***
Я стою на четвереньках, несмело стучу и приоткрываю дверь в кабинет, который расположен по соседству с хозяйской спальней. Господин сидит за своим письменным столом, по которому сейчас разбросана куча бумаг, и что-то активно печатает, устремив взгляд в экран ноутбука. Он вернулся домой на три часа позже обычного, которые я был вынужден просидеть у двери, иногда ненадолго меняя позу и разминая затёкшие ноги. Меня он заткнул прямо с порога приказом «молчать», не дав договорить приветственную фразу, и отправил продолжать делать свою работу по дому, а сам схватил приготовленный мною остывший суп и поспешил на второй этаж, закрывшись в своём кабинете. У меня внутри всё поджимается от осознания того, что я собираюсь сейчас сделать. После ухода хозяина я слишком быстро снова захотел есть. Чувство голода, казалось, пожирало меня изнутри. Сущим адом стала готовка ужина. Постоянно хотелось съесть хоть кусочек от того, из чего я готовил суп, а ещё так и нетронутые господином пюре и котлеты. Возможно, я бы даже осмелился пойти против приказа хозяина и съесть что-нибудь втихую, но после проведённых в этом доме нескольких месяцев я почти уверен, что здесь повсюду есть камеры. Я заползаю внутрь кабинета, настороженно наблюдая за реакцией господина. Он не обращает на меня никакого внимания и продолжает работать. Прикрываю дверь и прошмыгиваю на четвереньках под стол, оказываясь между его широко расставленных ног. — Ты что делаешь? — доносится до меня сверху низкий уставший голос. Сердце пропускает удар, потому что я собираюсь проявить своеволие, действуя без приказа хозяина. Я так хочу есть. Желудок пуст, а моё тело ослабло без еды. Смотрю на пах перед собой и понимаю, что по-другому нельзя. Я просто вынужден умолять своего господина о его сперме в моей глотке. Как же сейчас хочется, чтобы его член оказался у меня во рту. Я бы старался сосать так, как не старался никогда, чтобы в результате благоговейно сглатывать белёсое семя, которым кончит мой хозяин. Я бы ощущал, как мой организм принимает в себя вязкую жидкость и начинает её переваривать. Я утыкаюсь лицом в пах и начинаю активно вылизывать ткань брюк в поисках члена под ней, но меня резко дёргают за волосы, отрывая от тела. Я встречаюсь взглядом с ледяными омутами — и начинаю жалеть, что вообще сунулся в хозяйский кабинет. Господин источает пугающую до сжимающихся органов агрессию. — Ты мне, блять, не ответил. Как ты смеешь делать что-то, чего я тебе не приказывал, шлюха?! — он буквально рычит, и мне от этого так страшно. Я совершил ужасную ошибку. Раскрываю подрагивающие губы, чтобы что-нибудь ответить, но из меня не вырывается и слова. Хозяин резко поднимается со своего стула, хватает меня за руки и небрежно вытаскивает сначала из-под стола, а после и на середину комнаты, с силой роняя меня спиной на пол. Из меня вырывается короткий тонкий вскрик от боли, пронзившей спину. Я часто дышу и от окутавшего разум страха теряю всякую способность здраво мыслить. Дальше действую на одних инстинктах: поджимаю к груди ноги, а руками прикрываю голову. Господин с размаху бьёт меня ногой по рукам несколько раз, а потом и по голеням. — Мелкая сучка! Я вздрагиваю от каждого удара, пытаюсь сдерживать то и дело прорывающиеся поскуливания и чувствую, как по моим щекам скользят слёзы. Кажется, я так очень скоро потеряю сознание: сказывается голод. Экзекуция прекращается так же внезапно, как и началась. Я постепенно отхожу от ощущения всепоглощающей боли, слышу своё же учащённое дыхание и выпускаю из себя какой-то очень странный тихий звук, похожий на тот, что издаёт побитый зверёк. Слёзы, видимо, закончились, и я чувствую, как они высыхают, холодя кожу. Шмыгаю носом, продолжаю лежать, замерев в одном положении, и напряжённо ожидаю дальнейших действий со стороны хозяина. Раньше господин мог залепить мне унизительную пощёчину, если ему не