Давай сыграем в любовь

Александр

      Каждый из нас хотя бы раз в жизни задумывался о времени, о том, насколько это понятие странное и как сильно оно загоняет в рамки. Я почти на сотню процентов уверен, что многие хотели бы иметь возможность отматывать потерянные минуты, чтобы вернуться в прошлое и исправить свою ошибку. Мне бы очень хотелось это сделать, даже если бы пришлось продать душу дьяволу и вечность отплясывать джигу на раскалённых камнях.              В детстве я никогда не понимал рвения взрослых быстрее закончить свои дела или успеть куда-то в назначенный час. Когда весь мир кажется тебе таким необычным и необъятным, невозможно ощутить всю ту суть времени, которое так быстротечно.              Часто отмахивался, когда у меня требовали сдать задание в срок или не опоздать на занятия музыкой, напоминая миллионы раз о важности моей собранности и уважении к другим. Но кому нужна учеба, когда тебя ждут друзья, с которыми ты теряешь счёт времени?              — Александр Нильсен! Почему я должен успокаивать мать, пока ты носишься по саду, заставляя нас задерживаться? — грозный голос моего родителя вынуждает коленки дрожать, но добрая улыбка на его лице отгоняет весь страх.              — Но, отец, я был на разведке в тылу врага! — как всегда отстаиваю свою позицию, пока мне на шею наматывают глупую бабочку, что служит удавкой. — А намордник выдадут? — бурчу себе под нос, срывая смешок с губ отца.              — Твой язык слишком длинный, Алекс, даже и не знаю, поможет он тебе в жизни или сделает хуже, — широкая ладонь растрепала мою челку в самый неподходящий момент.              — Ульрик! Я только его причесала! Осталось пять минут до выхода.              Тогда мы даже и не подозревали, что это было последнее наше появление в светском обществе вместе, что запомнилось мне приятным семейным теплом.       Вновь тайно сбежав из специально отведенной для детей комнаты, я с восхищением наблюдал за танцующими родителями, самозабвенно, не замечая для себя, мечтая о таком же в будущем, хоть и много раз фукал в сторону девчонок, когда отец или мама невзначай меня подкалывали.              — На той стороне чисто! — бурчу себе под нос, ползком на животе перебираясь к другому кусту гортензии.              Мокрая трава пачкает голубую толстовку, но мне плевать, когда цель близка. Мужские голоса становятся громче, позволяя услышать план действий и невольно запоминать каждое слово.              Так задумался, что не замечаю наступившей тишины, пока сильная рука за шкирку не поднимает меня над землей.              — Да ты у нас крысой заделался, сын?              — Вообще-то я пришёл помочь! — болтаю ногами, пока меня наконец-то не поставят.              — Александр, почему ты не на занятиях? — отец складывает руки на груди, а я вторю его жесту под едкий смешок друга семьи.              — Весь в тебя, Нильсен, — улыбается мистер Крейд.              — Иди домой, Алекс, — устало проговаривает глава нашего семейства.              — Но, отец…!              — Никаких «но», Александр. Не вынуждай меня жаловаться маме.              Тогда меня вновь «отстранили от дела», игнорируя мои попытки оказать помощь. А ведь я всегда хотел быть похожим на отца, стараясь перенять его привычки, и даже с важным видом рассказывал маме, как отпущу бороду, как только это будет возможно.              Она лишь кивала и улыбалась, вновь прося называть родителя папой, но я не мог. Строгое слово «отец» в моём понимании передавало высшую степень уважения к нему и его занятию. Мне казалось, что стоит сказать «папа» и наши отношения рухнут, ведь он подумает, что я слаб и утратил стержень, который обрёл благодаря нему.              Много раз представлял себя в полицейской форме или роли детектива, спасающего человечество от злодеев. Я часто вершил справедливость, защёлкивая подаренные отцом наручники на руках преступников, даже несмотря на то, что это были просто игрушки, тогда всё казалось взаправду.              Как и тот роковой день.              Слишком огромный энтузиазм движет мной, когда я со всех ног бегу на заброшенный склад, где отец поджидает очередную банду наркоторговцев. Его рация иногда трещит у меня в руке, вынуждая ускориться и не обращать внимание на колющую боль в боку.              Я тогда даже и представить не мог, что после эта боль станет фантомной, напоминая о себе каждый раз, когда я вижу в зеркале светлый длинный рубец на правом боку или стоит мне где-либо задержаться и опоздать.              Всё происходит слишком быстро, удар и кровь бьёт потоком мне в ладонь. Испуганное лицо отца и громкий выстрел, смешавшийся с сиреной.              Белый потолок больницы и бледное, поникшее лицо матери, что не спала несколько суток, проводив мужа в последний путь и просидев над койкой единственного сына.              А потом громкие разговоры о каких-то теориях, что будь у отца лишние пять минут, он бы выжил.              — Но их не было! — кричал я, доказывая свою правоту, в очередной раз отгоняя глупых теоретиков, что считали себя самыми умными на свете и превращали нашу потерю в «красивую» сказку.              