metallica - turn the page
Ривен открывает перед ней дверь своей комнаты уже, когда небо начинает светлеть. Они запутанные и встревоженные, но ещё не такие уставшие как обычно, а потому даже не пытаются отключить мозги. Специалист садится на пол перед кроватью и замирает с подёрнутыми дымкой глазами. — Стелла написала. Они уже в блоке, разматывают спальные мешки, всё окей. — Да... В душ пойдешь? Муза покачала головой, ощущая пробежавший по телу озноб: — Нет, у вас холодно. Я почти не пыльная. — Мерзлячка, значит. Где-то должны быть зимние пледы, потом достану. Там в углу Скай оставил тебе постельное. Он прихватывает из шкафа какую-то одежу и исчезает за дверью ванной. Муза, разобравшись с углами пододеяльника, падает лицом в чистую наволочку. Они вынесли в северное крыло пол коробки бумаги. В целом, самое худшее нашлось первым, как те два договора. К ним впридачу шёл приказ о назначении Розалинд Патриции Хейл на пост тайной королевской советницы, документы о передаче части южных областей Эраклиона, выходящих к морю, а ещё вся система работы Солнца Лючета как источника, снабжающего светом страну. Кроме того, было ещё несколько старых чертежей Алфеи, которые теперь, впрочем, уже не несли особой ценности, пара кинокассет, толстая папка со сжатыми финансовыми отчётами Эраклионского королевства за последние шесть лет и протоколы по политзаключённым Солярии, которые Скай просматривал час, в тщетной попытке найти любое упоминание Сильвы. Под конец всего разбирательства даже принцесса натужно вздыхала. К счастью — завтра день выходного и от учёбы, и от всего остального. К сожалению — вряд ли хоть кто-то из всей их группки, не считая Терры, успеет сделать хоть что-нибудь, кроме сна длинною в сутки. По крайней мере, она точно. Ривен возвращается в толстовке и спортивках, развешивает полотенце на батарее. Мокрые волосы соорудили у него на затылке ещё большее гнездо, чем это было обычно, и Муза вдруг поймала себя на желании к ним прикоснуться. — Странный вопрос, но хуй с ним: чай будешь? — Буду, у меня должна быть шоколадка, — расплетая коротенькие косички она замечает на его лице непривычно добродушную ухмылку, хоть и время их лёгкой вражды давно уже прошло. Затем глаза Ривена снова на мгновение затуманиваются отсутствующим взглядом. — А у меня где-то должны быть залежи воспоминаний из уроков по истории Солярии или Эраклиона, но, если по-чесноку, даже половины уже не помню. Ты, вроде, одна из главных заучек курса. Просвети? Эмпатка пренебрежительно кривится: — Заучки зубрят, а я учу, когда интересно. Если ты про их историю перед заключением того договора, то это печальная штука, которую пытаются выставить как взаимовыгодное партнёрство. Солярия даёт Эраклиону так называемый протекторат, плюс защиту и возможности, которых сам он якобы не может достичь, потому что меньше и слабее. Ну и взамен берёт его ресурсы и человеческую силу, когда нужно. Солярия, внушая Эраклиону его слабость и недалёкость, стирает границы меж государствами, но создаёт иллюзию независимости для эраклионцев и так добивается доверия. Добрая страна-протектор ничего худого не сделает. — Им стратегически выгодно расположение Эраклиона на карте. Выходы к морю и другим материкам, торговые пути развиты, ресурсов много. — Да, — Муза со вздохом кивнула, — Назревает что-то нехорошее. Но лучше дождаться слов Даллес, если будем строить теории, только вскроем себе головы, — Она ныряет в рукой рюкзак, вспомнив о шоколаде, но после бумажного пакета с пижамой, в которую нет сил переодеваться, и шелестящей фольги, рука натыкается на ещё одну упаковку, — Держи. Помнишь, я обещала? — Сорок восьмые, — Специалист шелестит пачкой. Мелодийские, одни из лучших, — Ты же играла раньше, верно? — Никогда. Это струны моего отца, он был музыкантом. Ривен заваривает черные листья такими крепкими, что сводит скулы, и протягивает ей кружку. Муза осторожно отхлебывает, он делает глоток кипятка сразу, даже не морщится. — Так вот, почему я. Слышал, девчонки выбирают парней, похожих на их отцов. — Нет, ты совсем не похож на моего