропажу которых, по мнению омеги, Ким не должен был заметить. Он впервые в жизни почувствовал себя настоящим вором, когда при сборе пакетов с одеждой, которые в итоге отдал обратно альфе, забрал себе несколько чужих вещей и под шумок затолкал на дно сумки. — Если ты имеешь в виду тот дом, где ты трахался с Ëндже, то поезжай туда сам. У меня новая квартира, — он снова поправляет на плече лямку и наконец решается обойти альфу. Он даже не задевает его плечом и делает всего несколько шагов вперëд, пока снова не слышит голос Чхве. — Если ты про ту квартиру, которую ты снял в Инсадонге, то еë уже нет, — Чонгук резко останавливается, стоя спиной к Бину, который повернулся практически сразу же. Омега всë силился понять, не послышалось ли ему то, во что верить отчаянно сильно не хотелось. В смысле нет? Опять какой-то грëбанный заговор? — Я забрал договор аренды. Произносит скороговоркой, бегая глазами по лицу напротив, когда Чонгук всë же оборачивается на него. — Ты сделал... что? — у Чонгука с глухим отзвуком падает с плеча сумка, а руки после этого болтаются так, будто у него в момент атрофировались все мышцы в теле. — Как? — Все твои документы у меня, Чонгук, и на квартиру в том числе. Омега не думает о том, как глупо выглядит, разинув рот и пялясь на своего бывшего округлившимися глазами. Он думает о том, как вообще человек может вести себя подобным образом после того, как сам предал, чуть ли не сломал ему жизнь и за месяц не написал ни одного сообщения. — Ты... — Я знаю, знаю, прости, слышишь? — он делает ещë один шаг в сторону омеги, но на сей раз не видит ответного движения назад. Чхве принял это за хороший знак, а Чонгук на деле был просто в шоке и не мог сдвинуться с места. — Я... я купил кольцо. Ещë до того, как ты попал в больницу. Я хочу прожить с тобой всю жизнь, поставить наконец тебе метку, и, если ты согласишься, я обещаю... Нет, я клянусь, — он запинается несколько раз, а Чонгук почти его не слышит, лишь урывками вылавливая определëнные фразы. — Я клянусь, что такого больше не повторится. Чонгук неожиданно даже для себя задумывается над тем, что бы он ответил месяц назад, если бы Чхве извинился и сделал ему предложение тогда, когда он лежал на больничной койке без возможности разогнуться. Согласился бы? Или уже тогда ответил бы отказом даже не раздумывая? Омеге вдруг становится смешно. До него внезапно доходит уровень абсурдности ситуации, и ему действительно хочется рассмеяться от того, насколько самонадеянными являлись поступки альфы. Он ведь действительно рассчитывал на то, что Чонгук согласится. И весь ужас ситуации заключался в том, что их отношения так и строились всë то время, что они были вместе. Омега закрывал глаза буквально на всë, и если бы ничего в нëм не изменилось за последние три месяца, он бы простил и согласился. Вот, что страшно. — Думаешь, твои родители одобрят? Ему было интересно. Его добросердечность и мягкотелость отошли на второй план, а внутренняя омежья сущность требовала целого шоу и хотела посмотреть на страдания и унижения этого горделивого альфы, некогда желанного и самого любимого, который сначала показал, что такое любовь, а потом уже дал понять, что из себя представляет предательство. Чонгук знал, что больше собственных родителей Вонбин не боялся никого и ничего. Что удивительно, именно его папа-омега держал за яйца всë семейство, и это даже в какой-то степени восхищало. То, как моментально побледнел его несостоявшийся муж. — Нет, но я договорюсь с ними. Чонгуку хочется истерично рассмеяться. От родителей Бина он пострадал чуть ли не больше, чем от самого альфы, потому что таким говном, как рядом с ними, он не чувствовал себя никогда и нигде. Но это и вправду было очаровательно. Одно лишь выражение лица альфы при упоминании родителей стоило многого. — Договоришься с ними, чтобы получить разрешение на брак со мной, — Чонгук вытягивает губы трубочкой и дëргает бровями, сложив при этом руки на груди. Голова непроизвольно чуть наклонилась в бок, и всë его детское очарование вдруг размылось на лице, выражение которого прибавило лет пятнадцать к его возрасту. — Просто замечательно. — Нет, нет! — Вонбин выставляет руки вперëд, наверняка желая остановить омегу и выкрутиться так, чтобы всë было по его сценарию, который он стопроцентно прокручивал в голове сотни раз до их встречи. Чхве был хорошим тактиком, и он с вероятностью в восемьдесят процентов мог предугадать все действия Чонгука. Жаль, что эта его способность была действенна лишь в то время, когда омега был в него влюблëн. — Хочешь, я перестану с ними контактировать? Они больше никогда тебе ничего не скажут, хочешь? Это выглядело жалко, и явно уже не входило в первоначальный сценарий. У Бина были все козыри – он приехал встречать омегу с букетом цветов и кольцом, у него были все документы Чонгука, все его вещи и квартира, которую тот снял втайне ото всех. Он не думал, что дойдëт до подобного торга. — Всë, хватит, это уже просто цирк какой-то, — Чонгук хватает с земли сумку и поправляет отросшие пряди волос, которые из-за ветра выбились из хвостика. Он хотел наконец поставить точку, потому что вся эта ситуация – один сплошной сюр и абсурд. Надо было заканчивать, и как можно скорее. — Я ничего уже от тебя не хочу, — снова делает несколько шагов назад, подготавливаясь к тому, что он собирался сказать дальше. Это было тяжело, хоть и слишком очевидно. — Я остыл, Бин. Я больше тебя не люблю. Внутри всë будто бы оборвалось, но лишь в хорошем смысле – с сердца как будто бы упал огромный камень, который мешал всему организму нормально функционировать. Это то, что он хотел сказать. То, что он действительно осознал и принял, и ему от этого было чертовски свободно, чего нельзя было сказать об альфе, который застыл каменным изваянием с нечитаемым выражением лица. Чонгук будто бы заранее знал, что тот скажет сейчас что-то, что для него станет тотальной ошибкой, поэтому лишь слегка дрогнул, когда тот начал говорить. — Твои документы всë ещë у меня. Все твои счета, включая банковскую карту, наша общая квартира, все твои вещи, м? Что собираешься с этим делать? Он лишь спустя пару секунд понял, что сказал, после чего черты его лица моментально разгладились, но в глазах напротив, кроме разочарования, уже ничего не было. — Я никогда не свяжу свою жизнь с таким человеком, — Чонгук перестал отходить назад. Такси должно было приехать с минуты на минуту, но омеге уже некуда было ехать. Оставался лишь один вариант. — Нет, стой, — у Вонбина уже откровенно дрожал голос. Он не сразу даже смог понять, что Чонгук сорвался вперëд и обошëл его стороной, направляясь к дверям больницы. Чхве в последний момент ринулся следом и почти нагнал омегу, еле остановившись перед дверью, когда Чонгук резко остановился в проходе и развернулся лицом к нему в последний раз. — Не отдашь документы – я подам заявление в полицию. А со всем остальным я уж как-нибудь справлюсь. Альфа так и остался стоять на улице, запустив пальцы в волосы и жëстко оттянув их назад. Чонгук в это время буквально бежал к лифту, чувствуя на себе кучу чужих взглядов. Он совсем не удивится, если в сети буквально через несколько минут появится репортаж с "места происшествия" и фотография того, как Чонгук дрожащей рукой пытается сломать кнопку вызова лифта. Былое спокойствие, хоть и относительное, как рукой сняло, его место занял жуткий мандраж и осознание произошедшего – всего, что сказали ему, и что сказал он сам. В кабине лифта, пока механический голос отсчитывал этажи, Чонгук вдруг почувствовал, как у него задрожала губа, да он весь задрожал, даже ресницы из-за скопившейся в глазах влаги трепетали слишком очевидно, но омега на полном серьëзе не собирался плакать до того момента, пока не появилась бы возможность уткнуться в шею Тэхëна. Только с запахом бергамота в носу и с его руками на своей пояснице. Над тем, насколько эта мысль была адекватной, он явно собирался подумать позже. Когда Чонгук преодолевает путь от лифта до двери в кабинет, с его плеча в очередной раз сваливается сумка. Он кидает еë куда-то в угол, как только оказывается внутри маленького помещения, где впереди него уже стоял альфа, лица которого из-за пелены перед глазами было не видно. Омега буквально наугад бросился вперëд и не ошибся – его тут же словили в тëплые объятия, казавшиеся в этот момент самым безопасным местом на всей планете. Чимин, стоявший всë это время у стены возле двери, решил удалиться из кабинета именно в тот момент, когда омега горько разрыдался, а Тэхëн, крепко прижимавший его к себе, кивнул головой на дверь. Пак всë ещë был в шоке буквально от всего, что произошло за сегодняшнее утро на его глазах, поэтому небольшая прогулка по коридорам больницы казалась ему не такой уж плохой идеей. — Ну же, мой замечательный, — Тэхëн ласково поглаживал мягкие волосы на затылке, при этом обвивая одной рукой тонкую талию, чтобы прижать омегу крепче к себе. Тэхëн чувствовал, как в нëм пробуждается что-то сродни отцовскому инстинкту, когда он вдруг начинает немного покачивать омегу в своих объятиях и нашëптывать что-то бессмысленное, но определённо успокаивающее. Альфа тысячи раз предотвращал истерики людей любых возрастов, но именно сейчас, держа в объятиях двадцатилетнего омегу, в которого был без памяти влюблëн, он вдруг начал делать всë то, что не раз проворачивал именно с детьми. Все эти убаюкивающие движения, протяжное, повторяющееся в одном и том же темпе "шиканье", ему оставалось только колыбельную спеть и пообещать конфету, ей-богу. — Заяц? — Тэхëн собирается с мыслями и медленно перекладывает обе ладони на линию челюсти, чтобы поднять на себя полностью мокрое от слëз лицо, но Чонгук ещë сильнее прижимается к альфе, надрывно воя и сжимая в кулаке его халат на спине. — Ты сейчас сломаешь себе носопырку, если так же продолжишь ею вжиматься в моë плечо, — Тэхëн продолжает говорить ласково и спокойно, хоть внутри и начинает разрастаться паника. Состояние омеги будто бы передавалось и ему самому, поэтому внутри всë неприятно обжигало от всех тех задушенных всхлипов, которые Чонгук пытался заглушить в его плече. Истерика начала сходить на нет лишь спустя несколько минут, когда омега начал хрипеть сорванным голосом и дышать слишком коротко и часто, что не на шутку испугало Тэхëна и всë же заставило его надавить на хрупкие плечи сильнее обычного, чтобы всë же отстранить Чонгука и заставить его дышать нормально. — Эй, заяц, — Тэхëн смотрит на покрасневшее лицо, раздражëнную от слëз кожу, на выпирающие венки, размазанные дорожки слëз вперемешку с соплями и слюнями, и, блять, любуется. Кажется, что даже если бы у Чонгука защемило лицевой нерв и его перекосило в одной жутко страшной гримасе, для Тэхëна он бы всë равно остался самым красивым. Тот всë смотрел своими чëрными глазищами, всхлипывал каждую секунду и снова пытался уткнуться в чужую грудь, видимо, прикинув, насколько привлекательно он мог выглядеть в тот момент. Тэхëн же невозмутимо держал дистанцию в несколько сантиметров. — Сделаем дыхательную гимнастику, хорошо? Тебе нужно успокоиться. Чонгук кивнул и решительно начал повторять все действия за врачом, пока тот ободряюще гладил напряжëнные предплечья, следя за неровно вздымающейся грудной клеткой. Уже через десять минут Чон сидел на диване с кружкой зелëного чая в руках, укутанный в мягкий плед, который Тэхëн накинул на его плечи вместо пальто. Сам альфа сидел напротив, терпеливо ожидая того момента, когда