Ведь в каком-то смысле они были правы, если бы я бежал быстрее, то точно смог бы ускорить прибытие подмоги. Какие-то пять минут форы и отец бы остался жив.              Возвращаться в эти воспоминания слишком больно, но каждый год, стоит заметить роковое число в календаре, образ отца возникает перед глазами. Он всегда улыбается мне, проговаривая слова напутствия, и похлопывает по плечу.        Горечь от его потери до сих пор вязкой раскалённой смолой растекается по горлу, оставляя после себя выжженную полоску, что вынуждает хрипеть и сдерживать неправильные слёзы, которым иногда удаётся пробиться сквозь выстроенную плотину.              Я пытаюсь быть сильным даже для своего возраста, но достаточно оторвать взгляд от пушистой зелёной травы, как каменное надгробие с именем самого близкого для меня человека напоминает о том, что я все ещё ребёнок. Крепче сжимаю ладонь матери, уже смирившись с потухшим взглядом, а вокруг лишь слышу лживые слова поддержки и упоминания, как всё можно было бы исправить, будь у отца больше времени.              Пять минут.              С того момента я понял, что вся жизнь завязана на чётком распределении всех позиций. Здесь, как в любом виде спорта, будь-то футбол или шахматы, один неверный ход и ты теряешь пол своего состава.               Или же самого сильного игрока, без которого игра просто невозможна.              Переступаю с ноги на ногу и боюсь зайти в кабинет мамы, в котором она сидит уже больше месяца под видом разбора бумаг, но я-то знаю, что это далеко не так.              — Войдите, — хриплый и родной голос разрезает тишину в доме после моего стука.              — Мам, давай посмотрим фильм, как раньше. Бекка приготовила сладкий попкорн, — скрепляю пальцы перед собой, смотря в такие же голубые глаза, замечая в них дикую усталость.              — Хорошо, я подойду через пять минут.              Но не через пять, десять и даже час мама не придёт, с этого дня она станет акулой бизнеса, возьмёт меня в оборот, записывая на всевозможные кружки и дополнительные занятия. Сама создаст мне распорядок дня, чем пробудит моё детское противное нутро, готовое сражаться за любую свободную минуту, чтобы решать самому что и когда делать.              Я всегда хорошо учился, что бы не приходилось делать, огромная оценка «отлично» сверкала в моих табелях и на всех проектах. Количество сил и денег, что были вложены в моё образование, сыграли важную роль в университете, где любое задание было для меня обычным развлечением на пару минут.               Своим умением быстро решать задачи я прославился среди преподавателей, а после и ещё больше девчонок стали интересоваться мной, заметив, что я не только красив, но и умён. Было даже сложно справиться с таким наплывом. Однако одно я знал точно — никаких серьёзных отношений. Мне хватило примера матери и отца, чтобы убедиться, что любовь способна не только окрылять, но и уничтожать полностью.              Поэтому, отбросив все лживые надежды на счастливое будущее, я погружался в мир похоти и разврата, параллельно заканчивая и сдавая все проекты в срок.              Бок противно колет, когда я несусь вверх по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней, чтобы успеть к самому противному преподавателю по финансам. Опоздать на пару Миссис Миллер равносильно поджогу конституции в зале суда или Библии около храма, отплясывая с пентаграммой. Тут даже моя отличная успеваемость не поможет, если я не ускорюсь ещё на пару километров в час.              — Твою мать, куда ты прёшь? — врезаюсь в какого-то потерянного паренька, что потирает лоб после столкновения.              — Это ты за дорогой следи, гонщик недоделанный! — шипит азиат, кидая в меня злой взгляд.              — О, если ты опаздываешь на харакири, то могу устроить его тебе сам, но только после того, как Миллер сделает это со мной, — бросаю через плечо и продолжаю свой забег, крепче сжимая лямку портфеля, перетягивая боль с бока в руку, что, кажется, уже побелела от напряжения.              — Миллер? Я тоже к ней. Ты из группы В15/1? — запыхавшийся паренёк нагоняет меня.              — Да.              — Я ищу аудиторию уже пятнадцать минут, помоги.              Киваю, потащив парня за собой, даже не подозревая, что моё опоздание послужило началом настоящей и крепкой дружбы.              — Мистер Нильсен, отлично, вы привели студента по обмену, присаживайтесь, — проговаривает старая женщина в своём противном персиковом костюме, когда мы залетаем в аудиторию, чуть ли не срывая двойные двери с петель.              Растерянно киваю и плетусь на своё место, вздрагивая, когда рядом со мной приземляется мой новый товарищ.              — Сэмюэль Макото. Можно просто Сэм, — темноволосый протягивает мне ладонь, а я ухмыляюсь и отвечаю рукопожатием.              — Александр Нильсен. Можно просто Алекс.              Может, в тот момент моё опоздание было заложено судьбой, подарив мне настоящую поддержку и опору в виде крепкого дружеского плеча. Однако это было последнее опоздание, потому что в тот самый же день мне пришла идея, что по сей день живёт и кормит меня.              