Синяки на коленках

Я сижу на коленях на холодной плитке пола, напротив входной двери. Руки сцеплены в замок за спиной. На мне только белые кружевные трусики с завышенной талией, которые тоненькой полосочкой проходят между ягодиц, а потом расширяются, полностью обхватывая небольшие мошонку и член. На шее привычным весом ощущается массивный кожаный ошейник с железной застёжкой сбоку и кольцом спереди. Хозяин очень любит тягать меня за него, когда я заглатываю его член. Слышу приближающиеся шаги, а затем и звук открывающегося замка. Большая дубовая дверь отворяется, являя моему взгляду хмурого господина, который входит внутрь и с силой захлопывает за собой дверь. — Хозяин желает отыметь мою тугую дырку или воспользоваться моим ртом? — я говорю тихо и смиренно, ведь только так мне и можно говорить в этом доме. Эту фразу приказал заучить сам хозяин и произносить каждый раз по его приходе домой. Голубые глаза мажут взглядом по мне и устремляются дальше. Господин резкими движениями снимает с себя пальто и вешает, а затем быстрым шагом удаляется на кухню, которая расположена в левой части первого этажа и ничем не отделена ни от прихожей, ни от гостиной в правой части дома. Я остаюсь сидеть напротив двери, ожидая приказа, и незаметно наблюдаю за хозяином. Он опирается на столешницу и достаёт телефон, зачёсывает назад чёлку рукой, долго выдыхает и прикладывает к уху смартфон. — Я подумал. Нет, мне не нравится… Сам ебись с этим планом. Он мне такой нахуй не сдался! Во мне всё сжимается. Если хозяин зол, значит, будет больно. — Завтра обсудим! Телефон скользит по столешнице и врезается с треском в стену, отлетая и почти сваливаясь на пол. Я дёргаюсь. — Антон! Принеси мне что-нибудь с выдержкой в десять лет или больше, быстрее. — Да, мой хозяин. Я наконец отмираю. Расцепляю руки и ползу на четвереньках к погребу. В присутствии господина передвигаться можно только так. Поэтому я давно уже отбил себе коленки и каждый день вижу кучу синяков на голенях. Назад ползти с бутылкой в руках неудобно, но я уже привык к такого рода перемещениям. Останавливаюсь у разведённых ног хозяина, который вальяжно расположился на стуле и смотрит сейчас в окно, наверное, на постепенно темнеющее небо и цветочный сад, за которым я так усердно ухаживаю. Смотрю исподтишка, потому что мне запрещено пялиться, и благоговею перед хозяином: он одет в чёрную рубашку и такого же цвета брюки, и эта одежда превосходно подчёркивает его статность. Склоняю голову и протягиваю виски. Чувствую, как бутылка исчезает из рук, и опускаю их на пол. Я не имею права поднять голову, поэтому мне остаётся только слушать: открывается бутылка, жидкость льётся в стакан, господин пьёт, а затем бряцает стеклянное донышко. Вижу руку хозяина, он цепляет средним пальцем кольцо на моём ошейнике и с силой тянет на себя. Я утыкаюсь лицом в пах, а в нос бьёт крепкий запах мужчины. Значит, бить меня не собираются. Поднимаю взгляд на господина, его голубые глаза смотрят на меня, как всегда, свысока. Он кладёт руку мне на голову, сжимает за волосы, и начинает водить моим лицом по очертаниям своего члена. Я высовываю язык и лижу на пробу жёсткую ткань брюк. Хозяин разводит ноги шире — ткань в области паха чуть натягивается — и отдаёт приказ звучащим ниже обычного голосом: — Продолжай лизать, — не могу ответить покорным «да, мой хозяин», так как мою голову вдавливают в одно интимное место. Мой язык скользит вдоль ствола по грубой ткани, которая постепенно намокает от слюней, надавливаю своим влажным язычком на головку, провожу им снова по всей длине. А потом я перехожу к яйцам господина, вылизываю ту часть брюк, что облегает их, пытаюсь сквозь ткань обхватить яйцо губами — не получается, тогда я начинаю усиленнее двигать головой и оглаживать языком мошонку. Удовлетворяя своим ротиком хозяина, с радостью ощущаю, как крепнет его член. Он выдыхает и оттягивает за волосы мою голову, а я наблюдаю за короткой ниточкой слюны, которая быстро обрывается, растянувшись