Чонгук созреет на разговор и скажет хоть что-нибудь. Его разрывало от желания узнать, что от омеги хотел его бывший, но нарушать тишину не решался, боясь ненароком спугнуть парня. — Кажется, я опять влип, — Чонгук слышит свой голос и удивляется тому, насколько сильно тот охрип. Ему было больно сглатывать, а зелёный чай только добавлял неприятных ощущений, о чëм Тэхëн догадался не сразу, а лишь посмотрев на скривившееся лицо. — Чëрт, не стоило тебе зелëный чай заваривать, он здорово сушит горло, — альфа поднимается со стула и идëт к небольшому тайнику, куда они с Чимином ныкали всякие вкусняшки. Он достал оттуда недавно купленное банановое молоко и отдал его Чонгуку, забрав кружку с чаем. — Мой замечательный, все проблемы решаемы... — Кроме смерти, — Чонгук перебивает, смотря в чужую спину. Тэхëн вылил содержимое чашки в раковину и обернулся. — Я помню, хëн, — Чонгук вертит в руках небольшую баночку жëлтого цвета и невольно улыбается, но открывать не спешит. — Мне разве можно? — Я как врач должен сказать, что нельзя, но тебе на сегодня хватило потрясений и без дерущего горло чая, — Тэхëн жмëт плечами и возвращается на своë место, глядя исключительно в собственную кружку с чаем. Смотреть на то, как Чонгук обхватывает своими очаровательными розовыми губами несчастную трубочку от молока, не было уже никаких сил. Особенно после того, что он сделал этой ночью. Он всë ещë чувствовал себя мудаком, который без спроса сделал то, на что не имел права. — Дома старайся не пить холодные жидкости и не есть жëсткую пищу, связки восстановятся за день-два. — Я вряд ли вообще буду что-то пить или есть дома, — Чонгук поджимает под себя ноги и в защитном жесте прижимает к себе подушку. — Вонбин забрал все мои документы и каким-то образом забрал договор на аренду квартиры, которую я снимал и в которую я должен был сегодня уехать. Чонгук жмëт плечами и улыбается, а в его глазах снова стоят слëзы, которые красиво переливаются под солнечным светом. Эта улыбка, разбитая, наполненная разочарованием и усталостью, разбивает Тэхëну сердце, и ему ничего не остаëтся, кроме как пересесть на диван, сгрести омегу в крепкие объятия и вытереть рукавом халата одну-единственную слезу, трепетно проходясь кончиками пальцев по нежной коже. — Это ничего, мой замечательный, — решение ударило в голову слишком быстро, а желание помочь и утешить лишь добавляло решительности. — Поживëшь пока у меня. Квартира довольно большая, места точно хватит. А с документами разберëмся, у меня в полиции есть знакомые, они подсобят, если... — Тэхëн охает и заваливается назад, неприятно упираясь спиной в подлокотник дивана, когда Чонгук резко подаëтся вперëд и обвивает его шею руками. Альфа, отойдя от неожиданного выпада, уложил ладони на чужую поясницу, трепетно прижимая к себе омегу. В надëжных объятиях Чонгук впервые чувствует себя настолько комфортно, и думает о том, что прикосновения Вонбина были ему неприятны не только из-за остывших чувств, но и из-за новой искры, которую зажëг в нëм, кажется, самый лучший на этом свете человек.***
Они весь день проводят в детской больнице, потому что у Тэхëна по-прежнему оставалась целая куча работы. Омегу он посадил в своëм кабинете, выдал ноутбук, любимую мангу Чонгука на случай, если бы тот решил в тысячный раз перечитать свои любимые моменты, и даже дженгу откопал, в которую омега всë же сыграл несколько раз в гордом одиночестве. Чонгук помнил слова Пака о том, что Тэхëн в детской больнице заведует хирургическим отделением, поэтому картинка в голове сложилась сама собой, и она не слишком совпадала с реальностью. Он грешным делом подумывал на сокращение обязанностей из-за повышения должности, но оказалось, что это так не работает. Альфа носился по отделению, как торпеда, а за ним следом постоянно вился хвостик из нескольких деток, постоянно сменяющих друг друга. Чонгук лишь несколько раз выглядывал из кабинета, и в каждый из них у Тэхëна на руках, на плечах, в ногах, на коленях или на спине находился кто-то из детей, которые цеплялись за альфу, как за спасательный круг, а он возился с ними так, будто бы являлся отцом для всей этой своры малышей. В середине дня Чонгук понял, что про сон альфа ему всë-таки соврал. Его грызла совесть за то, что он просил Тэхëна посидеть с ним и задерживал в больнице, из-за чего Ким наверняка не высыпался и выглядел очень уставшим. Высказывать что-то самому альфе он, конечно же, не стал, потому что у того на день было назначено три операции, и отвлекать мужчину для выяснения отношений не было смысла, поэтому ему оставалось лишь наблюдать за работой Тэхëна и не вмешиваться. Чонгук был поражëн тем, как Ким вëл себя с детьми. Он видел, как тот укачивал на руках малыша, которому было явно не больше трëх лет и которому была назначена операция по удалению родинки на этот день. Чонгук сразу же понял, о чëм речь, потому что большое пятно на пухлой щечке ребëнка слишком очевидно бросалось в глаза. Малыш ревел взахлëб и обнимал Тэхëнову шею, пока тот покачивался на месте, похлопывая своего крохотного пациента по спинке, постоянно что-то нашëптывая и получая в ответ частые кивки головой. Чонгук видел, как заведующий хирургическим отделением лежал на полу в игровой комнате, пока ему оттягивали волосы, тыкали пальцами в щëки, ползали, ходили и бегали по его торсу, громко кричали прямо в уши и надрывно плакали, когда свободных для издевательств участков тела не оставалось. Тэхëн играл с ними во всë, кроме пряток, даже если это были вышибалы попрыгунчиком. У Чонгука громко билось сердце, когда он незаметно следил за всем действом из-за угла, и ему даже пришлось положить руку на грудную клетку, когда сердечный ритм начал проходиться дрожью по всему его телу. Он не раз оглядывался и не видел поблизости никого из родителей, потому что те безоговорочно доверяли Киму, и Чонгук их понимал. Сложно такому человеку не доверять. — Ты не против, если мы немного задержимся? Хочу подождать, пока Ыну не очнëтся от наркоза, — Тэхëн заглянул в кабинет уже в девять часов вечера, когда его рабочий день должен был быть окончен. Чонгук вспоминал в этот момент, как альфа оказывался рядом с ним во взрослой больнице уже в половину десятого, а значит, он никогда не задерживался на работе ради него. От этого было одновременно и стыдно, и тепло. — Конечно, — он улыбается, наверное, слишком влюблëнно, и выглядит при этом, как полнейший идиот. До дома они добираются только в одиннадцать часов вечера, предварительно заглянув в круглосуточный магазин за продуктами, которых дома у Тэхëна не было совсем. Тот попросту практически не бывал в квартире, и единственное, что он там делал – периодически завтракал хлопьями и спал. — Что ж, — Тэхëн включает свет в коридоре и начинает говорить, когда они оказываются в квартире. — Сейчас будет мини-экскурсия, потом сделаем тебе молоко с мëдом и ляжем спать. Как тебе такой план? — Я за, — Чонгук смотрит в спину альфы и быстро снимает обувь, после чего тихо идëт вслед за Тэхëном. Они вместе разбирают пакеты с едой, Ким ставит молоко в микроволновку и включает электрический чайник, после чего жестом указывает на коридор, в котором Чонгук краем глаза зацепил две двери, находящиеся практически напротив друг друга. — Вот это, — Тэхëн указывает на одну из них. — Спальня. Обустраивайся, я принесу вещи из машины, которые ты носил в больнице, а потом съездим в торговый центр и купим тебе нормальную одежду. Чонгук заглянул внутрь лишь на секунду и тут же отшатнулся обратно, удивлëнно округляя глаза и приподнимая брови. — Стой, это разве не твоя комната? — Чонгук немного морщится от того, как по его носу буквально ударил концентрированный запах бергамота с пряностями. Игнорировать приятное тепло, обволакивающее горло, было не так уж и просто. — Да, но я фактически живу в зале, поэтому ничего особо не поменяется, не переживай. Тэхëн нагло врëт, но виду не подаëт, сконцентрировавшись на эмоциях Чонгука. Он увидел, как омега сморщил нос, приоткрыв дверь в его комнату, но однозначно подобную реакцию расценить не смог. Зато, буквально через несколько секунд, когда крылья носа Чонгука затрепетали, а сам он слишком очевидно начал принюхиваться, на лице альфы чуть ли не растянулась широкая улыбка. В этой комнате прошлой ночью происходило то, о чëм Тэхëн никогда никому не расскажет. Он едва ли не краснеет, когда вспоминает, к чему привëл невинный поцелуй, но продолжает держать лицо, чтобы Чонгук не отвлекался и продолжал говорить. Проблема была лишь в том, что он его не слушал. — ... так что это правда не лучший вариант, мне и в зале будет совсем неплохо, — Чонгук выглядит растерянным и сбитым с толку. Его отвлекало покалывание в носу и невозмутимость мужчины напротив, который просто так предлагал занять ему собственную комнату, явно не подумав о всех неудобствах, которые могли возникнуть. — Я не стану стелить тебе на диване, ни один нормальный альфа не позволит себе поселить своего омегу в гостиной, когда в доме есть хорошая спальня. Он говорил слишком спокойно для человека, который мог сморозить что-то подобное, но на деле он настолько ушëл в свои мысли, что даже не заметил, как сам оговорился. Уже спустя несколько секунд Чонгук смотрел на него округлившимися глазами, а Тэхëн задумчиво уставился в стену, пытаясь вспомнить, что же он такого ляпнул, что внутри у него всë свербило, и омега при этом смотрел так, будто бы он только что кролика достал из шляпы. — Я что-то не то сказал, да? — Тэхëн смотрит на Чона и отчаянно пытается понять, где совершил промах, но омега в один момент отмирает и мотает головой. — Нет, я просто думаю, чем ещë аргументировать свою позицию, — на его губах застывает лëгкая улыбка, а на щеках – едва заметный румянец. Тэхëн ярко осознаëт, что что-то он всë-таки сказал не так, но раз Чонгук не отреагировал отрицательно, значит, ничего страшного в этом не было. — Не нужно ничего аргументировать. После больницы тебе точно нужна кровать, а не диван. — Но я всë ещë не понимаю, как ты собираешься решать вопрос со сборами на работу. Сомневаюсь, что тебе будет удобно собираться при мне, — Чонгук жмëт плечами и пытается вернуть себе нормальное выражение лица. Ему многих усилий стоит не приложить ладони к горящим щекам. — Одежда – это единственное, что я беру из комнаты по утрам. А перенести еë в зал не такая уж и большая проблема, — Тэхëн чувствует чужое смущение как собственное, поэтому мягко берëт омегу под локоть и ведëт на кухню. — Ты всë ещë лечишься и тебе нужны максимально комфортные условия для полного выздоровления, так что не спорь, — с кухни доносится характерный щелчок и громкое бульканье. — Кажется, чайник вскипел. Наверняка и молоко уже погрелось. Пошли на кухню? — Постой, а что в той комнате? — Чонгук стопорится на выходе из коридора и кивает на противоположную дверь, после чего видит на чужом лице секундную растерянность. — Там просто коробки с некоторыми вещами, а так – пусто. Даже обоев нет, — Тэхëн жмëт плечами. — Пошли. Не станет же он признаваться в том, что в его планах эта комната когда-нибудь должна была стать детской. — Ого, ты пьëшь молочный улун? — Чонгук заглядывает через плечо в чашку альфы, когда тот закидывает в неë чайный пакетик. — Нет, вообще, я его терпеть не могу, но его любит Чимин, поэтому у меня в квартире всего три упаковки чая и все они с молочным улуном, — Ким наливает кипяток в чашку, и они вдвоëм с Чонгуком морщатся от неприятного запаха. — Чимин часто у тебя