папу, — Эмпатка спокойно выдерживает хитрый взгляд с подколом и чуть улыбается, прищурившись, — Он не слишком любит металл, больше по классической музыке. Если гитара, то акустическая, говорит, у неё звук утончёнее, — Едва получается не сказать часть слов в прошедшем времени. — Пианист? Скрипач? — Пианист. Электрогитару в последние пару лет только впервые взял в руки, но играл редко. Она только мне нравилась. Ривен поднимает уголок губ, разламывая плитку молочного шоколада длинными пальцами: — Кошмарный Шуберт... Скучный как зелёная тоска. Меня учитель заставлял разбирать его сонеты в тетрадях по часу в день когда-то. — Не смей гнать на Шуберта, он чудо! По нему невероятные хореографии ставят. — О да, это тоже помню, — Щурится, — Может, в балете с ним по-другому, но в бальных танцах, если ночь не спал — самое то. Как раз можно вздремнуть, не переставая двигаться, никто даже не заметит. — Ты не понимаешь, ты упёрт как осёл в своей катигоричности, — Муза с жаром взмахивает руками, — «Зимний путь» ставили только здесь больше двух сотен раз, а Франц Петер ведь вообще из Нижнего Мира и... — Спой мне. — Что? — Спой, говорю. — Шуберта нельзя спеть, он... Ривен смеётся: — Чёрт, Фиалка, у меня музыкальное образование, хоть и своеобразное. Я знаю, что такое сонет и не готов слушать об этом снова. Сюда срочно нужен антидот. «Turn the page» знаешь? Знаешь. — Откуда ты…? Я не пою. — А я не танцую. По тебе всё видно, давай, не тормози процесс. Прежде, чем она успевает ответить, Ривен достаёт гитару из-зи книжной полки, садится на единственный в комнате стул и быстро перебирает струны. Звук совсем чистый, по крайней мере, Музе так кажется. Она качает головой, тихо напевая в проверке на звучание собственного голоса:«One a long and lonesome highway... На длинном одиноком шоссе...
— Ну хорошо. Но салфеток нет, чтобы вытирать тебе кровь из ушей, если вдруг сфальшивлю, так что имей ввиду, — В конце-концов, дискомфорта она сейчас не чувствовала, хоть и уже давно не подавала голоса перед кем-то. Сейчас всё выглядело, как спокойная забава. Не как болючее воспоминание.You can listen to the engines moanin' Ты можешь услышать рёв двигателя, Out as one old song. Напоминающий старую песню. But your thoughts will soon be wandering, Но твои мысли рассеются очень скоро, The way they always do, Как всегда и происходит, When you're ridin' sixteen hours. Когда едешь шестнадцать часов подряд.
Ривен играет с закрытыми глазами, откинув голову назад, чуть щурясь на высоких нотах. Вены на руках выступающими синеватыми дорожками, густо исполосовавшими кожу, раскидываются выше, от запястий до границ закатанных рукавов толстовки и дальше, за них. Ноги согнуты в коленях, правая методично отбивает ритм, коротенький завиток-отщепенец с вихря на голове сладострастно припал ко лбу, веки периодически дергаются, будто от уколов тока. Казалось, его тело пропускает сквозь себя звук, горячее железо по стандартному строю Фендера*. Электрика и страсть.And there's nothin' much to do, Здесь больше нечего делать, And you don't feel much like riding, И ехать ты больше не хочешь, You just wish the trip was through. Ты просто хочешь, чтобы путешествие закончилось.
Муза не видела его реакции, но так было даже лучше, ничто из реального не отвлекало. Каждый раз, когда она подавала голос или слушала музыку, её мысли уходили куда-то. Сосредотачивались то ли на звуках, то ли на том призрачном мире, что появлялся перед глазами. Но теперь — на Ривене. Человек, который в своей голове неустанно балансирует, как канатоходец, между острым холодным мышлением и импульсивной горячечностью. Она сомневалась, что вообще когда-либо сможет понять всё, даже несмотря на то, что любое её действие, имеющее хоть какое-то отношение исключительно к нему, происходило под девизом «Интересно».And you feel the eyes upon you, Ты чувствуюешь кучу впивающихся в тебя взглядов. As you're shakin' off the cold, Ты дрожишь от холода, You pretend it doesn't bother you, Ты делаешь вид, будто это не волнует тебя, But you just want to explode. Но внутри вскипаешь.