нравилось, как я сделал что-нибудь. Один раз он хлестал меня ремнём по рукам за повреждённую вазу. Пару раз отходил по заднице без особой причины, после чего трахал меня, так что конкретно это, наверное, была больше игра. Но так сильно и долго он меня бил впервые. Поэтому прямо сейчас внутри меня плещется паника: я не представляю, что он сделает дальше. Трясусь весь, не переставая, вижу краем глаза, как хозяин наклоняется ко мне, и сильно зажмуриваюсь, готовясь к новой боли. Моё тельце подхватывают сильные руки, и я чувствую, как меня куда-то несут, быстро шагая. Раскрываю глаза, на лицо хозяина смотреть боязно, поэтому упираюсь взглядом в пол. Меня больше не бьют — уже неплохо. Господин заходит в спальню и скидывает меня на свою кровать, от соприкосновения с которой повреждённые части тела откликаются болью. Если я лежу на хозяйской постели, значит ли это, что меня не будут продолжать наказывать? Я осмеливаюсь перевести взгляд с потолка на хозяина: он быстро сдёргивает с себя полурасстёгнутую рубашку, а затем и брюки, а я замечаю, что… у него стоит. В голову бьёт осознанием: моему господину понравилось. Ему нравится делать мне больно. Уже голый он залезает на кровать, подбирается ко мне и стаскивает с меня платьице. Хозяин разглядывает меня потемневшим взглядом, в котором агрессия уступила место похоти, и от этого мне становится спокойнее, потому что такой взгляд привычен. Его ладони сжимают мою талию, а его член, налившийся кровью и слегка покачивающийся, готов сношать. Господин легко толкается в моё тело своей горячей плотью, а затем практически ложится на меня, упираясь своими руками в матрас у моей головы. Я совершенно расслабленный и податливый под ним, поэтому спокойно принимаю первый толчок, прогибаясь. — Обхвати меня руками и ногами. Быстро. Я сцепляю руки за шеей своего господина и так же свожу ноги за его спиной. В меня начинают вдалбливаться, а я запрокидываю голову, ощущая вес сильного тела на себе. Я, как и всегда, стараюсь быть ближе к своему хозяину, поэтому жмусь к нему всем телом, сильнее обхватывая ноющими конечностями. — Что ты должен сказать своему господину? — он тяжело дышит и лишь слегка замедляется, когда говорит. Я сразу понимаю, что от меня хотят, и спешу извиниться за свою оплошность. — Простите меня, пожалуйста… молю, простите. Я ослушался вас, хозяин. Я заслужил это наказание, — ко мне возвращается голос, и я лепечу всё это, пока господин продолжает удерживать меня, трахая. — Какой же ты покорный и беспомощный. Использовать твоё тело, когда ты такой слабый, одно удовольствие, — голодный и наказанный, я совершенно обессилел, и я вижу, что это возбуждает господина. — Ты знаешь, что я хочу услышать. — В ваших руках вся власть надо мной. Вы распоряжаетесь моей жизнью и моим телом, потому что купили их. Я беспомощен перед вами, мой хозяин. — Скажи что-нибудь из того, чему я тебя учил. — Вы… Я ваша сучка. Самец волен спариваться со своей сучкой, когда пожелает. — Продолжай. — Я ваша собственность. Я не могу ни в чём вам отказать. Я беспрекословно исполню любую вашу прихоть. Буду прогибаться, пока вы подминаете меня под себя, буду смиренно сжиматься на вашем хере. Я буду покорно сосать, стоя на коленях. Мой язык создан, чтобы ласкать ваши яйца и член, а мои руки — чтобы разрабатывать пальцами мою дырочку под ваш ствол. Я рождён, чтобы ваша сперма постоянно наполняла моё тело. Вы мой владелец, а я ваша вещь, — что-то вспоминаю из того, что мне говорили, что-то придумываю сам, прекрасно зная вкусы хозяина. — И сейчас я собираюсь кончить в свою вещь, что ты об этом думаешь, маленький? — господин хрипит, и я чувствую, что он уже на пределе. Наверное, поэтому он замедляет темп, пытаясь оттянуть удовольствие. Я говорю тихо и томно, касаясь губами ушной раковины своего хозяина: — Ваш хер — моя святыня. Я приму ваше семя как величайшую милость, — и провожу по