бывает? — Чонгук берëт в руки свою кружку и прислоняется бедром к столешнице. — На самом деле, он единственный, кто здесь бывает, кроме меня, — Тэхëн вздрагивает от неожиданного шороха со стороны омеги, когда тот отставляет чашку в сторону и садится на столешницу, всем своим видом показывая, что он готов слушать. На нëм была всë та же толстовка Тэхëна, которая на Чонгуке смотрелась не менее органично, чем остальная одежда альфы, и Киму действительно пришлось приложить усилия, чтобы продолжить говорить. — Квартиру эту купил я, но выбирал еë Чимин. Изначально мы жили здесь вместе, просто он съехал несколько лет назад. — Почему? — Чонгук смотрит пытливо, будто бы пытаясь заглянуть глубже и увидеть то, о чём Тэхëн может умолчать. — Ну, — альфа потупил взгляд в пол под таким внимательным взглядом больших чëрных глаз, всем своим видом давая понять, что Чонгук подбирается к чему-то слишком личному. — Нам обоим было уже под тридцатку, и у обоих совершенно не клеилась личная жизнь. У меня в принципе никого не было, а у Чимина были проблемы с Юнги, поэтому решение разъехаться было самым оптимальным. — Проблемы с Юнги? Чонгук продолжал цеплять из Тэхëновых слов ту самую информацию, которую альфа пытался упомянуть лишь вскользь. Омега и сам не понимал, до чего хочет докопаться, но внутреннее чутьë почему-то всë никак не умолкало. — Юнги ревновал. Нет, конечно, он не говорил ему об этом прямо, но он сказал это мне, всего один раз, напившись вусмерть, — Тэхëн делает очередной глоток и снова морщится. — Хотя всë это и так было очевидно. — Ревновал Чимина к тебе? — Чонгук снова уточняет, чуть наклоняя голову, и Тэхëн кивает, отводя взгляд в сторону. Он чувствовал себя так, будто бы его раздевали, но скрывать что-то от Чона альфа не хотел. Лучше, чтобы тот узнал всë сейчас от Тэхëна, а не позже от кого-то другого. — Да, — альфа снова кивает, залпом допивает содержимое кружки и неаккуратно ставит еë в раковину. — Мы жили вместе и были очень близки, но дело было именно в той информации, которая чисто случайным образом просочилась за пределы нашей квартиры, — Тэхëн начинал нервничать, но его почему-то успокаивал тот факт, что перед ним стоял именно Чонгук. Он знал, что его в любом случае поймут и не станут осуждать, и именно это заставляло его влюбляться ещë больше. — Дело было в том, что, — он запнулся и прочистил горло. — Только ничего не подумай, ладно? Мы не извращенцы, просто, — альфа выпускает воздух из лëгких громко и прислоняется бëдрами к столу так, что он оказывается прямо напротив Чонгука. — Просто трудно работать врачом, и особенно тяжело было поначалу. Я люблю детей, Чимин любит людей в целом, но нам обоим приходится сталкиваться со сложными, а иногда совершенно обречëнными случаями. Работая сутками напролёт, времени на себя-то не всегда хватало, а на отношения и подавно, поэтому, — Тэхëн опасливо поднимает взгляд и смотрит исподлобья, но на Чонгуковом лице всë ещë не видит чего-то, что дало бы ему сигнал прекратить. — Мы с Чимином... Помогали друг другу. — В плане...? — Чонгук, конечно же, сразу догадывается. — Да. Физические потребности, да и моральные тоже, — на лице у Чонгука после этих слов застыло выражение полной задумчивости, а внутри у него будто бы что-то ухнуло вниз, и он настолько отчëтливо уловил этот звук в собственных ушах, что ему даже показалось, будто бы и Тэхëн мог его услышать. Думать о ныне близких друзьях в таком ключе было неприятно, но он сам внезапно захотел докопаться до правды, вот он еë и получил. Чонгук по классике жанра ревновал, и даже не отрицал этого. — Просто нам было тяжело, и мы искали утешение друг в друге, потому что ближе никого не было. А Юнги, как оказалось, был влюблëн в него ещë с того момента, когда он пришëл к ним в больницу практикантом-третьекурсником, — Тэхëн поджимает губы, вспоминая напившегося от отчаяния альфу, который в первый и последний раз на его памяти, захлëбываясь в слезах и разъярëнно выплëскивая всю желчь, выворачивал душу. Что иронично, Тэхëну, которого он ненавидел до искр перед глазами. — Но мы с Чимином давно прекратили это. Уже года два, может, три, между нами ничего не было. А вот с Юнги у них тëрки уже который год. Чимин даже и не заметил, как сам влюбился, и это стало основным поводом для того, чтобы разъехаться. В памяти у Чонгука тут же вспыхнула сцена знакомства с Чимином и Юнги, но она не была самой показательной. Очевиднее всего была реакция Юнги на Тэхëна, когда тот оказывался рядом с Паком, или им же упоминался в разговоре. — У нас с Чимином действительно очень крепкая дружба, потому что мы умудрились пройти даже через подобие отношений. Он – моя семья, и с этим Юнги ничего не сможет сделать, только принять. Но они с Чимином слишком упëртые, — на последнем слове оба почему-то одновременно поднимают взгляд друг на друга и тут же его опускают, потому что увиденное напротив отражение собственной неуверенности оставляет неприятный осадок на душе. Их разговор прерывается, когда чашки оказываются в раковине. Тэхëн, всë так же настаивая на своëм, укладывает Чонгука в собственной спальне, а сам забирает вещи на утро и идëт в зал. Они снова пересекаются возле душа, когда Чонгук выходит из ванной в фаворите всех фаворитов – футболке со свинкой Пеппой, желают друг другу спокойной ночи и расходятся, соприкасаясь плечами. Чонгуку даже кажется, что альфа на секунду сжал его пальцы, но он старается не надумывать и идëт спать в комнату, где абсолютно все вещи пропитаны той самой смесью запахов, которая сводит омегу с ума. Всю эту ночь он задыхается на пахнущих бергамотом простынях, комкая между ног одеяло и отчаянно борясь с собственным возбуждением. **** Через две недели от концентрации напряжения воздух можно было резать ножом, и причина заключалась в том, что со временем прикосновений стало больше, а слов – меньше, и обоих это доводило до ручки. Каждый из них держал на кончике языка три главных слова, которые так и грозились сорваться в самый неподходящий момент, но каждый раз кто-то будто бы забирал возможность говорить. Чонгук знал, что не может просто взять и выбросить их на воздух, ему слишком много всего нужно было сказать альфе перед тем, как признаться. Чувства никак не вязались с предыдущим опытом, они казались сильнее и ощущались совершенно по-другому, и это пугало ровно настолько же, насколько и притягивало. В голове не было даже мысли о том, что всë двигается слишком быстро, Чонгуку впервые всë казалось правильным, таким, каким и должно быть, и Тэхëн ощущался для него как дом, который дарит ощущение тепла, уюта и безопасности. Тэхëн же держал язык за зубами лишь потому, что боялся за Чонгука, за его комфорт и нынешнее положение. У мальчика никого не было, и Тэхëн хотел взять на себя все роли – отца, брата, друга и его альфы, но без вреда для них обоих мог примерить на себя лишь первые три, потому что в случае невзаимности Чонгук бы просто не смог отказать, ибо ему как минимум некуда было идти, а принуждать его к чему-то Тэхëн уж точно не хотел. Но как же чертовски сложно было держаться, когда из-за желания поцеловать приходилось едва ли не бить себя по щекам, как сложно было проходить мимо своей спальни, зная при этом, что в ней лежит такой ласковый, родной омега, который пахнет так, будто бы на нëм уже стоит метка альфы. Как сложно было на работе впервые сидеть с контейнером, наполненным едой именно для него, а с утра находить в холодильнике приготовленный с вечера завтрак, на который у него никогда не хватало сил. В нëм взбушевались какие-то странные древние инстинкты, когда он впервые почувствовал что-то слишком сумбурное и иррациональное, вроде: вау, мой омега в моëм доме, в моей постели, он пахнет мной, носит мои вещи и ест еду, которую я купил, он хорошо себя чувствует и ждëт меня с работы. Надо жениться, срочно. У них даже будто бы негласно было установлено взаимное собственничество, когда во взглядах, исподлобья направленных друг на друга, так отчëтливо виднелось – моë, но при этом никто ничего вслух не говорил, оставляя самое важное до того самого момента, который обязательно должен был наступить, но когда – никто точно сказать не мог. Даже просто потому что виделись они только по вечерам и на выходных, и в те несколько часов, на которые Чонгук приходил в больницу. И то, стены кабинета омега видел чаще, чем самого Тэхëна. Предыдущие выходные они провели вдвоëм, безвылазно сидя в квартире и смотря "Друзей", поедая приготовленную совместными усилиями еду. И даже относительно питания Тэхëн умудрился позаботиться о Чонгуке больше, чем омега мог себе представить. Мало того, что он покупал продукты и напрочь отказывался брать у Чонгука деньги, так он ещë и "за компанию" начал придерживаться правильного питания, отказавшись от всего, что Чонгуку нельзя было есть, и в особенности от лапши быстрого приготовления, которую до этого он поедал тоннами. На этих выходных они собирались продолжить свой марафон и договорились с самого утра начать готовить завтрак, обед и ужин, но когда Чонгук проснулся и привел себя в порядок, в квартире никого не оказалось. Телефон молчал, никаких записок омега не обнаружил, поэтому решил немного подождать, надеясь на то, что Тэхëн просто вышел в магазин. Спустя три часа стало понятно, что альфа явно был не в магазине. Внутри у Чонгука всë сжималось от странного волнения. Оно не было неприятным, таким, каким бывало предчувствие чего-то плохого, оно лишь отзвуками бродило по всему телу, заставляя чувствовать странный трепет. Ждать становилось всë сложнее, но Чонгуку почему-то казалось, что это ожидание обязательно окупится. Когда из коридора донëсся звук открывающейся двери, омега сидел на стуле за барной стойкой и нервно помешивал в кружке чай с бергамотом. Запах альфы кружил голову и перебивал даже концентрированную заварку, а аромат пряностей забивался прямо под кожу, заставляя напряжëнно свести колени. Сила воли омеги держалась на одном честном слове, и Чонгук, видит Бог, это честное слово удерживал из последних сил. — Заяц, я дома, — из коридора слышен мягкий бархат голоса, который заставляет трепет внутри ударить по мозгам с новой силой. — Надеюсь, не спишь. — Нет, я давно проснулся, — Чонгук, отозвавшись, повернулся ко входу в кухню и тут же замер, глядя на альфу в деловом костюме с какой-то папкой в руках. — Прости, нужно было кое-что сделать. Чонгук видит, что в Тэхëне будто бы смешались умиротворение и нервозность, как бы странно это ни звучало. Он будто бы был чем-то доволен, но при этом сильно нервничал, и Чонгука такое настроение сбивало с толку. — Расскажешь? — омега заискивающе смотрит, а Тэхëн, глядя в любимые чёрные глаза, по наитию кивает, сначала отвечая, а потом думая над тем, на что согласился. — Я ездил на встречу с Юджу, — Тэхëн говорит быстро, практически скороговоркой, и не даëт Чонгуку вставить слово. — Я уже давно с ним связался, и мы разбирались с твоими документами. Сегодня наконец-то закончили. На столе оказывается та самая синяя папка, которую омега подметил ещë тогда, когда Тэхëн только вошëл на кухню. В ней действительно оказываются все документы, включая договор аренды, который уже не имел никакой силы после расторжения, но Чонгука волновало не это. У него в горле будто бы ком застрял, и ощущение было такое, будто бы он мешал ему дышать и его нужно было срочно выплюнуть, но он лишь немо открывал и закрывал рот, не имея возможности сказать что-либо. — Даже в полицию обращаться не пришлось, хотя я планировал. Юджу, кстати, тебе привет передавал, мы с ним поговорили немного, он довольно приятный, а вот бывший твой тот ещë скользкий тип. Ха-ха, вот это я каламбурщик, тренер по фигурному катанию – скользкий тип. Не смешно, да? Ну ладно, я слишком сильно люблю тебя, так что можешь и дальше не смеяться над моими тупыми шутками. У вас, кстати, такая квартира уютная, ну, то есть, теперь его квартира, надо бы нам тоже обустроиться, а то как-то пусто, недушевно, что ли... Чего? Чонгук даже икнул от неожиданности, нахмурившись. Тэхëн продолжал говорить, говорить много и без остановки, а Чонгук, который перестал улавливать суть монолога после одной конкретной фразы, так и сидел с открытым ртом, пока Ким, в какой-то момент поднявшийся со своего места, быстрыми шагами рассекал по кухне то с чайником в руках, то с водой, то с документами. — ...