Самые последние строки она едва ли не дошёптывает и сама себе не может обьяснить: это потому, что после долгого перерыва сложно вытягивать ноты, или просто так хочется. Когда конечный аккорд почти полностью стихает, Ривен ухмыляется ей и, кажется, хочет что-то сказать, но в последний момент отводит в сторону помрачневший взгляд. Он зачем-то резко глушит ладонью отзвук струн, поднимаясь, чтобы спрятать гитару обратно за шкаф, потом молча стоит к ней спиной минуту-две, неторопливо копаясь в каких-то вещах на полках. Эмпатка чувствует себя растерянной, но Ривен в конечном счёте оборачивается и протягивает ей белый, туго свёрнутый зимний плед. Между бровей ещё остаётся бороздка, но выражение лица уже не столь тёмное. Покрывало летит прямо в неё, разматывается в воздухе и накрывает всю, словно огромное облако. Специалист посмеивается. — Ты красиво поёшь, Фиалка. Очень. Муза не знает, что ему ответить, поэтому, когда высовывает голову наружу, просто кивает и натягивает тёплый плед обратно, практически по самые глаза. — Ложишься? — Позже, мне нужно дописать давнюю обьяснительную для Андреаса. Ты спи, я погашу свет. Щёлкает выключатель и комната падает во мрак, но даже так она может видеть, что Ривен, пододвинув стул к окну и даже не потрудившись зажечь настольную лампу, неподвижно сидит с остывшим чаем в руках. Глаза слипаются и мелкие звёздочки за стеклом размываются в сияющие блики. — Почему ты называешь меня Фиалкой? — Цветут на западе Вирджинии весной. — Я никогда не была в Нижнем Мире, в Вирджинии тоже. — Очевидно. Это старая асоциация, забей, — Под окнами, кажется, совершали вечерний обход солярийцы. Ривен сначала хорошенько взболтал в кружке чайные листья на донышке, сосредоточенно примеряясь, выплеснул их в открытое окно и с чувством сплюнул сверху, слушая озадаченные ругательства. Он молча понял их традицию маленькой забавы. Муза проваливается в сон куда-то далеко и мягко. «Далеко» напоминает ей облака сахарной ваты из старого мультфильма.***
Дремота окончательно отступает только ближе к вечеру, как она и предполагала. Зимнее Солнце уже склоняется к закату, Ривен тихо посапывает на соседней кровати. Пропущенных звонков нет, только одно текстовое сообщение от Терры час назад: «Я кофе с пурпурным луговым орехом ящериц сварила, ребята спят, а Стелле не понравилось. Попробуешь?». Муза невольно представляет, как цветочница пишет длинный рассказ, объясняя ей, откуда в орехе взялся ядрёный пурпурный цвет, где был выведен куст и при чём тут ящерицы, но осекается в последний момент и всё стирает, потому что крутые ребята не строчат такое в переписке. Ну, ладно. До полуночи куча времени, можно лишний раз послушать статью из энциклопедии, попутно убираясь в комнате впервые за неделю. Она заправляет кровать, застёгивает рюкзак и тихо выходит за дверь, чтобы не разбудить специалиста. Остаток дня проходит с мокрой тряпкой в руках, задумчивым перевешиванием распечатанных картинок с одной стены на другую и жгуче-острым привкусом на языке от странной коричневатой жидкости из стаканчика. Последним, кажется, страдала не только она. Блум, надеявшаяся на то, что сила Огня сделает её неуязвимой к изжоге и выпившая сразу половину порции, вытирала слезящиеся глаза, ела мороженое прямо из коробки и тяжело дышала. Терра ходила по блоку истинно несчастная, уже лихорадочно составляя в блокноте какой-то новый рецепт, чтобы реабилитировать свою честь, совсем не внимая мольбам и угорозам покрасневшей от жара Аиши. Только Стелла насмехалась над всеми ними, закинув ноги в лаковых сапожках на спинку дивана — от кофе она категорически отказалась сразу. Выбираются в северное крыло ночью в полном составе. Блум клянётся, что, если кто-нибудь из солдат заметит их, ей достаточно будет просто дохнуть на него, даже не используя магию, чтобы