уху языком, сжимаясь весь «там», стискивая плоть своими нежными стенками. Господин толкается резко пару раз в эту тесноту и замирает, вогнав свой член глубоко в меня. Он рычит внезапно, отчего меня даже передёргивает. Я чувствую заполняющее меня тепло и просто таю от этого ощущения. Лежу, не шевелясь, жду, когда хозяин отойдёт от оргазма. Он дышит часто и начинает говорить сбивчиво: — Маленький мой, малыш, какой же ты потрясающий, — у меня перехватывает дыхание: я не верю в то, что слышу. Господин так откровенно… хвалит меня. Я так хорошо его обслужил? Меня накрывает счастьем и желанием стараться и угождать ещё больше, ещё лучше. Он мажет своими сухими губами по моим щекам, а потом хватает меня рукой за затылок и запускает мне в рот свой язык. Я замираю, будто кролик перед удавом, потому что меня не учили целоваться, а то, что сейчас происходит, очень похоже именно на это. Рабов не целуют, но хозяин хочет, значит, надо соответствовать. Я робко провожу своим языком по его, пытаясь создать видимость отдачи, но вскоре чувствую, как господин отстраняется. Он чуть приподнимается надо мной, заставляя меня расцепить руки, и хмыкает, разглядывая моё лицо, на котором сейчас наверняка изображена растерянность и, возможно, лёгкий испуг. — Хорошенький такой, когда боишься, — он мурлычет, растягивая губы в улыбке. — Расслабься и разведи ножки, — господин спокоен, отчего и я успокаиваюсь. Делаю всё, как приказали. Хозяин не спеша достаёт из меня свой член и наблюдает, как из моей дырочки медленно вытекает белая струйка его собственного семени. Вижу, как господин встаёт с кровати, подходит к стулу и достаёт из кармана брюк телефон, а затем плюхается обратно на край постели. Он сидит спиной ко мне, но я уверен, что он печатает ответ кому-нибудь, как обычно, по работе. Картинка перед глазами темнеет. Я чувствую, как непроизвольно закрываются глаза, пытаюсь открыть их, но веки снова слипаются. Нет, нет, мне нельзя засыпать при хозяине, нельзя… Сквозь дрёму ощущаю на себе чужие руки. Меня поднимают, и я постепенно выныриваю из сна. Когда в голову приходит осознание, спать резко перестаёт хотеться в принципе. Хозяин с ничего не выражающим лицом несёт меня куда-то на руках. Я прижимаюсь к его обнажённой груди и начинаю трястись: я снова посмел нарушить правила. Что со мной сделают? Он снова идёт к подвалу? — Тихо, тихо, малыш. Я не сделаю с тобой ничего плохого, — и добавляет так тихо, что я еле различаю слова: — Тц, слишком много стресса. Унимаю дрожь, чтобы не привлекать к себе внимания, и устремляю взгляд в ту сторону, куда меня несут. Меня усаживают на стул возле небольшого кухонного стола. Вздрагиваю, потому что ничего не понимаю: почему мне можно сидеть за столом в присутствии господина, и почему моя попка, испачканная в сперме, может касаться стула? — Мой хозяин, я грязный, — это всё, на что меня хватает, после чего я замираю под внимательным взглядом голубых глаз. Он пробегается им по мне и без всяких эмоций отвечает: — Не беспокойся об этом. Господин подходит к плите, достаёт из шкафчика над ней миску и заполняет борщом. Потом возвращается к столу, берёт тарелку с пюре и отбивной, которую пару часов назад наполнял я сам, и засовывает в микроволновку. Хозяйничает по кухне он абсолютно голый: когда господину нужно, он не стесняется ходить так по дому. Я же слежу напряжённо за всеми его действиями, ожидая, к чему они приведут. Передо мной появляется первое и второе, а в суп приземляется ложка. Я смотрю на это великолепие: такое вкусно пахнущее, тёплое — и не верю своим глазам, ожидаю подвоха. Перевожу взгляд на хозяина. Он тоже смотрит на меня, пристально так и изучающе, отчего я чувствую мурашки, табуном пробежавшиеся по спине. Господин отворачивается и говорит что-то тихо и не особо разборчиво, поэтому половину слов я не понимаю: — Блять, прекращай на меня так смотреть, а иначе я