ну я ему и говорю, закрой забрало и завали своë хлебало. Так этот олень обосранный меня в отделение отвëз, я сутки в камере провëл, Чимину пришлось выкуп тащить. В общем, опыт со стражами правопорядка у меня такой себе, два из десяти, и то, чисто за возможность провести двадцать четыре часа в полной тишине. — Тэ? — А? Альфа наконец остановился, держа в руках две кружки чая. — Чëрт, ты себе уже заварил, да? Я даже не заметил, что ты с чашкой сидишь, потому что твоя любимая была пустой, и... — Тэ, ты сказал, что любишь меня, — Чонгук говорит вкрадчиво и смотрит пронзительно, потому что и сам думает, что ему послышалось. Тэхëн в этот момент застывает, тяжело сглатывая. — Я? Я... нет, — он говорит даже для себя неестественно хрипло, прочищает горло и ставит обе чашки на стол, плюхнувшись на второй стул. — Чëрт. Да. Я, кажется, действительно сказал это. — Ты действительно, или...? — Действительно. Не или. Чонгук не думает о том, насколько тупым и несодержательным выходит с виду диалог, потому что в нëм заложено, кажется, всë, что ему нужно от этой жизни. У Тэхëна с лица смывается весь спектр эмоций, губы сжимаются в тонкую полоску и желваки белеют от напряжения. Опять ляпнул, опять не подумал, опять проебал момент. Он даже не успевает вспомнить о том, по какой причине не хотел признаваться, потому что Чонгук действует на опережение: пролезает под барной стойкой и, неловко перекинув ногу через чужие бëдра, неудобно усаживается на колени альфы, пряча при этом румянец, предательски выступивший на щеках. — И я тебя, — останавливается, сглатывает. — Ну это. Люблю. — О мой Бог. Я не знаю ни одной пары на этом свете, Чон Чонгук, у кого признание в любви звучало бы так же тупо, как и у нас с тобой. Они посмеиваются тихо, но затихают слишком быстро, уставившись друг на друга. У Тэхëна взгляд тоскливо замирает на уже знакомых ему губах, у Чонгука, как ему думается, на ещë совершенно неизведанных, и обоим вдруг становится не до смеха. Им жуть как хочется, но их переглядывания всë не прекращаются, взгляды становятся очевидно вопрошающими, и всë происходящее начинает походить на игру на выдержку. Естественно, без шанса на победу. Они больно сталкиваются носами и зубами, наконец неряшливо соприкасаясь губами. От долгожданного контакта из груди Чонгука вырвался совсем тихий стон, от которого в альфе что-то перемкнуло, заставило утопить в объятиях и прижать к себе так крепко, что шанса выбраться просто не оставалось. Он голодно сцеловывал сладость с чужих губ, с нежной грубостью гладил изгибы любимого тела, а у Чонгука в его руках не получалось сделать полноценный вдох, потому что все органы будто бы разом отказались функционировать. Омеге впервые было так хорошо, так тепло и безопасно в чьих-то объятиях, так комфортно и так правильно. Чонгук ведь никогда до этого не чувствовал себя на своëм месте. Рядом с друзьями чувствовал себя лишним, рядом с семьëй любимого человека чувствовал себя половой тряпкой, рядом с Вонбином никогда не испытывал чувства защищëнности. Тэхëн же одним своим присутствием создавал те ощущения, которые омега испытывал в детстве, когда в крохотной комнате строил шалаш из стульев, подушек и одеяла. В руках именно этого человека было так же тепло и спокойно. Через некоторое время губы немного онемели от слишком частых касаний и мягких покусываний, поэтому альфа лишь на несколько сантиметров отстранился, чтобы посмотреть в такие же горящие любовью глаза. Всë такие же чернющие, огромные и выразительные, которые не дали шанса остаться равнодушным. Тэхëн в очередной раз не смог удержаться от прикосновений, всë любовно оглаживая нежную кожу на щеках и линии челюсти, а Чонгук ластился к этим прикосновениям голодным до ласки котëнком, доверчиво прикрывая глаза в ожидании новых поцелуев. Атмосфера в комнате казалась слишком интимной, даже при том, что за окном ярко светило солнце. Тэхëн думает, что когда-нибудь (в его мыслях, конечно же, в ближайшем будущем) в такой же обстановке он сделает Чонгуку предложение, и именно в этот момент, когда пальцы омеги трепетно касались его лица, он был уверен на сто процентов, что тот согласится. Обязательно согласится, потому что так, как этого омегу, он уже никого не сможет полюбить. Когда в отражении чужих глаз видишь собственный образ, сомнений не остаётся. Поцелуи становились более медленными и менее глубокими, вот-вот всë должно было прекратиться, и их признание, первые поцелуи (по обоюдному согласию) навсегда отпечатались бы в памяти завершëнным моментом, как эпизод в кино, после которого обязательно начинался следующий кадр. Вот только вопреки всем ожиданиям атмосфера вокруг начала сгущаться, а в воздухе повисла лëгкая дымка возбуждения. Нежность снова перетекала в страсть, в каждом касании чувствовался голод, желание врасти в чужое тело и стать одним целым. Руки плавно спускались на поясницу омеги, оглаживали бока и кольцом сжимались вокруг тонкой талии, отчего Чонгука вжимало в крепкое тело, а губы сами непроизвольно поддавались чужому напору. Поцелуй получался неряшливым, но бесконечно мягким и волнительным. У Чонгука на ногах поджимались пальчики от того, насколько ему были приятны короткие, звучные поцелуи, хватка зубов на пухлой нижней губе, прикосновения-бабочки на щеках, на подбородке и линии скул. У него внутри всë туго сжималось, как и его непослушные пальцы, вцепившиеся в рубашку альфы. Он податливо гнулся в нежных руках, а когда Тэхëн отстранялся, капризно тянул его обратно, голодно принимая каждое новое касание. Их попытки остановиться выглядели довольно комично. Тэхëн только отстранялся, увеличивая дистанцию, как сразу же сокращал еë до исходной, а Чонгуку будто бы только в радость – он охотно подставлялся под пылкие поцелуи и всем телом следовал за приятным теплом, исходившим от тела альфы. — Надо остановиться, — Тэхëн дышит тяжело, вылизывает тëплую кожу на шее и пробирается руками под футболку со Спанч Бобом. Вопреки собственным словам – снова добирается до опухших губ и плющит их новым поцелуем, удерживая вихрастый затылок и горячую поясницу на месте. — Ага, — Чонгук мычит в поцелуй, сжимает широкие плечи через ткань рубашки и улыбается, когда Тэхëн в очередной раз пытается отстраниться. Он откидывается на спинку стула, и, конечно же, снова притягивает омегу к себе, целует коротко, а потом снова пытается отстраниться. — Может, чаю? — Чонгук смотрит с игривым прищуром, приподнимая подбородок и легко улыбаясь, а Тэхëн снова гулко сглатывает. — Чай. Да, чай – это хорошо, просто прекрасно. И снова целует, томно выдыхая горячий воздух. Через полчаса они всë же оказываются за столом. Молча пьют горячие напитки и пилят друг друга взглядами, цепляясь за покрасневшую кожу даже вокруг губ, за всклокоченные волосы, сбитую одежду и следы на коже. Слишком неловко. — Чëрт, — отложив ложку в сторону, Чонгук поправляет полы жутко помятой футболки и исподлобья смотрит на альфу. Он совсем раскраснелся, когда всю смелость смыло потоком осознания. — И что обычно люди делают после признания? В книжках на этом заканчиваются главы, а в фильмах меняется эпизод. — У нас был план, помнишь? — Тэхëн снимает галстук и расстëгивает верхние пуговицы своей рубашки. У него горят губы, он всë ещë не верит в происходящее и в его мозгу одна сплошная каша. — Мы с тобой, "Друзья" и много еды. Мы можем ему следовать, но при этом много обниматься и целоваться, что скажешь? — он наклоняется вперëд, нависая над столом, и омега зеркалит его позу, оставляя между их лицами буквально несколько сантиметров. — Звучит отлично, — Тэхëн чувствует на своих губах чужое дыхание. — Мне нравится. — Да? — Да. О документах, одиноко лежащих на столе, никто уже не вспоминает, а заговорившего на тему переезда Чонгука просто затыкают очередным поцелуем. Ночью этого дня Тэхëн впервые будет спать настолько крепко, прижимая к груди сладко сопящего омегу.***
Чонгуку нужно было в душ. Срочно. Подходила к концу вторая неделя их отношений и совместного проживания в одной комнате, когда оба окончательно осознали, что наконец-то дорвались до своего, и вот тогда началась настоящая игра на выживание. Когда в голове появилось такое долгожданное "да, да, он твой, тебе можно", ограничения будто бы стëрлись окончательно, и крышу от этого сносило так, что практически каждый поцелуй неведомым образом едва ли не доходил до секса. И пока Тэхëн тормозил себя из последних сил, Чонгук познавал многогранность удовольствия, отбросив свою главную фобию – боязнь боли. Последние разы с Вонбином были просто невыносимы, и хоть Чон эти ощущения запомнил очень хорошо, с Тэхëном ему было не страшно. Абсолютное, фактически слепое доверие и вера в то, что Ким просто не может сделать ему что-то плохое, сделали своë дело. Чонгуку, отпустившему все свои страхи и сомнения, настолько сильно хотелось, что его тело будто бы само по себе начало проворачивать слишком смущающие махинации. Скрыть своë желание просто не удавалось, потому что некоторые физиологические особенности с потрохами выдавали практически перманентное состояние омеги. Конечно же, в самые неподходящие моменты. Это был обычный вечер пятницы. Тэхëн в скором времени должен был вернуться с работы, а у Чонгука совершенно неожиданно в отсутствие альфы разыгралась фантазия, и по мозгам вдарило так, что в кровати он совершенно неожиданно оказался в одной лишь Тэхëновой толстовке, сбившейся на уровне груди, с тремя пальцами в заднице и с жутким чувством стыда. Он изводил себя слишком долго, и теперь, стоя в ванной всë в той же толстовке, доходившей до середины бедра, ему с трудом удавалось держаться на своих двоих, и то, с постоянной опорой на раковину. Хотелось включить ледяной поток и прямо как есть залезть в душевую кабину, но сообразительности Чонгука хватило только на то, чтобы в нетерпении одновременно прокрутить краны с холодной и горячей водой. Прийти в себя получилось гораздо быстрее, чем ожидалось изначально. Всë тело окатило мощным фонтаном, и у Чонгука ушло слишком много времени на осознание того факта, что вода выливалась явно не из тех отверстий, которые для этого были предназначены. Из омеги сантехник был, откровенно говоря, никакой, но проанализировать проблему он всë же смог – очевидно, смесителю настал конец. Когда всë вокруг, включая самого Чонгука, стены, пол и потолок, оказалось в воде, в омеге постепенно начала нарастать паника, но он при этом оставался на месте и ничего не предпринимал, тупо пялясь с открытым ртом на сломанный смеситель. Когда толстовка, то бишь, единственная одежда, прикрывавшая нагое тело, окончательно