от моего языка до паха. Поднимаю взгляд и замираю в ожидании. — Повернись и покажи мне, шлюшка, свою дырку, готовую к сексу и растянутую под мой член. — Да, мой хозяин. Рука пропадает из волос. Я разворачиваюсь, опускаюсь на локти и прогибаюсь в спине, демонстрируя ту самую тонкую кружевную полосочку между ягодиц. Развожу чуть сильнее ноги, одной рукой приспускаю трусики и оставляю их на бёдрах, открывая своему хозяину вид на поджимающуюся дырочку, которая должна сейчас поблёскивать от смазки. Я всегда чист там, растянут и смазан, чтобы доставлять удовольствие господину, когда ему угодно, как угодно и где угодно. — Кому ты принадлежишь? Хозяин встаёт со стула, судя по звукам, и я внезапно ощущаю палец на своём нежном местечке, а потом раздаётся шлепок, и я чувствую жар на заднице, который оставила после себя ладонь. Он обходит меня, останавливаясь перед головой. Я продолжаю смотреть в пол. — Вы владеете мной, мой хозяин. — Что я могу с тобой делать? — Меня можно трахать, мой хозяин. — Если я захочу, чтобы ты скакал на моём члене, что ты мне ответишь? — Да, мой хозяин. — Если я захочу, чтобы ты принял меня без растяжки, что ты мне ответишь? — Да, мой хозяин. — А если я захочу снова запереть тебя в подвале, чтобы, выйдя оттуда, ты снова стал тем милым зашуганным мальчиком? У меня перехватывает дыхание, и я резко поднимаю взгляд. Не могу собраться с мыслями, чтобы ответить. Господин усмехается, наблюдая за моей растерянностью. — Хозяин… прошу, не надо, — снова опускаю глаза и говорю еле слышно, чуть ли не скуляще.

***

Как и все нормальные дети, которые были рождены для служения, я рос в «Доме воспитания». Девочек и мальчиков учили всему необходимому: готовить, стирать, ухаживать за домом и удовлетворять сексуально. А потом приходили взрослые и забирали кого-то из нас. — Для каких нужд? — Уход за домом, — это услышал я, после того, как меня осмотрела какая-то пожилая пара. — Спасибо за покупку и удачного вам дня, — сказал улыбчивый администратор и передал бумажки моим первым хозяевам. Я хорошо работал. Дом всегда был чист, одежда постирана и выглажена, еда наготовлена. Мне даже выделили небольшую комнатку. Но относились ко мне странно. Меня не замечали особо, конкретных приказов было очень мало. Я отвык от распорядка, который царил в «Доме воспитания». Меня не поощряли и не наказывали. В какой-то момент я даже стал стараться быть как можно ближе к своим хозяевам: мне не хватало прикосновений и приказов, но меня отталкивали. Наверное, однажды я им надоел, или им что-то не понравилось, но меня выставили за порог. Я достаточно долго пробыл на улице, может, месяц. Это была середина осени. Было мокро и холодно. По ночам я кутался в какую-то старую поношенную куртку, которую нашёл где-то в мусоре, но холод всё равно добирался до меня, и я часто шморгал носом. А ещё очень хотелось есть. Один раз меня даже попыталась ловить соц. служба, они кричали, что заберут меня обратно в «Дом воспитания» и что там обо мне позаботятся, но я не хотел возвращаться. Сидя за какими-то баками, замёрзший поздним вечером и не бравший и крошки в рот несколько дней, я так уже не думал. Тогда хотелось попасть хоть куда-нибудь, где будет крыша над головой, тепло и еда. Я помню, как неосторожно задел рукой бак, и на громыхнувший звук вдруг подошёл взрослый мужчина лет тридцати. Он осмотрел меня внимательно и даже немного удивлённо, а я выдавил из себя осипшим голосом: — Помогите мне. — Хочешь, чтобы я тебе помог?.. И зачем же мне это делать? — говорил задумчиво и негромко, будто бы и не мне отвечал, а сам с собой разговаривал. У него был такой красивый глубокий голос. — Мне очень холодно, и я хочу есть, пожалуйста… — я подался немного вперёд, и тут его взгляд на секунду загорелся: мужчина смотрел на мою шею, наверное, из-под одежды выглянула тонкая кожаная полоска. — Так ты из этих. Тогда мы сможем что-нибудь придумать. Он задумался на секунду. — Отсосёшь мне, и я подумаю, забрать тебя или нет. Я