поставлю тебя на колени, и ты будешь смотреть на меня этим же грёбаным взглядом щеночка, но уже с моим членом во рту, — он замолкает, а я, уловив ключевые слова «на колени» и «с членом во рту», падаю со стула на коленки. Жмурюсь, потому что забыл про свежие набитые синяки. Хозяин разворачивается на звук и хмурится. — Нет! — звучит резко и грубо, отчего я снова дёргаюсь и теряюсь, не понимая, что от меня хотят. Господин вздыхает и трёт руками лицо, он выглядит таким уставшим сейчас. — Маленький мой, сядь обратно. А, всё равно, — он подходит ко мне, берёт под руки и легко усаживает на стул. — Ешь, это для тебя. Ты заработал, малыш, — и меня треплют по волосам. Хозяин снова включает телефон и погружается в него, а я зачерпываю ложкой борщ и пробую еду на вкус впервые за эти два дня. Я съедаю всё. У меня даже увлажняются глаза, так хорошо мне сейчас, и именно в такие моменты я обожаю моего господина особенно сильно. Хозяин кормит. Хозяин содержит. Он поднимается на второй этаж, когда я уже собираю ложкой остатки пюре, и до меня доносится разговор. — Здравствуйте, я хочу вызвать врача на дом. … Осмотр подопечного. … Были нанесены увечья конечностям, жизненно важные места не тронуты. … Да, предпосылок нет… — и господин хлопает дверью своего кабинета, отнимая у меня возможность слушать его дальше. После прихода врача, моего осмотра и лечения весь оставшийся день хозяин работает до поздней ночи.***
Я просыпаюсь от ощущения того, что к моей попке притирается возбуждённый член. На моё плечо ложится ладонь, а на ухо шепчут слова, которые неторопливо складываются в голове в цельную фразу: — Просыпайся, малыш, мне нужен твой ротик, — у хозяина хриплый голос со сна. У меня нет собственной комнаты или кровати, я сплю рядом с господином на его постели, потому что так я всегда под рукой, когда нужно обласкать утренний стояк. Мы лежим под тёплым одеялом совершенно нагие, на мою шею снова нацеплен его любимый увесистый ошейник. Хозяин хватается пальцами за железное кольцо на нём и утягивает меня под одеяло к своему паху. Располагаюсь между его ног и начинаю своё привычное дело. Под одеялом и так тепло, но когда сосёшь, становится ещё жарче — мне всегда было тяжело делать минет в таких условиях. В волосы впутывается рука, с силой насаживает меня несколько раз на ствол и отстраняет. Хозяин приподнимает одеяло, чтобы видеть моё лицо. — Что ты сейчас делаешь? — Сосу ваш член, господин. — Это хорошо… но у меня немного поменялись планы. Хочу поиметь твоё сонное тельце, — он откидывает одеяло, освобождая меня из душного плена, и снова тянет за кольцо на себя. Я седлаю его бёдра, опираюсь предплечьями в его грудь и проезжаюсь пару раз задницей по твёрдой плоти взад-вперёд. Хозяйские руки хватают мои бёдра, прерывая потирания, и сразу насаживают на распалённый член. Господин крепко прижимает меня одной рукой к своей груди, а другой держит за талию, с силой толкаясь в моё тело. Я иногда поскуливаю, потому что это так нравится хозяину. Он зарывается носом в мои волосы, шумно вдыхая в себя запах. Мне нужно мыть их с шампунем, который купил для меня господин, так что мои кудряшки должны пахнуть смесью цитрусовых, зеленью и розами. — Ты такой податливый после… сна, — протягивает хозяин и запинается под конец, потому что его накрывает оргазм. Он лежит с закрытыми глазами и дышит часто, что особенно заметно, так как я распластался по его вздымающейся груди. — М-м. Быстрый утренний секс самое то, перед началом рабочего дня. Член выскальзывает из моей дырки. Господин стаскивает меня с себя и подтягивается на руках выше, садится, опираясь на спинку кровати, а затем притягивает меня обратно к своему телу, устраивая между своих разведенных ног. Я ложусь спиной на его грудь, а моя попка упирается в его вялый член. — Голову положи на моё плечо и не елозь задницей. Делаю, как мне велели, и утыкаюсь взглядом прямо