поджарить с двух сторон, как глазунью. Остаток дороги с деланно серьёзными лицами обсуждают варианты наказания Солярийского суда за человеческую яишницу. Муза расслабленно вдыхает холодный воздух подземелья. Наконец, она снова чувствует, как появляются силы существовать. Видимо, это ощущает не только она, потому что из-за не особо толстой двери спортзала слышится тихий смех и несколько увлёченно беседующих между собой голосов. Пароль спрашивает другой специалист, не Сев — тот сидит на горе сложенных матов вместе с ещё парой малознакомых ей людей и раздражённо жестикулирует, объясняя собравшимся вокруг: — Они даже в теории не смогут ничего заподозрить, мы в карты собираемся перекинуться, это не пьянка. — Нет. Это плохая идея, сам знаешь, что плохая. Одно лишнее слово — и нас всех отдадут под трибунал. — Что происходит? — Эмпатка наклоняется к Дине, которая стоит к ней ближе всех. — Мы хотим собраться разок. Поиграть в настолки, может, выпить газировки, послушать анекдоты Дэна. Ну, знаешь... вспомнить, как было раньше. Но многие против и Гил считает, что так поступать глупо. Сев раздражённо щёлкает языком: — Тем лучше, разговаривать будем только о том, о чём и говорят обычные студенты. Бурчит подошедшая Аиша, неуверенно отыгрывая в сторону, но по лицам остальных и, учитывая то, что спор шёл уже немало времени, было видно, что они близки к уступке: — Взрослые люди наверняка знают, что проведённое вместе время в трезвости сближает больше, чем пьянки. — Ну, не занудствуй. Мы так долго не отдыхали и почти никогда не появлялись вместе на виду хоть у кого-нибудь из руководства. А комнату, скорее всего, даже не подумают проверять тщательнее, чем обычно. Несколько студентов вечером в одним блоке за картами объективно не будут выглядеть странными — они не знают, что мы можем представлять опасность. — Да чёрт со всем этим, давайте. И не отстанешь ведь, — Гил с укором качает головой, совершенно не обращая внимания на лёгкий поцелуй, который Стелла оставляет на его челюсти, — Если накроют, я одену тебе на голову банку из-под той колы и закупорю намертво. — По рукам. Сзади слышится глухой старческий кашель и, обернувшись, Муза замечает Дороти Даллес с расшитым розочками платком в руках. Все как по команде затихают и начинают рассаживаться в привычный круг, замыкая библиотекарку внутри. Становится видно Ривена в первом ряду, хотя эмпатка может поклясться — буквально десять секунд назад в спортзале его ещё не было. — Доброй ночи, детки. Ну, — бабушка улыбается, но по тому, что сегодня не разменивается на вступительную речь, видно одолевающую её нервозность, — рассказывайте. Его Высочество передал мне сообщение сегодня, но детали важны. — Миссис Даллес, перестаньте называть меня так, здесь я не его Высочество, а деталей больше нет. Всё важное вы уже прочли. — Принц Скай, вы меня не слушаете. Детали есть всегда, — старушка подняла вверх сухонький палец, абсолютно игнорируя то, что её собеседник, кажется, был не в духе, — и нам всем нужно их знать, чтобы по неосмотрительности случайно не попасть в ловушку, если вы оставили где-то следы. — Всё чисто. Возвращались осторожно, прошли мимо одного патруля. Коробка с документами ссади вас. — Вот и славно. А сейчас расскажите мне то, что вы узнали, чтобы я не повторяла очевидного. Ривен, кажется, заметил, что все почему-то обернулись к нему и поднялся с пола, разминая шею. — Откопали две бумажки, первую версию документа 1999 года и вторую, двухмесячной давности. Это был договор про передачу электроэнергии в случае, если любое из государств проявит агрессию в сторону Эраклиона. Про их вековые отношения с Солярией вы знаете. Солнце Лючета — дополнительный источник электричества у нас, который исчез на днях. И, учитывая то, что на Эраклион, очевидно, нападать никто не собирался, сила