впал в ступор. За несколько лет я уже успел забыть, чему нас учили. Меня мучили сомнения, а думать было сложно из-за общего плохого состояния организма. Мужчина шагнул ближе, сжал в руке мои волосы и притянул меня к своему паху. Я даже выронил куртку и стало чуть холоднее, потому что я остался в одной толстовке. — Давай. Ты же хочешь в тепло и чтобы тебя накормили? — Хочу, — вырвалось еле слышное из меня. Я потянул за бегунок закоченевшими пальцами, расстёгивая молнию на джинсах, надавил на пуговицу-болт, и та выскользнула из прорези. Я увидел, как мужские руки сами приспустили боксеры и достали член. Он казался большим в размерах, чем наши тренировочные дилдо из «Дома». Мне стало страшновато, но я всё равно покорно открыл рот, впуская головку, тщательно обласкал её языком, прошёлся по уздечке, обвёл венчик и забрался кончиком в уретру. Я почувствовал, как хватка в волосах стала крепче, и как в горло одним толчком вошёл весь член, доставая до задней стенки глотки. Я напряг язык, стараясь оглаживать им как можно больше поверхности ствола. Мужчина толкался членом в мой влажный рот, а я думал только о том, как бы случайно не задеть зубами плоть, и урвать в какой-то момент немного воздуха. — Блять, вы просто созданы для минета. Ему нравилось то, что я делал, а это значило, что я мог рассчитывать хоть на небольшое милосердие с его стороны. Во мне даже зародилась хрупкая надежда на то, что уже скоро мне будет не так плохо. Мужчина кончал мне в глотку, вжав меня носом в колючий лобок, а я только и успевал, что сглатывать его сперму. Он отпустил меня, глубоко дыша, позволяя и мне самому набрать в лёгкие воздуха. Так вот каково это, делать минет живому человеку. — За то, что хорошо сосёшь, шлюшка, получишь свою награду, — он застегнул ширинку, поправил на себе одежду и волосы, а как закончил, схватил меня за руку и поднял с колен. — Накидывай куртку, я отвезу тебя к себе. Мужчина помыл меня, отогрел, дал воду и еду. А потом даже свозил к врачу на осмотр, у меня взяли анализы, и вроде как он меня даже зарегистрировал заново, так как мои документы остались у предыдущих владельцев. — Теперь ты моя собственность и будешь звать меня не иначе как хозяин или господин, — говорил он мне в машине. Я оказался неприспособлен под новые нужды хозяина. Не всегда отвечал беспрекословное «да», слишком долго думал над приказами, и однажды, когда господин впервые пожелал меня трахнуть, зажав у стены, я ударил его. Я пришёл в ужас, когда осознал, что натворил. Упал на колени, наклонился к стопам своего хозяина и стал выцеловывать их. Обзор застилали слёзы, а меня било крупной дрожью. Худшее, что может сделать раб — это ударить своего хозяина. И сколько страшилок я узнал об этом в «Доме» — не счесть. — Простите меня, хозяин, прошу, пожалуйста, простите… — не отрываясь губами от стоп лепетал я. Господин молча поднял меня и повёл куда-то. Я старался заткнуться, но из меня прорывались всхлипы. Смотря на его лицо, я не видел никаких эмоций, и это пугало меня ещё больше. С замиранием сердца я наблюдал, как мы подходили к подвалу. Меня впихнули внутрь и закрыли дверь. Вокруг тусклое освещение, бетонные стены и никаких окон, только выход в небольшую комнату — туалет. Когда в следующий раз отворилась дверь, хозяин принёс покрывало и еду, а я не смел вымолвить и слова. Я успел сойти с ума: со мной никто не разговаривал, я никого не видел и ни с кем не контактировал. Только наблюдал, как исчезает рука, оставляющая еду по расписанию. В какой-то момент я стал бояться, что не выйду отсюда никогда. Было очень-очень плохо. Пару раз я пытался заговорить с хозяином, когда тот приносил еду, но из этого ничего не вышло. — Выходи, — неожиданно прозвучал голос господина, после того, как открылась дверь. Это был самый счастливый момент в моей жизни. Я сразу бросился в ноги хозяину, прося прощения снова и снова, и чувствовал, как намокают глаза. — Ты уже прощён. Заткнись. И я замолк, чувствуя облегчение. — Да, мой хозяин.