в глаза моего хозяина. Он смотрит на меня как-то спокойно, обхватывает руками моё тело и чуть поглаживает кончиками пальцев по рёбрам. Это называется… уютом, наверное. У моего господина как-то очень быстро сменяются желания. Я наслаждаюсь его близостью, а он сидит задумчивый долго, пока не отмирает внезапно и переводит взгляд на моё лицо, а потом на шею. — Откинь голову немного. Выполняю и чувствую, как моей шеи касаются пальцы. У хозяина загораются глаза озорным огоньком. — Я отведу тебя сегодня вечером кое-куда… — видимо, он замечает что-то в моих глазах и добавляет: — Тебе не о чем переживать.***
Я лежу на кушетке в небольшом помещении с чёрными стенами и большими окнами. Напряжённо наблюдаю за действиями незнакомого мне человека, который представился «просто Евгением». Он оборачивает разные вещи в плёнку и крепит малярной лентой, разливает чёрную краску по каким-то очень маленьким стаканчикам, размерами с кончик пальца. Постоянно поглядываю на хозяина, что расположился в кресле слева от меня, потому что боюсь, что останусь один здесь, в чужом месте. Господин всё мне объяснил ещё в машине по дороге сюда: — Мы приедем, и там тебе сделают рисунок на теле. Его создают при помощи иголок, которые вносят краску под кожу, так что такой рисунок не сотрётся со временем. Это называется татуировкой. — Да, мой хозяин, — я старался говорить ровно, но голос всё равно слегка дрогнул. От слов «иголка» и «под кожу» становилось страшно. Господин скосил на меня взгляд, ненадолго отрываясь от дороги. — Мне сказали, что все по-разному переносят боль от создания тату на шее, так что я не могу обещать, будет тебе больно или нет... По крайней мере сеанс продлится немногим больше получаса: рисунок небольшой, — хозяин вздохнул. — Тебе в любом случае придётся потерпеть, понял? — Да, господин. Я уставился на свои колени и, чувствуя себя некомфортно, стал забираться пальцами в дырки на джинсах. Хозяину нравится покупать, а после лично надевать на меня красивую одежду. Он говорит, что «раб — украшение своего господина», а ещё, что «уважающий себя хозяин не оденет своего раба в обноски». Поэтому одели меня сегодня по моде: белый топ с тонкими лямками, белые укороченные джинсы с прорезями на коленках, того же цвета кроссовки, и сверху накинули на плечи тренч цвета хаки, который «так хорошо подходит к твоим глазам». Господин больше всего любит, как на мне смотрится одежда белого цвета. Я помню, как услышал «ты такой невинный в ней». — Держи, съешь, — он протянул мне маленькую шоколадку. Я растерялся, но ответил заученным согласием и взял сладость из хозяйской ладони. Мне подкладывают под шею рулон бумажных полотенец, обёрнутый в плёнку. — Арсений Сергеевич, снимите, пожалуйста, ошейник. — Конечно, — хозяин отрывается от телефона и подходит ко мне. Чувствую касания его пальцев, которые ловко управляются с пряжкой и стягивают с меня кожаную полоску. — Не волнуйся, маленький. Я всё время буду рядом, — он улыбается краешками губ, треплет меня привычным движением по волосам и возвращается к креслу. — Мы делаем наиболее безболезненный вариант из возможных, верно? — говорит Евгений, поворачивает мою голову своими руками в чёрных перчатках, разбрызгивает и растирает по моей шее жидкость, пахнущую, как антисептик. — Да. Он не принимал алкоголь, кофеин, никотин, хорошо спал, утром был полноценный завтрак, и я ему недавно дал шоколадку. — Отлично. Я могу обращаться к вашему подопечному напрямую? — незнакомец в татуировках садится справа от меня на что-то типа табуретки на колёсиках и переставляет какие-то баночки на своём столике. — Да. Можете звать его Антон. Евгений мажет что-то мне на шею, осторожно прислоняет к тому месту бумажку. Держит её недолго, а потом хватается за край и равномерно отсоединяет от увлажнённой кожи. — Арсений Сергеевич, взгляните, как будет смотреться. Хозяин обходит кушетку и подходит