созвездия им нужна для других целей. Как только Ривен закончил, на секунду воцарилась тишина — сидящие в зале уже знали из передаваемых из рук в руки записок всё, что он сказал, в деталях, и теперь просто мысленно подбивали итоги. А затем вдруг снова заговорил принц, напряжённо сложив руки на груди. Всё ещё мокрая от душа после тренировки чёлка упала ему на лицо, закрывая глаза: — Вы знали, что Сильва состоял в тайном совете моего отца? — Блум коснулась его плеча, но предполагаемого действия это не возымело. Разговор об архиве отходил на второй план. Скай явно злился. — Нет, юноша. Мне не было известно до недавнего времени, — Миссис Даллес тихо вздохнула, — Но, как выяснилось в определённый момент, это не имеет значения. Мне жаль, но сейчас это никак ему не поможет. — Откуда вы узнали? — Роб вышел вперёд, раздвигая всех руками, нахмурившийся и пристально глядящий. — Похоже, вы сегодня не настроены говорить. Тогда слушайте, — Библиотекарша придвинула ближе к себе табурет, специально для неё принесённый в спортзал и медленно села, словно опасаясь, что, если сделает это быстрее, позвоночник подведёт её, — в 2005 году, через шесть лет после составления договора, Солярия вместе с Розалинд планировала начать покорять мир с Линфеи. Вы правильно поняли, его формулировка существовала для отвода глаз уже тогда. Линфея совсем рядом с Эраклионом, нужно было обставить всё перед гражданами так, будто та намеревалась напасть на него. Это было бы не сложно, вы знаете, что Королевство Эраклион Солярия уже давно практически намертво с собой соединила. Люди вокруг доверяли «великой» династии Соларов, — Даллес натянуто усмехнулась, — В общем-то, все должно было носить видимость самозащиты. Хороший план. Добавьте к нему Сожжённых, посейте хаос — создайте несколько глобальных проблем для отвода глаз. Когда вокруг много чего происходит, сложно внимательно рассмотреть что-то одно. Муза поймала себя на мысли, что внутри у неё разрастается страх. Библиотекарша ни разу до этого не упоминала обо всём, о чём говорила сейчас. Откуда было простой работнице в летах обладать таким количеством информации? Зачем было скрывать её от них изначально? Взгляд упал на сидящих рядом друзей и она поняла, что эти мысли не были одиночными. Стучать не сложно, а взамен за информацию доносчик получает защиту и лакомый, до поры до времени, кусок привилегий. В действительности — пулю меж глаз или огненный солярий. Это смотря, как верно ты служил. Но они не могли догадываться о мотивах всех предателей и не могли быть полностью увереными, что всех таких ждёт смерть. Крысы ведь не все глупцы, они... — У вас ещё много вопрсов, но, если я начну давать ответы сама, их количество, судя по вашим лицам, вырастет в несколько раз. Посему, наверное, стоит пригласить сюда человека, который справится с обьяснением лучше. Ваше Величество, подойдите к нам, пожалуйста. У Музы перехватило дыхание. Где они просчитались, что упустили? Нет, нет, нет, так не может произойти, не настолько быстро, миссис Даллес ведь не давала поводов сомневатся в себе, почему никто не заметил!? Когда в спортзалл своей обычной грозной походкой вошёл Андреас, минутная паника разом улеглась. От истерии нет проку и никогда не было. Бунтовщики повскакивали с мест, разрушая живой круг, эмпатка заметила в чьих-то руках дуло пистолета. Блум замерла как всполошеная лисица, удерживая на ладонях пылающую огненную сферу. Скай выхватил кинжал из ботинка, Аиша удерживала в воздухе водяной хлыст, Сэм, которого раньше не было видно, настороженно стоял в окружении призванного им через окно клубка диких лоз. Глаза Ривена напротив нехорошо потемнели, в тусклом свете между его пальцев блеснуло лезвие ножа. Андреас, один против всех них, криво улыбался, по своей привычке сложа руки на груди. Дело дрянь.