***

Коленки упираются в мягкий матрас двуспальной кровати господина. Мы поднялись на второй этаж и сейчас в его спальне. Я нервничаю из-за того, что сказал хозяин. Мне заводят руки за спину и сцепляют наручниками с кожаными браслетами, которые не натирают. Наблюдаю, как господин снимает с себя рубашку и расстёгивает массивный ремень с характерным лязгом пряжки. Вся его одежда остаётся на полу. Он взбирается на кровать и одним движением руки притягивает мою голову к своему члену, даёт лизнуть его пару раз, будто леденец, и отстраняет от себя. Хозяин присаживается на край кровати, свешивая ноги. — Иди ко мне. Сам сядешь на член. — Да, мой хозяин. Я перекидываю ногу через подтянутые бёдра своего господина, оказываясь лицом к нему, и нависаю своей разработанной дырочкой над его пахом. Он сдвигает полоску трусиков, открывая вход, и придерживает у основания свой член. Я начинаю насаживаться, привычно принимая в себя всю длину и толщину плоти моего хозяина, чувствую, как влажные стенки обхватывают ствол, как горячо становится внутри, и слышу сверху стон. Хозяин полностью внутри меня. Ощущаю, как на талию ложатся крупные ладони. — Двигайся. Я прыгаю на члене вверх-вниз, как на пони, хозяин входит в меня и выходит, и я в восторге, что доставляю ему удовольствие. Жмусь к его телу, утыкаюсь носом в шею, хочу быть как можно ближе к хозяину, ещё ближе. Он перехватывает контроль, и теперь уже господин толкается в меня, а я плавлюсь от ощущения, что в моё тело вдалбливается крупный член того, кому я принадлежу. Из меня вырываются прерывистые поскуливания, а тело становится настолько податливым и расслабленным, что я просто ложусь головой на плечо хозяина. — Ты мне не ответил. Хочешь в подвал? — до меня не сразу доходит смысл сказанного, но когда это происходит, я непроизвольно сжимаюсь на члене, и господин стонет. — Хозяин, прошу, пожалуйста, умоляю, пожалуйста, я всё, что угодно, сделаю, только не надо в подвал, умоляю, что угодно сделаю, прошу, — куда-то в шею тихо и сбивчиво я пытаюсь что-то сказать, хотя скорее проскулить, пока во мне двигается член, и очень боюсь, что хозяин сейчас разозлится из-за моих пререканий. — Я и так волен делать с тобой всё, что захочу. Не волнуйся так, маленький мой, я не запру тебя в подвале, но за свои слова тебе придётся кое-что сделать, — он говорит с ухмылкой, и я понимаю, что господин затеял игру в непослушание. От осознания этого я расслабляюсь. — Я сделаю всё, что прикажет мне хозяин. — Следующие два дня ты будешь питаться как собака, из миски на полу. Пару раз господин уже делал так — давал мне есть из собачьей миски. Он тогда так возбуждался, что брал меня там же, на кухонном полу. — Но это не всё. Ты будешь питаться только моей спермой. И добывать её будешь сам, — на последнем слове он делает такой глубокий толчок, что я не могу сдержать громкого стона. — Да, мой хозяин. Я буду питаться только вашей спермой. Буду лакать её из собачьей миски и глотать как самую вкусную сладость. Господин рыкает и кусает меня в плечо, а я ойкаю. Все мои плечи и шея в отметинах от его зубов, хозяин любит помечать меня, свою собственность. Он замирает на секунду и затем делает ещё несколько ленивых толчков, а я чувствую, как глубоко внутри хозяин заполняет меня своим семенем. Меня переполняет счастье: я удовлетворил своего господина. — Сейчас я достану член, а ты сожмёшь свою дырочку настолько сильно, насколько нужно, чтобы не вытекала сперма, — переведя дух, говорит господин. — Да, мой хозяин. Меня кладут на спину, вялый член выскальзывает из меня, и я сжимаюсь. Наблюдаю за господином, который шарится в тумбочке, достаёт нечто, скорее всего, пробку и подставляет к моему анусу. Он проталкивает её внутрь, смотрит зачарованно на неё и проводит пальцами по моей внутренней стороне бедра. — Что ты должен сказать? — Я буду носить внутри себя ваше семя, хозяин, каждую секунду ощущая, кто мной владеет и чья я подстилка. — Умница, — внутри от одного этого слова растекается приятное тепло: меня только что похвалили. Господин встаёт с постели, направляясь на выход из комнаты, но резко застывает. — Маленький мой, ты примешь в себя ещё кое-что, — хозяин разворачивается ко мне, задумчиво улыбаясь, а я продолжаю лежать на простынях с разведёнными ногами и руками в наручниках. — На колени, — голос враз становится сухим и грубым. Я поднимаюсь, сползаю с кровати, ощущая внутри непривычную заполненность, и шлёпаюсь на коленки прямо перед господином. Он запускает руку мне в волосы и сжимает пряди между пальцами. — Открой рот. Я выполняю приказ. Хозяин толкается членом внутрь, заставляя взять его до основания. — Глотай. Чувствую, как в глотку льётся жидкость, и у меня расширяются глаза, но я даже не дёргаюсь с непривычки, просто подчиняюсь и покорно проглатываю всё, что даёт мне мой хозяин. Он заканчивает и чуть отстраняется. — Оближи головку. Высовываю язык и лижу широко по уретре, прохожусь по самой головке и ощущаю солоновато-горьковатый привкус во рту. — Хороший мальчик. Меня треплют по волосам, господин расстёгивает наручники и на этот раз окончательно уходит из комнаты, исчезая за дверью. Я остаюсь сидеть на полу и не могу перестать улыбаться. Я смог доставить удовольствие своему хозяину.