превратилась в тяжëлую мокрую тряпку, из коридора донëсся голос Тэхëна. Чонгук понял, что он в полнейшей жопе. — Чонгук? — названный медленно повернул голову на дверь и заломил брови, когда увидел, что не закрылся на щеколду. С пола вода наверняка уже вытекала за пределы ванной комнаты, поэтому то, что Тэхëн оказался внутри так скоро, можно было предсказать. — Блять. Альфа явно соображал в экстренных ситуациях куда лучше, поэтому сразу же полез в фонтанирующий поток, сдвинув Чонгука за свою спину, а тот вымок насквозь и всë стоял неподвижно, глядя на то, как Тэхëн с каждой секундой становился всë более мокрым. Помимо холода, пробирающего тело до дрожащих зубов, Чонгук чувствовал чужую злость, исходящую от Кима неконтролируемым потоком феромонов, которые представляли собой целый эмоциональный коктейль – раздражение, испуг, беспокойство и напряжение, и до Чона, на удивление, сразу же дошло, что причиной такого состояния альфы стал именно он, а не сломанный смеситель. Тэхëн всегда переживал, боялся, что с его омегой может что-то случиться, и только в такие моменты он себя не контролировал. И такое его состояние, конечно же, подействовало на Чонгука совершенно непредсказуемым образом. На Киме был свитер крупной вязки, который спустя несколько минут стал целым препятствием на пути к устранению поломки, поэтому альфа без задней мысли снял его через голову, бросив прямо на пол. И Чонгук, право слово, не раз видел обнажëнные спину и торс Кима, но именно в нынешних обстоятельствах, какой бы абсурдной ни казалась ситуация, ему просто захотелось сесть на стиральную машинку и раздвинуть ноги. Ему было в равной степени стыдно и волнительно, а ещë по-прежнему немного страшно, и от этого разброса в эмоциях он будто бы возбуждался ещë сильнее, ощущая неловкость из-за собственных чувств. Всë это мракобесие продолжалось всего несколько минут, а у Чонгука было такое ощущение, будто бы прошёл целый час. За собственное неуместное желание было адски стыдно, особенно когда до омеги дошло, что всë это время он просто стоял и смотрел, пока Тэхëн возился с тем, что натворил сам Чон. Он был уставшим после работы, мокрым с головы до ног, и таким обеспокоенным, будто бы Чонгук сломал себе ногу, а не смеситель в его ванной. — Боже, заяц, ну как ты умудрился, — альфа со свистом выдохнул и аккуратно приблизился, боясь навернуться на мокром кафеле. Он сразу же вплëл узловатые пальцы в мокрые волосы на чужом затылке, прижал омегу к груди и легко поцеловал в висок, успокаивающе поглаживая тонкую шею. — Испугался? — Чонгук кивает часто-часто и жмëтся ближе, с дрожью выдыхая и порывисто делая очередной вдох. — Мокрый весь, ты посмотри. Снимай толстовку, нужно срочно тебя отогреть. Ну всë, кранты. Омега смотрит испуганно, пока альфа снимает с крючка большое банное полотенце, и только больше входит в состояние полнейшего ступора, понимая, в каком положении он оказался. — Заяц, ты чего? — Тэхëн уже стоял напротив, расправляя концы полотенца. Он всë ещë был обнажëнным по пояс, его вены на руках и шее вздулись из-за напряжения, а широкая грудная клетка по-прежнему тяжело вздымалась. Он не был качком, Тэхëн был далëк от спорта так же, как Чонгук от медицины, но его тело было жилистым, хорошо сложенным и крепким. Чонгуку приходилось давить скулëж, застрявший где-то в горле, облизывая взглядом мокрый торс. Чонгук знал, как в этот момент ощущался его запах. Страх, до этого перекрывавший возбуждëнное состояние омеги, стремительно развеивался, и слишком очевидные нотки в его аромате усиливались. В них природой заложена чувствительность к подобным изменениям, и Чонгук краснеет пуще прежнего, когда на чужом лице отражается понимание. — Не смотри на меня так, — Чонгук отходит назад, чувствуя, как стопы скользят по мокрой плитке. Ему, чëрт возьми, стыдно, а Тэхëн всë продолжал пялиться так, будто бы знал обо всëм, чем Чонгук занимался до его возвращения домой. А там действительно было, чего стыдиться. Альфа неожиданно двинулся вперëд, а Чонгук отступил на шаг назад, и из-за этого Ким решил остановиться. Он изучающе осмотрел омегу с ног до головы, и взгляд его остановился в не самом очевидном для Чонгука месте – на ноге, судя по траектории взгляда – чуть выше колена. — Это...? — Что? Чонгук бросает взгляд на собственные ноги и тут же застывает на месте, открыв рот. У него начинает дрожать нижняя губа, когда он видит, как по внутренней стороне бедра течëт смазка, слишком отличающаяся от обычных капель воды, и стыдливо сводит колени вместе. — Какой позор, — Чонгук прикрывает лицо руками и хнычет в собственные ладони, потому что от стыда хотелось просто провалиться под землю. Из-за закрытых глаз он не видел, как Тэхëна начало трясти, как альфа приближался к нему, чтобы в конце встать вплотную и убрать от влажного лица холодные ладони. Он терпел, он ждал, он выбирал момент, даже хотел назначить дату и куда-нибудь съездить, чтобы их первый раз был таким, какие описывают в книжках, но в этот день его терпение лопнуло, как мыльный пузырь. Он впервые возбудился так быстро и так сильно, Чонгука хотелось просто до безумия, а тот будто бы нарочно был таким, каким Тэхëн его с осторожностью и стыдом представлял в своих самых грязных мечтах. Руки сами двинулись вниз и медленно потянули толстовку вверх, на уровень талии, обнажая молочную кожу. Альфа аккуратно перехватил еë одной рукой, а другой коснулся нежной кожи бедра, пока Чонгук, не выдержав смущения и уткнувшись носом в чужую грудную клетку, рвано, тяжело дышал, вздрагивая от лëгких прикосновений. — Мне можно? — Тэхëн плавно проводит дорожку пальцами от бедра к мягкой ягодице, намекая, но прямо не спрашивая. Чонгук тоже ничего не говорит, молча кивает и прикрывает глаза. Тэхëн его гладит, растирает кожу на спине и боках, едва переходя на ягодицы, и мягко целует в макушку, пытаясь успокоить дрожь в чужом теле. Однако трясло омегу отнюдь не из-за холода. Он понимал, что в этот раз они не остановятся, что это та самая конечная точка, путь к которой лежал через безоговорочное доверие. Тэхëн единственный человек, которому омега мог доверить всего себя, не боясь, что сделают больно. Только не этот альфа, кто угодно, но не он. Поэтому страха не возникло даже тогда, когда мокрая от смазки и воды кожа соприкоснулась с холодной поверхностью стиральной машинки, а ноги интуитивно окольцевали торс Тэхëна. Тот сдержанно гладил бëдра, пытаясь успокоить то ли омегу, то ли самого себя, но ни то, ни другое не вышло. Чонгук отчаянно прижимался к альфе, своими холодными, дрожащими губами целовал шею и линию челюсти, одной рукой намертво вцепившись в плечо, а другой – в мокрые волосы на затылке. У Тэхëна от осознания того, что на омеге кроме толстовки ничего не было, кружилась голова, зато руки абсолютно бессовестно сминали обнажëнные ягодицы, подбираясь к мокрой расщелине. Когда один палец вообще без какого-либо сопротивления вошëл внутрь, а за ним с тем же успехом второй, альфа замер, сконцентрировавшись на рваном дыхании омеги, опаляющем его шею. — Заяц? — Пожалуйста, не спрашивай, — Чонгук жмëтся сильнее и едва слышно скулит, прикусывая кожу на шее. — Просто... продолжай. А Тэхëн не знает, что продолжать. Омега принимает три пальца и гнëтся в спине, бëдрами выписывая восьмëрку, а дальше, получается, только презерватив и смазка, и то, последняя нужна по сути только номинально. Он не был готов к тому, что всë случится так скоро, в чëртовой ванной на стиральной машинке. У него даже не было того времени, которое он мог бы потратить на растяжку и хоть какие-то размышления, потому что Чонгук уже был готов, его уже можно было брать, и Тэхëн со своей съехавшей от возбуждения крышей должен был сделать хоть что-то. Бездействие в такой ситуации порождает настоящий взрыв. Чонгук становится неуправляемым, гнëтся в руках кошкой и цепляется так крепко, будто бы боится, что его уронят. Поэтому Тэхëн и не ожидает, что цепкие пальцы вдруг окажутся не на шее, не на плечах и даже не в волосах, а между их телами, прямо на ширинке брюк. Нетерпеливые движения негнущихся пальцев заводят ещë больше, и оба стонут сквозь зубы, когда штаны оказываются спущенными с бëдер вместе с боксерами, а напряжëнный член в захвате слишком холодных пальцев. Тэхëн вжимался носом в вихрастую макушку, пока Чонгук, растеряв всякое стеснение, орудовал пальцами внизу, аккуратно прикасаясь к покрасневшей головке. Им по-прежнему нужны были презервативы и смазка, и Тэхëн, которого близость омеги выводила из адекватного состояния, понятия не имел, где в его квартире находятся те самые стратегические запасы, которыми он совсем недавно напичкал всю квартиру. В голове не было ни одной здравой мысли, хотелось просто... Просто хотелось Чонгука. Всë необходимое нашлось в тумбе под раковиной, куда Тэхëн полез просто из-за стресса и нервов. Чонгук продолжал за него цепляться, поэтому оторвать его от себя и самому как-то отстраниться было слишком сложно. Их будто бы магнитом друг к другу тянуло, хотелось быть настолько близко, насколько это вообще возможно, поэтому даже когда Тэхëн пытался надорвать несчастный пакетик из фольги, Чонгук уже вцепился в него клещом, из-за чего приходилось действовать на ощупь. Всë происходило быстро и слишком сумбурно ровно до того момента, пока крупная головка не упëрлась в сжатое колечко мышц. Тяжëлое дыхание превратилось в протяжные стоны, когда бëдра неконтролируемо толкнулись друг другу навстречу, а губы соединились в подобии поцелуя. У Чонгука внутри всë горело огнëм, на бëдрах кожу саднило от крепкой хватки больших ладоней, и всë тело дрожало так, что сложно было дышать. — Чëрт, — Тэхëн крепко зажмурился, толкнувшись до основания. Вдоль позвоночника пробежала волна мурашек, когда Чонгук сжался и проскулил надсадно. Боли не было, зато тянущее чувство наполненности отдавалось дискомфортом внизу живота, но вместо того, чтобы отстраниться, омега только ближе притянул к себе бëдра альфы, уперевшись пятками в ягодицы. Ритм выровнялся только после нескольких толчков и десятка рваных выдохов. Тэхëн боялся сделать больно, но отзывчивое, нежное тело в его руках не давало остановиться. В его памяти так не вовремя всплыли все те мокрые сны и фантазии, от которых даже самому альфе было стыдно, и движения непроизвольно становились только быстрее. Член входил туго и упруго выскальзывал из узкого отверстия, и Тэхëн просто боялся посмотреть вниз, чтобы не кончить раньше времени. Он даже не знал, был ли он огорчëн наличием толстовки на любимом теле, потому что сильные бëдра и мягкие ягодицы в руках ощущались и без того слишком хорошо. Чонгук по-прежнему дышал ему куда-то в шею и обнимал за плечи, выстанывая так чувственно и страстно, что желание только больше подавляло любое здравомыслие. — О Господи, — Чонгук болюче кусает ключицу, чувствуя, что толстая плоть внутри него движется слишком быстро и резко, сотрясая всë тело. Он вдруг откидывается назад, упираясь руками в машинку, и одновременно с альфой скашивает взгляд вниз. — Блять. Тэхëн полностью солидарен. У Чонгука большие, красивые бëдра, с ещë не до конца ушедшим рельефом мышц, небольшой член с красной головкой, стройные ноги и невероятный изгиб талии. У альфы в горле застревает позорный скулëж, а в голове что-то щëлкает. — Ты такой красивый, Чонгук, — он гладит талию, живот и бëдра, задирает толстовку до груди и впивается в неë губами, целуя выпирающие рëбра и прикусывая соски. — Идеальный. Мой. Чонгук