ближе с правой стороны. — Мне всё нравится. Шею снова чем-то мажут: на этот раз это какая-то жирная мазь. — Антон, главное — не дёргайся, и, если будет очень больно, обязательно скажи. Я бросаю взгляд на господина: он кивает, подтверждая сказанное парнем. Мастер начинает процедуру. Это больно. Действительно больно, но терпимо. Я отлично чувствую, как по коже ходит острая иголка. Евгений то и дело останавливается, чтобы пройтись по шее салфеткой, а потом снова возобновляет уколы. Всё время я лежу зажмурившись и напрягшись всем телом, лишь иногда открываю глаза, чтобы проверить, рядом ли хозяин. Только под конец сеанса боль немного притупляется. Кожу на месте татуировки отмывают, судя по всему, водой с мылом. — Ну-у, готово. Антон, покажи результат Арсению Сергеевичу. Я спрыгиваю с кушетки, подхожу поближе к своему хозяину и разворачиваюсь правым боком к нему, скромненько складывая руки за спиной. Затаиваю дыхание, во все глаза наблюдая за его реакцией. На лице хозяина расцветает прекрасная улыбка, отчего у меня в районе сердца разрастается клубочек тепла, и я позволяю себе улыбнуться робко. Где-то на фоне заговаривает тот парень, но я не могу осознать и слова из его речи, потому что смотрю в эти волшебные голубые глаза, словно зачарованный. — Я сейчас обработаю тату и наложу заживляющую плёнку. Для ухода вам нужно будет приобрести…***
Хозяин аккуратно отрывает плёнку, которая очень неохотно отходит от кожи. Оставляет на раковине использованную полоску и принимается отмывать шею водой с мылом, опустив мою голову поближе к крану. Пять дней назад господин надел сверху на плёнку мягкий тканевый ошейник, чтобы перекрыть, как я тогда узнал, надпись. Он запретил мне снимать его и пытаться узнать, что под ним. И вот сейчас я стою напротив зеркала и смотрю внимательно на свою шею без всяких ошейников и плёнок. Красиво. Надпись выполнена тонким каллиграфическим почерком и выглядит крайне изящно. Однако теперь, когда я пытаюсь прочесть её, это только мешает. Ещё и текст отображается задом наперёд. Меня пробирает до самых костей, когда до меня, наконец, доходит её смысл. «Собственность А. С. Попова» Меня будто обливает кипятком: враз становится слишком жарко. Я думаю, что испытываю сейчас счастье. Самое настоящее, ничем не замутнённое счастье. Хозяин признал меня своей собственностью, подтвердил свои права на меня, подчеркнул мою подчинённость. Я, такой взволнованный и раскрасневшийся, поворачиваюсь к господину, который всё это время наблюдал за мной, стоя чуть позади. — Тебе понравилось, как вижу, — он ухмыляется, а я не нахожу ничего лучше, как упасть хозяину в ноги и начать выцеловывать стопы. Мои влажные губы беспорядочно блуждают по коже, оставляя мокрые следы, а в каких-то местах я просто провожу линии языком. — Маленький мой, с огнём играешь. Я поднимаюсь губами выше, ведя ими по коже лодыжки, голени, потом по колену, скрытому тканью домашних бриджей, прохожусь по бедру и утыкаюсь, наконец, носом в выпуклость. — Как я могу вас отблагодарить, — говорю шёпотом и провожу языком, предположительно, по яйцам, — господин? Хозяин хмыкает. — Правильные вопросы задаёшь, — он думает какое-то время. — Как моя сучка хочет меня отблагодарить? Я провожу своим носом и приоткрытыми губами по очертаниям полувозбуждённого члена хозяина. — Сучка готова обслужить ваш толстый хер. Самец может заставить сучку глотать. Самец может подмять сучку, начать спариваться и оставить свою сперму глубоко внутри неё. Она обласкает ваш член любой своей дыркой. — Будет ли сучка послушной? — хозяин хватает меня за волосы. — Сучка покорна и безотказна перед своим самцом. Он склоняется ко мне и говорит грубо: — Этим вечером ты будешь принимать в себя моё немалое достоинство, всё ясно, сучка? — хозяин поправляет рукой свой член, обозначая размер. — Да, господин. Сегодня я заснул оттраханный и с улыбкой на лице.