Заняться судостроением было чем-то вроде «а почему бы и да, что я теряю». В первый же день я заявил матери о своих планах, на что она дала добро, но поставила условие об окончании обучения, за что я ей благодарен, ведь, распылившись на всё сразу, у меня бы ничего не вышло.              Только чёткий план действий и собранность способны помочь мне достигать вершин. Так было всегда и должно продолжаться, чтобы я не разочаровал отца своим провалом.       Откидываюсь на спинку мягкого кресла и прохожусь взглядом по залу, что заполнен людьми, внимательно следящими за каждым моим движением.              — Мистер Нильсен, как? Как вы достигли этого, ведь вам всего двадцать пять? — слишком фальшиво и наигранно произносит блондинка в строгом костюме, но со слишком глубоким декольте.              Кажется, это моё первое и последнее интервью в студии.              — Главное — иметь цель, гореть своей идеей и построить чёткий распорядок дня, — спокойно проговариваю, небрежно стуча пальцами одной руки по подлокотнику.              — Хотите сказать, что чёткий распорядок поможет многим догнать вас?              — Вы точно не догоните, — ухмыляюсь, кинув хмурый взгляд на ведущую. — Из всех перечисленных пунктов вы зацепились лишь за последний. То есть даже структуру моего ответа уловить не смогли, как тогда построите чёткий план?              Однако я до сих пор не могу поверить, что смог достичь такого, лишь использовав в качестве первоначального капитала часть своего наследства, что долго залёживалось на счету. За какие-то четырнадцать лет моя жизнь стала практически прописана по секундам. Я знал где буду через час, два, месяц. Это позволяло не задумываться о каких-то рутинных мелочах и не ошибиться.              — Вы задержались, — строго бросаю, смотря на очередного потенциального инвестора.              — Пробки, — мужчина пожимает плечами и собирается сесть в кресло напротив.              — До свидания, — вычёркиваю его имя из списка, как и вычеркнул остальной десяток.              Я выпроваживал всех, кто опаздывал, потому что какое доверие может быть к человеку, если он не ценит чужое время?              Смотрю на девушку и не понимаю, чем она меня так цепляет. Она полная моя противоположность: взбалмошная и с явными поехавшими мозгами. Но чем-то она притягивает. Иначе почему каждый раз я нахожу оправдания её проколам и опозданиям, ссылаясь на относительно хорошо выполненную работу?              Она напоминает мне весну, не ту роковую, что повлекла за собой страшную цепочку событий, а жгучую и страстную, как последние дни перед началом лета, когда хочется на пару часов забыть о всех делах и окунуться в омут с головой.              Одна её манера вздёргивать нос вынуждает оставить её на работе.              — Мистер Нильсен, вот, — она вновь протягивает мне свой цветастый ежедневник, который так бесит, но стоит заглянуть в сверкающие изумруды, как мозг начинает жить своей жизнью.              И зачем я это терплю?              Воспоминания бешеным вихрем проносятся у меня перед глазами, вынуждая несколько раз потрясти головой, чтобы отогнать их. Сегодня я опять готовлюсь к самому ужасному дню в жизни, что напомнит о себе, стоит прикрыть глаза.              Плетусь по длинному коридору, наблюдая за Риком, весело опережающим меня, зная куда я направляюсь. Он путается под ногами, утыкаясь мокрым носом в ладонь и пропихивая в неё игрушку.              — Мы только что гуляли, ты успокоишься? — улыбаюсь, открыв дверь в спальню, чем сразу отвлекаю собаку от мяча. — Нет, — шиплю я, когда питомец залетает в комнату и сразу же упирается передними лапами в матрац, норовясь запрыгнуть. — Нельзя.              Рик несколько секунд смотрит то на меня, то на постель, но всё же сдаётся под моим серьёзным взглядом и, фыркнув, отправляется на подстилку.              — Агата, вставай, — присаживаюсь на край кровати, проходясь подушечками пальцев по нахмуренному лбу возлюбленной.              — Ещё пять минут, — сонно бросает, а сквозь меня словно несколько сотен вольт проходит. — Полежи со мной.              Пять минут. Пять минут. Пять минут.              Ведь даже тогда я мог упустить Агату. Замешкавшись на пару минут дольше, не успел бы обзвонить всех и девушка улетела бы в Англию. Да, возможно, мы пересеклись бы в особняке Аннет, но какова была вероятность, что брюнетка захотела бы меня видеть?              Слишком много «бы» и слишком много неуверенности в этих событиях.              Но сейчас она здесь. Какой тогда смысл придерживаться расписания, если моя жизнь лениво выглядывает из-под одеяла, морща веснушчатый нос из-за солнечного зайчика, что прыгает по лицу от маленького зеркальца в нашей спальне.              — Хорошо, но только пять минут, — забираюсь в постель, сразу оказываясь в объятиях любимой женщины, что оставляет поцелуй на щеке и практически моментально проваливается в сон, утянув за собой.              Мне больше некуда спешить, ведь мой покой удобнее устраивается на моей груди, срывая с губ слова вечной любви.              В этом году папа пришёл ко мне в последний раз, нежно улыбнувшись и благословив, увидев рядом практически мою невесту.              Если она согласится, конечно.