выгибается и стонет, сучит ногами, а Тэхëн двигается только быстрее, напирая так, что стиральная машинка под ними начинает двигаться и сталкиваться со стеной. Из омеги вытекает смазка, разлетается каплями по внутренней стороне чонгуковых бëдер и вымазывает пах альфы. Тяжëлая мошонка бьëтся об ягодицы, и этот звук у обоих откладывается в памяти, бесперебойно звучит в ушах и наверняка будет сниться сегодняшней ночью. Тэхëн думает, что не только сегодняшней. Болезненно пульсирующий член выскальзывает из покрасневшей дырочки, а Чонгук по наитию продолжает двигать бëдрами, пока Тэхëн не сдëргивает его со стиральной машинки. Он не даëт опомниться, поворачивает к себе спиной, обхватывает рукой хрупкую грудную клетку и снова входит, оттягивая ягодицу в сторону. У Чонгука перед глазами ярко вспыхивает, в животе всë скручивается и жжëтся, хочется одновременно прекратить всë и не заканчивать никогда, а у Тэхëна руки совершенно неуправляемо перемещаются, одна обхватывает плечи, а другая давит на поясницу, заставляя прогнуться в спине. Альфа стонет громко, раскатисто, а Чонгук немо открывает рот, сжимая внутри себя твердеющий член, у основания которого начинает набухать узел. У Тэхëна уже совсем не получается сдерживаться – он двигается рвано, коротко, на пределе собственных возможностей, целует покрывшуюся испариной шею и шепчет что-то бессвязно, Чонгук не понимает, что именно, но цепляет несколько раз повторяющееся "люблю". Сколько прошло времени не знал никто из них, но от усталости у обоих уже сводило мышцы. Чонгук со стоном-всхлипом навалился грудью на холодную поверхность, а Тэхëн, расставив руки по бокам от его головы, с ещë большим напором толкался внутрь, головкой упорно проезжаясь прямо по чувствительному бугорку внутри. Чонгук же нашëл в себе силы только на то, чтобы завести руку назад и наощупь вцепиться в чужой бок, обернувшись через плечо и взглядом упрямо вперившись в напряжëнное лицо альфы. Тот покорно опустился на локти и лëг грудью на спину омеги, замедляя темп и оставляя поцелуи на подставленной под ласки щеке. Прижавшись губами к мокрому от пота виску, Тэхëн резко погрузился внутрь растянутого колечка мышц под протяжный стон омеги, который, теряясь в собственных чувствах, встал на носочки и только больше выгнул спину. Толстовка, наличие которой неимоверно бесило, всë также болталась на уровне груди, собравшись гармошкой и просто мешая движению. Тэхëн постоянно залезал под неë руками, то вдавливая омегу грудной клеткой в поверхность машинки, то любовно оглаживая мягкую кожу. Чонгук вряд ли смог бы сказать, что нравилось ему больше. Когда Чонгук уже практически не чувствовал ног и держался в сознании только с Божьей помощью, Тэхëн вдруг остановился. Короткий чпокающий звук и пустота в онемевшей заднице явно указывали на слишком неожиданную остановку, и Чонгук всë ещë не слишком хорошо ориентировался в пространстве, когда его отлепили от стиральной машины и потянули на пол. На Тэхëне, оказывается, всë ещë были мокрые, прилипшие к ногам брюки, которые он совсем не грациозно снимал с себя, сидя в луже воды на кафельной плитке. Чонгук сидел рядом и с непонятно откуда взявшимся смущением натягивал толстовку так, чтобы ткань прикрывала все стратегически важные места. Вот только еë вскоре Тэхëн снял тоже, усадив омегу к себе на бëдра, и пока он копошился, подальше отбрасывая неприятный мокрый ком одежды, Чонгук уже с шипением насаживался на скользкий от смазки член, придерживая тот у основания. Он выглядел слишком прекрасно. Его порывисто вздымающаяся грудная клетка, выпирающие ключицы, чувственные изгибы тела и невероятное выражение лица, искажëнное сладким удовольствием. Такой красивый. Через несколько плавных движений под пристальным изучающим взглядом, Чонгук громко стонет, запрокинув голову назад, а Тэхëн двигается навстречу, напрягая бëдра для более точных движений. Поза не самая удобная, под ними хлюпает вода и холодный кафель обжигает чувствительную кожу, но такие мелочи не кажутся важными. Движения тел вопреки всему ускоряются, и всë внимание концентрируется друг на друге, на напряжëнных телах, которые взаимно хочется заласкать до потери пульса, на горящих страстью и любовью глазах, на ощущениях, в которых хочется раствориться. Вскоре у Чонгука спазмически сжимается низ живота, а ноги сводит судорогой, когда узел начинает натирать распухшие края дырочки, и омега закрывает глаза, представляя, как в кульминационный момент Тэхëн кусает его в основание шеи. Желание это необузданное и неуправляемое, Чонгук и сам не понимает, что делает, когда зарывается пальцами в густую копну мокрых волос и вжимает альфу губами в местечко между шеей и плечом. Тэхëн не кусает, но оставляет мгновенно краснеющий засос, и неожиданно валит их на пол. Чонгук буквально проезжается всем телом по мокрой до скрипа поверхности пола, вертит головой в стороны, стонет, дышит громко, рот не закрывает и еле успевает сглатывать слюну, заламывая брови. Бесперебойные шлепки голой кожи вскоре сменяются на неритмичные, рваные, и в это время уже никто из них не может понять, где начинается одно тело и где заканчивается другое. Тэхëн одной рукой поднимает омегу над полом, крепко вжимая в свой пах мягкую, скользкую от смазки и пота задницу, а Чонгук до хруста выгибается навстречу, притягивая альфу к себе, впившись ногтями в чужие ягодицы. Он чувствует внутри себя горячую пульсацию, надрывно стонет и до хруста выгибается в спине, замирая в совершенно неудобной позе, и лишь чуть позже ощущает, как окаменело в момент сильное тело, нависшее над ним. Тэхëн еле удержался, чтобы не упасть прямо на Чонгука, которого только-только начало отпускать. Дрожащая рука, на которую альфа опирался всë это время, постепенно начала неметь, и Тэхëн, из последних сил сделав рывок, прижал к себе размякшее тело, переворачиваясь так, чтобы сам он оказался спиной на полу, а омега – на нëм сверху. Пока Тэхëн пытался восстановить дыхание, Чонгук просто вырубился. Просто уснул, лëжа сверху на альфе, абсолютно обнажëнный и покрытый мурашками от холода, окатившего остывающее тело. Ким не мог даже примерно представить, как встать так, чтобы не разбудить омегу и не разбить лицо об кафель, но в этот момент его это не особо волновало. Какая разница, как он будет подниматься? На нëм лежит любовь всей его жизни после их первого секса, который произошëл не на шëлковых простынях в каком-нибудь уютном домике за чертой города, а в их квартире, в ванной комнате со сломанным смесителем. — Вот блять, — он шипит и бьëтся затылком об пол, жмуря глаза. — Ебланище. — Ничего подобного, — Чонгук неожиданно подаëт голос, совсем тихо и хрипло, а потом целует в том месте, где сердце альфы стучит громче всего. Тэхëн вплетает пальцы в его спутанные волосы и массирует затылок, думая о том, как бы не сожрать себя ночью за собственное безрассудство. — Самый лучший альфа. Самый лучший альфа спустя несколько минут всë же поднимается на ноги, подхватывая свою ношу под коленями и унося в спальню, при этом аккуратно ступая по мокрому полу. Принять душ они явно сегодня не смогли бы, поэтому Тэхëн просто вытер разнеженное тело влажными салфетками, оставил несколько мягких поцелуев на улыбающихся губах и бережно укутал в тëплое одеяло. Ровно в полночь альфа в -дцатый раз выжимал половую тряпку в ведро и ни о чëм не жалел.***
Тэхëн выкладывал куски маринованного мяса на гриль и чувствовал себя так, будто бы он босиком ходил по минному полю с повязкой на глазах. На него исподлобья смотрела пара лисьих глаз, явно не слишком дружелюбных, и хоть он к этой неприязни давно привык, оставаться с Юнги наедине всë ещë не слишком хотелось. — Значит, вы решили съехаться? — Тэхëн выговаривает неловко, и уже знает, что язвительный до мозга костей альфа не пропустит мимо ушей такой тупой вопрос. Они с Чонгуком были приглашены на новоселье, и это было слишком очевидно. — Как видишь, — Юнги хмыкнул, и лицо его в этот момент стало до того надменным, что Тэхëн невольно поморщился. Он мог найти общий язык с любым человеком, но выйти на мировую с Мин Юнги у него, кажется, не получится никогда. И это, в принципе, оправданно. Вряд ли он смог бы наладить общение с Вонбином, даже если бы тот разошëлся с Чонгуком на хорошей ноте. — Эм, — Тэхëн протягивает согласную, думая, что ещë можно сказать или спросить. Эта тишина между ними не была такой, какая возникала рядом с Чонгуком. С омегой он мог молча лежать несколько часов и чувствовать себя отлично, а вот молчание наедине с Юнги – это чистый ад. — И как вам живëтся вместе? Чимин сказал, что решение о его переезде было принято... неожиданно. Мин просто в один день приехал к нему домой в четыре часа утра, собрал три чемодана вещей и под крики Чимина перевëз их к себе. После третьего такого захода Чимин с воплями и проклятиями раскладывал все свои вещи уже в квартире Юнги. Тэхëн думает, что у них и не могло быть по-другому. Их отношения начались с драки на парковке, когда они не могли поделить выезд, о чëм вообще речь? — Кого ты пытаешься наебать? Чимин наверняка тебе всë в подробностях уже рассказал, и про переезд, и про то, как нам живëтся. — Ну, у вас ведь наверняка взгляды немного разнятся, — Тэхëн всë также неловко жмëт плечами и пытается сказать что-то ещë, но в итоге просто закрывает глаза и вымученно громко выдыхает, отбрасывая пустую миску из-под мяса в раковину. — Слушай, сколько можно? Мы с Чимином лучшие друзья, сколько бы ты на меня ни агрился и ни пытался самоутвердиться за мой счëт – ты это никак не изменишь. — Вы трахались. — Это было три года назад! — Тэхëн практически кричит, неопределëнно вскидывая руками. Неприязнь Мина можно было почувствовать за версту, но раньше она ощущалась совершенно по-другому, ибо не слишком выбивалась из общей картины жизни Тэхëна. Но теперь, когда у него появился любимый человек, когда на верхней полке в серванте (за стопкой книг и зеркальной стенкой, чтобы уж наверняка) лежала коробочка с кольцом, ожидающая своего часа, когда у него снова появилась надежда на исполнение собственных мечт – чужие слова и действия, слишком очевидная пассивная агрессия и извечные попытки вывести Кима из себя на контрасте ощущались острее и неприятнее. — Но это было, и это факт. Юнги больше не казался таким невозмутимым и холодным. На его лице ясно отражалось раздражение, злоба и обида, которые уже было не скрыть за напускной холодностью, скрывавшей настоящие эмоции альфы. Тэхëн даже с ужасом осознал, что тот впервые в его глазах выглядел на свой возраст, хотя Мин всегда выглядел лет на десять моложе, чем есть на самом деле. Осунувшееся лицо и глубокая тоска в глазах делали своë дело. — Послушай, я влюбился в Чимина за восемь лет до того, как мы сошлись, и ты понятия не имеешь, какое количество его ухажëров я перевидал, но ты – мой главный кошмар, потому что в отличие от остальных, даже после того, что между вами было, вы умудрились не только сохранить дружеские отношения, но и стали ещë ближе. Знаешь, каково видеть бывшего своего любимого человека рядом с ним на постоянной основе? Конечно, нет, потому что у твоего Чонгука всего один бывший, и тот – моральный урод. — Ты так говоришь, будто бы мы виноваты в том, что ты не мог ему признаться всë это время, — Тэхëн не обращает внимания на шкварчащее в гриле масло, говорит наконец то, что думает. Он всегда старался быть мягче к людям, но такому жëсткому человеку, как Мин Юнги, что-то объяснять мягко не было смысла. — Постоянно гнобил его и критиковал каждое действие, и как он, по-твоему, должен был понять, что он тебе нравится? Тогда у нас с ним никого не было, и да, друг в друге мы нашли утешение, и продолжали до тех пор, пока не окрепли морально и физически. А ты смог признаться только под действием алкоголя, и то, только мне, когда между нами уже год как ничего не было. — Заткнись. Они застыли друг напротив друга, тяжело дыша и злобно сверля одними только глазами. Казалось, что вот-вот кто-то из них бросится на другого с кулаками, но напряжение, повисшее в воздухе, развеялось вместе с раздавшимся в коридоре звуком открывающейся двери. Чимин с Чонгуком звонко смеялись, шурша пакетами и громко о чëм-то переговариваясь. Они крепко сдружились за последние несколько месяцев, потому что Чонгук частенько захаживал и во взрослую больницу, пока наконец не устроился на работу. Он тренировал малышей, которых даже в силу возраста не допускали до соревнований, поэтому переживать за них не приходилось и это был уже какой-никакой плюс. — Я надеюсь, вы не подрались, пока нас не было? — Чимин зашëл на кухню с пакетом наперевес и широкой улыбкой на расслабленном лице. Проходя мимо Юнги к холодильнику, он чмокнул альфу в щëку, а тот лишь заторможенно повернулся, когда Пак уже стоял возле холодильника. — Нет, всë хорошо, — Тэхëн бросает короткий взгляд на Юнги, а тот начинает шинковать огурец так, будто бы под ножом находятся пальцы Кима. Внимание Тэхëна отвлекает его омега, вошедший на кухню с ещë одним пакетом, который тут же был перехвачен и отставлен в сторону. На Чонгуке были бежевые брюки, плотно обхватывающие талию и бëдра, и белая рубашка с широкими рукавами, дополняющими нежный образ. Он выглядел слишком очаровательно, и Тэхëн, не удержавшись, дëрнул его на себя, обхватив кольцом из рук тонкую талию. — Даже привет не скажешь? — Чонгук наклонил голову чуть в бок и ласково огладил ладонями всë ещë напряжëнную шею. Тэхëн уже тянулся за поцелуем, когда Юнги с лязгом опустил нож на стол. — Как на работе, Чонгук? Омега повернул голову в сторону, а Тэхëн промахнулся, мазнув поцелуем по щеке и приподнятому в улыбке уголку губ. С Мином Чонгук тоже успешно наладил отношения, и Кима это радовало настолько же сильно, насколько и выбешивало. — Всë хорошо, хëн. Чон улыбнулся Мину и оставил быстрый поцелуй на поджатых губах своего альфы, после чего подхватил пакет и присоединился к Чимину, который уже практически закончил выставлять продукты на полки в холодильнике. Юнги в это время с лëгкой ухмылкой нарезал помидоры, а Тэхëн резко стушевался, то ли из-за нарастающей неприязни между ним и альфой его лучшего друга, то ли из-за странноватого поведения Чонгука. Тот улыбался, разговаривал о чëм-то с Чимином и ничем не выдавал своего состояния, но Тэхëн, изучивший своего мальчика вдоль и поперëк, сразу же понял, что что-то случилось. В жестах и взгляде было что-то инородное и совершенно неестественное, но что именно, альфа не мог понять. Окончательно он убедился в своих догадках лишь тогда, когда услышал сказанную шëпотом фразу Чимина: "Скажи ему, давай". — Я, кстати, видел сегодня Вонбина и Ëндже, — Чонгук не поднял взгляда, когда говорил, упорно делая вид, что ему больно интересно выкладывать из пакета продукты. — Оказывается, наш клуб единственный в Сеуле, где тренируют малышей уже от четырëх лет, и у нас в группе первогодок занимается племянник Ëндже. Подумать только, я даже не знал, что у него есть племянник. Чонгук явно был расстроен, даже если не показывал этого прямо, и по Тэхëну это било не менее сильно, потому что в глазах омеги была та самая тоска, которую Ким так боялся всегда увидеть. Для него это было прямым указателем на то, что он не смог заменить омеге тех, кто так некрасиво ушëл из его жизни, но хуже было от того, что Чонгуку снова было больно. Его боль, моральную или физическую, Тэхëн переносил хуже всего. — Чонгук-и, — Чимин зовëт зависшего друга, и тот рассеянно кивает. — Поставь, пожалуйста, соус на верхнюю полку, — Пак передаëт в руки омеги контейнер с красной густой субстанцией и отправляет к открытой дверце холодильника. — Только осторожно, он... — Чонгук сильно наклоняет контейнер в бок, и часть соуса мгновенно оказывается на белой рубашке. — Не плотно закрыт. — Боже, серьëзно? — Чонгук запрокинул голову, надсадно взвыв. — Новая блузка, блин. — Сегодня просто не твой день, малыш, — Чимин посмеивается, пытаясь как-то разбавить повисшее в воздухе напряжение. В этой комнате все, кроме Чимина, были чем-то загружены, кто-то озлоблен и обижен, кто-то напряжëн, кто-то расстроен. Пак же просто хотел есть. — Иди в ванную и застирай, пока соус не въелся. Потом поставим стирку. Чонгук с мученическим стоном развернулся на пятках и пошëл по указанному направлению. Когда он прошёл мимо Кима и даже не повернулся, Тэхëн буквально впал в ступор. — Так и будешь стоять? — Юнги скинул в миску с овощами дольки помидоров, а потом упëрся кулаками в поверхность стола, тяжело глядя на Кима. Тот, по его мнению, тупил безмерно, но на деле Тэхëн просто не знал, что делать. Идти успокаивать или дать побыть одному? Может, Чонгука это вообще не так сильно задело и он зря переживает? Или же он просто не захочет его сейчас видеть? Он всегда чувствовал омегу как себя самого, знал, когда и что ему нужно, потому что они изначально были как два кусочка пазла, которые делили все эмоции на двоих. Но из-за собственной растерянности и глупого страха Тэхëн не смог бы даже дважды два в уме посчитать, что уж говорить об эмоциях Чонгука. Стоять на месте и продолжать жарить мясо он тоже, естественно, не мог. В голове довольно своевременно появилась мысль о том, что он не обязан идти и с порога начинать разговор о Вонбине и Ëндже. Он мог пойти и узнать, что сейчас нужно Чонгуку, и просто дать ему то, что он захочет. Разговор, тишина и простое присутствие, поцелуи и объятия, может быть – недолгое время наедине с собой и своими мыслями. Он может сколько угодно гадать, но самый верный способ – пойти и узнать, потому что для них обоих это важно. — Чимин-а, последишь за мясом? — Тэхëн откладывает прихватку и наконец снимает нелепый фартук с Пикачу, когда Пак с готовностью занимает его пост у гриля, и уже через несколько секунд Юнги с Чимином остаются на кухне одни. Симфонию шкварчащего масла в гриле и нарезания зелени лишь на секунду перебил щелчок закрывающейся щеколды. Чимин будто бы ждал этого момента. Альфа позади него всë так же звучно нарезал зелëный лук, но Пак решил, что зелень может подождать, а вот важный разговор, который уже давно должен был состояться – нет. Он набирался смелости слишком долго, и теперь, когда Мин явно злился и был ещë "горяченьким", нужно было брать быка за рога, поэтому он бесшумно, не привлекая внимания, обошëл стол и подкрался к альфе сзади, собираясь обхватить чужую талию кольцом. Уж точно он не ожидал, что в последний момент Юнги развернëтся на сто восемьдесят градусов и крепко прижмëт его к себе медвежьими объятиями. — Ну? — Чимин смотрит прямо, как и Юнги, оба упрямо задирают подбородки, горделиво так, не собираясь сдаваться. После стольких лет отчаянной борьбы друг с другом уже не хотелось выпячивать свою гордыню, но привычка осталась, и им долго придëтся над этим работать. — Что? — Юнги не выдерживает долгой паузы первым. Естественно, он знает, что Чимин хочет устроить очередной разбор полëтов, и он знает, что им это нужно. Возможно, он просто не готов к этому сейчас, но он также знает, что к этому невозможно подготовиться, а оттягивать ещë больше просто опасно, он это усвоил на горьком опыте. — Через плечо, Юнги. — Чимин резко становится слишком серьëзным, наконец собираясь расставить все точки над I. Он ничего не уточняет, но Юнги сразу же понимает, о каком периоде их жизни тот начинает говорить, поэтому лишь прижимает крепче к себе, морщась от неприятных воспоминаний. — Мне тогда нужна была поддержка и опора – Тэхëн смог меня этим обеспечить. Если бы не он, я бы не стоял здесь, тебе стоит благодарить его хотя бы за это. И за то, что сейчас я с тобой – тоже. Они оба это знают. Тэхëн никогда не рассказывал Чимину о том, как Юнги ужрался в сопли и в эмоциональном порыве рассказывал всë о своих болезненных чувствах, но после этого, даже несмотря на их взаимную неприязнь, помогал Чимину осознать свои собственные чувства. Пак разглядел в суровом взгляде адресованную именно ему нежность лишь благодаря своему другу, и окончание негласной войны между Чимином и Юнги также стало отчасти заслугой Кима. — Я люблю тебя, ты же знаешь, да? — Пак нарушает затянувшуюся паузу весьма смущающим вопросом. Юнги поджимает губы и кивает, собирается ответить тем же, но Чимин его перебивает. — И ты меня любишь, можешь не отвечать. Эту историю не вспоминает никто, кроме тебя, потому что это давно пройденный этап, который только причиняет тебе боль. Хватит, слышишь? Мне было плохо, тебе тоже, и я хочу об этом забыть, — Чимин видит, как наполняются влагой чужие глаза, как сжимается челюсть до побеления желваков, и быстро пресекает попытку отвернуться, заранее предугадывая такой очевидный ход. — Поэтому просто перестань, глядя на Тэхëна, думать о том, что когда-то мы с ним спали. Сейчас он мой друг, и он действительно хороший человек, Юнги, он не заслуживает чьей-то ненависти. — Я знаю, что он хороший, — Мин звучит привычно ворчливо, но не язвительно, не в этот раз. Говорит вымученно, но искренне, и Чимин это ценит. Он не ждëт от Юнги мгновенного озарения и признания Тэхëна братом по крови, для Чимина важно, чтобы дорогие для него люди были в хороших взаимоотношениях, но к этому совершенно не обязательно идти километровыми шагами, можно двигаться постепенно, и сейчас Юнги наконец сдвинулся с мëртвой точки. — Моя ненависть построена только на ревности, и она не касается его личностных качеств. — Вот и всë, ты это признал, а дальше уже будет легче. Того и гляди, через год будете вместе ходить на рыбалку и распивать одну бутылку пива на двоих. — Юнги отфыркивается и всë же отворачивается к столу, чувствуя, что с души упал огромный камень весом минимум в тонну. И запах гари он тоже чувствует. — Ëшкин дрын, мясо! Чимин подбегает к грилю и опасливо приоткрывает крышку. Он с облегчением подмечает корочку, которая была лишь чуть темнее обычного, и один маленький кусочек, который провалился под нагретую панель и стал причиной неприятного запаха. Им нужен был красивый узор на мясе, как от решëтки, поэтому он положил свинину под другим углом и снова прижал грилем. — Тем более, скоро они поженятся, — говорит как бы невзначай, но очень тихо – всë же ванная комната была не так далеко, и Чонгук с Тэхëном могли выйти из неë в любой момент. Юнги издал странный звук, после чего подавился слюной на вдохе, а Чимин лишь горделиво задрал нос. Он-то изначально всë знал, и все переживания выслушивал, и даже был в курсе планов на свадьбу, которые Тэхëн рассказывал с явным смущением и нежеланием делиться чем-то настолько сокровенным. Они даже кольцо ходили выбирать вместе! — Что, прости? — Да-да, — Чимин поворачивается к альфе лицом и видит наполненный шоком взгляд. Юнги явно не ожидал от Кима такой прыти. — Тэхëн собирается сделать Чонгуку предложение, так что они практически семейная пара. На кухне воцаряется тишина. Чимин снова возвращается к мясу, проверяет получившийся узор и выключает гриль. Юнги же отмирает не сразу: сначала хмурится так, что брови съезжают к переносице, хрустит суставами на руках и смотрит бездумно в стену, а потом всë же выпрямляется и медленно движется к Чимину, который в это время шустро при помощи лопаточки выкладывал на поднос куски мяса. Руки сцепились в замок и нашли своë место на животе омеги, а подбородок удачно закрепился на плече, с которого как раз съехал свитер. Чимин казался крошечным и очень хрупким, но Юнги всегда поражала именно та сила, которая была заключена в таком маленьком теле. Им обоим пришлось несладко, но теперь наконец началась белая полоса. Юнги сделает всë, чтобы она никогда не заканчивалась. — И нам надо бы, — он говорит это спустя минут пять после того, как на кухне стало совсем тихо. Чимин не сразу вспомнил, что говорил до этого, но когда до него всë же дошло – глаза моментально полезли на лоб. — Чего? — Потом, Чимин. Обсудим это позже. Слов больше не было, зато самых нежных поцелуев и самых крепких объятий было много. Они это заслужили. Из ванной в этот момент был слышен только шум воды. Чонгук стоял в своих штанах и толстовке Тэхëна, которую тот натянул на омегу минутами ранее, и уже в четвëртый раз усиленно выстирывал красное пятно. Альфа всë это время стоял позади него и прижимался голой грудью к напряжëнной спине, не нарушая тишины и будто бы выжидая тот момент, когда его голос не покажется лишним. — Ты же знаешь, что можешь рассказать мне всë, да? Тэхëн думает, что получилось слишком громко, но на деле его голос был едва различим. Чонгук же ничего не ответил и лишь заторможенно кивнул, потому что был поглощëн своими мыслями и терзаниями. Отношения с Тэхëном были просто... слишком. Слишком для Чонгука, который всю свою жизнь не чувствовал себя таким ценным, нужным и любимым. Альфа оберегал его, заботился так, как никто и никогда, и Чонгук за эти месяцы так привык к счастью, к своим чувствам, к тому, что его так крепко, так сильно любят, что встреча с Вонбином и Ëндже просто выбила его из колеи. Его будто бы отбросило назад, в то время, когда было постоянно больно и страшно, но одновременно с этим в голове возникли и хорошие воспоминания, а такие, безусловно, были. Чонгук отвык от этой двойственности, уже давно позабыл о том, как когда-то ему приходилось разбираться в себе и раскладывать по полочкам собственные чувства и эмоции, и ему слишком сильно не хотелось снова к этому возвращаться. Не хотелось вспоминать ни хорошее, ни плохое, хотелось просто оставить всë позади и не расстраивать своего альфу, человека, который заслуживал этого меньше всего. Тэхëн всë ещë стоял позади. Смотрел своими преданными глазами и обнимал крепко, давая понять, что он всегда рядом. Чонгук просто не имел права ему не доверять, у него бы не хватило совести что-то утаить, поэтому безбожно испорченная блузка мокрым комком отправилась на дно ванны, а сам омега крутанулся в руках Кима и обхватил ладонями чужую шею, отмечая вздувшиеся на ней вены. — Знаю, я только тебе и доверяю. Просто... — Чонгук отросшими ногтями царапнул шею, прежде чем ухватиться сильнее. Тэхëн его молчаливо обнимал в ответ, и это действительно лучшее, что он мог сделать для омеги сейчас. — Знаешь, я так странно себя чувствовал в тот момент, даже описать не могу, как именно, — Чонгук торопится всë объяснить, но в его голове всë снова путается, поэтому он запинается и несколько секунд не может продолжить. — Не спеши, — Тэхëн шепчет, знает, какое влияние на омегу оказывает его голос, особенно совсем тихий, размеренный, спокойный. Он гипнотически убаюкивал Чонгука, заставлял прийти в себя и перестать нервничать. — Мне всë ещë обидно, — Чонгук начинает на выдохе, доверчиво прижимаясь к тëплому телу. — Я по-прежнему ощущаю то разочарование и какую-то тоску, но при этом такую... Лëгкость? Я будто бы окончательно с ними попрощался, хотя мы и слова друг другу не сказали. Чонгук ещë раз в голове прокручивает тот момент, когда увидел их возле катка. Вонбин как и всегда был в костюме, а Ëндже в обычной повседневной одежде, по которой с виду и не скажешь, что она стоит как почка. Это было так знакомо, но одновременно с этим так непривычно, что у Чонгука даже в ушах звенеть начало. Он сам в этот момент стоял в обычной тренировочной одежде, запыхавшийся и взмокший, но совершенно другой. Не такой, каким его видели на тренировках до соревнований. Его тело стало мягче, хоть он и набрал мышечную массу после длительного перерыва, потому что вместо белковых диет с урезанным количеством углеводов и жиров, он перешëл на правильное питание с редкими вкраплениями чего-то вредного, и у него наконец появилась жировая прослойка, такая, какая должна быть у любого здорового человека, особенно на бëдрах и заднице, из-за чего под тренировочными лосинами больше не просвечивала каждая мышца, а виднелись плавные линии и изгибы в нужных местах. К Чонгуку наконец стала приходить любовь к себе и своему телу, на которое раньше было попросту плевать. У него никогда не было комплексов, он просто не обращал внимания на то, как выглядит, потому что за его внешним видом всегда следили Ëндже и Сехун, но теперь, когда из-за всякого рода болячек ему наконец пришлось обратить на себя внимание, рядом оказался Тэхëн. Человек, который по утрам покрывал всë его тело поцелуями, постоянно разминал, гладил и щипал всë, до чего мог дотянуться, каждый день, особенно перед сном, говорил ужасно смущающие комплименты и смотрел так, будто бы перед ним находился самый красивый человек во всëм мире. И в тот момент, когда позади было уже две тренировки, когда с волос, неряшливо торчащих из маленького хвостика, каплями стекал пот, когда голая полоска кожи между спортивным топом и лосинами не имела абсолютно никакого рельефа, Чонгук встретил своего бывшего парня вместе с его любовником. Они не сказали друг другу ни слова, да и дистанция была приличная. Просто обменялись взглядами и вернулись к своим делам – Чонгук к тренировке, а Вонбин и Ëндже к маленькому омеге, занятие с которым недавно провëл главный тренер в штабе. Тогда почему-то было всë равно. Зато, когда за Чонгуком заехал Тэхëн, и они вместе поехали на новоселье к Юнги и Чимину, ему вдруг стало... странно. Не было грусти, злости, обиды, просто стало отчего-то неуютно, будто бы внутри что-то сжалось в неприятный ком. — Мне всë ещë не по себе от всего произошедшего. Они стали такими чужими, хотя мы столько лет провели вместе. Будто бы видишь родного по крови человека, но понимаешь, что он тебе по сути никто. Наверное, я чувствовал бы что-то похожее, если бы встретил родителей. Чонгук напоследок крепко обнимает альфу и чуть отстраняется, при этом продолжая ощущать обнимающие его талию руки, которые явно не собирались никуда его отпускать. — Мне жаль, что я не смог их тебе заменить. Эта фраза будто бы отвешивает омеге пощëчину. Он смотрит в такие преданные, любящие глаза напротив и всë не может понять, что он такого хорошего сделал в прошлой жизни, что в этой любовь Ким Тэхëна досталась именно ему. — Тэ, — Чонгук склоняет голову в бок, смотрит пронзительно и упрямо, вызывая у альфы искреннее желание улыбнуться. — С чего ты взял, что ты должен кого-то заменять? Они были когда-то в моей жизни и сделали мне больно, это факт, и с ним ничего не сделаешь. Сейчас мне просто грустно от воспоминаний, но никак не потому, что я хочу вернуть этих людей в свою нынешнюю жизнь, — Чонгук большими пальцами оглаживает напряжëнную линию челюсти и встаëт на носочки, чтобы оставить поцелуй на подбородке альфы. — В настоящем времени моя семья, мой друг, мой альфа – это ты, Тэхëн. Именно с тобой я хочу строить своë настоящее и будущее. Он шепчет в самые губы, а потом целует легко и сладко, чувствуя, как стучит чужое сердце. Тэхëн готов был разреветься, но отчаянно сдерживался, углубляя поцелуй и крепко вжимая в себя такое мягкое, родное и податливое тело. А Чонгук всë улыбался и смотрел, как трепещут густые ресницы на закрытых глазах, и радовался тому, что наконец-то смог вслух произнести такие важные для них обоих слова. Он слишком плох в этом, ему сложно выражать свои чувства, но для Тэхëна он старается. Он такой важный, такой любимый, что не говорить просто невозможно. — Значит, ты согласишься выйти за меня замуж? Бум. Чонгук поднимает взгляд и прищуривается. На его губах появляется лукавая улыбка, такая очаровательная, что Тэхëн подвисает, глядя то на пухлую нижнюю губу, то на крупные передние зубки. Такой прелестный зайчик. — Конечно, соглашусь, куда я от тебя денусь, — он явно не воспринимает предложение всерьëз, Ким это понимает, но не расстраивается. Вообще-то, никто не делает предложение с голым торсом и без кольца, стоя в ванной комнате в доме у друзей. — Ты не понял. Сейчас, — Тэхëн смотрит, как сводятся к переносице его любимые "злые" брови. Омега в ступоре похож на птичку из angry birds. — Кольцо, правда, дома. Я всë ходил, выбирал момент, но лучше уже вряд ли будет. Пауза длится неприлично долго. Чонгук смотрит так, будто бы ждëт, когда Тэхëн засмеëтся и скажет, что всë это – шутка, но альфа, естественно, молчит. — Это сейчас предложение? Не в перспективе, а типа... — Чонгук неопределëнно мотает головой без какого-либо направления, поднимает брови и будто бы просит за него продолжить, потому что самостоятельно не может сформулировать мысль, но всë же прочищает горло и продолжает. — Ты меня замуж зовëшь? Совсем? Вот прямо мы поедем скоро в ЗАГС, да? — Да, — Тэхëн тихо посмеивается с растерянного вида омеги и едва сдерживает улыбку, пряча глаза за вьющейся чëлкой. — И летом свадьбу, м? В тот момент Чонгук был воплощением недопонимания и растерянности. Тэхëн откровенно любовался, и даже когда он отходил назад, чтобы сесть на бортик ванны, взгляда не отрывал. — Да, — оповещает громко, настолько, что голос даëт петуха. Он прокашливается и решительно повторяет: — Однозначно, да. Тэхëн улыбается как придурок, глядя на то, как омега с самым серьëзным видом скрещивает руки на груди, из-за чего широкие рукава топорщатся и складываются гармошкой. У него в сердце щемило от одного только вида омеги, такого смелого, с красными щеками и ушами, делающего вид, что предложение не поразило его до глубины души и что собственный ответ ему дался легко настолько, насколько это вообще было возможно. И кольцо ему, конечно же, не хотелось увидеть как можно скорее. — Смеëшься, да? — Тэхëн прикрывает рот ладонью и кивает, а Чонгук смотрит на морщинки возле глаз и милую родинку на нижнем веке, стараясь не улыбнуться и не расплакаться одновременно. — Когда-нибудь я тебе отомщу, серьëзно. Я забеременею и так отыграюсь, что ты ещë вспомнишь и своë признание, и предложение. Он всë же утирает уголок правого глаза, будто бы убирая соринку, и даже не сразу замечает, как вытянулось лицо альфы. Как в его взгляде появилось такое очевидное "Мне же не послышалось?" и "Правда?". — У нас... когда-нибудь будет малыш? — альфа видит игривый взгляд, понимает, что Чонгук тоже издевается по-доброму и легко посмеивается. Он ещë не знает, как сильно и как долго Тэхëн хочет ребëнка, поэтому, когда альфа тянет его на себя за край толстовки, смеëтся только громче. — Естественно. Ты вон какой старый, тебе уже внуков заводить пора. — Мне всего тридцать два! — Четвëртый десяток пошëл, это уже не шутки... — Маленький засранец, — Тэхëн пробирается руками под толстовку и щипает мягкую кожу. Смотрит так любовно снизу вверх, тянет ближе к себе и обнимает за бëдра, прислонившись ухом к груди омеги. — Мой замечательный маленький засранец.